Наконец, в один прекрасный день мы вступили в тихий лиман маленькой Рио-Эскандидо. Три мили мы ползли вверх по течению, нащупывая узкий канал между мелями, заросшими до краев гигантскими деревьями и беспорядочной растительностью. Затем наш свисток издал легкий трубный звук, и через пять минут мы услышали ликующий крик: Карлос, мой храбрый Карлос Квинтана с треском пробился через заросли; он кричал и с безумной радостью размахивал своей шляпой. На расстоянии сотни ярдов находился его лагерь, где нашего прибытия ждали триста отборных патриотов Эсперандо. Карлос уже месяц, как обучал их там военной тактике и прививал им дух революции и свободы.
- Мой капитан, compadre mio! - кричал Карлос, пока спускали мою лодку. - Если бы вы видели их в поротном строю, когда они идут колонной или маршируют по четыре в ряд! Они великолепны! А как они владеют оружием!.. Но, увы, нам приходится довольствоваться только бамбуковыми палками. Ружья, capitan, скажите, что вы привезли ружья!
- Тысячу винчестеров, Карлос! - закричал я ему. - И две пушки Гатлинга.
- Valgame dios! - воскликнул он, подбрасывая шляпу на воздух. - Мы сметем весь мир!
В эту минуту Керни упал с борта парохода в воду. Он не умел плавать; команда кинула ему веревку и втащила его обратно на борт. Я поймал его взгляд, полный патетического, но все же бодрого и бесстрашного признания своей несчастной звезды. Я сказал себе, что его, может быть, следует избегать, но им нельзя не восхищаться.
Я отдал приказание немедленно выгрузить оружие, амуницию и провиант. Это удобно было сделать при помощи пароходных шлюпок, за исключением двух пушек. Для переправки их на берег мы везли с собой в трюме большую плоскодонную лодку. Я тем временем отправился с Карлосом в лагерь и сказал солдатам небольшую речь на испанском языке; они выслушали ее с энтузиазмом; после этого Карлос угостил меня вином и папиросами в своей палатке. Затем мы вернулись к реке, чтобы взглянуть, как идет разгрузка.
Ружья и припасы были уже выгружены на берег, и команды людей, под наблюдением низших офицеров, перетаскивали их в лагерь. Одна из пушек была благополучно доставлена на берег. Другую, когда мы подошли, только что пытались перекинуть через борт. Я заметил Керни, который летал взад и вперед по палубе; казалось, что у него честолюбия хватит на десятерых, а работал он за пятерых. По-видимому, его усердие хлынуло через край, когда он увидел Карлоса и меня. Конец каната свободно болтался откуда-то с такелажа, Керни порывисто кинулся вперед и ухватился за него. Раздался треск, шипение, появился дым от положенной пакли, и пушка упала, как гиря, пробила дно плоскодонки и исчезла в двадцати футах воды и пяти футах тины.
Я повернулся спиной к этой сцене. Я слышал громкие крики Карлоса, как бы вызванные чрезмерным горем, слишком острым для слов. Я слышал жалобное ворчание команды и проклятия Торреса, шкипера, но я был не в силах видеть это.
К ночи в лагере был восстановлен некоторый порядок. Военная дисциплина не соблюдалась здесь слишком строго, и солдаты собрались группами вокруг обеденных костров, играя в азартные игры, распевая песни или обсуждая с болтливым оживлением возможности похода на столицу.
В мою палатку, которую раскинули для меня по соседству с моим старшим лейтенантом, вошел Керни, неукротимый, улыбающийся, с блестящими глазами; на нем не было заметно следов от ударов, нанесенных ему несчастной звездой. У него был, скорее, вид знаменитого мученика, испытания которого были столь возвышенны и так прославлены, что он заимствовал от них некоторый блеск и престиж
- Ну, капитан, - сказал он, - я думаю, вы понимаете, что Керни-Злосчастье еще не потонул. Ужасно досадно с этой пушкой. Ее нужно было отвести только на два дюйма от поручней; вот зачем я схватился за этот канат… Кто бы мог подумать, что моряк - будь это хоть сицилийский увалень на корыте для перевозки фруктов, - способен закрепить канат простым узлом? Не думайте, капитан, что я пытаюсь снять с себя ответственность. Всему виной мое счастье.
- Есть люди, - сказал я серьезно, - которые проводят жизнь, сваливая на счастье и случай все ошибки, которые происходят по их вине и неопытности. Я не говорю, что вы такой человек. Но если все ваши неудачи можно свести к этой крошечной звезде, нам надо как можно скорее ввести в наших университетах кафедру моральной астрономии.
- Величина звезды не имеет значения, - сказал Керни. - Все дело в ее качестве. Это совсем как с женщинами. Поэтому они дали большим планетам мужские имена, а маленьким звездам - женские, чтобы выйти сухими из воды, когда дойдет до дела. Допустим, они назвали бы мою звезду "Агамемноном", или "Биллом Мак-Карти", или чем-нибудь в этом роде вместо Фебы. Каждый раз, когда один из этих старых хрычей коснулся бы кнопки бедствий и послал бы мне по беспроволочному телеграфу какую-нибудь из моих невзгод, я мог бы поговорить с ним и высказать ему свое мнение в соответствующих выражениях. Но вы не можете быть хамом по отношению к даме.
- Вам нравится острить над этим, Керни, - сказал я не улыбаясь, - но мне не до шуток, когда я подумаю, что мой Гатлингс завяз в речной тине.
- Что касается этого, - сказал Керни, сразу бросая легкий тон, - я уже сделал все, что мог. У меня есть некоторый опыт в подъеме плит в каменоломнях. Мы с Торресом приготовили канаты. Мы вытащим пушку на твердую почву завтра до полудня.
Невозможно было долго оставаться в контрах с Керни-Злосчастьем.
- Мы еще раз, - сказал я ему, - обойдем этот вопрос о счастье. Есть у вас какой-нибудь опыт в муштровке новобранцев?
- Я был старшим сержантом и инструктором, - сказал Керни, - в чилийской армии в течение года. И еще год был капитаном артиллерии.
- Что сталось с вашей командой? - спросил я.
- Все до одного убиты, - сказал Керни, - во время восстания против Балмаседы.
Злоключения человека, родившегося под несчастной звездой, представлялись мне больше с комической стороны. Я откинулся на свою койку, покрытую козьей шкурой, и смеялся до того, что чаща крутом задрожала. Керни усмехнулся.
- Я ведь говорил вам, как обстоит со мной дело, - сказал он.
- Завтра, - сказал я, - я отряжу сотню человек, и вы будете обучать их стрельбе и эволюциям в ротном строю. Вы получите чин лейтенанта. Но только, ради бога, Керни, - убеждал я его, - постарайтесь побороть это суеверие, если это можно так назвать. Невезенье, как и всякий другой гость, предпочитает идти туда, где его ожидают. Выбросьте звезды из головы. Считайте Эсперандо вашей счастливой планетой.
- Благодарю вас, капитан, - спокойно сказал Керни, - рад стараться.
В полдень, на следующий день, согласно обещанию Керни, затонувший Гатлинг был извлечен. Затем Карлос Мануэль Ортис и Керни (мои лейтенанты) роздали солдатам винчестеры и начали обучать их. Мы не стреляли, даже холостыми патронами, так как берег Эсперандо самый тихий в мире и мы не хотели, чтоб до ушей правительства дошли сведения о наших приготовлениях.
Днем прибыл верховой на муле с письмом ко мне из Агуас Фриас от дона Рафаэля Вальдевиа. Когда я произношу имя этого человека, за ним неудержимо льются у меня восхищенные отзывы о его величии, благородной простоте, о его выдающемся гении. Он был путешественником, изучавшим людей и правительства, ученым, поэтом, вождем, солдатом, стратегом и кумиром населения Эсперандо. Он в течение многих лет удостаивал меня своей дружбой. Я первый внушил ему мысль, что он должен оставить после себя в виде памятника новое Эсперандо, страну, освобожденную от власти беспринципных тиранов, народ, осчастливленный и обогащенный мудрыми и беспристрастными законами. Когда он согласился, он предался этому делу с неутомимым рвением, которое он вкладывал во все свои начинания. Хранилища его больших богатств были открыты для тех из нас, кому были доверены скрытые пружины заговора. Его популярность была так велика, что заставила президента Круза предложить ему портфель военного министра.
- Время настало, - сообщал дон Рафаэль в своем письме.
Он предсказывал несомненный успех. Народ уже начинал публично протестовать против насилий Круза. Толпы граждан уже бродили в столице по ночам, бросая камни в общественные здания и выражая свое недовольство. Бронзовой статуе президента Круза в Ботаническом саду накинули на шею веревку и сбросили ее с пьедестала, Оставалось только появиться мне с моим войском и тысячью винтовок, а ему выступить вперед и объявить себя спасителем народа, чтобы низложить Круза в течение одного дня. От правительственного войска в шестьсот человек, расквартированного в столице, можно было ожидать только формального сопротивления. Страна принадлежала нам. Он предполагал, что мой пароход к этому времени прибыл в лагерь Квинтаны. Он предлагал для выступления день восемнадцатого июля. Это даст нам шесть дней сроку, чтоб собрать лагерь и двинуться на Агуас Фриас. В ожидании этого дон Рафаэль оставался моим искренним другом и compadre en la causa de libertad.
Утром четырнадцатого мы двинулись в поход по направлению к окаймлявшему море горному хребту; тропа в шестьдесят миль длиною должна была привести нас в столицу. Винтовки и припасы мы нагрузили на вьючных мулов. Двадцать человек, приставленных к каждой из пушек Гатлингса, легко катили их по плоским низинам. Наши войска, хорошо обутые и накормленные, шли бодро и охотно. Я и мои три лейтенанта ехали верхом на сильных местных горных пони. Не доходя одной мили до лагеря, один из вьючных мулов заартачился, выбился из строя и свернул с тропинки в чащу. Проворный Керни быстро помчался ему наперерез и перехватил его. Он поднялся на стременах, высвободил одну ногу и угостил непокорное животное здоровым пинком. Мул споткнулся и с шумом упал боком на землю. Когда мы собрались вокруг него, он поднял на Керни свои огромные глаза с почти человеческим взглядом и околел. Это было плохо; но еще хуже, по нашим понятиям, было связанное с этим второе несчастье: часть поклажи мула состояла из ста фунтов самого лучшего кофе, которое можно получить в тропиках. Мешок лопнул, и драгоценная коричневая масса рассыпалась в густой заросли, которою было покрыто болото. Чертовское несчастье! Когда вы отнимаете у жителя Эсперандо его кофе, вы уничтожаете его патриотизм и пятьдесят процентов его ценности как солдата! Солдаты начали сгребать драгоценное вещество, но я отозвал Керни на несколько шагов, чтобы нас не могли услышать. Мера моего терпения была переполнена. Я вынул из кармана пачку денег и вытащил несколько кредиток.
- Мистер Керни, - сказал я, - это деньги дона Рафаэля Вальдевиа, которые я трачу на его дело. Я сейчас окажу ему самую большую услугу. Вот сто долларов. Счастье или несчастье, но мы с вами должны расстаться. Звезда или не звезда, но катастрофы, по-видимому, идут за вами хвостом. Возвращайтесь на пароход. Он остановится в Амстане, чтобы разгрузить лес и железо, а потом пойдет обратно в Новый Орлеан. Передайте эту записку шкиперу, чтоб он принял вас на пароход.
Я написал несколько слов на листке, вырванном из записной книжки, и сунул его вместе с деньгами Керни в руку.
- Прощайте, - сказал я, протянув ему руку. - Не думайте, что я недоволен вами, но в этой экспедиции нет места для, ну, скажем, сеньориты Фебы. - Я сказал это с улыбкой, стараясь смягчить удар. - Желаю вам, чтобы ваше невезенье прекратилось.
Керни взял деньги и записку.
- Это было только легкое прикосновение, - сказал он, - я только чуть-чуть подтолкнул его кончиком сапога. Но не все ли равно? Этот проклятый мул околел бы, если бы я смахнул пыль с его боков пуховкой от пудры. Таково мое счастье. Что делать, капитан… мне очень хотелось бы участвовать вместе с вами в этой маленькой схватке в Агуас Фриас. Полный успех вашему делу!
Он повернулся и пошел обратно не оглядываясь. Поклажу с злополучного мула переложили на пони Френсиса Керни, и мы продолжали путь.
Мы шли четыре дня по холмам и горам, переходя вброд ледяные потоки, проходя по крошившимся под нашими ногами карнизам скал, поднимаясь ползком на скалистые обрывы над чудовищными безднами, пробираясь, еле переводя дух, по шатким мостам, пересекавшим бездонные пропасти. Семнадцатого вечером мы расположились лагерем у маленькой речки на голых холмах в пяти милях от Агуас Фриас. На заре мы должны были двинуться дальше. В полночь я стоял у моей палатки, вдыхая чистый холодный воздух. Звезды ярко сияли на безоблачном небе, придавая ему его настоящий вид безграничной глубины и отдаленности, если смотреть на него из туманной тьмы запятнанной земли. Планета Сатурн находилась почти в зените; я с полуулыбкой созерцал зловещую красную искру ее коварного спутника, демонической звезды несчастного Керни. Затем мои мысли перекинулись через холмы к сцене нашего грядущего торжества, где героический и благородный дон Рафаэль ожидал нашего прибытия, чтоб зажечь новую и блестящую звезду на политическом горизонте Эсперандо. Я услышал в высокой траве справа от меня легкое шуршание. Я обернулся и увидел, что ко мне направляется Керни. Он был оборван, вымок от росы и хромал. Его шляпа и один сапог исчезли. Он обернул вокруг одной ноги какое-то изделие из холста и травы. Но он приближался с видом человека, который достаточно уверен в своих заслугах, чтоб стать выше нелюбезного приема.
- Что ж, сэр, - сказал я, холодно глядя на него, - если у нас еще кое-что сохранилось, я не вижу причины, почему бы вам не удалось теперь окончательно уничтожить и погубить нас.
- Я отстал от вас на полдня пути, - сказал Керни, вытаскивая из прикрытия своей хромой ноги камень, - чтобы моя неудача не коснулась вас. Я не мог поступить иначе, капитан; я непременно хотел участвовать в этой затее. Довольно тяжелая была прогулка, в особенности в рассуждения продовольствия. В низинах, положим, я всегда находил бананы и апельсины, но выше было тяжелее; но ваши люди оставили много козлятины на местах стоянок. Вот ваши сто долларов, капитан. Позвольте мне участвовать в завтрашней драке?
- За сто сотен долларов я тоже не согласился бы, чтоб мои планы теперь встретили затруднение, - сказал я, - все равно, будет ли оно вызвано зловредными планетами или промахами простых смертных. Но на расстоянии пяти миль от нас находится Агуас Фриас и дорога свободна. Я сомневаюсь, чтоб Сатурн и все его спутники могли бы теперь испортить наш успех. Во всяком случае, я не выгоню ночью такого усталого путника и бравого солдата, как вы, лейтенант Керни. Там, у самого яркого костра, палатка Мануэля Ортиса. Вызовите его и скажите ему, чтоб он снабдил вас пищей, одеялами, одеждой. Мы двинемся в путь с зарей.
Керни кратко, но чувствительно поблагодарил меня и удалился. Едва он отошел на двенадцать шагов, как внезапная вспышка озарила окружающие холмы; зловещий, все растущий шипящий звук, как от выбивающегося пара, наполнил мои уши. Затем последовал гул, как бы от далекого грома, с каждой минутой усиливавшийся. Этот ужасающий шум завершился страшным взрывом, от которого пошатнулись горы, как при землетрясении; иллюминация усилилась до такого ослепительного блеска, что я закрыл глаза руками, чтобы сохранить их. Я думал, что настал конец мира. Я не мог представить себе естественное явление, объясняющее это. Мой рассудок колебался. Оглушительный взрыв растворился в глухом гуле, который предшествовал ему, и в этом гуле я расслышал испуганные крики моих солдат, скатившихся со своих лежанок и безумно носившихся взад и вперед. Я также услышал резкий звук голоса Керни, кричавшего: "Они обвиняют в этом меня… Черт знает, что это было, но у Френсиса Керни объяснений не ищите".
Я открыл глаза. Горы были на своем месте, темные и прочные. Значит, это не было извержением вулкана или землетрясением. Я взглянул на небо и увидел нечто похожее на хвост кометы, пересекавшее зенит, направляясь к западу. Этот огненный след с каждой минутой становился бледнее и уже.
- Метеор! - громко закричал я. - Падение метеора! Опасности нет!
Затем все звуки потонули в громком ликовании, вырвавшемся из груди Керни. Он поднял обе руки над головой и стоял на цыпочках.
- Феба исчезла! - кричал он во все горло. - Феба лопнула и отправилась ко всем чертям. Взгляните, капитан, эта маленькая красноголовая ведьма разлетелась на кусочки. Она, видно, нашла, что не так-то легко справиться с Керни, и так раздулась от злобы и подлости, что у нее котел лопнул. Я больше не буду Керни-Злосчастьем. О! Будем веселиться!
Ванька-встанька на стенке сидел, Ванька лопнул, потом околел!
Я с удивлением посмотрел наверх и нашел Сатурн на его месте. Но маленькая красная мигающая искра в его соседстве, на которую Керни указал мне, как на свою несчастную звезду, исчезла. Я видел ее там всего полчаса назад; она, вне всякого сомнения, была сброшена с неба одним из этих ужасных, таинственных спазмов природы.
Я хлопнул Керни по плечу.
- Мой мальчик, - сказал я, - пусть это расчистит вам дорогу. По-видимому, астрологии не удалось покорить вас. Надо снова составить ваш гороскоп, назначив вашими путеводными звездами мужество и честность. Я поручусь, что вы победите. Теперь идите в палатку и ложитесь спать. "С зарей" - наш лозунг.
Восемнадцатого июля, в девять часов утра, я въехал в Агуас Фриас рядом с Керни. В чистом полотняном костюме, со своей военной выправкой и острым взглядом, он казался идеалом борца-авантюриста. Я представлял себе его верхом, в качестве командира отряда телохранителей президента Вальдевиа, когда посыплются награды от нового правительства.
Карлос следовал за нами с войском и снаряжением. Он должен был остановиться в лесу за чертой города и сидеть там, пока не получит приказа о выступлении. Мы с Керни проехали по Калле Ануа, направляясь к резиденции дона Рафаэля в другой части города. Проезжая мимо роскошного здания университета Эсперандо, я увидел в открытом окне сверкающие очки и лысую голову герра Берговитца, профессора естествоведения и человека, преданного дону Рафаэлю, мне и нашему делу. Он приветствовал меня рукой и своей широкой, ласковой улыбкой.
В Агуас Фриас не заметно было признаков возбуждения. Люди бродили по городу так же спокойно, как всегда; рынок был переполнен женщинами с непокрытыми головами, покупавшими фрукты и "carne", со дворов трактиров доносилось бряцание гитар. Мы могли убедиться, что дон Рафаэль ведет осторожную, выжидательную игру. Его "residencia" была большим, но низким зданием, окруженным большим двором, засаженным декоративными деревьями и тропическими кустарниками. У дверей появилась старуха и сообщила нам, что дон Рафаэль еще не встал.
- Передайте ему, - сказал я, - что капитан Малонэ и его друг хотят немедленно его видеть. Он, может быть, заспался.
Она вернулась с испуганным видом.
- Я кричала ему, - сказала она, - и звонила в звонок много раз, но он не отвечает.