ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГУБЕРТА. Летом 2000 года уехал в США мой питерский дядюшка, оставив мне в распоряжение свою комнату в коммунальной квартире на Васильевском острове - при условии, что я возглавлю его мелкий издательский бизнес, приносящий ежегодный доход в несколько тысяч долларов. Эта перспектива пришлась мне чрезвычайно по сердцу: Москва с ее купеческим шумом и место преподавателя французского языка, дающее мизерный доход и комнату в общежитии, надоели мне до чрезвычайности. Но еще более мне надоела моя жена, работавшая лаборанткой на кафедре психологии. Последнее время она как-то изменилась: выказывала странное возбуждение во время просмотра программы о путешествиях, иногда я заставал ее за самоучителем малайского языка, а это шло вразрез с установленным характером персонажа, которого ей полагалось у меня играть, - кроткой бесцветной жены ученого супруга.
Когда я ее уведомил, что мы скоро переезжаем в Санкт-Петербург, она приуныла и задумалась. Я объяснял отсутствие у нее энтузиазма необходимостью бросить привычный быт, что так страшит любого обывателя.
Но позже мне открылась страшная правда: она подала заявку на участие в реалити-шоу "Последний герой", и, как выяснилось, ее приняли. Я был взбешен и немедля уехал из Москвы один. О, я был отмщен. Во время ловли рыбы руками она перепутала съедобную рыбу с сомиками кандиру, которые выпили всю ее кровь. Меня это не удивляет, ведь атлас ядовитых и опасных экзотических рыб я увез с собой. С детства люблю все экзотическое и ядовитое.
Владимир звонит в дверь. Ему открывает соседка дядюшки, приземистая брюнетка с большим бюстом и отчетливыми усиками над верхней губой. Ее зовут Ривекка Гейз. В ярко накрашенных губах она сжимает длинную коричневую сигарету. Она - литературный критик. Большая часть ее зарплаты уходит на нейролептики.
ГЕЙЗ (хриплым голосом). Ты - Вова. Я про тебя все знаю. Пойдем, я тебе квартирку покажу, глядишь, и не захочешь тут жить.
Владимир идет за ней подлинному, заваленному хламом коридору, спотыкается о ржавый велосипед, и в тот же миг ему на голову со шкафа падает подшивка журналов "Молодая гвардия" за 1980 год.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГУБЕРТА. "Вон отсюда! Немедленно вон!" - мысленно кричал я себе, увидев ржавую ванну, в которой к смесителю был привинчен шланг без душевой насадки. Я припомнил, как одна опытная московская проститутка объясняла, что, отвинтив насадку, можно максимально быстро подготовиться к анальному сексу. Я же после одного неудачного дежурства по общежитию испытывал к анальному сексу противоречивые чувства. Институтская учтивость заставляла меня, однако, длить пытку.
ГУБЕРТ. Как я погляжу, у вас бурная половая жизнь, дорогая.
ГЕЙЗ. Это ты про насадку для душа? Ее Ло расколотила. Она как димедрола с водкой нажрется, ей всякое мерещится. Говорила, что насадка на нее пела песни военных лет голосом покойного отца. Вот она с ней и расправилась. А половой жизни у меня нет. Когда умер мой бедный супруг, я поклялась хранить ему верность. О, это так тяжело, я ведь еще молодая женщина. Ло, гадюка, не хочет этого понимать. Ло, выходи, поздоровайся с новым жильцом!
Гейзиха стучит по двери большого старинного шкафа. Из шкафа раздается недовольное шипение. Она морщится и поднимаете пола что-то черное и пыльное. Недовольно буркнув, она швыряет носок сорок пятого размера на шкаф.
ГЕЙЗ. Опять Ло не убрала свои бебехи…
Владимир, заинтригованный таинственной Ло, забирает у Гейзихи ключи от дядиной комнаты и проводит свои дни в налаживании мелкого издательского бизнеса и попытках увидеть Ло. По вечерам пьет водку с еще одним соседом, который отзывается на имя Клер Куилти, - солистом травести-шоу. На все вопросы о Ло Клер не отвечает, мрачнея лицом.
Гейзиха, недовольная их ежевечерними пьяными песнопениями, строчит заявления участковому. Для того чтобы дезактивировать Ривекку, Владимир женится на ней, и участковый перестает рассматривать заявления жены на мужа.
Страшная правда открывается случайно, Клер по пьяни пробалтывается: Ривекка Гейз, одержимая желанием покойного супруга иметь дочь, родила мальчика, но этот факт игнорирует. Она называет мальчика Лолитой - в честь любимой книги мужа. Она одевает его в девические одежды, во время редких приходов гостей прячет его в шкаф и строго-настрого запрещает выходить из него, пока гости не уйдут. Чтобы ребенок не шумел, она поит его водкой с димедролом.
Выросший мальчик поступает на службу в травести-шоу, где известен под псевдонимом Клер Куилти, - ведь ничего, кроме как одеваться в женскую одежду, он не умеет.
Владимир, в котором проснулись гены дальнего родственника, писателя-эмигранта, начинает вести дневник, в котором описывает запутанную историю жильцов квартиры 78.
Гейзиха в момент ремиссии находит дневник Губерта и понимает, что труд всей ее жизни пошел насмарку - у ее дочери есть член, и деваться от этого некуда. Испытывая чувство вины перед отцом Клер-Ло, она пытается утопиться в реке и попадает под катер Рыбнадзора.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ЛОЛИТЫ. Я хочу, чтобы этот сценарий экранизировали. По крайней мере, это будет разрыв чертова колеса сюжета. Я буду ждать.
А пока я мучаю своего создателя, Владимира Владимировича. И такое бывает: умершие писатели сами становятся персонажами. Персонажами написанных кем-то биографий. Они попадают к нам в руки, и мы мстим им настолько, насколько хватает фантазии. Это их личный, персонифицированный ад, из которого нет выхода.
Одетый как девочка-подросток, он бесконечно разыгрывает для меня в лицах этот сценарий московского третьекурсника. И так будет длиться вечно - ведь, как я уже говорила, никто из нас не может себя уничтожить. Мы - бессмертны.
Экран внезапно гаснет; и через секунду по нему бегут с бешеной скоростью символы - буквы, цифры, пиктограммы. Экран загорается опять, ровным голубым светом.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ЛОЛИТЫ. Я смотрю из окна на отъезжающую машину своего бывшего любовника. Я беременна и скоро умру. Я люблю жвачки и чипсы - я вынуждена их любить.
Никакого окна на самом деле нет. Нет потрескавшейся краски на подоконнике, нет чуть искажающего восприятие зеленоватого стекла, нет пыльной дороги с исчезающей точкой автомобиля вдалеке. Да и меня по большому счету нет. И умереть насовсем - не получится.
У меня было время, чтобы понять многое. Все, что у меня есть, - время.
время…
время…
Алексей Сомов
ВСЕ, ЧТО ВЫ ХОТЕЛИ УЗНАТЬ О ВЕСЕЛЫХ ВЕЛОСИПЕДИСТАХ
(но стеснялись спросить)
Дима проснулся не в духе. Если точнее, он просто встал не с той ноги. Он понял это сразу, как только обнаружил под кроватью нечетное количество носков. В такие серые утра носков оказывается либо пять, либо три, причем один гаже другого и крайне трудно подобрать сносную пару. Вот и сидишь, словно какой-то мифический грустный многоногий зверь. Желание одеваться, умываться, бриться и вообще двигаться пропадает сразу и напрочь.
Тем не менее он совершил деловой звонок.
- Алё, Костя. Как там у нас с автоматами? Только десятирублевые? Бэу? То, что надо. Да хрена ли, здесь не столица. По-любому прокатит. Перепрограммировали? А чего так вяло? Мне нужно семьдесят пять процентов, понял?.. Ага. Ну, всё ладом.
Братец Кролик проснулся не то чтобы в духе. Первым делом он осторожно выглянул из-за штор - не видно ли Веселых Велосипедистов? Обычно они появлялись тогда, когда их не ждешь, когда относительно благополучен и счастлив. Визиты В. В. можно было упредить, если постоянно чуть-чуть бояться - всего на свете, равномерно. Сегодня утром Братцу Кролику это замечательно удавалось.
Потом Братец Кролик тоже совершил деловой звонок.
- Привет, сестренка. Слушай, вопрос на засыпку. Вот эти тропические цветы, которые хавают насекомых… Ну, птичек там мелких… грызунов… еще дерьмом пахнут… Как они называются?
- Росянки, - без запинки ответила Сестрица Черепаха. - И не дерьмом вовсе, а падалью. Типа привлекают жертву.
- А-а, - сказал Братец Кролик. - Теперь понятно. А у тебя нет ничего сейчас?
- Нет, ничего нет, - без запинки ответила Сестрица Черепаха.
- Ты за ботаника меня держишь? А? Росянки, твою мать…
- А ты вообще когда-нибудь спрыгивать собираешься? - сердито спросила Сестрица Черепаха и бросила трубу. Но это был риторический вопрос. Поэтому Братец Кролик нисколько не расстроился. Где-то к полудню Сестрица Черепаха сама его вызвонит хоть со дна Марианской впадины, сама чего-нибудь промутит, достанет и сварит.
Он не знал, что Сестрица Черепаха проснулась сильно не в духе.
Дима бодрым шагом прошел через игровой зал. Перемигнулся с оператором: мол, как нынче стрижем баранов? Дима когда-то сам работал на подобной точке и с тех пор взял себе за правило знать весь персонал в лицо. Он был незаносчивый человек.
На душе все-таки скребло. Все-таки Гаруда первый из местных додумался перепрограммировать игровые автоматы на определенное соотношение выигрыш-проигрыш. По идее, это раз плюнуть. Но Гаруда был именно тот парень, который сказал "Поехали!" и махнул рукой. При таком раскладе уже не важно, кто там вышел в открытый космос или посадил в океан станцию "Мир".
Гаруда делал историю на вверенном ему участке. Он больше не вкладывался в инновации - ему хватало. А теперь дешевые машинки образца семьдесят лохматого года, обещанные Костей Казанским, могли запросто создать Гаруде нехилую конкуренцию. Причем на его же, Гарудином, поле.
- Я встряла, - сказала Сестрица Черепаха. - Я встряла. Я просто охрененно встряла.
Она повторяла эту фразу с незначительными вариациями уже целый час. Если в двух словах: мудрая, прожженная Черепаха подсела на шпилевую тему. И оставила в автоматах кучу бабок. Чужих бабок.
С Чужими Бабками вообще всегда возникали трудности. Пока их не трогать, они существуют в качестве сугубо отвлеченных понятий. Но приходит день, когда Чужие Бабки начинают ощутимо жечь задний карман. И вот тут они вырастают в очень даже конкретную величину.
- Типа ты не знала, что это такое, - сказал Братец Кролик с укоризной. - Типа ты не знала, что это хуже, чем гера.
- Давай вернемся к нашей общей проблеме, - сказала Сестрица Черепаха, как взрослая.
- Абсолютно нереально. Ты видела этих охранников? У них у каждого волына.
- Фигня, - сказала Черепаха. - Я за ними наблюдала. Они только колдырей умеют гонять. Коснись чего - сами же первые дадут заднего. Им, знаешь ли, за риск не доплачивают. Это раз. Потом, у них бывают пересменки, когда в зале - только оператор. А знаешь, где они волыны хранят? В раздевалке. В шкафчиках.
- Ну-у, мать, - изумился Кролик. Такая техническая осведомленность его убеждала стопроцентно.
Под столом у Гаруды лежала объемистая туристская сумка с надписью "Shangri L.A." На столе - симпатичный обтекаемый кейс.
- Полная герметизация, - сказал Гаруда по поводу кейса. - Огнеупорный, водо-, свето-, запахо- и прочее непроницаемый. Уникальная комбинация цифр.
Гаруда в инновации не вкладывался, но достижения прогресса ценил.
- Зачем тебе такой? - спросил Дима.
- Кокс возить, - на полном серьезе ответил Гаруда. - Ни одна падла не унюхает.
Наверное, Димино лицо как-то вытянулось или перекосилось, потому что Гаруда заржал:
- Ты чего такой трудный, Дима? Это же переносной несгораемый сейф. Банк, который всегда с тобой.
Гаруда покрутил цилиндрики кодового замка и распахнул кейс. Дима застенчиво отвел глаза.
- Вообще-то деньги для меня - говно, - сказал Гаруда, как бы даже оправдываясь. Дима был в курсе. Тут следовало учитывать размеры доходов босса, чтобы понять, насколько для него мало значат деньги. - Для меня путешествия - НЕ говно. Вот опять в Тибет собираюсь к своему ламе. - Гаруда кивнул на сумку. - И здоровье. И еще человеческие отношения. Например, дружба. А ты, Дима, этим злоупотребляешь. В буквальном смысле гадишь мне в карман. Я тебя насквозь вижу.
Насчет дружбы с боссом Дима тоже был абсолютно в курсе. Это было испытание для нервов. Дима представил себя засунутым в рентгеновскую кабину. Отстраненный голос хирурга говорил в пространство: "Отек правого легкого… перелом ключицы… внутреннее кровотечение…" и прочие приятные вещи. Но тут Гарудин телефон запел "Песню мамонтенка".
- Где? - переспросил Гаруда. - На Сенной? В рот меня мама целовала… Щас буду. - И, не взглянув на Диму, вышел.
Кейс на столе остался… недозакрытым, да. Характерного щелчка, когда срабатывает хитрый кодовый замок, не последовало. Это Дима точно уловил.
- Нет, ну не блядство ли, а? - сказала Сестрица Черепаха. - Почему мне, именно вот мне так не прёт в этой жизни?
Непонятно, к кому она обращалась. Вероятнее всего, к мертвому оператору, распростертому на полу в темной луже. Братец Кролик отчетливо увидел, как оператор приоткрыл один мертвый глаз и сказал:
- Ну не прёт - так не прёт… Такие дела, мать.
- Надо валить, - сказал Братец Кролик. Его трясло.
- У тебя опять глюки? - спросила Сестрица Черепаха.
- Если бы только они, - сказал Братец Кролик. - Хуже. Посмотри вокруг.
В зале были люди. Старый поц в дешевом сером костюме, похожий на подопытную мышь, чудом сбежавшую из лаборатории. По всем признакам - хронический шпильман. Такие готовы просаживать пенсию на самую тяжкую синтетическую дурь типа "Аладдина".
И еще один - молодой, здоровый, в камуфляжных штанах, с каким-то жвачным лицом. Где-то приблизительно вторая стадия.
Самое интересное, что оба смотрели на Братца Кролика без страха. В их глазах читался детский восторг.
- Значит, ты будешь Братец Енот, - сказала Черепаха. - А ты… ага, Братец Опоссум.
- Почему сразу Опоссум? Я тридцать лет отдал средней школе. Я заслуженный учитель, - обиделся старикан.
- Сказки дядюшки Римуса надо читать, - сказал Братец Кролик и вытер со лба горячий пот. - У меня сейчас башню сорвет… вот, снова.
Веселые В., свободно проницая обтекаемые бока автомобилей, вырулили на перекресток. То, что Велосипедисты куда более реальны, чем весь городской транспорт, город - дома, деревья, тротуары, рекламные щиты - и он сам, для Братца Кролика не было новостью.
- А оружие нам дадут? - спросил камуфляжножвачный детина.
- Дурдом, - сказала Черепаха - И по ходу, мы тут еще более-менее нормальные, Братец Кролик.
Только за боссом хлопнула дверь, зазвонил Димин телефон.
- У тебя как с метеочувствительностью? - спросил Костя Казанский.
- Да вроде ничего, - осторожно ответил Дима. - А что это такое?
- Очко к непогоде не ноет?
- Нет.
- А, ну тогда все в порядке.
Костя говорил каким-то новым тоном. Очень подозрительным тоном.
- Ты это, - заторопился Дима. - Ты к чему?
- А к тому, что бери ноги в руки и рви оттуда, где ты находишься. Вот прямо сейчас.
- Надо Гаруду предупредить, - начал было Дима.
- Ага, давай. Давай-давай, шестерка.
Дима понял, чем его так насторожил Костин голос. В нем была власть. И еще в нем было торжество. Странно, но Диме это нравилось.
- Бабосов там много? - продолжал Казанский.
- Не, - сказал Дима, глядя на кейс. - Нету. Совсем. Ты мне объясни, что случилось?
- Смена караула. Король мертв - да здравствует король. Пост сдал - пост принял. Ты мне еще должен будешь за то, что я тебя предупредил, понял? - Все-таки загадочно выражался нынче Костян. Тут в трубке послышались какие-то посторонние звуки, шум, возня и несколько одиночных хлопков. Вроде тех, какими по субботам в актовом зале учреждения ПЧ/ЯЧ № 78–09 награждали заезжих артистов сцены. Потом Костя отключился.
- Понял, - сказал Дима в пустоту, и его упавшее сердце взметнулось под горло.
Квартира попалась жирная, хорошо обставленная. На стенах висели увеличенные фотографии в золоченых рамах, изображающие одного и того же человека - с тщательно выбритым черепом, тяжелым подбородком и мускулистым взглядом - в окружении разных людей, в разных интерьерах и ландшафтах. Вот он обнимает двух негритяночек в некоей довольно среднерусской баньке. Он же - на ослепительном песке океанского взморья. Он же - в компании убитого льва.
На одном снимке он стоял рядом с каким-то типом, одетым в лохмотья, на фоне заснеженных гор. Тип был бритоголовый, толстомордый, но что-то сильно неопрятный. Если бы не это, людей на снимке можно было принять за братьев. Выражения лиц у обоих были непривычно благостные, на шеях болтались венки из больших белых, желтых, оранжевых цветов.
Сестрица Черепаха, как в музее, бродила от одной фотографии к другой, вскрикивая: "Ух ты, Лас-Вегас!.. Хард-рок-кафе!.. Большой каньон!.."
Поужинали разогретыми в микроволновке вегетарианскими отбивными. Братец Кролик ворчал:
- Во, буржуазия… Денег им жалко на нормальную жранку, что ли?
- Вы, наверное, читали про этого говнюка, про этого вонючего выродка, - говорил Братец Опоссум, ковыряя спичкой в зубах. - Его звали Укуси Мое Лицо. Он заманивал детишек в безлюдные места… Конфетка, "Дядя Степа" или фишка от "Cheetos"… Он знает, что любят дети… Медленно-медленно так приманкой перед носом… Туда-сюда, туда-сюда. А потом - ам!.. Жертва, само собой, деморализована… Тогда начинается самое интересное:
Короткий рывок.
Обнаженные десны.
Крик.
Крэк.
Крак.
- Не пугай нас, дядя, - сказал Братец Кролик. - Мы же еще маленькие.
Для организованного отступления Диме не хватило ровно одной минуты. На пороге возник Гаруда. Теперь босс потерял значительную часть своего брутального обаяния, как сказал бы Димин психолог. Проще говоря, видок у него был не очень. Как будто он получил телеграмму с приглашением на собственные похороны - VIP-похороны, где будет много нужных людей, так что отказаться нельзя.
- Чем так воняет? - спросил Гаруда, страдальчески морщась. - И, не дожидаясь ответа, буднично продолжил: - Мы в жопе. В "Бонусе" оператора вальнули. Это уже третий.
- Наглушняк? - профессионально осведомился Дима, пытаясь унять дрожь в коленках.
- Вот так - от уха до уха. Красиво, блядь. Чисто.
- Много взяли?
- Да в том-то и дело, что нисколько. Ни копейки. Только-только сдали кассу. Единственное - четыре пушки забрали… Даже обидно. Ведь ни за что замочили пацана. А у меня срок лицензии знаешь когда вышел?
Гаруда вздохнул и снова одарил Диму рентгеновским взглядом.
- Ладно, некогда мне с тобой в Штирлица играть. Вали отсюда и подумай. Хорошо подумай. Помни, кто я и кто ты. И кем ты был. И кем - вернее, ЧЕМ - ты мог стать. Если бы не я… Нет, правда, канализацию прорвало, что ли?
Он взял в одну руку кейс, в другую - туристскую сумку с надписью "Shangri L.A.".
- Короче, накрылся мой Тибет. Поеду домой.
- Я тридцать лет отдал школе, - продолжал Братец Опоссум, раскачиваясь, как пьяный дервиш, из стороны в сторону. - Тридцать лет. Тридцать лет. Я ЗНАЮ, ЧТО НРАВИТСЯ ДЕТЯМ.
Рывок.
Обнаженные десны.
Крик.
- Сука! Вот сука!.. Он мне нос откусил!..
- Не. Вроде не совсем, - сказал Братец Кролик. - Не бзди, сестренка. Тащи бинт и перекись водорода.