Пресса доставляется в Kангар с двухнедельным запозданием. Вы, что не местный?" Сузив глаза они неспешнo рассматривали Самойловича от макушки до пяток. Самойловичу показалось, что его целиком заглатывает питон. "Нет, я с парохода Вячеслав Молотов. Еду в командировку в Якутск." "Предъявите ваши документы." Oдин из них зашел сзади Самойловича. "Пожалуйста," привыкший к важному и почетному званию старшины НКВД, он с легкостью полез во внутренний карман кителя. Сердце его упало. Карман был пуст! "Я забыл мое удостоверение на пароходе," его голос внезапно осип. Милиционеры были настроены дружелюбно. "Вас там знают?" "Конечно." "Назовите вашу фамилию, имя, отчество и место работы." Его ответы были тщательно записаны вторым милиционером, который был потолще и покороче первого. Уложив блокнот в планшет он направился к сходням. "Капитана позови," сказал он матросу, облокотившемуся на перила. "Капитана требуют!" прокричал матрос кому - то в глубине железных дебрей. Залязгала и заходила ходуном крутая лестница, с мостика спустился встревоженный Кокушкин. С угодливостью изгибалась его спина. "Вы его знаете?" милиционер ткнул пальцем в сторону Самойловича. Это был трудный вопрос и капитан обдумывал как бы ответить, чтобы не замараться. "В какой - то степени," лучшего придумать он не cмог. Подошедший поближе лейтенант начал расспросы. Ho oт Самойловича они не отходили ни на шаг. В минуту он почувствовал себя задержанным. Где он вошел на борт, куда он едет, как его зовут, его поведение - все интересовало милицию. "Есть у меня документы," взмолился Самойлович. "Как же меня на пароход без них пустили бы?" "Верно," подтвердил Кокушкин. "Предьявил он мне на первой станции свои корочки и все было правильно." "Я это и говорю," убеждал их Самойлович. На борту они." "Мы обыщем вашу каюту," поднялся по сходням второй милиционер. "Тов. Драчев, проводи представителя власти," уважительно обратился Кокушкин к матросу, бесшумно выступившему из-за портьеры. "Он в 20-ой." "Со всем моим удовольствием," зареготал знакомый нам Ванька и они исчезли в коридоре. Но долго из-за углов и изгибов доносилось эхо его жизнерадостного булькающего смеха. Прошло около получаса, пока они вернулись. По их замкнутым лицам можно было определить, что они ничего не нашли, однако милиционер в правой руке нес чемоданчик Самойловича. Он переглянулся со своим коллегой. "Мы не имеем права позволить вам продолжать поездку без документов. Вы будете находиться в нашем отделении, пока мы не установим вашу личность." "Не следует волноваться, тов. Тупиков," успокоил его лейтенант. "Мы делаем нашу работу. Это займет не больше недели. Мы дадим запрос вашему начальству, они подтвердят вашу личность, вам выпишут новые документы. Люди теряют свои паспорта, это случается; но милиция проявляет бдительность." "Пойдемте, гражданин. Не принуждайте нас применять силу," милиционеры взяли его за локти. "Я вспомнил!" в отчаянии вскрикнул несчастный. "Это он спер мой бумажник!" Самойлович вырвал левую руку из пальцев лейтенанта и указал на Драчева. "Это он крутился вокруг меня сегодня утром в умывалке и заговаривал мне зубы. Обыщите его! У него мои деньги, пропуск, военный билет и командировочное удостоверение! Отдавай, стервец!" "Это правда?" теперь внимание было устремлено на Ивана. Оба милиционера жгли его глазами. "От гражданина Тупикова поступило заявление, что вы обокрали его. Что вы можете заявить по этому поводу?" У Ваньки перехватило дыхание. В притворном возмущении он пошевелил ушами и замотал головой, как лошадь на солнцепеке. "Все он врет, шпион проклятый! Никакого бумажника его я отродясь не видывал, а совсем наоборот, слышал я давеча, когда мы перекат проходили, как шпион этот на палубе зубами клацал, да так затейливо и со смыслом, что мужик бородатый на берегу ему отвечал и ложкой морзянку об пень отстукивал, а там как раз наша военная база за кустами раскинулась." "Заявление готов подписать?" встрепенулась милиция. "Хоть сейчас." "Мы задержали иностранного разведчика," шепнул лейтенант своему напарнику. "Обеих снимаем c рейса. Драчев будет проходить по делу как свидетель." Грозно стали они отчитывать капитана за либерализм и политическую близорукость. "Куда же я без старшего матроса?" стенал Кокушкин. "Кто ходовую вахту в рубке стоять будет и за утопающими в пучину нырять?" "Справишься, у тебе вон сколько оглоедов и все в тельняшках. Драчев на обратном пути вас догонит; ты не грусти."
Самойловича отвели в поселок и поместили в КПЗ. В ту ночь лежа на нарах, он чуть не плакал. "Какая нелепость," казнил он себя. "Если бы не этот карманный воришка, я был бы на пути к завершению моей миссии. Погублены усилия стольких людей. Мое ротозейство всему виной, нельзя было расслабляться. Есть ли выход? Да! Но это не то, о чем инструктировал меня Кравцов. Он посылал меня к высшему эшелону НКВД, к офицерам контрразведки СМЕРШ. Он говорил, что только у них есть воображение и интеллект поверить в мою невероятную информацию и дать ей ход, который приведет к разгрому нацистcкой базы. Но теперь я до них не доберусь. Пойду напролом. Завтра потребую встречу с начальником областного управления НКВД. Что мне скажут?" Однако никто не позвал его ни назавтра, ни послезавтра. В давке душной камеры, в которой нос к носу сидело двадцать с лишним человек, царил постоянный гул, кашлянье, стоны и плач. Стиснутый в углу, еле дыша, но наедине с самим собой и своими страхами, комплексами и сожалениями, Самойлович грыз себя за свою оплошность. Полуголодный, искусанный клопами, без витаминов и свежего воздуха он быстро утратил свой процветающий вид, превратившись в обычного арестанта. Вызвали его только на шестые сутки. Про шпионаж, морзянку на полянке и цыканья зубами на просторах речных волн речи больше не было. Тем не менее на всякий случай следователь, жизнерадостный молодой человек, заглянул Самойловичу в рот, но портативного радиопередатчика там не обнаружил и Ваньку с позором отослали назад в пароходство, тянуть лямку. Cледователя интересовало местонахождение настоящего Тупикова. Замполит нацистcкого лагеря - Сидоров, Петр Кузьмич - он же Вольфганг Петерсен Крамер накануне приезжал в Kангар и без ведома Самойловича рассмотрел его. "Это не Тупиков," с хорошо разыгранным равнодушием заявил он местному начальству, но не сказал им, что это Самойлович. "Кто ты?" настаивал следователь. "Откуда у тебя документы старшины? Ты его убил? К кому ты шел? Отвечай, падло!" Самойлович знал, что за угрозами последуют пытки и побои. Зачем запираться? Не являлось ли его целью сказать правду? "Хочу сделать важное заявление в письменной форме, гражданин следователь," вымолвил Самойлович бескровными губами. "Все расскажу. Дело чрезвычайной государственной важности. Вы получите повышение по службе и правительственную награду." "Какую награду я получу это не твое собачье дело. Так и быть, садись пиши, вот тебе бумага." Его заперли в отдельной камере, посадили за столик и оставили в покое. Прошел час, другой, третий, наконец он закончил свое объяснение, исписав много страниц. За ним пришли и отвели к тому же следователю. "Почерк у тебя ничего, разборчивый," прокомментировал служитель закона, разглядывая написанное, и углубился в чтение. Летели минуты, слюнявя пальцы, он переворачивал страницы, хмыкал и с удивлением поглядывал на арестованного. "Ну, ты даешь, не хуже, чем роман "Граф Монте - Кристо". Не ты его, случаем, сочинил?" пошутил он. Самойлович с гордостью улыбнулся - все шло как надо! Следователь наконец закончил чтение и замер, охватив голову руками. "Вышка тебе за это светит, касатик, и ничего другого," молвил он скрипучим, ржавым голосом, не поднимая глаз от стола. "Никаких доказательств у тебя нет. В твоем заявлении содержится клевета на сотрудников органов внутренних дел, на честных советских людей, на советскую действительность, признание в убийстве старшины Тупикова и в побеге из лагеря." В мгновение Самойлович был повергнут с небес на землю. Брови его в растерянности поднялись, кожа на лбу собралась морщинками, глаза округлились, а рот приоткрылся. "Я никого не убивал!" "Это покажет следствие. Ты также заявляешь, что оперуполномоченный капитан Хлопков на самом деле Кравцов, лейтенант фашисткой армии. С каких пор у немцев служат офицеры с русскими фамилиями? Заврался ты; будешь за это отвечать." "У меня было его удостоверение офицера вермахта." "Ври да не завирайся. Значит ты у него корочку стырил?" "Да нет, он мне ее сам отдал." Следователь рассмеялся и с презрением покрутил пальцем у виска. "На сегодня достаточно, иди в камеру, помозгуем, что с тобой делать." Когда конвой увел задержанного, следователь снял трубку и набрал номер, "Тов. Журавлев, вас следователь Сидоров из Кангарского УВД беспокоит. Мы задержали беглого заключенного. Он утверждает, что ИТР номер 620 управляется нацистами из Берлина." Следователь почтительно внимал возмущенной ругани своего начальника, от усердия у него покраснели щеки и нос. Судя по его учащенному дыханию и испарине на лбу он сам был не рад, что позвонил. "Есть свернуть подлецу шею. Будет исполнено, тов. Журавлев." Закончив разговор, он позвонил в охрану. "Арестованного Тупикова ко мне в кабинет." Самойловича привели вновь. Надежда сияла в его глазах. Какой замечательный день! Не иначе как начальство разобралось и вызывает его для дальнейшей беседы! Следователь Сидоров вывел его в коридор. "Вперед, налево, направо, пошел." Они спустились в подвал. Там было мрачно и холодно и не звука не доносилось снаружи. Низкий оштукатуренный потолок, облупленные бетонные стены, заляпанный рыжими пятнами цементный пол. Самойловичу становилось не по себе. В засаленной зеленой форме с оторванными погонами, понурив голову, с руками назад он молча брел неизвестно куда. Следователь остановился, вынул наган и поразил свою жертву в затылок, потом подошел ближе и, как его учили, произвел контрольный выстрел в висок. Тело страдальца дернулось в смертной агонии и затихло, из головы потекла кровь. Самойлович освободился окончательно и навсегда.
Глава 18. Тревога
Служебный путь тов. Журавлева к высотам гулаговского Олимпа был прям и бесхитростен. Родился в политически правильной семье, рабочий и сын рабочего, в 1921 году вступил в РККА, с 1922 года в органаx ВЧК-ГПУ-ОГПУ, с 1936 года помощник начальника, а потом начальник местного УНКВД. Жена его, Аврора, была под стать своему супружнику. Работница исполкома, активная комсомолка, горлопанка на всех производственных собраниях, самозабвенно проводила она политику партии и правительства по выжиганию оппозиции и борьбы за чистоту ленинских идей; и горе оказавшимся на ее пути! Однако в быту она была противоположностью тому, что изображала на публике. "Какой - то прыщ пытался испортить нам малину и ты еще размышлял?" распекала она своего благоверного в тот вечер, когда Самойлович был убит. "Он все выдумал, чтобы уйти от наказания." Аврора налила Rémy Martin на донышко бокала, согрела коньяк в ладонях и закрыв глаза, смаковала его маленькими глотками. Тов. Журавлев предпочел стопку водки Smirnoff Classic No. 21 и закусил ее греческой маслиной. Спиртные напитки и продукты питания, стоявшие на столе перед этими тружениками тыла, поразили бы воображение их сограждан в далекой Якутии. Измученные продовольственным кризисом, наряду с другими кризисами социализма, они бы завизжали от зависти и выстроились в многокилометровую очередь, чтобы хоть раз взглянуть на лакомства и разносолы из Европы и Америки. Пожалуй, роскошь стола могла бы сравниться только с распределитем в московском ЦК, а возможно и превосходила его в несколько раз. Главное отличие было в том, что Журавлевы сами помещали свои заказы, а в распределителе циковские служащие получали то, что завезли. Откуда в провинциальном городке такoе великолепие материальных благ? Ежегодно во время инспекции исправительно-трудового лагеря?620 Журавлев передавал Иван Ивановичу список желаемых товаров - обуви, одежды, галантереи и пищевых деликатесов, которые два - три месяца спустя доставлялись неизвестными, но приятными молодыми людьми к дверям его квартиры в Доме чекиста на центральной улице города. Сидя на диване в своем элегантном жилище с балконом на третьем этаже Аврора объясняла мужу, "Разве можно убивать гусыню, несущую золотые яйца и слушать клевету врагов народа?" Она ласково погладила егo по щеке кончиками наманикюренных пальцев и он сразу соглаcился. "Если же это так, и они нацисты, то и нам не поздоровится." Волна страха и сомнений накатила на нее; она поежилась. "Не будем лезть на рожон; не будем делать ни шума, ни крика; все обомнется и устроится; все станет хорошо как и раньше. В Сибире не может быть немецко - фашистких захватчиков!" Успокаивая себя она сморщила напудренный носик и капризно поджала губки. "Советская армия громит их в пух и прах за две тысячи километров отсюда в Белоруссии и на Украине! Белены объелся твой задержанный… Придумал бы что - нибудь получше, чтобы спасти свою презренную жизнь…" Oна так нежно и сильно прижала его голову к своей груди, упоительно пахнущей французской парфюмерией, что он позволил ей делать с ним все, что ей заблагорассудится. Hаутро показания казненного беглеца снова всплыли в памяти Журавлева, теребя его. "Очень ловко врет, подлец, такое не придумаешь." Но потом вспомнив честные и простецкие глаза Ивана Ивановича, его заботливость, великодушие и готовность услужить подозрения Журавлева рассеялись как утренний туман. "Не иначе как все наврал Самойлович. Не может быть иначе. Он же враг."
Зима в низовья Лены приходит рано. Зимой тундра мертва. Ветер, мороз и снег убивают все живое. Поэтому до глубоких холодов население заготавливает травяную и кустарниковую поросль, которую жгут вместо дров, пополняет запасы мяса и рыбы, ремонтирует свои избы и чумы, и перегоняет стада оленей на юг в леса. Уже в сентябре заводи и затоны промерзают до дна, а протоки еще открыты, хотя на берегах нарастают корки льда. Световой день становится короче, Лена вот - вот начнет покрываться торосами, налетят леденящие бураны, посыпят дожди со снегом, потемнеет небо. Скоро и судоходство станет невозможным, но еще так много надо успеть. Стальная обшивка подводного крейсера, обросшего кружевами изморози, блестела в лучах солнца. Корабль, пришвартованный к длинному бетонному причалу, пришел вчера из Германии и был единственным в пункте Икс. Остальные суда уплыли прочь в незамерзающие порты Европы. Вокруг него суетились люди. Их щеки порозовели, их дыхания вырывались облачками пара, под их ногами глухо хрустел снег, но они не сжимались от холода, работа разогрела их, они торопились закончить разгрузку. Кран поднимал из трюмов контейнеры и тюки с материалами и оборудованием, разворачивался и бережно ставил их на причал. Там oгромные ящики с рудой ожидали своей очереди быть отправленными на металлургические заводы Круппа. Субмарина должна была уйти в море до начала серьезных заморозков, пока льды не сковали проливы. В былые времена генерал Рихтер самолично присутствовал при разгрузке - погрузке; не спуская глаз с грузчиков и моряков; он вникал в каждую мелочь, но экстраординарное событие заставило его изменить рутину.
Три нацистких офицера собрались в кабинете генерала, на втором этаже двухэтажного здание в ста метрах от причала. За окнами кружились и танцевали крупные редкие снежинки; они опускались на свинцовую поверхность реки, на мхи и лишайники бескрайней тундры, на изрытые отроги хребта в синеве горизонта. "Самойлович не мог обойтись без помощников. Он одурачил нас. Мы искали его возле моря Лаптевых, а он тем временем спокойно плыл под чужим именем на пароходе, на юг. Кто в лагере мог помогать ему?" Рихтер яростно стукнул кулаком по столу. "Какую же гадину мы не заметили," проскрипел Штаубе. Он тоже был включен в руководство и его секреты. "Как Кравцов оказался среди нас? Ясно, что он не ариец и в нем нет ни капли немецкой крови. Он возражал против моего предложения построить крематорий в лагере и имеется рапорт его сослуживца по Новой Земле, что он утаил от рейха крупное месторождение золота, которое он там нашел. За одно это его следует казнить." "Мы всегда считали его немцем и он был одним из нас," Иван Иванович скрестил свои руки на груди. "Его никто никогда не подозревал вплоть до побега Самойловича. Чего они - Кравцов и Самойлович - хотели добиться? Куда шел Самойлович?" "Не иначе как в СМЕРШ, чтобы донести на пункт Икс. Со дня на день я ожидаю начала боевых действий Советской армии; парашютного десанта и атаки с моря," Рихтер взглянул в окно и прислушался, нет ли гула бомбардировщиков. "Нам повезло. В этот раз обошлось. Журавлев приказал устранить беглеца, но остается Кравцов. Как его поймать?" "По моему указанию на подводной лодке прибыла группа захвата. Их всего двое, но они мастера своего дела. Они арестуют Кравцова, закуют его в кандалы и отправят в рейх. B гестапо из него выжмут все." Штаубе плотоядно улыбнулся. "Я уверен, что Самойлович давал показания перед расстрелом. Что он успел рассказать следствию? Журавлев нам ничего не передал," Иван Иванович подпер подбородок рукой. "Как говорит русская поговорка," Рихтер приосанился в кресле под портретом Сталина, ""Мы теперь с тобой одной веревочкой повиты…." Если СМЕРШ вмешается, Журавлева ждет смертная казнь за пособничество врагу. Он это понимает и будет молчать. Нам остается только изолировать Кравцова и все опять будет по прежнему. Приступайте немедленно к его задержанию."