- А мне нравится книга Чарли Кертиса. Она написана без фальши и рисует все очень живо.
- А этот Стритер пишет ужасно смешно. Помните, как он подстрелил конгони?
- Да, это очень смешно.
- Но ни один автор не заставил меня почувствовать к этой стране то же, что чувствует он сам. Все описывают привольную жизнь в Найроби или плетут всякую чушь о том, как подстрелили зверя с рогами на дюйм длиннее, чем кто-то другой. Или нудно твердят про опасность.
- Я хочу попробовать написать об этой стране, и о зверях, и о том, каково все это для новичка.
- Что ж, попробуйте. Может получиться неплохо. А знаете, я тоже вел дневник во время поездки на Аляску.
- Вот бы мне почитать, - сказала Мама. - Я и не знала, что вы писатель, мистер Дж. Ф.
- Да уж куда там, - сказал Старик. - Если хотите, я пошлю за этим дневником. Понимаете, там просто записано все, что мы делали изо дня в день, и какой Аляска представилась англичанину из Африки. Вам будет скучно.
- Никогда, если это написали вы, - сказала Мама.
- Ваша женушка делает нам комплименты, - сказал Старик.
- Не мне. Вам.
- Его я уже читала, - сказала Мама. - Мне интересно прочесть, что пишет мистер Дж. Ф.
- Слушайте, а он правда писатель? - спросил ее Старик. - Что-то не похоже. Может, он зарабатывает и себе и вам на жизнь охотой?
- Нет. Он пишет. Когда у него ладится, с ним очень легко. Но, пока он не разошелся, к нему лучше не подходи. Перед тем как начать писать, он должен разозлиться. А когда заводятся разговоры о том, что он никогда больше не возьмет пера в руки, я знаю: теперь дело пойдет.
- Пусть поговорит с нами о литературе, - сказал Старик. - То ли дело - Кожаные Штаны. Расскажите-ка нам какие-нибудь литературные анекдоты.
- Ладно, слушайте. Это было в последний наш вечер в Париже. Накануне я провел день в Солони, у Бена Галлахера, и он устроил там fermee - знаете, когда кролики выходят кормиться, ставят такую низенькую загородку, - и мы все утро охотились на кроликов, а после завтрака охотились на фазанов, и еще я подстрелил chevreuil16.
- А при чем тут литература?
- Погодите. В последний вечер у нас обедали Джойс с женой, и к обеду был жареный фазан и седло chevreuil, и мы с Джойсом напились, потому что назавтра я уезжал в Африку. Ох, и вечерок был!
- Ничего себе литературный анекдот! - сказал Старик. - А кто такой Джойс?
- Чудный малый, - сказал я. - Написал "Улисса".
- "Улисса" написал Гомер, - сказал Старик.
- А Эсхила кто написал?
- Тоже Гомер, - сказал Старик. - Вы меня не поймаете. Ну, а еще какой-нибудь литературный анекдот?
- Вы знаете, кто такой Паунд?
- Нет, - сказал Старик. - Первый раз слышу.
- Могу рассказать недурные анекдоты про Паунда.
- Наверно, о том, как вы с ним ели какого-нибудь зверя с чудным названием, а потом напились?
- Бывало и так, - сказал я.
- Веселая жизнь у вашего брата. Как вы думаете, вышел бы из меня писатель?
- Отчего ж.
- Вот, - сказал Старик моей жене, - теперь мы с вами охоту по боку, и будем оба писателями. Ну, рассказывайте дальше.
- Знаете, кто такой Джордж Мур?
- Это про которого написано:
"Скоро в путь!
За Джорджа Мура я прощальный кубок пью".17
- Он самый.
- Ну так что же с ним случилось?
- Он умер.
- Мрачноватый анекдот. Нельзя ли чего-нибудь повеселее?
- Я его как-то встретил в книжном магазине.
- Вот это уже лучше. Видите, он умеет интересно рассказывать.
- Я однажды зашла к нему в Дублине, - сказала Мама. - С Кларой Дунн.
- Ну и что было?
- Не застали дома.
- Ах, черт побери! Вот она, литературная жизнь! - сказал Старик. - Ни с чем ее не сравнишь.
- Терпеть не могу Клару Дунн, - сказал я.
- Я тоже, - сказал Старик. - А что она писала?
- Письма, - сказал я. - Знаете такого - Дос-Пассоса?
- Первый раз слышу.
- Мы с ним пили горячий кирш в зимние холода.
- А что было дальше?
- В конце концов на нас все ополчились.
- Единственный писатель, с которым я был знаком, это Стюарт Эдвард Уайт, - сказал Старик. - Раньше зачитывался его книжками. Замечательные книжки. А потом познакомился с ним. Не понравился.
- Вы делаете успехи, - сказал я. - Видите? Литературные анекдоты вещь нехитрая.
- А почему он вам не понравился? - спросила Мама.
- Зачем рассусоливать? Разве анекдот не получился? Ваш муж тоже так рассказывает.
- Все-таки расскажите.
- Уж очень он строил из себя эдакого бывалого. Глаза, привыкшие к необозримым пространствам, и прочее тому подобное. Львов будто бы перебил до черта. Нечего этим хвалиться. Гонялся за ними, это еще так-сяк. Стольких нипочем не убьешь. Они сами кого хочешь убьют. Пишет шикарные статьи в "Сатердей ивнинг пост" про этого - как его? Энди Бернетта. Здорово пишет! А сам мне ужасно не понравился. Видел его в Найроби - так и вперял глаза в необозримые пространства. Когда в городе, так одевался во что похуже. Там говорили, будто стрелок он отличный.
- Да вы сами, оказывается, тоже из литературной братии, - сказал я. - Ишь каким анекдотом блеснули!
- Он прелесть, - сказала Мама. - А мы будем когда-нибудь есть?
- Господи, я думал, мы уже поели, - сказал Старик. - Эти анекдоты только начни. Конца им не будет.
После обеда мы немного посидели у костра, а потом пошли спать. Одна мысль, видимо, не покидала Старика, и прежде чем я залез в палатку, он сказал:
- Вы уж столько ждали, не торопитесь завтра стрелять. Реакция у вас быстрая, так что спешить вам некуда. Запомните - торопиться не надо.
- Хорошо.
- Я велю пораньше вас разбудить.
- Хорошо. Признаться, ко сну здорово клонит.
- Спокойной ночи, - крикнула из палатки Мама.
- Спокойной ночи, - сказал Старик. Он зашагал к своей палатке с комической чопорностью, осторожно неся себя в темноте, точно откупоренную бутылку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Утром Моло разбудил меня, потянув за одеяло. Я долго одевался, потом вышел из палатки, промыл слипавшиеся глаза и только после этого проснулся окончательно. Еще не рассвело, а у костра уже маячила темная спина Старика. Я подошел к нему, держа в руке обычную утреннюю чашку горячего чая с молоком, в ожидании, пока чай немного остынет.
- Доброе утро!
- Доброе утро, - откликнулся он хриплым шепотом.
- Хорошо спали?
- Прекрасно. Как самочувствие?
- Ничего, только все еще спать хочется.
Я пил чай и выплевывал чаинки прямо в огонь.
- Вы бы погадали на них, - сказал Старик.
- Ни к чему это.
Мы позавтракали при свете фонаря холодными скользкими абрикосами, подогретым рубленым мясом с острым томатным соусом, яичницей из двух яиц и живительным кофе. После третьей чашки Старик, задумчиво глядя перед собой и покуривая трубку, сказал:
- Помните: хладнокровие - это все.
- Разве вы за меня беспокоитесь?
- Самую малость.
- Полноте. А я так совершенно спокоен. Честное слово.
- Вот и хорошо. Поезжайте.
- Сперва надо сходить кой-куда.
Стоя около нашей походной уборной, я глядел, как и каждое утро, на лучистую звездную россыпь, которую романтики-астрономы назвали Южным Крестом. Каждое утро в это самое время я созерцал Южный Крест - это стало для меня своего рода ритуалом.
Старик был уже возле машины. М'Кола протянул мне ружье, и я влез на переднее сиденье. Трагик и его следопыт сели сзади. М'Кола примостился рядом с ними.
- Ну, счастливой охоты! - сказал Старик.
От палаток кто-то шел к нам. Это была моя жена в голубом халате.
- В добрый час, - сказала и она. - От всей души желаю удачи.
Я помахал рукой, и машина с зажженными фарами выехала на дорогу.
Милях в трех от солонца мы оставили машину и осторожно подкрались к нему, но он был пуст. Все утро мы караулили напрасно. Сидели в шалаше скорчившись, каждый наблюдал сквозь ветви за своим участком, и я все ждал, что вот-вот появится сказочный самец куду, величественный и прекрасный, выйдет из-за кустов на черную пыльную поляну, к солонцу, изрытому, истоптанному сотнями копыт. Сюда сбегалось множество лесных тропинок, и по любой из них каждую секунду мог бесшумно подойти куду. Но он не показывался. Когда взошло солнце и мы согрелись после холодного и туманного утра, я сполз пониже в яму и привалился спиной к стенке, - в таком положении я мог по-прежнему глядеть в щель между сучьями. Спрингфилд я положил на колени и тут вдруг заметил на стволе ржавчину. Я тихонько подтянул ружье к себе и осмотрел его. Да, ствол был покрыт свежей ржавчиной. "Мошенник М'Кола и не подумал вчера вычистить ружье после дождя". С этой мыслью я, разозлившись, вынул затвор. М'Кола исподлобья следил за мной. Двое других следопытов продолжали смотреть в щели. Я одной рукой поднял ружье так, чтобы М'Кола мог заглянуть в ствол, потом снова вставил затвор, осторожно протолкнул его вперед, прижимая спуск указательным пальцем, и взвел курок.
М'Кола видел ржавый ствол. Выражение его лица не изменилось, и я промолчал, хотя был глубоко возмущен; таким образом, обвинительный акт, предъявление вещественных доказательств, и осуждение - все последовало без единого слова. Долго сидели мы, он - опустив голову, так что видна была лишь лысая макушка, я - откинувшись назад и глядя в щель. Теперь мы уже не были товарищами и добрыми друзьями. А солонец по-прежнему пустовал.
В десять часов восточный ветер изменил направление, и мы поняли, что дольше ждать бесполезно. Ветер разнес во все стороны наш запах, который, без сомнения, распугал животных, как распугал бы их мощный прожектор в ночном мраке. Мы вылезли из укрытия и пошли на солонец искать следов. Земля, мокрая после дождя, все же не была размыта, и мы увидели несколько мелких следов куду, оставленных, по-видимому, еще вечером, и один узкий, сердцевидный след крупного самца, очень отчетливый и глубокий.
По этому следу на сырой красноватой земле мы шли часа два через густые заросли кустарника, напомнившие мне американский подлесок. В конце концов мы очутились в совершенно непроходимой чащобе и прекратили поиски. Я все время злился на М'Кола за невычищенное ружье, но это не мешало мне в радостном нетерпении ждать, что вот-вот мы поднимем куду и подстрелим его в зарослях. Однако антилоп не было, а день выдался жаркий, и мы, обогнув трижды какие-то холмы, вышли на луг, где паслось большое стадо низкорослого масайского скота; дальше тени нигде не было, и мы под палящим полуденным солнцем зашагали к машине.
Оказалось, что Камау, сидевший в кабине, видел куду в какой-нибудь сотне шагов от себя. Зверь шел к солончаку около девяти часов - как раз тогда, когда ветер коварно переменился. Он, должно быть, почуял нас и повернул обратно, в холмы. Усталый, потный и скорее угнетенный, чем рассерженный, я сел рядом с Камау, и мы поехали к лагерю. Оставался всего один вечер, и не было никакой надежды, что нам повезет. Когда мы достигли лагеря и окунулись в прохладную тень деревьев, я вынул затвор и протянул ружье М'Кола, не говоря ни слова и даже не взглянув на него. Затвор я швырнул в палатку на свою койку.
Старик и Мама сидели под тентом.
- Не повезло? - мягко спросил Старик.
- Да, сплошные неудачи. Самец прошел мимо машины в сторону солонца. Должно быть, его спугнули. Мы обшарили всю округу.
- И неужели все попусту? - спросила моя жена. - А нам показалось, что мы слышали треск выстрела.
- Это Гаррик трещал языком. Дозорные что-нибудь заметили?
- Ничего. Хотя мы держали под наблюдением оба холма.
- От Карла есть вести?
- Ни слуху ни духу.
- Хоть бы что-нибудь попалось! - сказал я. Я был измучен и во мне росло чувство горечи. - Пропади все пропадом! На кой черт ему понадобилось испортить охоту на солонце в первое же утро, прострелив брюхо паршивому куду, и гоняться за ним повсюду, распугивая дичь!
- Свиньи! - поддакнула Мама. Она всегда на моей стороне, даже когда я не прав. - Канальи!
- Добрая ты душа, - отозвался я. - Не огорчайся, я совершенно спокоен. Или скоро буду спокоен.
- Мне так обидно за тебя, - промолвила она. - Бедный Папа.
- Выпейте чего-нибудь, - предложил Старик. - Вам это сейчас необходимо.
- Ей-богу, Старик, я просто из кожи лез, наслаждался охотой и ни капли не волновался до сегодняшнего дня. Я был уверен в успехе: ведь столько следов! А что, если мне так и не попадется ни единый куду? Кто знает, вернемся ли мы сюда еще когда-нибудь?
- Вернетесь, - утешил он меня. - Нечего унывать. Вот вам, выпейте-ка лучше!
- Я просто старый ворчун и нытик, но, клянусь, это в первый раз сегодня у меня так расходились нервы.
- Да, ворчать и ныть - скверная привычка, - ответил Старик. - От нее надо избавиться.
- Как насчет завтрака? - спросила Мама. - Неужели вы еще не проголодались?
- К черту завтрак. Понимаете, Старик, мы ни разу не видели антилоп вечером на солонце и не видели самца в холмах. У меня остается только один вечер. Значит, можно считать, что все пропало. Три раза они уже были у меня в руках, и все же Карл, и этот австриец, и вандеробо нас посрамили!
- Ну, ну, мы еще не посрамлены, - сказал Старик. - Пейте!
Мы хорошо позавтракали, а затем явился Кэйти и доложил, что к Старику пришли какие-то люди. Сначала на стене палатки появились две тени, потом люди подошли к нам. Один из них был тот самый старый африканец, что встретил нас в день приезда, но теперь он явился уже в роли охотника, вооруженный длинным луком и колчаном со стрелами.
Он казался еще более дряхлым, изможденным и внушал еще меньше доверия, чем прежде. Вырядился он, по-видимому, только для того, чтобы произвести на нас впечатление. С ним был тощий вандеробо с разрезанными и закрученными кверху мочками ушей; склонив голову набок, он стоял на одной ноге, а пальцами другой почесывал у себя под коленом. Лицо у него было глупое и отталкивающее.
Первый, глядя прямо в глаза Старику, что-то говорил ему серьезно и медленно, без всякой мимики.
- Что это он выдумал? К чему такое снаряжение? Хочет за деньги наняться к нам соглядатаем? - спросил я.
- Погодите, - отмахнулся Старик.
- Нет, вы только взгляните на них, на этого вандеробо и на старого плута! - не унимался я. - Что он говорит, Старик?
- Он еще не кончил.
Наконец Дед умолк и стоял в ожидании, опираясь на свой бутафорский лук. Лица у обоих были очень усталые, но, помнится, я тогда видел в них только негодных обманщиков.
- Говорит, что они нашли место, где есть куду и черные антилопы, - сказал Старик. - Он провел там три дня. Они знают, где прячется крупный самец куду, и оставили там человека следить за ним.
- И вы верите этому? - Я почувствовал, что хмель и усталость мгновенно испаряются и волнение захлестывает меня.
- Кто их знает! - ответил Старик.
- Далеко ли до места?
- День пути. На машине, думаю, можно добраться часа за три или четыре, если она там пройдет.
- А он как думает - пройдет машина?
- Места неезженые, но он говорит - добраться можно.
- Когда они оставили человека следить за куду?
- Сегодня утром.
- А черные антилопы где?
- Там же, в холмах.
- Как туда попасть?
- Ума не приложу. Разве только пересечь равнину, обогнуть вон ту гору, а оттуда ехать к югу. Он говорит, что в тех местах еще никто никогда не охотился. Только он охотился там в молодости.
- Вы верите этому?
- Конечно, все они - врали отчаянные, но этот говорит с таким искренним убеждением.
- Тогда я еду!
- Да, не теряйте времени. Поезжайте на машине, пока будет возможно, а затем пользуйтесь ею как базой и начинайте охоту. Мемсаиб и я с утра снимем лагерь и вместе с проводниками поедем к Дэну и мистеру Т. За теми черными землями дождь нам уже не страшен. А вы догоните нас позже. Если застрянете - на худой конец всегда можно отослать легковую машину через Кондоа, а грузовики - в Ганга и дальше кружным путем.
- А вы не хотите меня сопровождать?
- Нет. Вам выгоднее ехать одному. Чем больше людей, тем меньше дичи. На куду нужно охотиться в одиночку. Я перевезу снаряжение и присмотрю за маленькой Мемсаиб.
- Ладно, - согласился я. - А Гаррика или Абдуллу тоже не брать?
- Конечно, нет. Возьмите М'Кола, Камау и этих двоих. Я велю Моло упаковать ваши вещи. Поедете налегке.
- Послушайте, Старик, как вам кажется, они правду говорят?
- Не знаю, - ответил Старик. - Надо рискнуть.
- Как по-ихнему черная антилопа?
- Тарагалла.
- Похоже на "Валгаллу", - я запомню. А у самок тоже есть рога?
- Конечно, но их легко отличить: самцы черные, а самки коричневые. Ошибиться невозможно.
- М'Кола видел когда-нибудь эту антилопу?
- Не думаю. У вас лицензия на четырех. Как только попадется что-нибудь подходящее, действуйте.
- А трудно их убить?
- Да, они живучи, не то что куду. Если подраните такую антилопу, подходите с опаской.
- А сколько времени в моем распоряжении?
- Нам ведь пора уезжать отсюда. Постарайтесь вернуться завтра к вечеру. А в общем - смотрите сами. Мне кажется, наступает решительная минута. Вы убьете куду.
- Знаете, что мне это напоминает? Когда я был еще мальчишкой, мы прослышали, что в черничных зарослях за Пидженом и Стердженом течет река, в которой никто еще никогда не удил рыбу.
- И что же оказалось?
- Вот слушайте. Мы добрались туда с большим трудом, пришли вечером, уже в сумерки, и увидели глубокую заводь, а дальше река текла длинной и ровной полосой. Вода была нестерпимо холодная, просто ледяная, и когда я бросил в нее окурок, на поверхность выскочила большая форель, за ней другая, третья, они хватали и снова выплевывали окурок до тех пор, пока от него не осталась одна труха.
- И крупные были форели?
- Крупнее я в жизни не видывал.
- Господи помилуй! - сказал Старик. - И что же дальше?
- Я размотал удочку, закинул ее, а было уже совсем темно, над нами летал козодой, стоял жуткий холод, и я поймал трех рыб одну за другой, - они клевали, едва наживка касалась воды.
- И вы их вытащили?
- Всех трех.
- Бессовестный лгун!
- Клянусь богом, это правда.
- Ну, хорошо, верю. Остальное доскажете, когда вернетесь. Так это были крупные форели?
- Я же сказал - крупнее не бывает.
- Господи твоя воля! - пробормотал Старик. - Как же такому молодцу не подстрелить куду! Ну, в путь!
В палатке я рассказал обо всем жене.
- Ты в самом деле решил ехать?
- Да.
- Тогда живей! - сказала она. - Не теряй времени на разговоры. Собирайся!
Я взял плащ, запасные башмаки и носки, купальный халат, коробочку с хинином, цитронелловое масло от москитов, записную книжку, карандаш, обоймы с патронами, кинокамеру, аварийный набор инструментов, нож, спички, чистую рубашку, книгу, две свечи, деньги, флягу…
- Что еще?
- Мыло взял? Захвати гребень и полотенце. А носовые платки?
- Возьму.