Придурок из Эл-Эй хватает апельсин с подноса с фруктами, и Джуди смотрит вниз – куда? На его ноги? Ноги сильно загорелые, и я никогда не видел его без солнечных очков, так-то вот. Он приподнимает брови в знак приветствия. Я делаю то же самое. Оборачиваюсь к Лорен, и меня поражает, насколько сногсшибательно она выглядит. Стоит побыть рядом что-нибудь вроде миллисекунды, и меня переполняет восторг – такая потрясная девушка. Удивительно, как на меня действуют ее ноги, грудь без лифчика под футболкой с надписью "We Are the World"*, бедра. Она поднимает на меня глаза, словно в замедленной съемке. Я не могу ответить на ее пристальный голубоглазый взгляд. Она чересчур шикарна. Ее идеальной полноты губы замерли в сексапильной безжалостной улыбке. Она великолепно сложена. Она улыбается, когда замечает, что я на нее уставился, и я отвечаю улыбкой. Мне хочется узнать эту девушку, думаю я.
* "Мы – целый мир" (англ.).
– К тому же это вроде бы должна быть вечеринка в тогах,- говорю я.
– В тогах? Господи,- говорит она,- кем они тут себя воображают? Уильямс-колледжем?
– А где вечеринка? – спрашивает Джуди.
– В Були,- говорю.
Она даже посмотреть на меня не может.
– Мне казалось, у нас уже была такая,- говорит она, изучая печенюшку.
У нее длинные изящные пальцы. На ногтях бесцветный лак. Ее маленькая чистенькая ручка почесывает идеальный нос, в то время как другая проходит по белокурым коротким волосам, а затем назад к шее. Я стараюсь вдохнуть ее запах.
– Была,- говорю я.
– Вечеринка в тогах – говорит она.- Да ты шутишь. Кто там у нас в комитете по развлечениям?
– Я,- отвечаю, глядя прямо на нее.
Джуди сует овсяную печенюшку в карман и затягивается сигаретой Лорен.
– Ну, Гетч и Тони собираются стырить простыни. Бочка пива есть. Не знаю,- говорю я, слегка посмеиваясь.- На самом деле это не то чтобы прям вечеринка в тогах.
– Похоже, что-то будет,- говорит она. Внезапно она уходит, взяв печенюшку, по пути
спрашивая Джуди:
– Я еду в город с Бобоголовым, присоединишься?
– Курсовая. Не могу,- отвечает Джуди. Лорен уходит, не сказав мне ни слова. Очевидно,
растерялась, разволновалась от моего присутствия. Вечером, думаю я. И возвращаюсь обратно к столу.
– Сегодня открылась качалка,- говорит Тони.
– Рок-н-ролл,- говорю я.
– Ты идиот,- говорит он. Когда зайдет солнце, думаю я.
Пол
Я вышел из автобуса вместе с ребятней из колледжа, слепым и толстой теткой с белокурым мальчуганом и затерялся в дебрях большого терминала в Бостоне. Когда я вышел на улицу, был час пик, а небо было затянуто тучами, и я огляделся в поисках такси. Вдруг меня неожиданно хлопнули по плечу, и когда я обернулся, то столкнулся с Шоноподобным Парнишей.
– Да? – Я приспустил солнечные очки, чуть не трясясь от адреналинового прихода.
– Чувак, хотел спросить, не мог бы ты одолжить пять баксов.
У меня закружилась голова, и мне захотелось сказать "нет", но он так был похож на Шона, что я нащупал бумажник, не смог найти пятерку и все кончилось тем, что я дал ему десятку.
– Спасибо, чувак,- говорит он, перекидывая сумку через плечо, кивает сам себе, уходит.
Я тоже кивнул, непроизвольно, и у меня заболела голова.
– Я ее убью,- прошептал я сам себе и поймал наконец такси.
– Куда? – спросил водитель.
– Отель "Риц-Карлтон". Это на Арлингтон,- сказал я ему, в изнеможении откидываясь на сиденье.
Водитель повернул шею и взглянул на меня, не говоря ни слова.
– "Риц-Карлтон",- снова говорю я ему, испытывая неловкость.
Он все таращится.
– На… Арлингтон…
– Я слышу тебя,- пробормотал пожилой водила и, тряся головой, повернулся обратно.
"Так какого хуя тогда пялишься?" – хотелось заорать мне.
Я протер глаза. У меня ужасно воняли руки, и я открыл упаковку жевательных конфет "Чаклз", купленных на автовокзале в Кэмдене. Съел одну. Такси медленно плыло в автомобильном потоке. Пошел дождь. Водила не переставал смотреть на меня в заднее зеркало, тряс головой и что-то бормотал, но что – мне не было слышно.
Я перестал жевать конфету. Таксист, едва проехав квартал, свернул и остановился. Я запаниковал, подумав: "О господи, теперь-то что? Он выкинет меня за то, что я жевал эти гребаные "Чаклз"?" Я убрал конфеты.
– Почему мы остановились? – спросил я.
– Потому что приехали,- вздохнул водила.
– Приехали? – Я взглянул в окно.- Ох.
– Да, с вас доллар сорок,- пробормотал он. Он был прав.
– Похоже, я забыл, что отель так, э-э, близко,- сказал я.
– Ну да,- отвечает водитель,- без разницы.
– У меня болит нога. Простите.
Я протолкнул две однодолларовые купюры и, выбравшись из такси, заковылял под дождем, и я просто уверен, что Шон оттрахает кого-нибудь сегодня на вечеринке, и вот я уже в вестибюле, промокший, и лучше бы этого не было.
Он не знает об этом, но я видела Его летом. Прошлым летом. Я провела летние каникулы на Лонг-Айленде, в Гемптонах, со своим бедным пьяным отцом. Саутгемптон, Истгемптон, Гемптон-Бэйз – я блуждала по острову с кочевниками, одетыми в Гуччи. Я остановилась на ночь у брата и навестила недавно овдовевшую тетю на Шелтер-Айленд и жила в сотнях мотелей – в розовых, серых, зеленых, блестящих в гемптоновском свете. Я заходила в эти пристанища, потому что было уже невыносимо видеть новых подружек отца. Но это отдельная история.
В первый раз я увидела его в кафе "Коуст-гриль" на Южном побережье, а затем в этакой моднецкой барбекюшнице, чье очаровательное название сейчас мне на ум не приходит. Он ел недожаренную курицу и сдерживался, чтобы не чихнуть. Он был с женщиной (определенно, шлюшкой), которая выглядела как анорексичка. Вокруг них стояли скучающие пидороватые бармены, а я заказала коктейль "Медленная удобная отвертка", чтобы их побеспокоить и подразнить.
"Это тот, что с ромом?" – просюсюкали они, а я в ответ прошепелявила "йес-с-с", потому что нельзя прошепелявить "ноу". Официантки, раскрыв рот, подходили к Тебе, бронзовокожему, как Бог, человеку с обложки "GQ", с зализанными назад волосами. Я слышала, как прозвучало твое имя – тебе звонили. Бэйтмен. Они неправильно его произнесли – Дэйтмен. Я сидела, окутанная полутьмой длинного гламурного бара и только что сообразила – и спокойно так восприняла,- что в прошлом семестре завалила три предмета из четырех. К сожалению, я забыла сдать, и вообще дописать, предварительные курсовые, до того как уехала в Аризону и отправилась в Гемптоны. А там был Ты. Последний раз я Тебя видела на Полуночном Завтраке; Ты запустил слипшимся блином в стол старшекурсников с театрального. Теперь Ты прикурил сигарету. Дать прикурить шлюшке Ты не запарился. Я последовала за Тобой к телефонной будке.
– Здорово, чувак, ты же разговаривал с деканом и типа, э, сказал ему, в каких я типа растрепанных чувствах.
Я решила, что это Твой психиатр. Ты зевнул и сказал:
– Мне не наплевать.
Возникла неопределенная заминка, а потом Ты сказал:
– Просто продли рецепт на либриум.
Еще одна заминка. Ты огляделся по сторонам, не узнал во мне однокурсницу. Я, загорелая и вся зажатая, пить пила, да все без толку.
– У меня все путем,- произнес Ты.
Ты повесил трубку. Я смотрела, как Ты небрежно бросил купюры на стол и вышел из ресторана перед шлюшкой. Перед ней закрылась дверь, но она все равно пошла за тобой. Вы оба унеслись в ярко-красной "альфа-ромео", а я напилась и стала ждать Сегодняшнего Вечера.
Сегодняшний Вечер. Я провела полдня в ванной, наполненной ароматной водой, подготавливала себя, чистилась, намыливалась, брилась, умащалась для Тебя. Я два дня не ела. Я жду. У меня это хорошо получается. Я слушаю старые песни, которые скоро забуду, и жду Сегодняшнего Вечера и Тебя. Жду этого окончательного момента. Момента, настолько наполненного ожиданием и желанием, что я почти уже не хочу быть очевидцем этого события. Но я готова. В один прекрасный день тебе захочется, чтоб я была твоей, подвывает приемник. Все правильно. Сегодня вечером.
Пол
Подхожу к стойке регистрации и стою, желание сбежать, вернуться обратно в Кэмден, просто пройти два квартала под дождем к терминалу, просто сесть в автобус и перехватить Шона на вечеринке "Приоденься и присунь" переполняет меня, и я просто стою, безразлично пялясь на высокомерных, хорошо одетых людей за стойкой, пока один не произносит, скользнув по мне взглядом:
– Да, сэр?
Меня подмывает уйти, свинтить, решиться.
– Да, сэр? – снова спрашивает он.
Я выхожу из ступора. Гляжу на него. Уже слишком поздно. Все уже слишком поздно.
– Моя мать должна была забронировать номера на выходные. Фамилия Дентон.
– Дентон, очень хорошо,- сказал клерк, посмотрев на меня с сомнением, прежде чем стал проверять записи.
Я смущенно оглядел себя, затем снова посмотрел на клерка.
– Да, Дентон. Три ночи. Два номера, верно? – спросил клерк.
– Да, я полагаю.
– Не могли бы вы вот здесь расписаться? – Клерк что-то протянул мне.
Я вписал кэмденский адрес, непонятно почему. Руки до сих пор были мокрыми. На карточке появились пятна.
– Ваша мать будет платить наличными или "Визой", мистер Дентон? – спросил клерк.
Я мог бы заплатить своей карточкой "Американ экспресс", но какого черта я должен это делать? Это было бы глупо, все и так было глупо.
– "Визой", наверно.
– Отлично, мистер Дентон.
– Полагаю, все остальные прибудут позже.
И хватит называть меня мистером Дентоном. Меня зовут Пол, уроды, Пол!
– Отлично, мистер Дентон. Это весь ваш багаж? Я стоял весь мокрый, жизнь моя порушена. С Шоном все кончено. Еще один сыграл в ящик.
– Сэр? – настаивал клерк.
– Что? – моргаю я.
– Я сейчас попрошу кого-нибудь поднять ваш багаж,- сказал он.
Я даже не услышал его, просто поблагодарил, расстегнул пальто, кто-то протянул мне ключ, и как в тумане я вошел в открытый лифт и нажал на кнопку девятого этажа, нет, кто-то другой нажал ее за меня, и какой-то человек проводил меня по коридору и помог мне найти наши два номера.
Я долго лежал на кровати, прежде чем решил, что пора подняться. Я открыл двери, соединяющие номера, чтоб понять, какой лучше. Потом прилег на одну из двуспальных кроватей в другом номере и решил, что первая была удобнее. Разглядываю кровать, на которой будет спать Ричард. Интересно, станем ли мы дурачиться, ведь мы занимались этим еще тогда, в школе, в Чикаго. Из-за него я едва не пошел в "Сару Лоренс". Он почти пошел в Кэмден, но затем вышел из игры, заявив мне:
– Да лучше сдохнуть, чем отбывать срок в Ныо-Гэмпшире.
На что я ему ответил:
– Да в Лас-Вегасе учиться и то лучше, чем в Бронкс-вилле.
Определенно, Ричард был очень красив, но встречаться с ним теперь – не самая лучшая идея, и, за исключением того, что я оставил Шона, эта встреча вызывала больше всего сомнений. Я включил телевизор и снова прилег, а затем принял душ, телефон не переставал звонить, а я все снимал и вешал трубку, потом оделся, посмотрел еще телик, покурил еще сигарет, подождал.
Лорен
Мне снится Виктор. Сон про Кэмден, только он переместился. Люди из колледжа топчутся вокруг салатного бара на пляже. У моря стоит Джуди. Море позади нее иногда белое, иногда красное, иногда черное. Когда я спрашиваю ее, где Виктор, она отвечает: – Умер.
Просыпаюсь. Мучительно долго длится время между действием кошмара и моментом, когда он, надеюсь, забудется,- и я лежу, думаю о Викторе. Такое вот обычное утро.
Я оглядываю комнату. Франклин ушел. Вещи вокруг наводят на меня тоску, они как будто демонстрируют мое жалкое существование, какая это все скукотища: пишущая машинка – ленты нету; мольберт – нет холста; книжная полка – без книжек; чек от папы; билет на самолет в Сан-Тропе, который кто-то сунул мне в ящик; записка о том, что "Родительские выходные" отменяются; новые стихи, которые я пишу,- скомканные у кровати; новый рассказ, который оставил Франклин, под названием "У Сатурна есть глаза"; полупустая бутылка красного вина (это Франклин приобрел; "Джордан", чересчур сладкое), которое мы пили вчера вечером; пепельницы; сигареты в пепельницах; размотанная кассета Боба Марли – от всего этого тоска невероятная. Я делаю попытку вернуться к кошмару. Не удается. Гляжу на винные бутылки на полу, на пустую пачку "Голуаз" (это Франклин курит; экая поза). Не могу решить – то ли за вином потянуться, то ли за сигаретами или же радио включить. В полном недоумении я выбираюсь в коридор, внизу из общей комнаты доносятся басы регги. Уже, должно быть, день, но тут до меня доходит, что времени половина пятого.
Я ухожу от Франклина. Я сказала ему прошлой ночью, перед тем как мы пошли спать.
– Ты шутишь? – спросил он.
– Нет,- ответила я.
– Накурилась? – спросил он.
– Это к делу не относится,- сказала я. Потом мы трахались.
Пол
Я подумывал принять душ еще раз, или уложить волосы, или позвонить Шону, или подрочить, или занять себя еще чем-либо, когда услышал, как кто-то пытается зайти в номер. Я встал рядом с дверью и услышал, как моя мать и миссис Джаред о чем-то лопочут.
– О Мими, помоги же мне с этим чертовым замком,- занудила моя мать.
– Господи Иисусе, Ив,- услышал я визгливый голосок миссис Джаред.- Где посыльный?
Я подбежал к кровати, распластался на ней и сунул подушку под голову, стараясь выглядеть естественно. Выглядел я смешно и тихонечко поднялся.
– Черт подери, Мими, это не тот ключ. Попробуй открыть другой номер,- послышался приглушенный дверью, недовольный голос матери.
Она постучалась в дверь, позвала:
– Пол? Пол, ты там?
Я не знал, стоит ли что-нибудь отвечать, потом понял, Что, пожалуй, стоит, и произнес:
– Да? Кто там?
– Это твоя мать, бога ради,- сказала она раздраженно.- А кого ты еще ждешь?
– Ой,- сказал я,- привет.
– Ты не мог бы помочь открыть дверь? – взмолилась она.
Я подошел к двери и повернул ручку, пытаясь ее открыть, но мать каким-то образом намудрила и заперла ее снаружи.
– Мама?
Будь терпеливым, терпение.
– Да, Пол?
– Ты заперла дверь. Молчание.
– Я?
– Ты.
– Подумать только.
– Почему бы тебе ее не открыть? – предложил я.
– Ох.- Наступила тишина.- Мими, подойди сюда. Мой сын говорит мне, что я должна отпереть дверь.
– Здравствуй, Пол, дорогуша,- сказала миссис Джаред через дверь.
– Привет, миссис Джаред,- крикнул я в ответ.
– Похоже, дверь закрыта на ключ,- прокомментировала она.
Я подналег на нее еще раз, но дверь не открывалась.
– Мама?
– Да, дорогуша?
– Ключ в замке?
– Да. А что?
– Почему бы тебе не повернуть его, скажем, налево? О’кей?
– Налево?
– Ну да, а что?
– Попробуй, Ив,- попросила миссис Джаред.
Я перестал тянуть дверь. Раздался щелчок. Дверь открылась.
– Дорогой! – завопила мать, как будто совсем рехнулась, и пошла мне навстречу с вытянутыми руками.
Выглядела она, собственно, неплохо. Может, чересчур макияжа, зато она сбросила вес и вырядилась по полной программе, бижутерия звякала по всей комнате, но все было элегантно – не вычурно. Ее темные волосы – темнее, чем я помнил,- были изящно подстрижены, что чрезвычайно ее молодило. Или, может, такое впечатление создавали глаза или подтяжка век, которую она сделала прошлым летом, перед тем как мы поехали в Европу.
– Мам,- произнес я, стоя, не двигаясь. Она обняла меня и сказала:
– Как же давно мы не виделись.
– Пять недель?
– Это же так долго, дорогой.
– Не слишком.
– Поздоровайся с миссис Джаред,- сказала она.
– Какой ты симпатичный, Пол,- произнесла миссис Джаред и тоже обняла меня.
– Миссис Джаред,- сказал я.
– Такой большой, учится в колледже. Мы так тобой гордимся.
– Он такой красивый,- произнесла моя мать, подошла к окну, открыла его и помахала рукой, выгоняя клубы сигаретного дыма.
– И высокий,- сказала миссис Джаред. Да, и трахался с твоим сыном, думал я.
Я присел на кровать, удержался, чтобы не закурить, и скрестил ноги.
Моя мать заспешила в ванную и моментально стала причесываться.
Миссис Джаред сняла туфли, присела напротив меня и спросила:
– Скажи мне, Пол, почему на тебе столько черного?
Стюарт
Я поужинал и принял душ, после чего ко мне зашли друзья на вино, и мы все вместе устроили вечеринку с окрашиванием волос. Пока они монополизировали ванну и мыли волосы в раковинах, я прошел через коридор к комнате Пола Дентона и долго так и стоял – слишком нервничал, чтобы постучаться. Я прочитал записки, которые ему оставили на двери, затем протянул руку. Собирался пригласить его к себе и накурился как следует для храбрости. Вначале я постучал тихонько, а когда ответа не последовало, постучал сильнее. Когда же никто не открыл дверь, я – в смущении, но и с облегчением – ушел. Сказал себе, что поговорю с ним на вечеринке; именно тогда я и собирался к нему подкатить. Вернулся к себе в комнату, Деннис сидел на моей кровати. Его волосы были все еще мокрыми и свежевыкрашены в рыжий, он просматривал новый номер "Войс" и слушал мою кассету Брайана Ферри. Я провел с ним прошлую ночь. Я молчу. Он говорит:
– Пол Дентон в жизни не будет с тобой спать.
Я ничего не говорю. Просто напиваюсь еще больше, делаю музыку громче и приодеваюсь, чтобы присунуть.
Пол
– Как долетели? – спросил я.
– Просто жуть,- выговорила миссис Джаред.- Твоя мать познакомилась в бизнес-классе с совершенно бесподобным норт-шорским доктором, который летел на родительский уик-энд в Браун, и знаешь, что сделала твоя мать? – Тут миссис Джаред заулыбалась, будто шаловливая девчонка.
– Нет.- Мне уже совсем не терпелось.
– Ну же, Мими,- застонала моя мать, выходя из ванной.
– Она сказала ему, что не замужем! – воскликнула миссис Джаред, встала и заняла место моей матери в ванной, закрыв за собой дверь.
Никакой тишины быть не должно, поэтому моя мать спросила меня:
– Я говорила тебе про машину?
– Да.
Я слышал, как мочится миссис Джаред. Застеснявшись, я заговорил громче.
– Да. Да, ты говорила. Кажется, ты в самом деле рассказала мне про машину.
– Типичный случай. Все это так типично. Я встречалась с доктором Вандерпулом, и мы вдвоем ехали на ланч в "На Девяносто пятой" и…
– Погоди-ка. Доктор Вандерпул? Твой психиатр? – спросил я.
Она снова начала причесываться и переспросила:
– Психиатр?
– Извини,- сказал я.- Врач.
– Да. Мой врач.- Мать странно на меня посмотрела.
– Ехали на ланч? – напомнил я ей.
– Да,- сказала она.
Я вывел ее из равновесия. Она стояла озадаченная.
– Мне казалось, это случилось у "Неймана",- произнес я, уже забавляясь, но, какого черта, разница-то какая?
– Нет. Почему же? – спросила она, по-прежнему причесываясь.
– Ладно, проехали.