– С чего бы такая любезность? – не расставаясь с улыбкой, отвечает ему Сима.- Паприка излечила меня от той ?•*€?, которую ты спроецировал. Она талант. В отличие от тебя, заурядного докторишки!
Осанай вне себя. Это не директор Сима из сна. Это сам Торатаро Сима. Их сны пересеклись. И Осанай решает высказать начальнику все, на что раньше по малодушию не поворачивался язык.
– Помалкивал бы, старый хрыч! Сам только и можешь, что пожинать чужие лавры. Талант – это я! А ты – паразит на теле института! Чтоб ты сдох!
Сима не ожидал такой наглости от своего подчиненного, и его лицо вытягивается от изумления. Не успев опомниться, он увязает по шею в земле. Сима устремляется вперед – голова его взрезает землю, по сторонам летят комья. Но, огибая храм, он натыкается на корень толстого дерева. Не в силах двигаться дальше, Сима, возведя глаза к небу, что-то вопит.
– Так тебе и надо! – кричит ему Осанай.
Осанаю вдруг хочется пнуть голову Симы. Он уже делает шаг вперед, предвкушая, как расквитается за прошлое со своим деспотичным папашей, и тут из-за спины раздается металлический голос – напряженный, словно натянутая гитарная струна:
– Прекрати.
Юная Паприка. Ее несложно узнать по одежде: красная майка и джинсы. Осанаю кажется, будто он вернулся в свое детство. Паприка держит в руках рогатку, целит прямо в него, Морио. Чем это заканчивается, Морио знает не понаслышке: однажды приятель попал ему прямо в глаз. Если бы он тогда не зажмурился – лишился бы зрения. Он до сих пор помнит, как обожгло его болью.
С обеих сторон – элитные частные дома, дорога полого идет в гору: нет времени прятаться за спасительной дверью. Обхватив голову, он опускается на корточки и кричит:
– Погоди! Это опасно. Прекрати, противная девчонка!
– Фюйть, фюйть-фюйть,- торжествующе насвистывает Паприка.- Так и думала! Пацаны не хотят камнем в глаз.
Спрятав лицо, Морио не видел, но знал, что она, стоя прямо перед ним, целит из рогатки ему в темя.
– Вот тебе!
– Не-е-ет!
Морио не в силах сдержаться. Понимая, что это сон, он все же рискует вернуться в реальность покалеченным. Тогда он поднимается и бежит к себе домой. А по ходу, как сумасшедший, размахивает руками, надеясь отмахнуться от запущенного в него камня.
Новогодняя ночь. В его доме семья не спит допоздна, по обыкновению готовясь к первому дню нового года*. В такие дни укладываются поздно, часа в три-четыре утра. Морио и другие дети собираются в гостиной, им интересно смотреть, как взрослые хлопочут по хозяйству, но вскоре сон берет свое. В гостиной во главе стола неизменно сидит дед. В руке у него чашка чая, рядом – штоф очищенного сакэ. Отхлебывая чай, дед то и дело подгоняет женщин. Однако сейчас, когда Морио ворвался в столовую, вместо деда сидел в позе лотоса облаченный в кимоно Сэйдзиро Инуи. Он злобно смотрел на Морио и, судя по лицу, был явно не в духе.
* По традиции в Японии встреча Нового года проходит в первый день и вечер, не предусматривая начало празднования в канун смены календарных дат.
– Я с таким трудом рассчитал смесь сонбутала и сульфонала, чтобы избавиться от снов, но стоило мне наконец-то уснуть, как ты шумишь.
– Простите,- вкрадчиво бормочет Морио,- но мне было страшно. Ей-богу, страшно.
– Где мы? В твоем сне? – Инуи окидывает взглядом столовую.- Ты спишь крепче всех, но мне кажется, сюда проник кто-то еще.
– Знаете, здесь памятное для меня место, где я больше всего был счастлив. Но то было время страха и место опасности…- Морио всхлипывает.- А может, ничего этого на самом деле не было. И это просто остаточная память после стольких повторов во сне.
– Что здесь происходило? – спрашивает Сэйдзиро Инуи, принимая строгий вид психотерапевта.
Морио оглядывается на вход – дверь распахнута настежь. Домочадцы беспрестанно снуют, поэтому весь вечер свет не выключают, дверь не запирают. На огонек временами забредают бездомные. Во сне все это происходит постоянно, а в реальности, возможно, повторялось каждый Новый год. Или же случилось однажды. А может, и не бывало никогда.
Иногда приходил своенравный молодой шалопай – хмыкая, уносил плохо лежавшие в доме вещи. В другой раз – якудза, который зловеще озирался, а затем нападал на людей, отбирал у них золото. Изредка вваливался огромного роста бездомный пьяный мужик – тот все пытался изнасиловать красавицу мать и старшую сестру Осаная. Все как на подбор бесстыжие, они игнорировали усердные попытки семьи Морио избавиться от них, и когда начинало казаться, что от них отделались, они возвращались опять. И не преминули наведаться в новогоднюю ночь.
– Выходит, без непрошеных гостей не обойтись? – удрученно обронил Инуи, отматывая назад память Осаная.- Здесь ты лелеешь слабость, это часть твоего "я". На это и надавят.
Из прихожей раздается крик женщины:
– Кто? Кто там? – Это испуганный голос матери. "Ну вот, уже пришли",- вздыхает Морио, поднимаясь, а сам плаксиво кричит:
– Уходите! Уходите! Нечего вам тут делать.
"Вы нам не ровня. Мы – интеллигентная семья благородных корней. А вы – невежественная голытьба",- продолжает про себя мысль Морио, а вслух произносит разрозненные фразы:
– Ничего общего… Голытьба… Прочь отсюда.
– Постойте, это вы – Морио Осанай? Вынырнув из мрака, в дверях стоит тот полицейский – Конакава. Никакой не невежа и не голытьба, куда там – элита, внушающая почтение самому Осанаю. Строгие черты лица, ни капли заискивания. Этот полицейский не допускал беспорядка даже во сне, и его костюм с иголочки выглядел безупречно, хотя был повседневной одеждой. Морио Осанай с самого детства ненавидел мужчин такого типа. И вот Осанай в своем сне уже взрослый. Кто знает, вероятно, причиной тому – вторжение Конакавы.
– Вы кто? – Осанай понимает, что задает дурацким тоном глупый вопрос, но не в силах сдержать собственный регресс. У него едва хватает духу собраться с силами, чтобы попытаться выскочить за порог.
– Сами знаете,- без тени улыбки отвечает Конакава. Он уже прощупывает сознание Осаная.
"Главный суперинтендант. Подумать только, главный суперинтендант!" Высокий чин давит на психику Осаная, а мысли спящего Конакавы захлестывают его сознание: "Вот оно какое – побочное действие. Хорошо. Можно считать, что представился случай… спасти Паприку. Нужно во что бы то ни стало, воспользовавшись этим шансом, докопаться до истины. Без боя Осанай не сдастся".
– Где труп господина Химуро?
У Осаная екнуло сердце. "Бежать. Бежать. Сил сопротивляться нет".
К счастью, от потрясения меняется фаза сна – при этом и сам сон становится другим. Осанай в традиционной гостинице. Нет. Это даже не гостиница, а старинный постоялый двор. В зале, развалившись на татами, отдыхают путники. А что же сам Осанай? Он – молодой самурай. Понимает, что нужно быть начеку, а из исторических романов знает, что в таких местах полно всякого ворья – ночлег-то всем нужен. "Вот куда меня занесло. Что это – предостережение? Чтобы держал ухо востро". Но даже в доспехах самурая у Осаная душа в пятках. Кто там среди постояльцев? Коробейник. Две паломницы – мать и дочь. Борец сумо. Молодые супруги. Балаганщик. Кучка ненавистных простолюдинов. Вдруг Осанай замечает, как из-за голов людей за ним следит седой плотник-десятник с трубкой во рту – Торатаро Сима. Ацуко Тиба в образе бродячей певицы. Осанай поднимается. Ему все опротивело. "Спасите! Меня все время преследуют. Черт! Черт! Всех порубаю!" Он выхватывает меч.
16
"Все еще сплю",- думает во сне Осанай. И, решив для себя, что это сон, он вынужден считаться с окружающим бытием. Это свойственно всем: стоит уснуть, как сознание дает команду ни за что не расслабляться, сдерживать себя от позывов к безрассудству.
"А если я сплю не один?" – спрашивает себя Осанай. Доспехи самурая – подтверждение тому, что он видит сон. В руке он сжимает эфес. Крови на клинке нет. "Что было после того, как я обнажил меч? Такое ощущение, что я вынул его из ножен давно, вот только ничего не помню". Осанай видит сон, будто только что проснулся. Он – молодой самурай – сидит на кровати. Напротив еще одна. Рядом с той кроватью психотерапевтическая установка. В спальне – мрак. Похоже, здесь врачебный кабинет на дому. "Эту комнату я знаю из какого-то другого сна. Точно! Из сна Паприки. Здесь – спальня квартиры Ацуко Тибы. В этой комнате она лечит пациентов".
Ему кажется, что его окружает реальность и все вокруг как настоящее. При этом нет ощущения, будто он спит. Возможно ли такое? Но в любом случае это сон, и размышлять в нем глубже не получается. Морио Осанай вяло поднимается с кровати, мало чем напоминая молодого самурая.
Из соседней комнаты доносится голос. Говорит мужчина. Там, должно быть, гостиная. Вполне вероятно, что Ацуко Тиба привела к себе домой мужчину и ведет с ним дружескую беседу. От ревности у Осаная темнеет в глазах, его буквально трясет. Подавшись вперед, молодой самурай прислоняется к стене, приоткрывает дверь и, навострив уши, подглядывает через дверную щель в гостиную.
– …Однако тот тигр на меня не напал. Наоборот, подошел ко мне и так нежно, как бы любя, ко мне прильнул. И замурлыкал.
"Это он – Носэ, управляющий крупной фирмой",- моментально соображает Осанай. А Носэ, горделиво окинув взглядом компанию, продолжает рассказ. Компания – это Ацуко Тиба, Косаку Токида, директор Торатаро Сима и двое незнакомых Осанаю мужчин. "Странно – в сравнении с моей эфемерностью их присутствие кажется самой что ни на есть реальностью. Говорят-то они, по крайней мере, отчетливо".
– По идее, такого быть не может – чтобы свирепый тигр, ворвавшись в заполненное людьми помещение, прильнул бы к человеку. Я, словно играя с огнем, гладил тигра по жесткой шерсти, а самого словно током било: если это не сон, то тигр объявился из сна. Точнее, не титр, а Такао Торатакэ в облике зверя.
Едва вернувшись из командировки, Носэ прямо с порога поделился приключениями с окружившими его Ацуко, Токидой и Симой. Тосими Конакава замещал шефа и прийти не мог, поэтому отправил вместо себя инспекторов Ямадзи и Убэ. Косаку и Торатаро Сима уже поправились и могли позаботиться о себе сами – им больше не требовался присмотр Кикумуры и Саки.
– Тигр будто растворился у меня на глазах. Я во сне… хотя нет, наяву – повторял вслух как молитву: "Исчезни! Исчезни! Возвращайся в сон". Кто знает, возможно, Всевышний услышал меня. Намба может подтвердить – он стоял рядом и видел своими глазами, как тигр в одно мгновение растворился. Намба, как, впрочем, и я, не отважился рассказать эту нереальную историю полиции, чтобы не выглядеть в их глазах идиотом. Что было дальше, вы знаете из газет. Полиция, пожарные, Общество друзей животных устроили в горах облаву, но никакого тигра, разумеется, не нашли. Однако, как ни пытайся, списать все при двух трупах и многочисленных раненых на коллективную галлюцинацию не удастся, и там по-прежнему не теряют бдительности – вдруг тигр опять забредет.
– Очень похоже на ситуацию с японской куклой,- говорит инспектор Ямадзи, стараясь сохранить присущую полицейскому логичность.- Появившееся из сна существо естественным образом исчезает, будто его не было и в помине, но при этом оставляет после себя погибших и раненых. Что бы это могло значить?
Ацуко не знает, что на это ответить. А любая попытка дать ответ закончится символическим предположением очередным признанием мощи сновидений: простым посланцам из мира снов по силам нести в реальный мир смерть и увечья.
– Мне нельзя…- Косаку Токида в который раз хватается за голову и горько стонет.- Нельзя было создавать этот чудовищный модуль. Да к тому же без защиты от подключения. Это провал. Провал ученого.
Все умолкают, не находя слов для утешения. А Токида знай распаляет себя:
– Ну почему я не подумал об этом сразу? Расслабился, окрыленный успехом. Вот что.- Он поворачивается к Ацуко и медленно протягивает ей толстую ладонь.- Я демонтирую эти МКД. Отдай мне все модули, что есть у тебя,- я ликвидирую их прямо сейчас.
– По… погодите.- Ямадзи в волнении приподнимается со стула.- Ваше настроение понятно, но МКД остаются и у врагов. Думаю, случись что, меня по голове не погладят, если узнают, что я не помешал вам их разбирать.
– Именно,- поддакивает Носэ.- Хотя бы посоветуйтесь с Конакавой.
– Вот если бы само существование модуля не расширяло остаточное явление…- принимается за свое Токида.
– Допустим, мы уничтожим наши экземпляры,- вяло произносит Торатаро Сима, чьи глаза выдают накопившуюся усталость,- но пока те двое пользуются МКД, они будут каждую ночь проникать в наши сны. Признаться, у меня нет больше сил. Вчера Осанай опять надо мной издевался…
При этом Сима умолчал, как Осанай его обругал, вогнал по шею в землю и заставил бегать, как крота, взад-вперед.
– Если и представится шанс отобрать у них МКД, то лишь во сне. Думаю, они уже не пользуются модулями, и все же…- Ацуко подбадривает упавшего духом директора Симу.- Потерпите еще самую малость. Я сама буду вас оберегать, как вчера.
– Да, конечно. Ты же еще не разделалась с ними,- горько вздыхает Сима. Он выглядит изрядно постаревшим.
Токида и Носэ кивают Ацуко – они сочувствуют той, с кем им приходилось делить сон. Придется им впредь побывать в ее снах или нет, но оба видели и знают, каково ей там приходится.
– Господин Конакава в шутку обмолвился, что вчера померился силами с Сэйдзиро Инуи.- Суперинтендант Ямадзи хмыкает.- Хотя, конечно, в этом нет ничего смешного.
– Да. А потом началось…- подхватывает Ацуко, кинув взгляд на Симу.
– Ты про казус в новогоднюю ночь? Когда Осанай удрал от старшего суперинтенданта и вместо него на крыльцо вышел сам Сэйдзиро Инуи? – интересуется Сима.- Еще бы! Сцена с крыльцом была из сна Осаная, и немудрено, что кадр сразу сменился.
– Этого я не видел,- в свою очередь заинтересованно произносит Токида.- Ну и как господину Конакаве показался противник? Справился он с Инуи?
– Да, кто-кто, а он-то справится,- говорит Носэ, отгоняя саму мысль, что бы произошло с ним самим, окажись он там.- Мы ведь продолжаем наступать.
– Потом Осанай объявился в образе молодого самурая на постоялом дворе,- продолжает Сима.- Мы с Паприкой тоже там были, в старинных одеждах. Меня удивило, что молодой самурай обнажил меч, но где-то там поблизости сражались в своих снах главный суперинтендант и Инуи.
– Точно. Меч вынимал.
Все услышали эту реплику, произнесенную отсутствующим голосом. Они застывают от изумления, и только инспектор Убэ, поднявшись, заглядывает в спальню.
– Там кто-то есть.
– Кто? – спрашивает суперинтендант Ямадзи, а самого охватывает недоброе предчувствие. Встав на изготовку, он кричит: – Эй! Кто там? Выходи!
Медленно отворяется дверь. Компания в гостиной затаивает дыхание. В самурайских доспехах там стоит, прислонившись к косяку, Морио Осанай. В руке он сжимает обнаженный меч. Его силуэт кажется туманным, контуры – расплывчатыми. В потухшем взгляде Осаная сквозит ненависть. Его будто бы нет, но в подсознании возникает зловещее ощущение его присутствия. Осанай красив, точно сошел с гравюры средневекового романа, но такая красота настораживает вдвойне.
– Он появился из сна.- Ацуко, встав, идет к кухне – и оказывается к Осанаю ближе всех.
– Исчезни, исчезни,- вспомнив историю Носэ о тигре, громко вопит Токида, прикрывая своим гигантским телом Ацуко.- Тебя нет. Исчезни. Исчезни.
Молодой самурай едва заметно улыбается. И бормочет абсолютный бред:
– После того как, вынув меч. Сейчас не делаю зубы уход. Пробудишься – Косаку Токида. Там, вход мисо без принципа двери. Я есть. Прелюбодеяние. Дьявол белого золотого стула.
От инспектора Убэ не ускользнуло, что Осанай вплотную приблизился к Токиде, целя острием меча прямо ему между глаз. Тогда Убэ направляет на молодого самурая пистолет, но выстрелить первым не решается и спрашивает у суперинтенданта Ямадзи:
– Как быть?
– Стреляй! Вряд ли он умрет… по-настоящему,- приказывает Ямадзи, но тут же смущается: – А вдруг и впрямь умрет? И уже не проснется в реальности?
Молодой самурай заносит клинок над головой Токиды.
– Спасите! – вопит Токида, весь сжавшись от страха.
– Стреляйте! – восклицает Ацуко.- Реальность не искривится.
– Стреляй!
Поняв, что самурай все равно рубанет мечом, Убэ спускает курок.
Из груди сочится алая кровь, и молодой самурай пошатывается, словно исполняет танец смерти. Его меч разрезает воздух. Вот Осанай издает страдальческий крик, изо рта льется кровь, взор устремлен к небу. Какая эстетичная смерть! За миг до того, как рухнуть на пол, самурай исчезает.
У Осаная потемнело в глазах. Он чуть не упал со стула, но быстро пришел в себя и восстановил равновесие. Он сидел в кабинете Инуи и обсуждал с патроном результаты совета директоров. Инуи чему-то удивился и пристально смотрел на молодого коллегу.
– Извините, я, кажется, задремал. Все эти дни сплю урывками. Что было вчера, вы видели сами…- уклончиво сказал Осанай, намекая на сон, который они вдвоем видели накануне. Что он мог еще сказать?
– Ты как, в порядке?
– Да, все уже хорошо,- заверил его Осанай, но самому показалось, будто пустота, сдавливавшая с утра его грудь, в момент помутнения лишила его частицы собственного "я". Его самого интересовало, что произошло. В сознании зиял пробел. Пытаясь прийти в себя, он потряс головой.
– Что это сейчас было? – подозрительно поинтересовался Инуи, пристально глядя на Осаная.
– Вы о чем?
Инуи снял очки и положил их на стол. Поморгал.
– На какой-то миг ты исчез со стула. А затем появился в доспехах самурая и с мечом в руке. Грудь испачкана кровью, а сам, как мне показалось, на волосок от гибели. В предсмертном порыве ты выглядел воистину прекрасно. Просто загляденье. Так что это было? – неспешно поднимаясь, спросил Инуи и расплылся в улыбке. Проблеск сладострастия в его глазах не ускользнул от взгляда Осаная.- Мне показалось, сила "дьявольского семени" на мгновение перенесла твой сон в реальность. И кто-то тебя там убил.- Зайдя Осанаю за спину, Инуи опустил руки ему на плечи.- Все-таки какой же ты красавец! Я от тебя без ума.
17
Страх перед сном ощущали и Ацуко, и Осанай. Однако Ацуко считала своим долгом во что бы то ни стало вернуть МКД, и это ее стимулировало. Она во сне главенствовала над Инуи, Осанаем и Хасимото. Что это значит – иметь превосходство в общем для всех сне? Прежде всего это дает право выбора выгодной для себя сцены и хода ее дальнейшего развития, а также свободу беспрепятственного проникновения в сны противников.
Ацуко боялась, что пока, увлекаемая бессознательным, будет спать – окажется в плену глубокого сна и не сможет оттуда выбраться. Она осознавала, какой вред это нанесет здоровью, но была вынуждена спать урывками, довольствуясь поверхностным сном. В ход шло все: лекарства, автоматические пробуждающие устройства, сон в неустойчивой позе на стуле перед психотерапевтической установкой.
Ночью она настроила автомат, чтобы поддерживать у себя поверхностный сон, не доводя себя до полного пробуждения. В изголовье положила телефон: если устройство не поможет, они с Токидой и Симой договорились время от времени перезваниваться.