Но тут она услышала голос Джереми Брэкстона, и по ее лицу пробежала тень досады. Еще никого не видя и сама никем не замеченная, Паола в нерешительности остановилась.
- Затопить так затопить, - говорил директор рудников Харвест. - Конечно, воду можно будет потом выкачать, хотя для этого потребуется целое состояние, да и как-то стыдно затоплять старые рудники.
- Но ведь отчеты за последний год показали, что мы работаем положительно себе в убыток, - услышала Паола голос Дика. - Нас грабят все: любой головорез из банды Уэрты, любой пеон-конокрад. А тут еще чрезвычайные налоги, бандиты, повстанцы, федералисты. Можно было бы уж как-нибудь потерпеть, если бы предвиделся всему этому конец, но у нас нет никаких гарантий, что беспорядки не продлятся еще десять - двадцать лет.
- И все-таки - подумайте! Топить жалко! - опять возразил управляющий.
- А вы не забывайте о Вилье, - возразил, в свою очередь. Дик с язвительным смехом, горечь которого не ускользнула от Паолы. - Он ведь заявил, что если победит, то раздаст всю землю пеонам; следующий неизбежный шаг - рудники. Как вы думаете, сколько мы переплатили за минувший год конституционалистам?
- Свыше ста двадцати тысяч, - быстро ответил Брэкстон, - не считая пятидесяти тысяч золотыми слитками, данных Торенасу перед его отступлением. Он бросил свою армию в Гваимаса да и махнул с добычей в Европу… Я вам обо всем писал…
- А если мы будем продолжать работы, Джереми, они будут доить нас, доить без конца. Нет, хватит! По-моему, все-таки лучше затопить… Если мы умеем создавать богатства успешнее, чем эти бездельники, то покажем им, что мы умеем так же легко и разрушать их.
- Это самое я им и говорю. А они только ухмыляются и повторяют, что ввиду крайней необходимости такие-то и такие-то добровольные пожертвования были бы весьма приятны вождям повстанцев - то есть им самим. Их главные вожди, конечно, не возьмут себе ни одного песо. Господи, боже мой! Я им напомнил все" что мы сделали: дали постоянную работу пяти тысячам пеонов; повысили жалованье с десяти до ста десяти сентаво в день. Я показал им пеонов, которые получали, когда мы их наняли, десять сентаво, а теперь они получают пять песо. Куда там! Только улыбаются и заняты одним: как бы выжать добровольное пожертвование на святое дело революции. Ей-богу, старик Диас хоть был и разбойник, но приличный разбойник. Я сказал этому Аррансо: "Если мы свернем работу, пять тысяч мексиканцев окажутся на улице. Куда вы их денете?" Аррансо усмехнулся и говорит: "Куда денем? Что ж, дадим им ружья и поведем их на Мехико".
Паола ясно представила себе, как Дик презрительно пожимает плечами, отвечая своему собеседнику:
- Беда в том, что там еще есть золото и мы одни можем его извлечь. У мексиканцев на это мозгов не хватит. Они умеют только палить из ружей, а уж из нас выкачивают все до последнего. Остается одно, Джереми: позабыть примерно на год о всякой прибыли, распустить рабочих, оставив только техников, и выкачивать воду.
- Я все это старался внушить Аррансо, - пробасил Джереми Брэкстон. - А что он мне ответил? Если-де мы распустим рабочих, они заставят уйти техников - и пусть нашу шахту затопит ко всем чертям. Нет, последнего он, впрочем, не говорил, но так улыбался, что все было ясно. Я бы с удовольствием свернул ему его желтую шею, но ведь я знаю, что на следующий день явится другой и будет требовать еще больше. Так вот, Аррансо получил, что хотел, но в довершение всего он, прежде чем присоединиться к своим повстанцам под Хуаресом, приказал угнать триста наших мулов. Это убыток в тридцать тысяч долларов, и главное - после того, как я его подмазал! Вот желтая каналья!
- Кто сейчас вождь повстанцев на приисках? - услышала затем Паола вопрос Дика, причем в его тоне была та отрывистость и резкость, которые, как она знала, показывали, что он, собрав воедино все нити какого-нибудь запутанного дела, решил действовать.
- Рауль Бена.
- Чин?
- Полковник. Под его началом около семидесяти человек всяких оборванцев.
- Чем занимался раньше?
- Пас овец.
- Отлично, - продолжал Дик все так же отрывисто и твердо. - Вам придется разыграть роль: изобразите из себя патриота. Возвращайтесь на место как можно скорее. Ублажайте этого Рауля Бена. Вашу игру он раскусит, или он не мексиканец. А вы все-таки его ублажайте и посулите, что сделаете его генералом, вторым Вильей.
- Господи, ну как, как я это сделаю?
- Поставьте его во главе армии в пять тысяч человек. Наших людей распустите, - пусть он создаст из них войско волонтеров. Так как у Уэрты дела плохи, то нам ничего не грозит. Заверьте его, что вы истинный патриот. Дайте людям винтовки. Мы раскошелимся в последний раз, и вы докажете ему ваш патриотизм. Обещайте каждому, что он после войны вернется на прежнюю работу. Пусть, с вашего благословения, уходят с этим Раулем. Оставьте людей столько, сколько нужно, чтобы выкачивать воду. И если мы на год или на два откажемся от прибылей, то не потерпим и убытков. А может быть, и затоплять не придется.
Тихонько возвращаясь по винтовой лестнице в музыкальную комнату, Паола про себя улыбалась: как Дик все это ловко придумал! Она была огорчена не положением дел в компании Харвест, - с тех пор, как она стала женою Дика, в полученных ею от отца рудниках постоянно происходили беспорядки, - она была огорчена тем, что не состоялось их утреннее свидание. Но когда она опять встретилась с Грэхемом, который задержался у рояля и, увидев ее, хотел удалиться, ее дурное настроение рассеялось.
- Не убегайте, - остановила она его. - Останьтесь и посмотрите, как люди работают; может быть, это вас наконец заставит приняться за вашу книгу. Дик говорил мне о ней.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Во время завтрака на лице Дика не было и следа озабоченности, как будто Брэкстон привез ему весть о том, что рудники "Группа Харвест" неизменно процветают. Вейл уже уехал с утренним поездом - он, видимо, успел обсудить с Диком свое дело в какие-то сверхранние часы, но Грэхем увидел за столом еще более многочисленное общество, чем обычно. Кроме некоей миссис Тюлли, пожилой полной светской дамы в очках, - Грэхему не сказали, кто она, - он увидел трех новых гостей: мистера Гэлхасса - правительственного ветеринара, мистера Дикона - довольно известного на побережье портретиста и Лестера - капитана тихоокеанского парохода, служившего лет двадцать назад шкипером на яхте Дика и обучавшего его искусству навигации.
Завтрак уже кончался, и Брэкстон начал посматривать на часы, когда Дик, обращаясь к нему, сказал:
- Джереми, я хочу вам кое-что показать. Мы сейчас же и отправимся. Вы успеете к поезду.
- Да, да, поедемте и мы всей компанией, - предложила Паола. - Я сама сгораю от любопытства, потому что Дик держал это в секрете.
Дик кивнул, и она распорядилась, чтобы поскорее подали автомобили и седлали лошадей.
- Что это такое? - спросил Грэхем, когда она отдала все нужные распоряжения.
- Ах, один из коньков Дика. Он ведь всегда чем-нибудь увлекается. Одно изобретение. Он клянется, что оно вызовет целую революцию в земледелии, особенно в мелких хозяйствах. Я знаю, в чем основная идея, однако еще не видела ее осуществленной. Все было готово уже неделю назад, задержка произошла из-за какого-то троса или чего-то в этом роде.
- Мое изобретение может дать биллионы, если дело пойдет на лад, - улыбнулся Дик, сидевший по другую сторону стола. - Биллионы для фермеров всего мира и кое-какой процент для меня… если, повторяю, дело наладится.
- Но что же это? - спросил О'Хэй. - Музыка в коровьих хлевах, чтобы коровы охотнее давали молоко?
- Каждому фермеру останется только спокойно посиживать на своем крылечке, - пояснил Дик. - Добывание сельскохозяйственных продуктов будет требовать не больше труда, чем лабораторное изготовление пищи. Впрочем, подождите - сами увидите. Если дело удастся, вся моя работа по коневодству полетит к чертям, ибо это изобретение заменит работу одной лошади в любом десятиакровом хозяйстве.
Вся компания, кто в машине, кто верхом, отъехала на милю от Большого дома и остановилась возле огороженного поля, в котором, по словам Дика, было ровно десять акров.
- Вот эта ферма, - сказал Дик, - здесь только один человек, он сидит на своем крыльце, и у него нет лошади. Пожалуйста, представьте себе и его и крыльцо.
Посреди поля возвышалась массивная стальная мачта футов двадцать в вышину, укрепленная оттяжками над самой землей. От барабана на верхушке шеста к самому краю поля тянулся тонкий трос, прикрепленный к рулевому механизму маленького бензинового трактора. Возле трактора суетились два механика. По знаку Форреста они включили мотор.
- Вот здесь крылечко, - сказал Дик. - Представьте себе, что мы - тот будущий фермер, который сидит в тени и читает газету, а плуг работает себе и работает и не нуждается ни в лошади, ни в человеке.
Барабан сам, без управления, начал накручивать кабель; машина, описывая окружность, или, вернее, спираль, радиусом которой являлась длина троса, соединявшего ее с барабаном на стальной мачте, пошла, оставляя за собой глубокую борозду.
- Как видите, не нужно ничего - ни лошади, ни кучера, ни пахаря: просто фермер заводит трактор и пускает его в ход, - снова начал Дик, в то время как машина продолжала перевертывать пласты коричневой земли, описывая все меньшие окружности. - Можно пахать, боронить, сеять, удобрять, жать, сидя на пороге своего дома. А там, где ток будет давать электростанция, фермеру или его жене останется только нажать кнопку, и он может вернуться к своей газете, а она к своим пирогам.
- Вам надо теперь сделать окно, чтобы его окончательно усовершенствовать, - сказал Грэхем, - это превратит окружность, которую он описывает, в квадрат.
- Да, - согласился Гэлхасс, - при такой системе часть земли на квадратном поле пропадает.
Грэхем, видимо, производил в уме какие-то вычисления, потом сказал:
- Теряется примерно три акра на каждые десять.
- Не меньше, - согласился Дик. - Но ведь у фермера должно же быть где-нибудь на этих десяти акрах его крылечко - то есть дом, сарай, птичник и все хозяйственные постройки. Так вот, чем действовать по старинке, ставить все это непременно где-нибудь посередине своих десяти акров, пусть разместит постройки на оставшихся трех акрах. Пусть сажает по краям поля плодовые деревья и ягодные кусты. Если подумать, то старый обычай ставить свой дом посреди поля имеет большие минусы: пахать приходится на площади, представляющей собой ряд неправильных прямоугольников.
Мистер Гэлхасс усердно закивал:
- Бесспорно. Да считайте дорогу от дома до шоссе. А если еще есть и проезжая дорога - тоже часть земли пропадает… Все это дробит поле на ряд небольших прямоугольников и очень невыгодно.
- Вот если бы навигация могла быть такой же автоматической, - заметил капитан Лестер.
- Или писание портретов, - засмеялась Рита Уэйнрайт, бросив на Дикона лукавый взгляд.
- Или музыкальная критика, - добавила Льют, ни на кого не глядя.
А О'Хэй тут же добавил:
- Или искусство быть очаровательной женщиной.
- Сколько стоит сделать такую машину? - спросил Джереми Брэкстон.
- Сейчас она нам обходится - и с выгодой для нас - в пятьсот долларов. А если бы она вошла в употребление и началось ее серийное производство, то можно считать - триста. Но допустим даже, что пятьсот. При пятнадцати процентах погашения она обходилась бы фермеру семьдесят долларов в год. А какой же фермер, имея десять акров двухсотдолларовой земли, может на семьдесят долларов в год содержать лошадь? Кроме того, трактор сберегает ему труд, свой или наемный; даже по самой нищенской оплате это все-таки дает двести долларов в год.
- Но что же направляет его? - спросила Рита.
- А вот этот самый барабан на мачте. Механизм барабана рассчитан на все изменения радиуса. Представляете себе, какие тут понадобились сложные вычисления? Он вращается вокруг своей оси, трос накручивается на барабан и подтягивает трактор к центру.
- Даже мелкие фермеры приводят множество возражений против того, чтобы был введен такой плуг, - сказал Гэлхасс.
Дик кивнул.
- Я записал до сорока таких возражений и распределил их по рубрикам. Столько же высказано по адресу самой машины. Если это даже и удачное изобретение, то понадобится еще долгое время, чтобы усовершенствовать его и ввести в общее употребление.
Внимание Грэхема раздваивалось: он то смотрел на работающий трактор, то украдкой поглядывал на Паолу, которая вместе со своей лошадью являла собой прелестную картину. Она впервые села на Лань, которую для нее объездил Хеннесси. Грэхем улыбался, втайне одобряя тонкость ее женского чутья: заранее ли Паола приготовила себе костюм, подходивший именно для этой лошади, или она надела просто наиболее соответствующий из имевшихся под рукой, но результат получился блестящий.
День стоял жаркий, и на ней вместо обычной амазонки была рыжевато-красная блуза с белым отложным воротничком. Короткая, удобная для верховой езды юбка доходила до колен, от колен же до маленьких светлых сапожков со шпорами ноги ее были обтянуты рейтузами. Юбка и рейтузы были из золотисто-рыжего бархата. Мягкие белые перчатки спорили с белизной воротничка. Паола была без шляпы, волосы зачесаны на уши и собраны на затылке в пышный узел.
- Я не понимаю, как вы ухитряетесь сохранять белизну кожи при таком палящем солнце, - отважился заметить Грэхем.
- А я и не подставляю ее солнцу, - улыбнулась Паола, блеснув зубами. - Только несколько раз в году. Мне очень нравится, когда волосы слегка выгорают, они становятся золотыми, но сильного загара я опасаюсь.
Лошадь зашалила; легким порывом ветра отнесло в сторону юбку Паолы, и открылось круглое колено, туго обтянутое узкими рейтузами. Глядя на это колено, которое крепко прижалось к новому английскому седлу из светлой свиной кожи, под цвет лошади и костюма всадницы, Грэхем опять увидел в своем воображении, как белое круглое колено прижимается к шелковистому боку тонущего Горца.
Когда магнето трактора стало работать с перебоями и механики опять засуетились посреди полувспаханного поля, вся компания, оставив Дика с его изобретением, решила по пути к бассейну осмотреть под предводительством Паолы скотные дворы. Креллин, свиновод, продемонстрировал им Леди Айлтон и ее одиннадцать невообразимо жирных поросят, вызвавших горячие похвалы, причем сам он с умилением повторял: "И ведь все как один! Все!"
После этого они осмотрели еще множество великолепных свиноматок самых лучших пород - беркширов и дюрок-джерсеев, пока у них в глазах не зарябило, а также новорожденных козлят и толстеньких ярок. Паола заранее предупредила скотоводов по телефону. Мистер Мэнсо наконец мог похвастаться знаменитым быком Королем Поло; гости полюбовались также его короткорогим, широкобоким гаремом и гаремами других быков, лишь в немногом уступавших Королю Поло. Паркмен и его помощники, ведавшие джерсейским скотом, показали Дракона, Золотого Джолли, Версаля, Оксфордца - все это были основатели и потомки премированных родов, - а также их подруг: Королеву роз, Матрону, Подругу Джолли, Гордость Ольги и Герти из Мейтлендса. Затем коневод повел их смотреть табун великолепных жеребцов во главе с Горцем и множество кобыл во главе с Принцессой Фозрингтонской, которая особенно выделялась своим серебристым ржанием. Была выведена даже старушка Бесси - ее мать, - которую брали теперь только для легких работ, - чтобы гости могли оценить столь знатную особу, как Принцесса.
Около четырех часов Доналд Уэйр, не интересовавшийся купанием, вернулся с одной из машин в усадьбу, а Гэлхасс остался с Менденхоллом - потолковать о различных породах лошадей. Дик ждал всех у бассейна, и девицы немедленно потребовали, чтобы он исполнил новую песню.
- Это не совсем новая песнь, - пояснил Дик, и его серые глаза лукаво блеснули, - и уж никак не моя. Ее пели в Японии, когда меня еще не было на свете, и, бесспорно, задолго до открытия Америки. Это дуэт, а кроме того, игра в фанты. Паоле придется петь со мной. Я сейчас вас всех научу. Ты садись здесь, вот так. А вы все образуйте круг и тоже садитесь.
Паола, как была, в своем костюме для верховой езды, села против Дика, в центре круга. По его указанию она, подражая его движениям, сперва хлопнула себя ладонями по коленям, потом ладонь о ладонь, потом ладонями о его ладони, как в детской игре. Тогда он запел песню, очень коротенькую, и Паола тотчас подхватила и продолжала петь с ним вместе, хлопая в такт в ладоши. Мотив песни звучал по-восточному - тягучий и монотонный, но что-то было в нем зажигательное, невольно увлекавшее слушателей:
Чонг-Кина, Чонг-Кина,
Чонг-Чонг, Кина-Кина,
Йо-ко-гам-а, Наг-а-сак-и,
Ко-бе-мар-о - Хой!
Последний слог - "Хой" - Форрест выкрикивал внезапно на целую октаву выше, и одновременно с этим восклицанием Паола и Дик должны были выбросить друг другу навстречу руки, сжатые в кулак или раскрытые. Суть игры заключалась в том, чтобы руки Паолы мгновенно повторяли жест Дика; в первый раз это ей удалось, и руки обоих оказались сжатыми в кулак; Дик снял шляпу и бросил ее на колени к Льют.
- Мой фант, - объяснил он. - Давай, Поли, попробуем еще раз.
И опять они запели, хлопая в ладоши:
Чонг-Кина, Чонг-Кина,
Чонг-Чонг, Кина-Кина,
Йо-ко-гам-а, Наг-а-сак-и,
Ко-бе-мар-о - Хой!
На этот раз, однако, при восклицании "Хой" ее руки оказались сжатыми в кулак, а его - раскрытыми.
- Фант! Фант! - закричали девицы.
Паола смущенно окинула взглядом свой костюм.
- Что же мне дать?
- Шпильку, - посоветовал Дик; и на колени к Льют полетела черепаховая шпилька.
- Вот досада! - воскликнула Паола, проиграв седьмой раз и бросая Льют последнюю шпильку. - Не понимаю, почему я такая неловкая и глупая. А ты. Дик, слишком уж хитер. Я никак не могу угадать, что ты хочешь сделать.
И опять они запели. Она снова проиграла и в ответ на укоризненный возглас миссис Тюлли: "Паола!" - отдала одну шпору и обещала снять сапог, если проиграет вторую. Дик проиграл три раза подряд и отдал свои часы и шпоры. Затем и Паола проиграла свои часы и вторую шпору.
- Чонг-Кина, Чонг-Кина… - начали они опять, несмотря на увещевания миссис Тюлли.
- Довольно, Паола, брось это! А вам. Дик, как не" стыдно!
Но Дик, издав торжествующее "Хой! ", снова выиграл и при общем смехе снял с Паолы один из ее сапожков и бросил в общую кучу вещей, лежавших на коленях у Льют.
- Все в порядке, тетя Марта, - успокаивала Паола миссис Тюлли. - Мистера Уэйра здесь нет, а он - единственный, кого это могло бы шокировать. Ну, давай, Дик! Не можешь же ты вечно выигрывать!
- Чонг-Кина, Чонг-Кина, - запела она, вторя мужу.