Я еще приеду в Африку, но не для заработка. Для того чтобы заработать себе на жизнь, мне нужны два карандаша и стопка самой дешевой бумаги. Я вернусь сюда потому, что мне нравится жить здесь - жить по-настоящему, а не влачить существование. Наши предки уезжали в Америку, так как в те времена именно туда и следовало стремиться. Америка была хорошая страна, а мы превратили ее черт знает во что, и я-то уж поеду в другое место, потому что мы всегда имели право уезжать туда, куда нам хотелось, и всегда так делали. А вернуться назад никогда не поздно. Пусть в Америку переезжают те, кому неведомо, что они задержались с переездом. Наши предки увидели эту страну в лучшую ее пору, и они сражались за нее, когда она стоила того, чтобы за нее сражаться. А я поеду теперь в другое место. Так мы делали в прежние времена, а хорошие места и сейчас еще есть.
Я умею отличить хорошую страну от плохой. В Африке много всякого зверья, много птиц, и мне нравится здешний народ. В Африке хорошая охота и рыбная ловля. Охотиться, удить рыбу, писать, читать книги и видеть окружающее - вот что мне хотелось. И увиденное запоминать. Все это я люблю делать сам, хотя мне интересно наблюдать со стороны и многое другое. И еще я люблю лыжи. Но теперь ноги у меня уже не те, да и убивать время на поиски хорошего снега, пожалуй, не стоит. Теперь повсюду слишком много лыжников.
Машина обогнула излучину реки, пересекла зеленый луг, и впереди показалась масайская деревня.
Масаи, едва завидев нас, высыпали за изгородь и окружили машину. Были здесь молодые воины, которые недавно соревновались в скорости с нашим автомобилем, были и женщины с детьми - все вышли поглядеть на нас. Ребятишки были все маленькие, а мужчины и женщины - как будто ровесники. И ни одного старика!
Масаи встретили нас, как старых друзей, и мы устроили целый пир, угостив их хлебом, который сначала мужчины, а потом уже женщины ели с веселым смехом. Я велел М'Кола открыть две банки с фаршем и одну с пудингом, разделил все это на порции и роздал масаям. Я слышал и читал, будто они питаются только кровью скота, смешанной с молоком, а кровь эту берут из шейной вены, которую вскрывают выстрелом из лука почти в упор. Однако наши друзья масаи охотно ели хлеб, консервированное мясо и пудинг. Один из них, рослый и красивый, все просил чего-то на непонятном мне языке, потом его слова подхватили еще пять или шесть голосов. Видимо, они чего-то страстно желали. Наконец рослый масай сделал странную гримасу и издал звук, похожий на визг недорезанного поросенка. Тут только я сообразил в чем дело и нажал кнопку клаксона. Ребятишки с криком разбежались, воины смеялись до упаду, а когда Камау, уступая общей просьбе, еще и еще раз нажал клаксон, я увидел на лицах женщин выражение полнейшего восторга, настоящего экстаза и подумал, что, плененная клаксоном, ни одна из них не устояла бы перед Камау, стоило ему только пожелать этого.
Пора было ехать и, раздав пустые пивные бутылки, этикетки, и, наконец, жестяные колпачки от бутылок, которые М'Кола подбирал в машине, мы тронулись в путь, опять вызвав ревом клаксона восторг женщин, испуг ребятишек и бурное веселье мужчин. Воины довольно долго сопровождали машину, но нам надо было спешить, а дорога через "олений заповедник" была хорошая, и вскоре мы послали прощальный привет последним масаям, которые стояли, опершись на копья, статные, высокие, в коричневых шкурах, с прямыми косами, и глядели нам вслед с улыбками на раскрашенных красновато-коричневой краской лицах.
Солнце уже почти скрылось, и я, не зная дороги, уступил переднее место гонцу, а сам пересел к М'Кола и Гаррику.
Еще засветло мы проехали "олений парк" и очутились на сухой, поросшей редким кустарником равнине; я достал еще бутылку немецкого пива и, глядя по сторонам, заметил вдруг, что все деревья буквально усеяны белыми аистами. Сели они отдохнуть во время перелета или охотились за саранчой - как бы то ни было, в сумерках они представляли красивое зрелище; очарованный им, я расчувствовался и отдал Деду бутылку, в которой оставалось пива на добрых два пальца от донышка.
Следующую бутылку я, забыв про Деда, выпил один. Аисты все еще сидели на деревьях, а справа от машины пасся табунок газелей. Шакал, похожий на серую лисицу, рысцой перебежал дорогу. Я велел М'Кола откупорить еще бутылку, а тем временем равнина осталась позади, мы поднимались теперь к деревне по отлогому склону, откуда видны были две высокие горы; уже смеркалось, и стало прохладно. Я протянул бутылку Деду, а он поднял ее наверх, под крышу, и нежно прижал к груди.
Уже в темноте мы остановились на дороге возле деревни, и я уплатил гонцу, сколько было сказано в записке. Деду я тоже дал столько, сколько наказал Старик, с небольшой надбавкой. Потом между африканцами разгорелся спор. Гаррик должен был поехать с нами в главный лагерь и там получить деньги. Абдулла тоже непременно хотел ехать с нами: он не доверял Гаррику. Вандеробо-масай жалобно просил взять и его. Он боялся, что они оба его надуют и не отдадут его доли, и я был уверен, что с них это станется. А тут еще бензин, который нам оставили для того, чтобы мы воспользовались им в случае необходимости или привезли с собой. Словом, машина была перегружена, а я к тому же не знал, какая впереди дорога. Однако я решил, что можно взять Абдуллу и Гаррика и втиснуть как-нибудь вандеробо. Но о том, чтобы взять Деда, не могло быть и речи. Он получил деньги, остался доволен, но не желал выходить из машины. Он залез под крышу и ухватился за веревки, твердя: "Я поеду с бваной".
М'Кола и Камау вынуждены были силой стащить его, чтобы переложить груз, а он все кричал: "Хочу ехать с бваной!"
Пока они возились в темноте, он взял меня за руку и стал тихо говорить что-то.
- Ты получил свои шиллинги, - сказал я.
- Да, бвана, - ответил он. Но совсем не в деньгах было дело. Платой он был доволен.
Когда мы садились в машину, он снова стал карабкаться наверх. Гаррик и Абдулла стащили его.
- Нельзя. Нет места.
Он снова стал что-то говорить мне жалобно, умоляюще.
- Нет места.
Я вспомнил про свой перочинный ножик, достал его из кармана и протянул Деду. Но он сунул мне нож обратно.
- Нет, - сказал он. - Нет.
Потом он умолк и смирно стоял в стороне. Но когда машина тронулась, он побежал следом, и я услышал в темноте его крик:
- Бвана! Хочу с бваной!
Мы ехали по дороге, которая после всех мытарств казалась нам в свете фар настоящей аллеей бульвара. Несмотря на темноту, мы благополучно проехали пятьдесят пять миль. Я бодрствовал, пока мы не одолели самую трудную часть пути, где приходилось при свете фар отыскивать дорогу в зарослях, - а потом уснул и, просыпаясь время от времени, видел то освещенную фарами стену высоких деревьев, то обнаженный бугор, то - когда машина на первой скорости одолевала крутой подъем - почти вертикальные столбы электрического света впереди.
Наконец, когда спидометр показывал уже пятьдесят миль, мы остановились у какой-то хижины, и М'Кола, разбудив хозяина, спросил, как проехать к лагерю. Я снова заснул, а когда проснулся, мы уже сворачивали с дороги, и впереди между деревьями виднелись костры лагеря. Как только фары осветили зеленый брезент палаток, я закричал, мой крик подхватили остальные, взревел клаксон, я с грохотом разрядил ружье в воздух, и вспышка прорезала темноту. Машина остановилась, и я увидел Старика - он выскочил из палатки, грузный и нескладный в своем халате, обхватил меня за плечи и сказал: "Ах вы проклятущий истребитель быков", - а я хлопал его по спине.
Потом я сказал:
- Взгляните, какие рога, Старик.
- Видел! Они занимают полмашины.
Через минуту я уже крепко обнимал жену, такую маленькую, совсем затерявшуюся в стеганом просторном халате, и мы говорили друг другу всякие нежные слова. Потом вышел Карл, и я крикнул:
- Здорово, Карл!
- Я так рад, - сказал он. - Чудесные рога.
М'Кола уже вытащил рога из машины, он и Камау держали их на виду в свете костра.
- Ну, а у вас как дела? - спросил я Карла.
- Убил еще одного из этих… как они называются? Тендалла.
- Вот хорошо! - Я был спокоен, зная, что лучших рогов, чем у моей антилопы, не бывает, и охотно допускал, что у Карла неплохая добыча. - Сколько дюймов?
- Э, пятьдесят семь, - ответил Карл.
- Покажите. - Я почувствовал, что внутри у меня все похолодело.
- Они вон там, - сказал Старик, и мы подошли ближе. То были самые большие, самые раскидистые и красиво изогнутые, самые темные, самые массивные и прекрасные рога в мире! Внезапно, ужаленный острой завистью, я почувствовал, что и смотреть не смогу теперь на свою добычу. Нет, нет, никогда.
- Чудесно! - Я хотел сказать это весело, но у меня вырвалось какое-то хриплое карканье. Я попытался исправить неловкость. - Ох, и здорово же! Как это вам удалось?
- Их там было три, - сказал Карл. - Все такие же крупные, как этот. Я не мог решить, какой самый крупный. Туго нам пришлось! Я стрелял по нему четыре или пять раз.
- Какой дивный куду! - сказал я. Это прозвучало уже чуточку лучше, но я знал, что обмануть никого не удастся.
- Очень рад, что и вы вернулись не с пустыми руками, - сказал Карл. - Какие красавцы! Утром вы мне непременно все расскажете. Сейчас вы, наверно, слишком устали. Спокойной ночи.
Деликатный, как всегда, он отошел, чтобы дать нам возможность поговорить на свободе.
- Пойдемте выпьем, - крикнул я ему.
- Нет, благодарю, я, пожалуй, лягу. У меня что-то голова болит.
- Спокойной ночи, Карл.
- Спокойной ночи. Спокойной ночи и вам, милая Мама.
- Спокойной ночи, - отозвались мы все хором. У костра за виски с содовой я рассказал им все наши приключения.
- Быть может, они еще найдут этого самца, - сказал Старик. - Мы им предложим деньги за его рога. Пусть пришлют их в охотничью инспекцию. Сколько дюймов в тех рогах, что подлиннее?
- Пятьдесят два.
- Над изгибом?
- Да. Может быть, даже чуть больше.
- Несколько дюймов ничего не значат. У вас замечательные куду.
- Конечно. Но почему Карлу всегда удается так посрамить меня?
- Ему везет, - ответил Старик. - Боже, какой куду! Я только раз в жизни видел рога длиннее пятидесяти дюймов. Это было в Калале.
- Мы еще до отъезда из прежнего лагеря узнали, что Карл убил куду, привез эту новость шофер его грузовика, - сказала Мама. - А я все время молилась за тебя. Спроси у мистера Джексона.
- Вы себе не представляете, что мы почувствовали, когда увидели торчавшие из вашей машины здоровенные рога, - сказал Старик. - Ах вы старый плут!
- Просто чудо, какие рога, - сказала моя жена. - Пойдемте, поглядим на них еще раз.
- Теперь вам будет что вспомнить, а это самое главное, - заметил Старик. - Ей-богу, отличные куду.
Но мне было досадно, я не мог успокоиться всю ночь. Только утром все прошло. Прошло и никогда больше не возвращалось.
Мы со Стариком встали еще до завтрака и пошли взглянуть на рога. Было серое, хмурое, холодное утро. Приближался дождливый сезон.
- Три чудесных трофея, - сказал Старик.
- Ну, сегодня даже рядом с добычей Карла мои куду очень недурны, - отозвался я.
Да, как ни странно, это было так. Я примирился с удачей Карла и радовался за него. Право же, все три пары рогов были хороши, и такие длинные!
- Я рад, что вам полегчало, - сказал Старик. - Мне тоже.
- Ей-богу, я очень рад за Карла, - сказал я от всей души. - С меня хватит того, что я добыл.
- Как все-таки сильны в нас первобытные инстинкты, - отозвался Старик. - Дух соперничества побороть невозможно. А он все портит.
- Я от него избавился. Теперь все в порядке. Очень интересная была поездка.
- Ну еще бы!
- Скажите, Старик, что это за обычай у туземцев, когда жмут руку и тянут за большой палец?
- Это значит, что они как бы признают вас кровным братом. А кто тянул вас за палец?
- Все, кроме Камау.
- Вот это здорово! Вы становитесь в Африке своим человеком, - заметил Старик. - Ну и молодчина! А скажите, вы в самом деле такой превосходный следопыт и стрелок?
- Идите к черту!
- А М'Кола тоже тянул вас за палец?
- Да.
- Так, так. Ну, идемте, позовем маленькую Мемсаиб и будем завтракать. Хотя, по правде сказать, я не очень проголодался.
- А я - очень. Почти два дня ничего не ел.
- Но пиво пили, конечно?
- Разумеется.
- А пиво та же еда.
Мы позвали Мемсаиб и Карла и весело позавтракали всей компанией.
Месяц спустя Мама, Карл и его жена - она присоединилась к нам в Хайфе - сидели на солнышке у каменной стены на берегу Тивериадского озера, закусывали, пили вино и смотрели на гагар. Холмы отбрасывали тень на озеро, такое тихое и недвижное, что вода казалась стоячей. Стая гагар, плавая, оставляли круги на поверхности. Я пробовал сосчитать этих птиц и размышлял, почему о них не упомянуто в Библии. В конце концов я решил, что те, кто писал Библию, не были натуралистами.
- Нет, меня не тянет ходить по воде, - сказал Карл, глядя на унылое озеро. - Один раз это было проделано, и хватит!
- Знаете, - сказала Мама, - я уже многого не помню. Не помню даже лица мистера Джексона. А оно так прекрасно! Я все думаю, думаю о нем, но не могу себе его представить. Это ужасно. На фотографии он совсем не тот. Еще немного, и я совсем забуду его лицо. Уже и сейчас я его помню смутно.
- Вам не следует его забывать, - сказал Карл моей жене.
- А я его отлично помню, - вмешался я. - Вот погоди, напишу для тебя когда-нибудь повесть и расскажу в ней о старике Джексоне.
Примечания
1
господин (на языке суахили).
2
титул главы влиятельной мусульманской секты исмаилитов в Индии. Здесь речь идет об ага-хане Султане-Мухаммеде, поддерживавшем англичан.
3
немецкий генерал, командовавший во время первой мировой войны германскими войсками в Восточной Африке.
4
известный в свое время американский бейсболист.
5
крупная антилопа, распространенная в Восточной Африке.
6
Сказки (франц.).
7
Свеж и румян, как в день сраженья (франц.).
8
передний большой и позади него второй, значительно меньший.
9
французский художник XIX века, известный своими пейзажами.
10
Антуан Массон - французский художник и гравер XVII века.
11
псевдоним английского романиста Джеймса Хэнни. Приключенческий роман "Испанское золото" (1908) - наиболее известное из его произведений.
12
"Ричард Карвелл" - роман У. Черчилла (1871).
13
Королевский выстрел (франц.).
14
иначе: жирафовая газель.
15
Ассоциация молодых христиан.
16
Косуля (франц.).
17
Старик путает имя, цитируя строки из стихотворения Байрона "Томасу Муру".