Царь Горы, Или Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов 10 стр.

Дышать сначало было трудно, а потом стало и вовсе невмоготу. Я осторожно пошевелился, боясь вновь разбу­дить грозную стихию.

Снег был по-весеннему плотен и тяжел, и очутись я на локоть глубже, верно, суждено было бы мне умереть мучительной смертью - от удушья.

Головой и плечами оказалось шевелить куда легче, чем стопами. Это могло означать только одно: в этих чужих местах я вновь выбросил "собаку". Судьба, подобно царю персов, продолжала благоволить некоему Кратону из Милета.

Потрудившись, как крот, я наконец выбрался на по­верхность и ослеп от яркого солнечного света. Утро в горах выдалось удивительно мирным и ясным, будто вовсе ничего и не произошло.

Первым делом прочистив ноздри и уши, я огляделся, надеясь поскорей разобраться, куда же меня занесло.

Разобрался, однако, не сразу. Места представились незнакомыми: заснеженная долина шириной в три стадия между двух высоких хребтов. С удивлением я заметил ту самую тропу, по которой мы ехали, и узнал отвесную стену, послужившую нам защитой от лавины. До той тропы было теперь рукой подать - всего полплетра в высоту. Ущелье, наполнившись снегом, превратилось в маленькую долину.

Но вот за радостью спасения настал черед новой тревоги и нового огорчения. Я стоял посреди ровной долины один. Лавина погребла под собой всех и только одному даровала жизнь и полную свободу. Да, Кратон получил свободу, если не считать клятв, данных царю Киру. Да, Кратон имел в тот час полное право считать себя ожившим мертвецом, отныне свободным от любых клятв. Но вдруг он вспомнил юного Азала, и его сердце сжалось.

Невольно я позвал его по имени. Сначала тихо - боясь нового обвала. Однако горный склон очистился от снега до самых вершин хребта.

- Азал! - крикнул я изо всех сил, и меня охватил жар.

Найти юного скифа под снегом, откопать, спасти - все это казалось труднее, чем выбросить "собаку" две сотни раз подряд. Но я уже не сомневался, что в то утро Судьба позволит мне сделать это и три сотни раз кряду.

Что-то блеснуло на снегу вдали. Я бросился к тому месту, проваливаясь по колено. На солнце сверкал пар­фянский шлем, чудом "всплывший" вместо своего хо­зяина.

Вернувшись назад, я принялся вскапывать шлемом снег вокруг того углубления, из которого выбрался сам. По моему расчету, скифа не могло утянуть слишком да­леко в сторону.

И вот, когда появилось уже с десяток лунок, будто я собрался посадить в снежной долине оливковую рощу, по­зади меня шумно хрустнуло и в спину ударили комья снега.

В испуге я отпрыгнул едва не на целый плетр.

Из "белой земли" торчали, судорожно вздрагивая, кон­ские ноги. По ним легко было узнать жеребца, принадле­жавшего скифу. Так случилось, что конь сам утянул в лавину своего хозяина и сам же его спас.

Я принялся изо всех сил раскидывать снег вокруг за­дыхавшегося коня - и вдруг наткнулся на руку, крепко сжимавшую конец поводьев. Посиневшие пальцы вздрогнули, стоило дотронуться до них. Тогда, отбросив шлем, краем которого легко нанести рану, я принялся за дело вручную и нашел прядь волос, а затем добрался и до затылка. Ухватив скифа за длинные волосы, я потянул его голову назад.

О, как радостно забилось мое сердце, когда послышался похожий на рыдания вздох! Столько сил появилось во мне, будто я сытно поужинал, сладко проспал всю ночь и только что проснулся от светлых лучей Феба!

Я выкопал Азала, перекинул его через плечо, выбрался с ним наверх, на тропу - благо, лезть было теперь невысоко,- и помчался со всех ног в ту сторону, где темнели леса.

Боги и тут помогли нам, выведя к поваленной ели с густой побуревшей хвоей.

Я нарубил мечом веток и разложил вокруг нас три боль­ших кострища. Но как только искра от огнива попала в пучок травы и в ноздри потянулся дымок, я едва не повалился в обморок, будто разжег прямо перед своим носом травку Цирцеи. Силы мои иссякли. Однако отдыхать было рано. Какой-то бог - то ли скифский, то ли персидский - толкнул меня в бок.

Когда ветки хорошо разгорелись и пламя поднялось в человеческий рост, я взялся за скифа, свернувшегося клу­бочком на мху.

Как красиво, помню, разметались его волосы по земле. Судя по их длине, скиф в своем степном племени должен был принадлежать к царскому роду.

Я усадил Азала и попытался стянуть с него заледе­невшие одежды, с которых стекала вода. Он весь сжался и задрожал.

- Надо раздеться, иначе не отогреешься! - строго ска­зал я ему и, подвинув поближе к одному из костров, на­сильно повалил на спину.

Потом я, ничуть не смущаясь, уселся прямо на него задом наперед и, подняв его ноги, рывком потянул скиф­ские штаны-анаксариды.

И тут окаменел, потому как увидел вовсе не то, что должно принадлежать мужчине! Мужского-то ничего и вов­се не было, зато то, чему быть не положено, имелось в полном наличии.

Так я и сидел на скифской "охотнице", приходя в себя и держа в поднятых руках скифские штаны, от которых валил пар.

Потом я осторожно слез с Азала, повернулся и посмотрел в лицо скифской красавицы.

Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами и ровно дышала. Тепло наконец проникло в нее, и бледность стала уходить. Я взял ее за руку. Пальцы оказались уже теплыми и податливыми.

Еще не собрав все мысли и все догадки, я тихо сказал ей, наклонясь к самому уху:

- Надо снять всю одежду и просушиться. Я обязан вер­нуть тебя царю живой и здоровой.

Она ничего не ответила, только пошевелила губами и развела руки, насколько у нее хватило сил, словно помогая мне, отдаваясь моей воле.

С куда большей осторожностью я стянул с нее остальную одежду и, признаюсь, даже вздохнул с облегчением, увидев маленькие, но тугие грудки с остренькими сосками.

- Вот так "собака"! - оценил я положение дел и, даже не заметив, что шепчу на эллинском, очень испугался, что красавица оскорбится.

Но она не обиделась, а только приоткрыла рот и стал дышать глубже.

- Не жарко? - заботливо спросил я ее.

Она качнула головой из стороны в сторону и произнесла первое слово за все дни нашего путешествия:

- Хорошо!

То было персидское слово.

Я с трудом отвернулся от нее и занялся делом: стал развешивать одежду на рогатины, воткнутые в землю около огня. Пальцы мои мелко дрожали, и вскоре всего меня несмотря на близость пламени, стал охватывать озноб. Тогда я решил, что сушить свою одежду на себе - излишня мужская гордость, и разоблачился донага сам.

Сев на мох рядом с красавицей, я нарочно отвернулся от нее и подвинулся еще ближе к огню. Члены мои, oтогреваясь, стали ныть, а поясницу и ребра мучительно заломило. Да, приятно и радостно было наслаждаться теплом и жизнью.

Вдруг мне показалось, что девушке плохо. Так и было: ее трясло, зубы стучали. Уже ничего не стыдясь, я при­поднял ее и усадил так, чтобы жар ближайшего костра лучше охватывал ее тело. Но она все дрожала, а стоило ее отпустить, сразу валилась на бок.

Оставалось последнее средство. Я снял с рогатин наг­ревшуюся одежду, уложил на мох, развернув поверх ши­рокую скифскую накидку, а потом перенес на это ложе девушку, лег рядом с ней, завернул на нас обоих сверху края накидки и осторожно обнял амазонку. Она не стала искать свой меч и сопротивляться, и меня сразу охватил такой жар, будто я улегся прямо в костер.

Да, сколько раз в своей жизни ни вспоминал я о тех мгновениях, ни разу не сомневался, что большего наслаж­дения никогда не дарили боги Кратону и ничего более сладостного уже не будет дано ему испытать.

Всем своим телом и каждым кусочком тела в отдель­ности - и щекой, и плечом, и ребрами, и животом, и бед­рами, и коленями, и ступнями - я чувствовал, как стихает дрожь в ее теле, как словно оттаивают в живом тепле и становятся податливей все ее мышцы, бедра становятся горячей самого огня, а дыхание - послушным моему ды­ханию. И вот она ожила и наконец ответила на мою силу своей живой силой. Ее руки крепко обвили мою шею, ее ноги крепко обвили мои чресла - и моя плоть вошла в ее плоть так легко, так сильно и глубоко, будто я сам превратился в лавину, всей своей плотью и силой двинув­шуюся с высокой горы в ущелье.

Она едва не задушила меня, когда нас обоих припод­няла волна сладчайшей судороги. И не скоро отпустила нас та волна, не скоро отпустила нас та сладчайшая судорога, унося в бездну, словно поток великого Хаоса. И на целую вечность замерло во мне дыхание, а перед гла­зами стали вспыхивать ослепительные огни. Когда же первый вздох наполнил чудесной легкостью все мое тело, мне почудилось, будто с этим-то вздохом я впервые по­явился на свет.

Скифская красавица нежно погладила меня по спине и с легким стоном вздохнула сама. И, услышав тот тихий вздох, я вспомнил ее страстный крик, с которым не срав­ниться ни грому небесному, ни гулу страшной лавины.

Я поцеловал ее в шею, и под моими губами своенравно дернулась тонкая жилка.

И тогда тихо спросил ее:

- Как тебя зовут?

Она снова вздохнула и еще раз, уже легко и ласково, обняла меня за шею.

- Азелек,- словно шелест тихого ветра донесся ее ответ.

- Что это значит по-скифски?

- Жаворонок.

- А мое имя - Кратон. Это значит Побеждающий,- прошептал я.- Но как можно победить жаворонка? Жа­воронок поет себе в небесах над всякой победой.

Похоже, Азелек пропустила мимо ушей все мои витиеватые любезности. Она убрала руки, а ее дыхание осталось таким же спокойным и ровным.

Нам стало нестерпимо жарко в скифской накидке. Я откинул край, выбрался наружу, вновь закутал в накидку моего "скифского юношу", а потом с необъяснимой лег­костью поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам.

Дым почти погасших костров свивался над нами и огромным белым столбом поднимался в чистые синие небеса.

"Всемилостивые боги! - в беззаботном, хмельном ве­селье мысленно взмолился я,- Благодарю вас и обещаю вам жертвы всесожжения на всю свою годовую выручку! Вы приютили Кратона и прекрасного "юного скифа" на острове блаженства. Никто никогда не доберется до острова и не отыщет нас тут!"

Несомненно, белый столб дыма над нами можно было легко приметить не только из лагеря Гарпага, но и от самих Пасаргад.

Чтобы испытать Судьбу в третий раз, полагалось теперь явиться к царю персов живым и невредимым, бережно неся в руках его любимого "жаворонка".

Теперь мне уже нравился свежий холодок, охватывав­ший мою наготу со всех сторон.

Тайна оставалась тайной. Искушение разгадать ее до конца - конечно же до конца, весьма опасного,- сладо­стно мучило меня. Но кое-что уже было ясно.

Да, тайна Азала крепко связывала их обоих - царя пер­сов и его скифскую красавицу. Кем была она у Кира? Женой? Наложницей? Невольницей? Персам полагалось скрывать своих жен от чужих глаз - вот в чем была основа тайны, за которой скрывалась еще одна - тайна странной слабости царя Кира.

Глядя в небеса и на белую колонну дыма, я ни мгновение не сомневался в том, что вернусь к Киру или вместе с Азелек, или в одиночку, если она изберет себе отдельный путь, и при том ничуть не стану страшиться ее возможного признания своему господину. Не Скамандр, а Кир научил меня весело принимать Судьбу и испытывать наслаждение, честно играя с ней в самые опасные игры.

У меня за спиной послышалось движение: Азелек оде­валась. Я подождал немного, а потом, сдерживая улыбку, громко произнес:

- Азал! Без коней нам будет трудно добраться до дома. Ты должен помочь мне.

Ответа не дождался, но не усомнился в том, что "Азал" безропотно повинуется.

Тогда я смело, не стыдясь наготы, повернулся к Азелек лицом и добавил:

- Думаю, нам вполне хватит одного коня.

Азелек была уже полностью одета и уже с прибранными под края накидки волосами. Она сверкнула глазами, по­тупила взгляд и зарделась.

Замечу наперед, что до самых Пасаргад Азелек не про­ронила ни единого слова.

Мы нашли селение на той широкой дороге, что уходила в горы из долины, занятой войсками Гарпага. Одному из жителей я предложил за худоватую кобылу несколько серебряных монет, которые держал в своем поясе но тот напугался и побежал за помощью. Пришлось забрать лошадь так, даром. Была небольшая погоня, но стоило издали показать меч, как простолюдины отстали. Впоследствии на пути Кирова войска из Пасаргад в Эктабан мне даже удалось вернуть кобылку ее пугливому хозяину.

Итак, мы возвращались в Пасаргады по главной торговой дороге. Правил я. Азелек сидела сзади и не обхватывала меня за бока даже тогда, когда лошадь пускалась в галоп.

Иногда, на привалах, я нечаянно притрагивался к Азелек. Она не отскакивала в сторону, но взгляд ее прекрасных глаз напоминал мне о ночном уколе короткого скифского меча, по счастью унесенного лавиной.

Признаюсь, я сильно желал ее, но не добивался своего ни ласковым обращением, ни соблазнами, ни силой. Kaжется, я начинал понимать Кира. Он знал, чего стоит истинная свобода, потому и не мог, не хотел признавать никакой Судьбы. И ему был необходим такой "жаворонок". Ведь жаворонка можно поймать, но тогда как насладишься его пением в высоких синих небесах?

Едва мы достигли на пятый день плоскогорья, как нас сразу окружили всадники-персы. И в окружении низкорослых, крепких жеребцов наша легкая кобылка резво помчалась в Пасаргады, весело взбрыкивая и крутя хвостом.

Царь Кир вышел нам навстречу, оставив позади своего брата Гистаспа и хазарапата. Он шел, широко раскинув руки и радостно улыбаясь.

Я поспешил соскочить с седла и припасть на колено. В тот же миг Азелек очутилась на земле рядом со мной.

- Царь! - с грустью обратился я к Киру, не поднимая глаз.- Дорога была нелегкой. Мы сделали все, что было в наших силах.

И тут на мое плечо легла сверху тяжелая рука царя персов.

- Рад, что ты вернулся, эллин.- Голос Кира оказался, сверх моего ожидания, не гневен, а даже весел.- Мой брат Гистасп всегда во всем сомневается, и мы поспорили. Теперь ему придется отдать мне лучшего коня из своего табуна.

- Царь! Мы потеряли Иштагу,- не переменил я пе­чального тона.- Он прикрывал наш отход и доблестно сра­жался один против десятка врагов. Враги не смогли убить его, но от шума битвы случился горный обвал. Так погиб Иштагу.

- Славный был воин,- только раз вздохнул Кир, по­молчал и вдруг коротко рассмеялся: - Иштагу подхватил от тебя, эллин, дурную болезнь, Судьбу. Так ты и остался сам в живых.

- Признаю свою вину,- сказал я, и вправду почув­ствовав себя кое в чем виноватым.

- Встань! - повелел Кир и убрал руку с моего плеча.- Ты - тоже, Азал.

Он зорко посмотрел сначала мне в глаза, потом - сво­ему скифу. Его брови таинственно пошевелились, он сказал Азелек:

- Иди.

Затем царь персов жестом приказал мне приблизить ухо к самым его устам. В его глазах мелькнуло то самое выражение, с которым он некогда задал вопрос, решавший мою судьбу: "Ты видел их?" Жилы мои натянулись. Спроси он теперь: "Ты видел ее?" - пришлось бы ответить правду или потерять право называться Кратоном хоть на земле, хоть в Царстве мертвых.

- Благодарю тебя, эллин, за то, что уберег Азала,- прошептал Кир.- Я слышал о том обвале.

Меня охватил жар. "Буду верно служить тебе, царь пер­сов, до скончания дней",- только мысленно изрек я, не желая превращать клятву в истертую монету, и лишь коротко поклонился Киру.

- Теперь, эллин, подкрепись, соберись с мыслями и Расскажи, что узнал,- произнес Кир и для Кратона, и для всех окружающих.- Помни, что новые вести могут опередить старые. Тогда твоя нелегкая добыча потеряет цену.

Мой доклад царю персов происходил в небольшой уютной комнате, завешанной коврами. Все присутствовавшие сидели также на мягких коврах, вокруг большой медной кадильницы, из которой к потолку тянулась струйка apoматного дыма, напоминавшая мне о многом. Поначалу было нелегко держать четкий строй рассказа.

По сути дела, я вновь оказался равноправным членом царского совета, хотя все знатные персы, кроме самого царя, открыто выказывали подозрительность и даже пре­зрение к чужестранцу. Меня слушали царь Кир, его брат Гистасп, знатный перс Губару (в будущем - лучший вое­начальник Кира и сатрап Мидии), а также хазарапат Уршаг. Эламита Гобрия уже не было: видно, он убрался восвояси, подальше от чужой беды.

Я рассказал им обо всем, что увидел с высоты гор в долине и услыхал через дымовое отверстие дома. Из моего повествования само собой выходило, что мятеж Кира против Астиага, царя Мидии и его деда, выгоден всем - и самому Киру, и Астиагу, и Гарпагу с его союзниками. Киру следовало захватить трон Мидии раньше своих недругов, тем более что Гарпаг так настойчиво предлагал ему свою поддержку. Астиаг, не зная о возможном предательстве, ждал повода пустить в дело все свои застоявшиеся войска и жестокими карами устра­шить и смирить всю страну. Гарпаг же, вовремя поддержав Кира войсками, превышавшими все силы пер­сов, мог не только сохранить свою жизнь и высокое положение, но и мечтать о большем, несравнимо боль­шем.

- Слышно, что царь Мидии становится все более мни­тельным и нетерпеливым,- не дожидаясь от Кира позво­ления, заговорил глухим голосом Губару, большой и тучный перс.- То, что говорит этот чужеземец, похоже на правду. Гарпаг долго не будет стоять на месте. Он пойдет в горы. Считаю, что нужно выступить ему навстречу, закрыть Орлиный перевал в самом узком месте. Там и добиться от Гарпага клятвы.

- Что делать потом? - спросил осторожный Гистасп.

- Ясно наперед! - Губару сделал рукой резкое дви­жение, как будто разрубал мечом врага.- Персам идти во главе войска на Эктабан. Боги наконец отдают нам власть над этими обжорами и лентяями, тела которых стали мягкими, как у мучных червей. Сколько еще терпеть мидян?

- Орлиный перевал очень хорош, это верно,- кривя губы, произнес Гистасп,- Там три десятка воинов способ­ны перебить сверху стрелами и камнями целую армию. Что будет с персами, когда они сойдут на равнину и ока­жутся в окружении большого войска?

- Кто из вас не верит Гарпагу? - внезапно спросил Кир.

- Брат,- взял на себя нелегкую ношу Гистасп,- Мы все знаем о былом великодушии Гарпага. Но кто знает о тайных замыслах его союзников? Того же Фарасга. И кто ныне уверен в преданности парфянской конницы?

- Значит, со стороны виднее,- заметил Кир,- Непло­хо бы спросить чужеземца, что бы он стал делать на нашем месте.

- Этот чужеземец и так чересчур осведомлен,- Гистасп косо посмотрел в мою сторону.

- Говори, эллин,- повелел Кир.

- У нас, эллинов, всегда очень запутанные отношения как между союзниками, так и между врагами,- начал я в затруднении,- Не думаю, что мой совет может разрешить такое нелегкое положение. Вижу два пути. Первый: воз­будить парфян и гирканцев против мидян, против Астиага и его военачальника Гарпага. Когда начнется война "на стороне", стремительным броском малой персидской армии захватить Эктабан, а уже оттуда нанести столь же быстрые Удары по каждой из враждующих армий в отдельности, пока их стратеги не успели сообразить, кто действительный союзник, а кто враг.

- Неплохой способ погубить персов,- оценил мой во­енный план Гистасп.

- Второй путь: довериться Гарпагу и первым спуститься к нему в долину. Но держаться настороже и не ходить к нему в гости без охраны числом не менее двух сотен верных воинов.

- Неплохие слова для чужеземца,- признал Губару.

- Кто желает войны? Быстрой или медленной, не важно. Кто из вас? - вопросил Кир и обвел взглядом свой совет.

Все смотрели на повелителя, не говоря ни слова.