Но Элли совсем не хотелось драться. Однако теперь на них все смотрели, и она просто обязана была что-то сделать, что-то сказать. Если не защититься, она будет выглядеть глупо. Или, еще хуже, так, будто ей действительно есть чего стыдиться.
Она снова попыталась вырваться:
– Выпустите меня. Стейси откинула голову:
– Или что? Что сделаешь, сука? Изнасилуешь меня? Она перешла на крик. Подбежали ребята.
– Она мне угрожала, слышали? – рявкнула Стейси, повернувшись к ним. Ее глаза сверкали.
Все больше и больше ребят сбегалось на шум. Элли поплохело. Да что же это такое? Что творится? Ей показалось, что ее сейчас вырвет.
– Отпустите меня.
– С какой радости?
– Ведь я вам ничего не сделала.
– Но ты лживая сестрица ублюдка – вот ты кто! И тут в Элли закипела ярость, как молоко на плите.
– А ты, Стейси? Как назвать ту, кто бросает лучшую подругу, чтобы остаться наедине с парнем?
– Я ее не бросала, а оставила с твоим братцем. Мне-то откуда знать было, что он маньяк?
– Зачем ему было ее насиловать, раз она сама вешалась ему на шею?
– Затем что он педофил и извращенец, как и вся ваша семейка. – Стейси закатила глаза, играя на публику. – Мать твоя с собаками трахается небось.
– Ну да, конечно. – Элли сложила руки на груди. – Что еще скажешь?
– Что ты сука.
– Повторяешься.
– Уродина недотраханная.
– Очень оригинально. – Элли сделала шаг. В голове прояснилось, мысли, горячие и яркие, вспыхивали, как фитили. – Но я хоть не жирная.
Стейси в ужасе оглядела себя:
– Я не жирная!
– Самовнушением занимаешься?
Рядом кто-то рассмеялся, и Элли ощутила неподдельное удовольствие. Стейси облизнула пересохшие губы.
– Ну же, – подначила ее Элли, – неужели ничего больше придумать не можешь? Или на самом деле такая тупая, как кажется?
– Сама тупая.
– Это как это?
– Ботанка. Взгляни на себя, на колготки, на туфли свои дурацкие.
На лице у Стейси был слой крем-пудры цвета загара. По линии скул слой кончался, и виднелась некрасивая пограничная линия. Лоб и нос были покрыты россыпью прыщей. Она вспотела.
Элли пожала плечами:
– Переодеться всегда можно, а вот с твоим лицом что-то сделать, увы, будет сложнее.
И снова хохот.
В ее ушах стучала кровь.
– Но не волнуйся, Стейси. В темноте прыщи не видно. Толпа одобрительно засвистела. Краем глаза Элли заметила, что кто-то пытается пробраться к ним ближе, но другие отталкивают его:
– Дай им разобраться, чувак.
Тут Элли прошлась по поводу фальшивого загара Стейси, ее жирных коленок и дешевых серег из пластика. Вокруг все смеялись. Над Стейси – не над ней. Все ругательства, какие она когда-либо слышала в девчачьих перепалках, вдруг посыпались из ее собственного рта. Скажет первой – значит, Стейси будет уже нечем ответить. Как письмо, написанное отравленными чернилами, – передай дальше или умрешь. Она забрасывала Стейси оскорблениями: мол, той стоит подать в суд на собственных родителей, а если мозги загорятся, не пытаться тушить пожар, нассав в ухо. Толпа лишь подбадривала ее.
Это было похоже на плевки. Набираешь слюны в рот и харкаешь. Плевок остается, а ты уходишь, как ни в чем не бывало. Но Стейси так просто не сдалась. Она схватила Элли за волосы и дернула сильно-сильно. Элли схватилась за голову, чтобы защититься, и тут Стейси ее ударила. Боль пронзила щеку, шея откинулась.
– Ну как, нравится? – прошипела Стейси с перекошенным лицом, брызжа слюной. – Еще хочешь?
Она снова дернула ее за волосы и влепила вторую пощечину.
Тут в голове у Элли что-то выключилось, как будто мозг вдруг размяк. Она утратила дар речи. Нет! Нет! Ей этот спор не выиграть. Все, что Стейси не в силах была сказать, она компенсировала физически.
И тут случилось чудо.
– Учитель идет!
Толпа расступилась, и появился учитель.
– Хватит! – прокричал он. – Стейси Кларк, ты что это устроила?
– Я? Да это не я! – возмутилась Стейси. – Все эта ненормальная!
Но волосы отпустила.
Элли вырвалась, пощупала голову, потом щеку. Открыла один глаз и увидела мистера Морриса, учителя истории.
– Ты как, в порядке? – спросил он.
Голова у нее горела, а мир вокруг словно стал ярче.
– Да, – ответила она.
– Хорошо, потому что тебе придется пойти со мной. Мистер Моррис усадил Элли в приемной директора и
дал ей листок бумаги и ручку.
– Опиши все, что случилось, – велел он. – С самого начала, в подробностях. Я скоро приду.
Стейси он увел с собой. Выходя, та бросила на Элли убийственный взгляд через плечо.
Элли уставилась в листок. Тот менял цвет с кремового на белый, отливал то голубым, то серым. Может, у нее сотрясение мозга? Что, если Стейси ей голову сломала?
Она написала вверху листка свое имя и подчеркнула его. Ручка была синяя.
Потом перевела взгляд на секретарей – их было двое, они сидели за компьютерами и не обращали на нее никакого внимания. На скамейке в фойе увидела бледного мальчика; тот держал на коленях пальто. А за дверьми двор опустел, шум утих – все снова вернулись в классы.
У нее сейчас рисование. Единственный предмет, которого ей так не хватало.
Она снова уставилась на листок бумаги. Он напомнил ей о полицейском участке и двух детективах, что сидели за столом напротив. Хороший коп и плохой. Как же долго они ее расспрашивали. Где ты была? Нет, где конкретно? А с кем был твой брат? Во сколько? Нам нужна только правда, Элли, твердили они.
Что ж, правда была в том, что ей нечего было больше сказать. Она написала это большими буквами на чистом листке бумаги, встала и вышла из приемной. Одна из секретарш на секунду подняла глаза и тут же вернулась к своим делам. Видимо, решила, что Элли недостойна ее внимания. Мальчик в фойе вздрогнул, когда она прошла мимо. Может, стоит залупить ему, чтобы не боялся напрасно? И что с ней тогда сделают? Как низко она может пасть?
Шаркая ногами, она миновала пустой двор,распахнула пальто, взъерошила волосы так, что те разлетелись во все стороны, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и подвернула юбку. Порыв ветра пробрался под подол. Все краски вдруг стали резче: свет солнца, заливающий землю, силуэт одинокой чайки, нарезающей круги над рекой.
На мосту она остановилась. Что-то в ней изменилось. Она ощущала себя нарушительницей, и это было так приятно – словно что-то спящее внутри наконец вырвалось наружу. Как будто она начала жить по-настоящему. Перестала быть русалкой, которая весь день лишь причесывает волосы гребешком и торчит на дурацкой скале. Мысленно она сожгла этот образ в своей голове, наблюдая, как вспыхивают чешуйки и, переливаясь серебром, уходят под воду.
Она восстанет из пламени, как Феникс из "Людей Икс"* – красноглазая и такая злая, что сможет всю Вселенную уничтожить одной лишь силой мысли.
Если уж она стала Фениксом, дальше все возможно.
* "Люди Икс" – комикс и фантастический боевик про людей-мутантов, обладающих экстраординарными способностями.
Одиннадцать
Они одевались, сидя рядом на кровати. Это было похоже на одевание в кабинете врача – как будто оба только что прошли осмотр. Майки закончил первым и теперь сидел на краю кровати, глядя, как Сьенна натягивает туфли. Потом она села рядом и спросила:
– О чем думаешь?
А думал он о жирафах. В зоопарке как-то видел парочку, занимающуюся своими делами. Самец отчаянно пытался забраться на самку и смешно тряс ногами. Он все время соскальзывал, а самка отходила в сторону, жуя веточку, точно не замечала его. Майки раньше казалось, что секс так и выглядит – какая-нибудь девчонка, сжав зубы, только и ждет, пока все кончится. Иногда так и было. Интересно, как Сьенна поступит, если он будет молчать, как долго продержится? Он украдкой взглянул на нее. Волосы у нее растрепались, тушь слегка поплыла. Перед ним словно был совершенно незнакомый человек. Кто ты такая? – подумалось ему. С кем я только что провел этот час?
В конце концов он взял майку и натянул ее.
– Я тебе, что же, больше не нравлюсь?
– Я с другом встречаюсь.
– У тебя же сегодня утром выходной.
Он почесал нос:
– А у нас дела.
– Это что еще значит?
Она протянула руку, чтобы его погладить, но он стряхнул ее и подошел к окну. Выглянул на дорогу – вот бы Джеко поторопился.
– Значит, переспал со мной и теперь убегаешь?
Его охватила злоба. Ну что эти девки вечно вешаются ему на шею?
Она сложила руки на груди:
– Ты просто жалок.
Он вздохнул, проверил сообщения на телефоне. Два. Он и не слышал, как они пришли, – наверное, был слишком занят со Сьенной. Одно от Джеко: мол, он уже ждет снаружи. Второе – с незнакомого номера.
"Все еще хочешь узнать меня получше?"
Вот это да! Такого он никак не ожидал.
– От кого это? – Сьенна потянулась подсмотреть, но он отдернул телефон.
"Значит ли это, что я тебе понравился? " – ответил он.
– Эй, – нахмурилась Сьенна, – от кого это?
Она встала и попыталась вырвать у него телефон, но он поднял руку выше:
– Это личное, не лезь, ясно?
Она упала на кровать и накрылась одеялом с головой.
– Говорил же тебе, что не смогу весь день здесь торчать, – пробормотал он.
Новое сообщение: "Ты ничего". Он улыбнулся и ответил: "Ничего? И это все? " Он убрал телефон. Прошло уже несколько дней, она не отвечала – он уже начал думать, что она ему привиделась. Наклонившись, он погладил Сьенну через одеяло:
– Мне пора. – Она отдернула одеяло и гневно взглянула на него. А он взял табак и зажигалку и протянул руку: – Пойдем покурим на улице, и я пойду.
Джеко уже был на дороге, сидел на крыше машины. Увидев их, помахал рукой.
Майки перегнулся через перила:
– Сейчас подойду, перекурим только.
– Развлекаетесь? Сьенна нахмурилась:
– И ты ему позволяешь так разговаривать?
– Он не со зла.
Джеко усмехнулся, слезая с крыши, открыл дверь машины и взял тряпку. Заботливо протер ветровое стекло, затем наклонился и то же сделал с зеркалами.
– Ты только посмотри на него, – фыркнула Сьенна. – Кроме секса и тачек, больше думать ни о чем не может.
– Он же мужик.
– Он как-то странно на меня смотрит.
– Ты ему нравишься.
Майки подумал, что такой ответ придется ей по душе, но, кажется, ошибся. Она лишь сильнее надулась.
– Мы с тобой потом увидимся?
– Сегодня не могу.
– Могли бы сходить куда-нибудь.
– Мне на работу, а потом в магазин надо зайти.
– Я бы с тобой сходила.
– Нет.
– Так давай попозже зайду к тебе – познакомишь с сестрой.
– Она не хочет никого видеть.
Сьенна разозлилась:
– А ты ее спрашивал? Может, ей приятно, что кто-то придет в гости.
– Если бы ей это было надо, подруг у нее и так навалом.
– Почему не хочешь, чтобы я тебе помогла? Необязательно все делать самому.
Нет, обязательно. Карин и Холли были его семьей, и он принадлежал им. Кроме него, братьев у них не было.
– Кажется, у нас с тобой ничего не выйдет, – сказала Сьенна. – Не понимаю, зачем ты мне.
Ну, слава богу.
Иногда Майки мечтал утопиться – по крайней мере, притвориться, что сделал так. Бросить куртку и телефон на каком-нибудь берегу и уплыть далеко-далеко. Он мог бы стать кем угодно. Начать новую жизнь. Не оплошать на этот раз. Бросив окурок на землю, он затоптал его ботинком:
– Мне пора.
– Уходишь?
Он молча кивнул.
– Если уйдешь сейчас, все кончено. Я серьезно, можешь мне больше не звонить.
Он даже не обернулся.
Двенадцать
– Сообщение от его сестры? – Джеко расхохотался так, что чуть не врезался в дерево. – Ох, дружище, да ты меня просто убиваешь. Тебе правда все нипочем, любая девчонка – твоя!
– Это ничего не значит.
– Конечно значит! Слушай, а давай ее в багажник сунем, а братцу пошлем записку с требованием выкупа!
Майки покачал головой, хоть и улыбнулся:
– Что ты несешь? Не будем мы ее похищать.
– Да ты послушай, что дальше-то будет. Брательник садится в свой крутой "ягуар" и едет на поиски, но в приступе ярости забывает, что машина-то сверхскоростная, и на каком-нибудь углу его заносит. Бум! Он врезается в дерево. И ему сносит голову! Мозги размазаны по всему шоссе. – Джеко ударил по рулю. – Какая прекрасная месть, мой друг.
Колеся по городу, они приукрасили эту историю, сгибаясь пополам от смеха по мере того, как она обрастала все более и более нелепыми подробностями. Голову Тома Паркера насадили на кол и стали носить по всему го -роду, а его несчастной семейке пришлось соскребать его останки с асфальта скребком. Благодарные горожане выстроились по обе стороны улиц. Они махали флагами в их честь, все пабы открыли им свои двери, а девчонки бросали в них трусики и записки с номерами телефонов.
– О, это будет так круто! – вопил Джеко, прослезившись от смеха. – Самых классных девчонок отведем в индийский ресторан – лучший столик и бесплатная еда весь вечер!
– Ну все, хватит! – сквозь смех воскликнул Майки. – Карри и любовь нельзя смешивать, сам знаешь. Ладно, приятель, кончай. Надо собраться с мыслями и придумать что-нибудь серьезное.
Для марта погода стояла необыкновенная. Он опустил окно, высунул локоть и подставил его порывам ветра. Мимо проехали велосипедисты – туристы на великах, взятых напрокат: наверняка решили посмотреть маяк или рвануть чуть дальше на побережье, в зону легальных игровых автоматов. У Майки в детстве это было любимым занятием – они с Карин по два пенса откладывали, пока не набиралось на автобусный билет туда и обратно, и ехали на весь день. А потом покупали мороженое и сидели на пляже.
Но как свидание с Элли Паркер поможет Карин? Может, она расскажет ему что-нибудь о брате, о том, как застать его в одиночку, чем он обычно занимается? Она же не в курсе, кто такой Майки, и, кажется, он ей нравится. Все в его пользу.
Может, надо даже встретиться с ней больше одного раза, пустить в ход все свое мужское обаяние – Джеко вечно твердит, что обаяния ему не занимать. Все сделать как следует, вскружить ей голову. А потом, когда она будет полностью в его власти и он получит всю нужную информацию, взять и бросить ее.
– На светофоре поворачивай, – велел Майки, – а потом у автомастерской развернись.
– Это зачем еще? Я думал, мы едем на разведку в гольф-клуб.
– Подождет.
– Говорю тебе, Том Паркер – фанат гольфа. Надо только узнать, где у них видеокамеры, найти пути к отступлению, и дело в шляпе. – Джеко замахнулся воображаемой клюшкой для гольфа. – Хряпнем его прямо на поле клюшечкой потяжелее.
– Я должен вернуться.
– Куда?
– Мне надо встретиться с его сестрой. Джеко нахмурился:
– Значит, правда похитим ее?
– Никого мы похищать не будем. Я ее охмурю и выпытаю сведения.
Джеко закурил, пока они стояли на светофоне:
– Залезешь в трусы к этой девчонке, Майки, и тебе не поздоровится.
– Не собираюсь я лезть ей в трусы. Просто разузнаю кое-что.
Джеко покачал головой:
– А ты ничего не сможешь с собой поделать. Майки, не обращая на него внимания, набрал сообщение: "Когда?"
Ответ пришел тут же: "Сейчас".
– Плохой знак, – проговорил Джеко. "Где?" – написал Майки.
И снова ответ пришел сразу: "На кладбище". Джеко нахмурился:
– Похоже, подстава. Она в курсе, кто ты такой.
– Да брось. Откуда?
– Я с тобой.
– Нет, увидит нас вдвоем – испугается.
А вообще, кладбище – идеальное место, там никого нет и никто их не увидит. Она, может, и не в курсе, кто он, но в этой части города его многие знают. Достаточно одной небрежно брошенной фразы, и она навсегда перестанет ему доверять. .
Джеко всю дорогу бурчал, что Майки ничего хорошего не ждет, что, напав на Карин, Том Паркер нарушил все божеские законы, а значит, вся его кровная родня – исчадия ада. Да еще пожаловался, что, если бы Майки не выцепил его, он мог бы поспать подольше. Мол, его мать предлагала пожарить яичницу, а он отказался. А потом добавил, что надо было бы позвать Вуди, Шона и Марка, потому что пойди они на общее дело – Майки никогда не стал бы отмазываться.
К тому времени, как он остановился у церкви и включил аварийки, он был уже чернее тучи.
– Чтобы ты знал, – буркнул он, – мне все это совсем не нравится.
– Я уже понял. Но поверь, я знаю, что делаю.
– Если бы у этой девчонки можно было что-то выпытать, ты бы уже это сделал. – Джеко взглянул на часы. – Даю тебе час. Видел, кафе проезжали? Встретимся там.
– Правда ждать будешь? – Майки откинулся на сиденье и внимательно взглянул на Джеко.
Его рабочая рубаха была не заправлена в джинсы, как обычно, куртка в дурацкую клетку усугубляла нелепый вид, а на лице застыло вечно недовольное выражение. Но он был ему настоящим другом. Майки так хотелось что-нибудь дать ему, но он не знал что, кроме, разве, самокрутки.
– Спасибо, – проговорил он. Больше ничего в голову не пришло.
Джеко улыбнулся, хоть и с неохотой:
– Давай проваливай. Я завтракать хочу.
Майки толкнул деревянные ворота, очутился на кладбище, и тут словно дыра во времени открылась. При виде лимонно – золотого света на траве его слегка замутило, но план был хороший.
Идеальный план на самом деле.
Тринадцать
Она услышала его прежде, чем увидела. Щелчок задвижки на воротах, шаги по траве. Открыла глаза, на мгновение ослепленная солнечным светом. На нем были джинсы, белая футболка, потертая кожаная куртка. Он шел к ней, улыбаясь и склонив голову набок; руки в карманах. Кажется, он немного стеснялся.
– Ты здесь, – проговорил он.
– Как видишь.
– А я сомневался, придешь или нет.
– Я тоже.
Она пыталась вести себя как ни в чем не бывало, словно назначать свидания мальчикам на кладбище для нее обычное дело. Но сердце билось, а голос прозвучал по-девчоночьи. Он встал напротив, глядя на нее сверху вниз, а она попыталась дышать медленно и не краснеть. Он, кажется, придумывал, что бы сказать. А потом проговорил:
– Рад видеть тебя, Элли.
Он вспомнил ее имя! Значит, она ему нравится.
– Сядешь? – Она похлопала по скамейке.
Он сел на ладони, наклонился и огляделся: выбеленные солнцем надгробия, покосившиеся могилы. Он молчал, и ей это нравилось: его задумчивость, то, как он разглядывает все вокруг… Из живых тут были они одни. У нее мурашки по коже пробежали. Ветер слегка всколыхнул траву, солнце отбрасывало на надгробия пестрые тени.
– Не думал, что ты мне напишешь, – проговорил он. Элли потоптала траву подошвой, примяв ее плоско-плоско.
– Решил, что, если до завтра от тебя ничего не получу, зайду к тебе сам.
Она вскинула голову:
– Правда?
– Да. Хотел тебя видеть.
Сидя с ней рядом и глядя на нее, он не думал ни о чем, кроме настоящего. И ей передалось это чувство, и показалось, будто до этого она жила как в тумане, была наполовину невидимкой.