"Пистолет с музыкой" – великолепная, острая, парадоксальная стилизация под "черный детектив" 30-х – 40-х гг., являющая собой весьма ядовитую НФ-пародию на культовые фильмы с Хэмфри Богартом…"Амнезия творца" – блистательная "контркультурная" проза, которую критики не однажды сравнивали то с "Беспечным ездоком", то с "Забриски Пойнт", то с "Помутнением", то с "Колыбелью для кошки"… список можно продолжать до бесконечности.
Содержание:
ПИСТОЛЕТ С МУЗЫКОЙ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 2
Глава 4 3
Глава 5 5
Глава 6 5
Глава 7 7
Глава 8 8
Глава 9 10
Глава 10 12
Глава 11 13
Глава 12 15
Глава 13 16
Глава 14 16
Глава 15 17
Глава 16 18
Глава 17 20
Глава 18 21
Глава 19 22
Глава 20 23
Глава 21 25
Глава 22 26
Глава 23 27
Глава 24 28
Глава 25 30
Глава 26 31
Глава 27 32
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ – Глава 1 33
Глава 2 33
Глава 3 34
Глава 4 36
Глава 5 37
Глава 6 38
Глава 7 40
Глава 8 41
Амнезия творца – Глава 1 41
Глава 2 44
Глава 3 46
Глава 4 49
Глава 5 51
Глава 6 53
Глава 7 55
Глава 8 57
Глава 9 59
Глава 10 61
Глава 11 63
Глава 12 65
Глава 13 68
Глава 14 70
Глава 15 72
Глава 16 74
Глава 17 76
Глава 18 78
Джонатан Летем
Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
ПИСТОЛЕТ С МУЗЫКОЙ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – Глава 1
Я уже две недели не работал на Мейнарда Стенханта. Предчувствие было со мной и до того, как я включил музыкальную интерпретацию последних новостей. Впрочем, новости подтвердили то, что я и так знал: пора заняться делом. Видно, придется найти клиента. Вялые всплески скрипок прорывались сквозь завывания хора и пропадали, а потом все повторялось снова и снова. Тревожные звуки: что-то личное и трагическое – самоубийство или убийство, но уж никак не политика.
Музыкальные новости заставили меня навострить уши. Не так часто слышишь сейчас об убийствах. А если и доведется услышать подобное, так ближе к вечеру, в промежутке между выпивкой – да и то, как правило, ты сам же и рассказываешь в баре о своем последнем расследовании, а на тебя смотрят и не верят.
Скрипки не отставали. Скрипки требовали: встань и иди в офис. Они говорили, что сегодня мне наверняка что-нибудь да подвернется. От их назойливых голосов мой бумажник пробрала голодная дрожь.
Итак, я принял душ, побрился и как следует расцарапал десны зубной щеткой, после чего поплелся на кухню прополоскать раны обжигающим кофе. Зеркальце по-прежнему лежало на столе, покрытое толстым слоем недонюханного зелья моего собственного состава – две полосы напоминали два скрещенных белых пальца. Лезвием бритвы я собрал порошок в пергаментный конвертик и вытер зеркальце о рукав. Потом не спеша допил кофе. Когда я со всем этим покончил, утро почти миновало. Как бы то ни было, я отправился в офис.
Приемную я делил с дантистом. Изначально офис принадлежал двум психоаналитикам, которым явно легче удавалось делить клиентов – клиентов, которым внушают, что все их проблемы от несдержанности характера. А кстати, весьма неплохая шутка: психоаналитики правдами и неправдами пытаются лишить практики меня и мне подобных, но в конце концов все получается совсем наоборот.
Я, например, даже не представляю, как отвечать на все эти интимные вопросы. Я запросто нарушаю табу на задавание вопросов – в конце концов это моя работа, – но, когда дело доходит до ответов, я ничем не отличаюсь от любого другого. Не люблю этого и все тут.
Я проследовал мимо очереди к дантисту в свой кабинет и там, незамедлительно расстегнув воротник, наконец позволил себе ухмыльнуться. Я не наведывался сюда уже неделю, но кабинет ничуть не изменился. Лампочка все так же мигала, а когда я открыл дверь" под мебелью всколыхнулась свалявшаяся пыль. Хотя потеки сырости на обоях не видны: их загораживает спинка кресла, но я и так знаю, что они там. Повесив плащ на рогатую вешалку в углу, я уселся за стол.
Потом снял телефонную трубку и тут же повесил ее: телефон работал. Включил радио послушать устный выпуск новостей (если они будут, конечно). Слишком часто случается, что к тому моменту, когда к делу приступают дикторы, беспокойные аккорды ранних выпусков уже успевают пригладить и все, что остается, – это тревожное ощущение: где-то когда-то что-то произошло.
Но не на этот раз. На этот раз новости действительно имели место. Мейнард Стенхант, состоятельный врач из Окленда, был застрелен в номере второразрядного отеля в пяти кварталах от своего офиса. Диктор сообщил имена инквизиторов, которым поручено расследование, добавил, что Стенхант разъехался с женой, и перешел к следующему сообщению. Я переключился на другую станцию в надежде услышать подробности, но на всех диапазонах передавали одно и то же.
Я испытывал несколько противоречивые чувства. Не то чтобы я успел близко познакомиться с убитым. Мейнард Стенхант был человеком надменным: богатый врач, с запасом единиц кармы, не уступающим его текущему счету в банке, – и он всегда давал вам это понять, хотя и довольно изящно. Он разъезжал не на обычной тачке, а на раритетном автомобиле. У него был офис в "Калифорния-билдинг" (о котором можно только мечтать) и платиновая блондинка-жена (о которой можно только мечтать), как-то вечером не вернувшаяся к нему – так, во всяком случае, он говорил. Пожалуй, он даже мог бы мне справиться, не знай я его лично.
Мне он не нравился из-за его отношения к жизни. Доктор пристрастился к Забывателю. Поймите меня правильно: я и сам питаю пристрастие к зелью, как и любой другой, – возможно, даже больше, – вот только для Стенханта Забыватель был чем-то вроде индейки в День Благодарения. Я понял это, когда позвонил ему как-то ночью, а он даже не вспомнил, как меня зовут. Он не был пьян – он просто не помнил, кто я и зачем звоню. Мы никогда не встречались у него в офисе – возможно, он не хотел, чтобы какой-то там частный инквизитор топтал его дорогие ковры, – а теперь его вечернее "я" не имело представления о том, кто я такой. Ну что ж, это не нарушало правил игры. Я и в самом деле не подарок и вполне допускаю, что доктор содержал дом в образцовом порядке. Все, что касалось Мейнарда Стенханта, пребывало в образцовом порядке – если не считать работы, на которую он меня нанял: взять его жену за шкирку и вернуть ему.
Разумеется, он меня этим обрадовал не сразу. Такие люди никогда ничего не скажут прямо. Я проработал на него почти неделю – как мне тогда представлялось, простым соглядатаем, – прежде чем он сообщил, что, собственно говоря, ему от меня нужно. Я не стал тратить время на объяснение, что занялся частной практикой как раз для того, чтобы избежать неприятной обязанности запугивать людей. Я просто отказался, и он меня уволил, а может, я сам ушел.
Значит, золотого мальчика шлепнули. Жаль. Я знал, что теперь мне не избежать визита из Отдела Инквизиции. Особой радости я не испытывал. Страха, впрочем, тоже. Визит будет чисто формальный у инквизиторов наверняка уже имеется подозреваемый, иначе они бы не допустили утечки информации. Они уверены, что с блеском завершат расследование, – в любом другом случае в выпуске устных новостей ничего бы не сообщили.
По той же причине я знал, что мне в этом деле рассчитывать на работу нечего, а это весьма обидно. Все зацапают ребята из Отдела, и человеку вроде меня просто не хватит места – даже если найдется клиент. Дело явно относилось к категории "завести и закрыть", и тот, кто как раз мог бы стать моим клиентом, наверняка по уши в дерьме. А за убийство полагается морозильная камера, так что парень, на которого положили глаз инквизиторы, может считать, что его песенка спета.
Впрочем, меня это не касается. Я переключился на музыкальные новости. Они как раз успокаивали население убаюкивающими переборами арф, на фоне которых уханье тубы обозначало неумолимую поступь карающего правосудия. Я позволил себя убаюкать и отключился, припав щекой к столу.
Не знаю, сколько я так проспал, но разбудил меня голос дантиста.
– Меткалф, проснитесь! – повторил он. – Там, в прихожей, сидит человек, которого если что и беспокоит, то уж никак не зубы.
Дантист повернулся и исчез, а мне пришлось вправлять челюсть после близкого знакомства с крышкой стола.
Глава 2
– Меня зовут Ортон Энгьюин.
Это был крупный парень, весьма напоминавший барана, и говорил он очень тихим голосом. Таким голосом меня не разбудить – меня обычно надо потрясти за плечо. Впрочем, это сделал для него дантист, и мне оставалось только протирать глаза и накапливать слюну, чтобы заговорить. Все это время он с глупым видом стоял рядом со мной. Я махнул, чтобы он сел, поскольку понял, что без приглашения он этого не сделает, и внимательно посмотрел на него.
Обычно я пытаюсь определить уровень кармы человека еще до того, как он начнет говорить, так что сразу понял – у парня с этим не важно. Ввалившиеся глаза, сбитая челка на потном лбу. Вряд ли ему больше двадцати пяти, – в любом случае он прожил достаточно, чтобы наделать дел, достойных сожаления. Ну и видок как будто он упал с самолета и развалился на части, а теперь его собрали заново – вот только душа куда-то делась. По моим прикидкам все это произошло максимум недели две назад.
– Меня зовут Ортон Энгьюин, – повторил он. Голос звучал так, словно его полоскали в слишком большом количестве хлорки.
– О’кей, – ответил я. – Меня зовут Конрад Меткалф, и я частный инквизитор. Вам это известно. Вы это где-то вычитали и начали питать надежды. Позвольте сразу же сказать, дальнейшее питание этих надежд обойдется вам в семьсот баксов в сутки. Вдобавок то, что вы получите за свои деньги, вовсе не обязательно будет вам приятно. Я имею обыкновение становиться занозой для тех, на кого работаю, в не меньшей степени, чем для тех, за кем слежу. Большинство уходит из моего кабинета, узнав о себе много такого, чего предпочитало бы не знать, – если, конечно, не уходят после первой же беседы. Дверь видите?
– Мне нужна ваша помощь, и я готов платить, – выдавил он, когда я замолчал. – Вы мой последний шанс.
– Это я и так знаю. Все видят во мне последний шанс. Сколько кармы у вас осталось?
– Простите…
Ответ не отличался оригинальностью. В мире, где невежливым считается спросить у соседа, который час, я мог служить олицетворением бестактности. Я привык вытряхивать людей из того состояния дискомфорта, к которому они привыкли. Собственно, этим я и жил. Возможно, до сих пор Энгьюину не приходилось отвечать на прямо поставленные вопросы – если не считать тех, что ему задавали в Отделе Инквизиции. На эти вопросы отвечают все.
– Давайте-ка разберемся, – сказал я. – Вы мне платите за то, что я задаю вопросы. В этом вся разница между нами: я задаю вопросы, а вы нет. И мне нужна _ваша_ помощь. Вы можете мне врать – так поступают почти все, а можете потом проклясть меня. Только не шарахайтесь от меня так. А теперь гоните карточку Мне нужно знать уровень вашей кармы.
Он слишком отчаялся, чтобы устроить мне сцену. Он просто полез в карман за куском пластика и протянул его через стол, старательно избегая моего взгляда.
Я сунул карточку в карманный детектор. Никаких показаний. Магнитная лента на карточке чиста. Его уровень кармы равнялся нулю. Это означало, что он мало чем отличается от покойника. И насколько я понимаю, он знал это.
Если Отдел Инквизиции установит карточку на ноль, вы не сможете появиться ни в одном публичном заведении, не понизив тем самым уровень вашей кармы до отрицательной отметки. И стук захлопывающейся двери будет последним, что мир услышит о вас, – и очень надолго. Если не навсегда. Давненько мне не приходилось видеть карточку на нуле. Последний раз такую карточку держал трясущимися руками человек, окончательно тронувшийся рассудком.
Собственно, это уже пустая формальность: дело против вас завершено, и вам предоставляется последняя возможность еще денек-другой пошататься по улицам в качестве ходячей рекламы правосудия. Можно, конечно, попытаться повысить карму, помогая старым слепым козлихам переходить дорогу, а можно просто завалиться в бар и напиться вдрыбадан – это уже ничего не изменит. Между вами и вашей жизнью – стальная дверь, и вам остается только смотреть, как она медленно захлопывается.
Я вернул ему карточку.
– Да, это большая неприятность, – сказал я по возможности мягко. Обычно в таких случаях от меня мало пользы. – По крайней мере я не кривил душой.
– Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали, – произнес он с мольбой в глазах.
– Ну, если ничего другого не остается… – Ничего, кроме как принять деньги от ходячего трупа. – Но нам надо спешить. Я буду задавать вопросы много вопросов, возможно, больше, чем вы слышали за всю вашу прошлую жизнь, – и мне нужен честный ответ на _каждый_. Так в чем вас обвиняют?
– Отдел Инквизиции утверждает, что я убил человека по имени Мейнард Стенхант.
Я чувствовал себя последним болваном. Мог бы ведь и догадаться, что Отдел уже нашел кого-то – правого или виноватого без разницы, главное засунуть его в морозильник. И тем не менее я не узнал его, когда он приперся ко мне.
– Забудьте это, – произнес я. – Возьмите вот это и забудьте. – Я выдвинул ящик стола, вынул оттуда маленький конвертик и протянул ему. Это была моя собственная смесь, лучшее, что, на мой взгляд, могло помочь обреченному человеку. – Возьмите зелье и выматывайтесь. Что бы я ни сделал, вам это не поможет. Если я только попытаюсь вмешаться в дело Стенханта, это будет конец нам обоим. Пару недель назад я работал на Стенханта, так что мне и без вашего участия непросто будет отделаться от Инквизиции. – Я достал бритву и положил ее на стол рядом с конвертиком.
Энгьюин не взял конверт. Он просто сидел и смотрел на меня как ребенок. Я вяло махнул рукой и взял конвертик Если он не хочет, мне самому пригодится.
Я высыпал содержимое на стол и порубил лезвием, не заботясь о том, что часть зелья останется в царапинах. Энгьюин встал и, пошатываясь, вышел. Я ожидал, что он хлопнет дверью, но он не стал. Может, он решил, что я не частный, а официальный инквизитор, и хлопанье дверями ему даром не пройдет. На такие штуки у него просто не осталось кармы.
Моя смесь в основном состояла из Принимателя плюс чуть-чуть Сострадателя для остроты и немного Усилителя. Обычно это помогало держаться даже в самые тяжелые минуты. Я втянул понюшку через трубочку, скатанную из стодолларовой бумажки, и очень скоро ощутил эффект. Это было хорошее зелье. Я искал нужные пропорции несколько лет, но раз найдя, сразу понял: это то, что мне нужно. От него я чувствовал себя именно так, как хотел, – лучше.
Во всяком случае, так было всегда. С моим родом деятельности Забывателем злоупотреблять нельзя – я перестраховывался, не нюхая его вообще. Вот как раз сейчас я не отказался бы от понюшки: общение с Энгьюином отрицательно сказалось на моих нервах. Вряд ли это угрызения совести – скорее, осознание того, что для последней надежды я выглядел хиловато. Всего-навсего еще один инквизитор, отвернувшийся от мольбы Энгьюина. Тот факт, что я работаю не на Отдел, а на самого себя, ничего не менял.
Если ты не решение проблемы, значит, становишься проблемой сам, верно?
Я втянул еще одну понюшку и вздохнул. Заниматься убийством Стенханта не просто глупо. И все же ощущение неизбежности, приходившее с началом нового расследования, не покидало меня. С ним я проснулся, и оно все еще было со мной. В молодости тебе кажется, что влюбленность обязательно обещает встречу с прекрасной незнакомкой. Мое утреннее ощущение было сродни этому. На деле же ты, как правило, оказываешься втянутым в интрижку с младшей сестренкой лучшего друга, которая много лет путалась у тебя под ногами и знает тебя в лучшем виде.
Вот и мое новое дело так. Я вытер столешницу рукавом, надел плащ и шляпу и вышел.
Глава 3
Мейнард Стенхант занимал офис в "Калифорния-билдинг" на Четвертой улице, у самого залива. Я подъехал и припарковал свою тачку на его месте ему самому оно вряд ли понадобится, – вошел в вестибюль и стал ждать лифт. Все в вестибюле казалось как прежде. До сих пор в "Калифорния-билдинг" не случалось убийств.
В лифте моей попутчицей оказалась обращенная корова. На ней были шляпка и платье в цветочек; правда, пахло от нее все равно хлевом. Она мило улыбнулась мне, и я ухитрился выдавить ответную улыбку. Корова вышла на четвертом этаже. Я вышел на седьмом и нажал звонок у таблички:
ТЕСТАФЕР И СТЕНХАНТ, УРОЛОГИЯ
Ожидая у двери, я размышлял об иронии нашей жизни. Покидая этот офис две недели назад, я и не предполагал, что когда-нибудь вернусь сюда. Зажужжал открываемый замок, и я вошел.
В приемной не было никого, кроме парня в аккуратном костюме и с казенной стрижкой – он мог иметь отношение к Отделу, а мог и не иметь. Я прикинул шансы и воздержался от окончательного заключения. Он покосился на меня и уткнулся в свой журнал. Я закрыл за собой дверь. Секретарский стол был пуст, поэтому я присел на диван напротив мистера Костюма.
Как и все, кому приходится иметь дело с интимными аспектами человеческого здоровья, Тестафер и Стенхант драли бешеные деньги за комфортабельный прием и обходительность. Клиенты без проблем попадали на прием и выходили довольные уже тем, что их хорошо приняли, а также радуясь перспективе скорого выздоровления. Стенхант был в деле недавно, во всяком случае – был до вчерашнего дня. Тестафер уже сворачивал свою практику. По части медицинской специализации между ним и Стенхантом не имелось никаких различий: оба занимались радикальной ампутацией значительной части клиентских кошельков. До сих пор мне довелось побывать здесь раз пять-шесть, так и не встретив ни разу доктора Тестафера, однако сегодня мне был нужен именно он.