Есть вроде такая угроза у профсоюзов: "Мы знаем, где вы живете". Ну, пусть не угроза, а просто констатация факта. Все равно. Я теперь знаю, где живет Огрызок. И, что еще лучше, знаю, как попасть в его логово.
Прежде чем отправиться домой, я выливаю в глотку еще один шкалик водки. Раз уж я все равно рядом с винным магазином, имеет смысл зайти. Хорошая новость: у них продается водка "Абсолют"…
Глава 25
Расс и Фай начали целоваться в час ночи.
Телевизионная церемония вручения наград практически завершилась, и за столиком для сотрудников шоу "Счастливый понедельник" они остались вдвоем. Недопитые бокалы, грязные тарелки и прочий мусор выглядели весьма непривлекательно, однако молодым людям было все равно. Когда официальная часть вечера уже подходила к концу, для Расса и Фай все только начиналось. Не последнюю роль в их сближении сыграли шампанское и кокаин.
Поцелуй был потрясающим, подумали они оба. Иногда поцелуй просто напоминает о бывшем партнере, о том, как хорошо сливались ваши губы, а иногда он дарит совершенно новые ощущения, напрочь сметая воспоминания о прошлых романах. Даже когда вокруг Расса и Фай затихли звуки музыки, они продолжали целоваться; их гормоны бурлили под воздействием алкоголя и наркотиков. Молодые люди взяли свои куртки, но не для того, чтобы просто подышать свежим воздухом. Парочка покинула холл телецентра Би-би-си. Они брели, крепко обнявшись, останавливаясь для того, чтобы обменяться страстным поцелуем. На улице остановили такси, и когда Расе произнес "Фулэм", Фай не возражала. Они продолжили целоваться в машине, и теперь их руки блуждали по телам друг друга.
Все это время Расе и Фиона молчали. Хотя нет. Иногда парочка размыкала объятия, и тогда кто-нибудь произносил: "О Господи", – это звучало как удивленное "Что же мы делаем?". Или один из них вздыхал: "Боже!", просто чтобы подчеркнуть ту страсть, которую испытывали оба – конечно, отчасти благодаря шампанскому и кокаину, – но только отчасти.
Когда молодые люди доехали до Фулэма, уже не было никаких сомнений, что им суждено быть вместе, и то, что должно было произойти, – неизбежно. Когда в такси Фай взяла руку Расса и положила между своих ног, тот понял: девушка не против. Фионе же стало ясно, что она его зацепила. Расе был нормальным мужиком, кто бы на его месте отказался?
Все же ей удалось ошеломить Расса своей раскрепощенной сексуальностью. Когда они добрались до его комнаты (молодой человек устоял перед соблазном завести Фай в гостиную, где кто-то из других жильцов еще курил марихуану), девушка вышла на середину, повернулась к нему и через голову стянула с себя топ. От изумления Расе раскрыл рот. Фиона потянулась рукой за спину, расстегнула бюстгальтер, который упал на пол, и челюсть у парня отвисла еще больше.
– Как ты меня хочешь? – спросила Фай. Расе почувствовал, что его мечты сбываются.
– Как угодно, всеми способами, – выдавил он, ощущая себя главным героем фильма. Девушка смотрела на него кокетливо, соблазняющее – ну просто ожившая фантазия онаниста.
Точно как ожившая фантазия, подумал Расе и сказал:
– Сними юбку, совсем разденься. Я хочу, чтобы ты села па подоконник и закурила сигарету.
Расе сам удивился своей смелости. Без помощи алкоголя он бы никогда не решился произнести эти слова.
Едва он их выпалил, как тотчас пожалел о сказанном и приготовился к всплеску возмущения. Такие девушки, как Фай, вряд ли потакают мужским фантазиям.
Но она всего лишь подняла брови, будто говоря: "Забавно", и выполнила его просьбу – выскользнула из юбки, стащила с себя трусики, глядя ему прямо в глаза, и Расе почувствовал, как натягивается ткань на его брюках.
– Помоги мне, – попросила Фай.
Он шагнул вперед, задыхаясь от возбуждения, обхватил ее за талию, поднял и усадил на подоконник, который был как раз достаточной ширины – но не больше, – чтобы девушка там уместилась. Она закинула одну ногу на другую и скомандовала:
– Подай мне сигарету.
Молодой человек подчинился, зажег сигарету и протянул ей. Фай оперлась локтем о колено и закурила, смотря прямо на него, совсем как в его грезах.
Ну ладно, подумал Расе, не совсем так. В его фантазиях ее грудь выглядела больше, животика не было, а ногти на ногах были покрыты лаком.
Зато в остальном все было точно так, как он себе представлял.
Девушка небрежно стряхивала пепел на ковер, и Расе слегка забеспокоился, когда увидел, что столбик пепла едва не угодил на его бесценную игровую приставку. Но только слегка. Он был слишком возбужден, он мог бы всю ночь так простоять, глядя на Фай. Вообще-то Рассу хотелось незамедлительно ее трахнуть. Но это бы все испортило. И потому парень пробормотал:
– Подожди немного, не слезай, я сейчас, – повернулся и ринулся в ванную. Эрекция делала его похожим на неандертальца; впрочем, по своей сути он таковым и являлся.
В ванной молодой человек посмотрел на себя в зеркало и увидел Расса, который вот-вот переспит с прекрасной блондинкой. Увиденное ему понравилось. Не стоит медлить, подумал Расе, и спустил брюки и трусы. Он собирался помыть пенис.
В то же самое время Фай докурила сигарету и огляделась в поисках чего-нибудь, куда можно сунуть окурок. На другом конце комнаты стояла пустая банка из-под пива. Девушка спрыгнула с подоконника.
И приземлилась прямо на игровую приставку.
Которая прогнулась и сломалась. Фай была худенькой, но все же игровые приставки "Плэй-стэйшн-2" не рассчитаны на то, чтобы выдерживать вес обнаженных, спрыгивающих с подоконника блондинок.
Расс находился в блаженном неведении относительно случившегося несчастья. Мыло попало под крайнюю плоть и теперь немного щипало. Вообще-то щипало очень.
Фай с ужасом рассматривала игровую приставку у себя под ногами. Она умудрилась плюхнуться на эту штуковину всей тяжестью, нет чтобы одной ногой попасть на приставку, а другой – на пол. Потом девушка рассмеялась. Вспомнила, как Расе на летучках вечно вставляет: "Вот в игре "Финальная фантазия"…" – противным голосом, который всегда повышается к концу фразы, словно он хочет задать вопрос.
И Фай снова подпрыгнула. В нее словно бес вселился, она прыгала снова и снова.
Расе не имел ни малейшего понятия о том, что, уничтожив его игровую приставку, Фай оделась и вызвала по мобильному телефону такси. Со слезящимися от боли глазами он поливал холодной водой головку члена и, разумеется, не заметил, как Фай вышла на лестничную площадку, на цыпочках прокралась по лестнице и выскользнула за дверь.
Он все лил и лил на пенис холодную воду.
– Ты сломала мою игровую приставку, – упрекнул Расе Фай на другой день, встретив ее на работе.
Фионе редко доводилось видеть кого-то в столь ужасном состоянии. Молодой человек выглядел так, как она себя чувствовала. Выдался тот редкий случай, когда Фай благодарила свою счастливую звезду за то, что родилась женщиной и могла скрыть грехи под слоем косметики. А скрывать было что.
– Не я, – машинально ответила она, но скорее вызывающе, а не защищаясь. Девушка чувствовала, что у нее значительно прибавилось смелости за время, которое прошло со вчерашнего сидения на подоконнике в комнате Расса.
– Я видел отпечатки твоих ног, – угрюмо произнес молодой человек.
– Да? – Фай смотрела на него, втянув одну щеку и зажав зубами ее внутреннюю сторону. Еще вчера это показалось бы Рассу страшно сексуальным. Сейчас же он думал о том, что эта девица разнесла вдребезги игровую приставку и оставила его неудовлетворенным как раз в ту минуту, когда он был уверен, что одержал самую значительную победу в своей жизни. Демоны ада не идут ни в какое сравнение с отвергнутым занудоидом.
– Что "да"? – осведомился Расе, едва сдерживая гнев.
– О чем ты? – переспросила Фай.
– А как насчет… – Он замолчал, потому что кто-то шел по коридору, затем продолжил чуть тише: – Как насчет: "Извини, пожалуйста, жаль, что так вышло. Вот возьми деньги на новую приставку"?
– И сколько же стоит такая приставка? – поинтересовалась девушка, сладко улыбаясь.
– Сто девяносто девять фунтов, – сквозь зубы ответил он.
– Не может быть! – рассмеялась Фай. – Моему брату похожая обошлась меньше чем в сотню. Так что дороже я платить не буду. А если ты выложил столько денег, значит, ты дурак. Тебя просто надули.
Губы Расса задергались.
– У меня была "Плэй-стэйшн-2", а у твоего брата, наверное, "Плэй-стэйшн-1". У них только названия одинаковые. Не говоря уже о том, что "Плэй-стэйшн-2" совместима с предыдущими версиями.
Фай едва не вспылила. Придурок – он и есть придурок, подумала она.
– Ну хорошо, Расе, я отдам тебе деньги, как только смогу. – Сказав это, девушка оставила его стоять в коридоре, а сама ушла, втайне усмехаясь. "Классно быть стервой", – пришло ей в голову.
Когда Фай уже порядком удалилась, Расе окликнул ее:
– С сегодняшнего дня мы враги, да?
– Прекрасно, – отозвалась та, думая: "Конечно, жди-дожидайся своих денег".
Словом, война была объявлена. По крайней мере по мнению Расса. Поэтому, когда он совершенно случайно натолкнулся на двойника Феликса Картера в магазине канцтоваров "Пэйпэрчейз" – а в их шоу как раз искали похожих на певца людей для следующей передачи, – то решил, что перевес на его стороне.
Глава 26
С этого времени у меня все будто в тумане. Я очень много пью. Да, понимаю.
Ладно, давайте посмотрим. Вот что я могу вспомнить, правда, не по порядку.
1. Я иду в супермаркет, чтобы попытаться привести свою жизнь в норму. Тщетно.
2. Я очень скучаю по Сэм и кляну себя за то, что не ценил ее, когда она была рядом. Что я имею в виду? Ну например: из-под двери нашей квартиры ужасно сквозит, поэтому там, внизу, чтобы не дуло, прикреплена такая матерчатая колбаска, которую сшила нам мать Сэм. Просто кишка из ткани, набитая старыми футболками и прочей ерундой, но она здорово спасает от сквозняка. Конечно, из-за этой колбаски довольно трудно попасть домой – она цепляется за ковер, застревает под дверью, и нужно либо потянуть дверь назад, либо нагнуться и высвободить ее руками. Дело в том, что когда Сэм приходила домой первой и, сидя на диване, смотрела, скажем, "Жителей Ист-Энда", то она всегда вскакивала со словами: "Погоди-ка", чтобы придержать колбаску и дать мне войти в квартиру. Однажды, когда мы ссорились, жена справедливо упрекнула меня: "Ты когда-нибудь обращал внимание на то, что я всегда помогаю тебе войти в дом, а ты ни разу в своей жизни мне не помог? Я не припомню ни единого случая, чтобы ты встал и пришел мне на помощь. Ты просто сидишь и потягиваешь свое пиво, ведь так? Тебе совершенно наплевать на то, что я не могу войти…" Я начал возмущаться: "Ты же всегда приходишь раньше меня!" (вранье чистой воды), а еще: "Какая избирательная память! Я тебе сотни раз помогал!" (такая же ложь). Закончилось все тем, что мы оба расхохотались, уж очень смешно было спорить из-за того, что один не помогает другому управиться с колбаской, но Сэм была права. Я действительно никогда не помогал ей войти в квартиру.
3. Я пью много водки, много плачу и смотрю по телевизору детективные программы.
4. Я жалею о том, что не замечал Сэм. Если мы проводили вечер на диване, наслаждаясь вначале принесенным из ресторанчика карри, а потом шоколадными конфетами, то, перед тем как лечь спать, Сэм испытывала острый приступ вины, причитала: "О Господи, я чувствую себя такой толстой!", и все заканчивалось тем, что она начинала делать упражнения или танцевать прямо в спальне. Я же в это время лежал в постели, уставившись в маленький телевизор, и не обращал на нее внимания. Почему я не смотрел на нее? Как случилось, что я упустил возможность наблюдать за любимой женщиной в самом естественном состоянии? Пялился в долбанный телик. Возможно, если бы я рассуждал здраво, до меня бы дошло, что вряд ли бы Сэм вела себя так непринужденно под моим взглядом. Наверняка бы вообще не делала никаких упражнений. Но кто может рассуждать здраво в подобной ситуации?
5. На улице ко мне обращается человек из телевизионной передачи и спрашивает, не хочу ли я в следующий понедельник принять участие в телешоу "в роли двойника Феликса Картера".
6. См. пункт третий.
7. Я сажусь писать благодарственные письма, однако не могу закончить даже первое.
8. Я вламываюсь в дом Огрызка и испражняюсь на его постель.
9. Я рассматриваю отцовский револьвер, заряжаю его и разряжаю. Один раз целюсь в диван и спускаю курок, хотя барабан пуст; проделываю это снова и снова. Я представляю, что диван – это Огрызок или человек, укравший мой "дипломат". Засовываю оружие за пояс брюк. Я даже иду в магазин, засунув в джинсы револьвер, и, хотя он не заряжен, я ловлю взгляды юнцов, которые крутятся у магазина. Я хочу, чтобы они что-то сказали. Попытались задеть меня. Я хочу вытащить револьвер, направить на них и посмотреть на их лица. Я хочу, чтобы они почувствовали, каково это, когда тебе угрожают.
Хм…
Не волнуйтесь, я понимаю, что здесь многое требует подробного объяснения. Давайте начнем с пункта первого, похода в супермаркет, идет?
Да, пожалуйста…
Так на меня действует почерк Сэм. Он как будто вырывает меня откуда-то или, наоборот, куда-то меня отбрасывает. В общем, именно из-за него я направляюсь в супермаркет.
Я направляюсь в супермаркет потому, что, роясь в ящике кухонного стола в поисках "Нурофена", который точно должен был быть там (куда же он, черт побери, запропастился?), неожиданно натыкаюсь на исписанный Сэм листок, список покупок. Вот он лежит передо мной на куче всякой дребедени, обычно скапливающейся в кухонных ящиках, – старые батарейки, футлярчики от фотопленки, колода игральных карт, тюбик универсального клея.
Это всего лишь измятый клочок бумаги с надписью "Не забыть!", явно выдержавший путешествие до супермаркета и обратно. Но, возможно, он лежал в кармане Сэм. А до того, как отправиться в магазин, она сидела дома, скорее всего в гостиной – тогда там было гораздо чище, чем сейчас, – составляла список и морщила лоб, пытаясь вспомнить, что нам нужно. Когда Сэм вернулась, то выложила покупки, сверяясь со списком, как обычно, а потом, видно, по рассеянности, засунула клочок бумаги в ящик, самое подходящее место для подобных списков. Другими словами, этот скомканный листок – частица Сэм.
Краткий перечень необходимых в хозяйстве вещей: "молоко, жидкость для мытья посуды, яйца, стиральный порошок, средство для чистки канализации, сок, бананы, лампочка на 60 ватт". И еще какая-то запись, то ли "масло для загара", то ли "масло растительное"… Когда я вижу этот список, что-то заставляет меня пойти в супермаркет. Наверное, если бы я нашел ее записку с напоминанием оплатить счет за газ, я бы пошел платить за газ. А если бы мне на глаза попалась надпись "не забыть о дне рождения мамы", я бы отправился поздравлять тещу. Интересно, а если бы я обнаружил послание со словами: "Крис, брось пить"? Что тогда?.. В общем, я иду в супермаркет.
Прежде чем выйти из дома, выпиваю еще водки, зашнуровываю ботинки, накидываю куртку, и вот я уже закрываю дверь. Вначале иду направо, затем вспоминаю, что супермаркет в другой стороне, называю себя тупым ослом и сворачиваю налево. Я поднимаюсь вверх по холму, к универсаму "Сейфуэй".
На полпути вдруг что-то чувствую у себя в ботинке. Наступать больно; просто не обращать внимания не получается.
Знаете, как иногда бывает – ты лежишь в постели долго-долго, однако в конце концов признаешь поражение и встаешь, чтобы сходить в туалет. Лежишь и, хотя прекрасно понимаешь, что уснуть не удастся, пока не отольешь, из последних сил терпишь, оттягиваешь неминуемый миг. Типичный пример отрицания. Ты думаешь: "Если я сделаю вид, что ничего не чувствую, то, может быть – хотя бы в этот раз, – все пройдет".
То же самое касается камешков, попавших в обувь, только у них больше шансов исчезнуть, чем у мочи чудесным образом испариться из мочевого пузыря. Хотя камешки тоже никуда не деваются. Я продолжаю шагать, но постепенно до меня доходит, что внутри ботинка болтается камешек. Когда я наступаю на него пяткой, мне больно, и это страшно раздражает. Поэтому каждый раз, когда я поднимаю ногу, мне приходится делать ею легкий мах вперед, чтобы камешек переместился от пятки к пальцам.
Походка получается странной, как будто я иду по улице и пританцовываю под неслышную музыку. Или гоню перед собой невидимую жестянку. Ощущение неловкости усиливается, пока наконец мне не приходит в голову, что если я буду пинать настоящую банку, то, может, и не буду выглядеть так глупо. Замечаю урну и выуживаю оттуда жестянку. Только вот футболист из меня никакой, к тому же я изрядно поддатый, так что мне приходится метаться по тротуару за банкой из стороны в сторону, и боль в пятке усиливается.
Бросаю банку со смутным чувством вины – мусорить нехорошо! – тем более что у кого-то раньше хватило сознательности кинуть ее в урну. Но я слишком сосредоточен на том, чтобы ослабить боль в ноге, и в конце концов решаю – так под утро понимаешь, что встать и отлить все же придется, – снять ботинок и избавиться от помехи.
Останавливаюсь и нагибаюсь, полагая, что сейчас слегка ослаблю шнуровку, стяну башмак, вытрясу камешек, обуюсь и пойду дальше. Однако ничего не выходит – может, потому, что мне неудобно наклоняться посреди тротуара, и я слишком тороплюсь, а может, потому что, когда я пинал банку, вредный шнурок затянулся слишком сильно. Наверное, я терплю неудачу из-за того, что слишком пьян, – вы пробовали когда-нибудь, находясь в подпитии, развязать шнурки? Поверьте, это нелегко… Короче, у меня ничего не получается. Я кусаю губы от бессильной злобы, а в какой-то миг – смешно, правда? – пытаюсь даже поднести ногу ко рту, чтобы зубами развязать шнурок. Если бы я был чуть гибче, у меня бы все получилось. Но мне не удается задрать ногу так высоко, к тому же на одной ноге стоять трудно. Теряю равновесие и отпрыгиваю, словно увидел крысу, затем продолжаю путь.
Камешек по-прежнему причиняет боль; теперь я чувствую, как он впивается в верхнюю часть стопы. Снова меняю походку: сейчас я не только слегка машу ногой вперед, но и покачиваю ступней из стороны в сторону – пытаюсь сдвинуть камешек и в то же время не дать ему перекатиться вниз. Так и бреду, пока наконец не захожу в супермаркет.
От нашего дома до универсама пять минут быстрой ходьбы, однако у меня ощущение, что Иисусу, когда он нес свой крест на Голгофу, было гораздо легче. По крайней мере, когда он туда добрался, ему не пришлось искать тележку. А мне вот приходится. Тележки стоят у дальнего входа в магазин, не у того, через который я вошел, и я вынужден плестись своей несуразной взбрыкивающей походкой мимо касс, мимо газетного киоска к рядам тележек, извивающимся снаружи. Действие водки проходит, и я, начиная потеть, с ужасом сознаю, что не захватил с собой НЗ. Ну что ж, думаю я, по крайней мере можно купить все здесь. Поэтому, лишь на минутку задержавшись во фруктовом отделе, чтобы взглянуть на бананы, тороплюсь к винному отделу, по пути продолжая взбрыкивать ногой.