Бал шел своим чередом, и вскоре дамы вынуждены были оставить свои позиции, завоеванные столь тяжким трудом: толпа пришла в движение, поскольку подавали чай, и им пришлось крутиться вместе со всеми. Кэтрин ощутила легкое разочарование – ее утомляла постоянная давка, многоликая куча народу не сулила ничего интересного, и ей решительно не с кем было переброситься словечком, поскольку знакомые по-прежнему не появлялись, отчего ощущение тюремного заключения только усиливалось. У чайных столов, без друзей, без галантного кавалера, девушка окончательно почувствовала себя брошенной и одинокой. Мистера Аллена не было видно; тщетно поискав выхода из создавшегося плачевного положения, нашим дамам, в конце концов, пришлось сесть к столу, где уже собралось большинство присутствовавших, изнывая от тоски и не имея лучшей компании для приятной беседы, чем друг друга.
Миссис Аллен поздравила себя с тем, что в той умопомрачительной толчее ей все же удалось сохранить наряд невредимым:
– Я не вынесла бы, если б платье порвалось, – сказала она. – Муслин так тонок! А на всем балу я совершенно не нашла ничего хорошего.
– Я чувствую себя ужасно неловко, – заметила в ответ Кэтрин, – ведь здесь нет ни одного знакомого!
– Увы, душечка, – с непоколебимой безмятежностью ответствовала миссис Аллен, – действительно очень ловко.
– Что же нам делать? Все леди и джентльмены здесь выглядят так, словно не понимают, зачем мы сюда явились. Похоже, будто мы им навязываемся.
– Но ведь так оно и есть, как это не печально. Как жаль, что мы не завели себе много знакомств.
– Как жаль, что мы не завели их вообще. Нам и подойти-то не к кому.
– Ох, ты права, дорогуша; кабы мы здесь кого знали, то уж точно бы к ним прибились. В прошлом году сюда приезжали Скиннеры. Вот бы они здесь были нынче!
– Не лучше ли нам вообще уйти? Нам даже приборов не хватило.
– И правда. Какая досада! Но сдается мне, лучше нам пока посидеть – вокруг такой хаос! Милая, что у меня с прической? Кто-то меня толкнул, и мне показалось, что она окончательно рассыпалась.
– Вовсе нет, выглядит хорошо. Но, дорогая миссис Аллен, вы точно уверены, что в этой массе народа никого не знаете? Мне кажется, вы должны кого-нибудь знать.
– Да Бог его знает. Хотелось бы, чтобы это было так. Всем сердцем желаю я, чтобы нашлись какие-нибудь приятели, и тогда мы бы подыскали тебе достойного кавалера. Я была бы так рада, если бы ты могла потанцевать! Ой, смотри, какая странная леди. Какое нелепое на ней платье! И такое старомодное! Посмотри на ее спину.
Немного погодя какой-то из соседей по столу предложил дамам по чашке чая, что было воспринято с горячей благодарностью, которая, вполне естественно, вылилась в приятный разговор, между прочим, единственный за целый вечер. Когда танцы закончились, объявился мистер Аллен.
– Итак, мисс Морланд, – обратился он без обиняков, – надеюсь, вы хорошо повеселились.
– Лучше некуда, – ответила она, усиленно борясь с зевотой.
– Мне так хотелось, чтобы она потанцевала, – вступила в разговор жена. – Нам непременно следует найти ей подходящего кавалера. Я уже говорила, что была бы очень рада Скиннерам. Отчего бы им вместо прошлой зимы не приехать сюда нынче! Или хотя бы Перри объявились, ну те, помнишь, о которых они нам рассказывали. Тогда бы Кэтрин могла танцевать с Джорджем Перри. Так жаль, что нам не встретился достойный кавалер!
– В следующий раз нам обязательно повезет, – утешительно подытожил мистер Аллен.
После танцев гости начали расходиться; их осталось ровно столько, чтобы можно было свободно прогуливаться по залу. Именно теперь наступило нужное время для героини, ранее не успевшей сыграть свою роль; настал час быть замеченной и обожаемой. Каждые пять минут толпа редела, освобождая все больше места. Теперь на барышню смотрело множество молодых людей, ранее затерявшихся в толпе. Однако, похоже, ни один из них не собирался обрушить на нее поток страстных признаний, удивленный шепот не носился среди присутствующих, и никто не назвал ее богиней. И все же выглядела Кэтрин очаровательно, а уж если бы кто из гостей встретился с ней три года назад, то сегодня ее назвали бы безупречной красавицей.
На нее все же смотрели, и в целом не без восхищения; краем уха она услышала, как какой-то джентльмен в беседе с приятелем назвал ее "милой девицей". Эти слова возымели должный эффект, и вечер уже не казался таким безнадежным, как в самом начале. Застенчивость исчезла, и Кэтрин почувствовала такую признательность тем двум мужчинам за нехитрую похвалу, какая по силе своей могла бы сравниться с благодарностью истиной героини к поэту, сложившему дюжину сонетов в ее честь. Девушка покинула бал в полном удовлетворении, греясь в лучах общественного признания.
Глава 3
Теперь каждое утро начиналось по строго определенному порядку: визит в магазины, осмотр местных достопримечательностей, прогулки по бювету, где дамы на всех смотрели, но ни с кем не разговаривали. Мечты о многочисленных знакомых в Бате по-прежнему занимали все мысли миссис Аллен, тем временем как каждый новый день нес в себе доказательства того, что их здесь нет.
Леди снова ходили на балы, и теперь судьба проявляла больше благосклонности к нашей героине. Однажды церемониймейстер представил ее молодому человеку, очень похожему на настоящего джентльмена. Его звали Тилни. На вид ему было около двадцати пяти, высокого роста, с приятной внешностью, живыми и умными глазами, и если он и не выглядел красавцем, то уж симпатичным был безусловно. В свою очередь он тоже заинтересовался барышней, и Кэтрин поняла, что ей крупно повезло. Во время коротких промежутков между танцами они едва успевали поболтать, но когда настало чаепитие, девушка с облегчением обнаружила, что ее партнер оказался столь же приятным собеседником, сколь и искусным танцором. Речь его лилась свободно и оживленно, в манерах сквозило едва заметное лукавство, обильно сдобренное обаянием, и это покорило юную леди. Поговорив о пустяках, вполне естественных в подобных обстоятельствах, молодой человек неожиданно сменил тему:
– До сей поры я был так невнимателен, мадам, что решительно ничего о вас не узнал; я так и не спросил, как долго вы живете в Бате, бывали ли вы здесь раньше, посетили ли уже театр, концерт, и как вам вообще здесь нравится. Ужасная беспечность с моей стороны – но не соизволите ли вы удовлетворить мое любопытство? Прошу вас, будьте так любезны.
– Ах, право, стоило ли вам так затруднять себя, сэр.
– Ну что вы, уверяю вас, никаких затруднений.
Изобразив улыбку, он эффектно прочистил горло и достаточно жеманно добавил:
– Как долго вы изволите пребывать в Бате, мадам?
– Уже неделю, сэр, – в тон ответила Кэтрин, стараясь не расхохотаться.
– О, неужели! – воскликнул он в притворном изумлении.
– Но что же вас так удивило, сэр?
– А как же иначе, – молодой человек уже перешел на нормальный стиль, – ведь должен же я был как-то отреагировать на ваши слова, а удивление легко изобразить, к тому же оно здесь вполне уместно. Но давайте продолжим. Итак, вам не доводилось бывать в Бате прежде, мадам?
– Ни разу, сэр.
– Не может быть! Почтили ли вы своим присутствием дворянское собрание?
– О да, сэр, я нанесла туда визит на той неделе, в понедельник.
– Бывали ли вы в театре?
– Да, сэр, на постановке во вторник.
– А что концерт?
– Конечно, в среду.
– И нравится ли в целом вам курорт?
– Да, ничего себе.
– Сейчас я выдавлю ухмылку, и тогда мы снова перейдем на человеческий язык.
Кэтрин отвернулась, не будучи до конца уверенной, подобает ли приличной девушке открыто рассмеяться.
– Я прекрасно вижу, что вы обо мне думаете, – мрачно заметил Тилни. – И завтра я стану лишь еще одной скучной страничкой в вашем дневнике.
– В моем дневнике!
– Да, и мне доподлинно известно, что вы там напишите: "Пятница. Ходила на бал в пестром платье с голубой отделкой и в черных туфлях – выглядела здорово; очень утомил какой-то любопытный недотепа, с которым пришлось танцевать и выслушивать его бредни".
– Поверьте, ничего такого я не напишу.
– Сказать, что вам действительно следует написать?
– Извольте.
– "Весь вечер я протанцевала с приятным молодым человеком, которого представил мистер Кинг; мы славно поговорили – он просто душка. Надеюсь, мы с ним познакомимся поближе". Вот, мадам, что я хотел бы увидеть в вашем дневнике.
– А может, у меня его нет.
– Тогда, возможно, вас нет сейчас и в этой комнате, а я не сижу рядом. Усомниться в этих вещах равносильно. Вы не ведете дневник! А как же ваши кузины узнают о приключениях в Бате, если у вас его нет? Как вы сумеете удержать в голове все любезности и комплименты, если не будете каждый вечер из записывать? Как упомнить свои наряды, цвет лица и милый локон, если не опишите все в подробностях, если забросите дневник? Дорогая моя, кое-что я все-таки знаю о женщинах, вы уж поверьте; именно очаровательная женская привычка скрупулезно вести дневник и породила достаточно легкомысленный, но все же такой приятный стиль в литературе. Никто не станет спорить с тем, что талант писать забавные письма присущ именно женщинам. Возможно, сказываются и какие-то природные задатки, но я уверен, причиной успеха в большинстве случаев становиться именно привычка вести дневники.
– Иногда я размышляла, – задумчиво произнесла Кэтрин, – неужели дамы пишут письма гораздо интереснее, чем мужчины. И вы знаете, сдается мне, что первенство не всегда было нашим.
– Насколько я могу судить, обычно женский эпистолярный стиль безупречен, если не считать трех позиций.
– И каких же?
– Отсутствие предмета описания, тотальное невнимание к знакам препинания и часто хромающая грамматика.
– Да что вы говорите! Не очень-то вы нас жалуете.
– Ну, хорошо, отказываюсь от слов, что женщины пишут письма лучше мужчин, а также лучше поют дуэтом и лучше рисуют пейзажи. В каждом вопросе, где основой суждения служит вкус, безупречность практически поровну делится между обоими полами.
Их беседу прервала миссис Аллен:
– Дорогая Кэтрин, – начала она, – будь так добра, вынь эту булавку у меня из рукава; боюсь, она уже и так прорвала дыру. Будет очень жаль платья, если так оно и есть, – это мое любимое, хоть и отдала я за него по девять шиллингов за ярд.
– Точно так я и думал, мадам, – заметил Тилни, разглядывая муслин.
– Вы знаете толк в муслине, сэр?
– Да уж, разбираюсь. Видите ли, я всегда сам покупаю себе галстуки, таким образом могу судить о предмете вполне компетентно. Даже моя сестра часто доверяет мне в выборе платья. Третьего дня я купил ей туалет, и каждая леди, что его видела, отзывалась о нем не иначе, как о чуде. А заплатил я всего по пять шиллингов за восхитительный индийский муслин.
Миссис Аллен была сражена наповал.
– Мужчины обычно вообще не замечают таких вещей, – сказала она. – А мистер Аллен так и вовсе не может отличить одно мое платье от другого. Вы, должно быть, служите настоящей опорой вашей сестре, сэр.
– Надеюсь, что да, миледи.
– Ах, умоляю вас, сэр, скажите, что вы думаете о платье мисс Морланд?
– Мадам, оно очаровательно, – ответил тот, нахмурившись и изучая наряд, – но не думаю, что оно легко стирается. Боюсь, оно быстро протрется.
– Как можно быть таким, – рассмеялась Кэтрин, – таким… – она чуть не сказала "странным".
– А я с вами полностью согласна, сэр, – вставила миссис Аллен, – я именно так и сказала мисс Морланд, когда она его покупала.
– Однако, миледи, не мне вам говорить, что муслин всегда на что-нибудь, да сгодится. Мисс Морланд наделает себе кучу платков из этого платья, или чепец, или накидку; никогда нельзя сказать, что муслин уже ни на что не годен. Моя сестра сказала это уже раз сорок, когда позволяла себе блажь покупать больше, чем хочется, или когда неудачно перекраивала ткань.
– Бат – совершенно очаровательное местечко, сэр, здесь так много превосходных магазинов. Какая досада, что дома мы живем в деревне. Конечно, в Солсбери есть хорошие магазины, но это так далеко – целых восемь миль. Мистер Аллен говорит, что их девять, будто бы кто-то их считал, но я уверена, что там не больше восьми; так вот, дорога эта так утомительна, что я возвращаюсь совершенно разбитой. А здесь стоит выйти за порог, и через пять минут уже найдешь все, что пожелаешь.
Мистер Тилни был достаточно воспитан, чтобы проявить заинтересованность в ее словах. Воспользовавшись этим, собеседница продолжала рассуждать о тканях до самого конца танца. Слушая их, Кэтрин начала побаиваться, что ее спутник слишком уж снисходителен к слабостям других, чем люди тут же и пользуются.
– О чем это вы так задумались? – поинтересовался молодой человек, когда они выходили из зала. – Надеюсь, не о своем бедном спутнике, поскольку вы так качали головой, что мысли ваши вряд ли были приятны.
Кэтрин вздохнула:
– Вовсе я ни о чем не думала.
– Разумеется, думали. Лучше уж вам сразу сказать, что ни за что мне не признаетесь.
– Ну что ж, извольте, не признаюсь.
– Спасибо. Скоро мы с вами будем на короткой ноге; при каждой встрече я стану терзать вас расспросами, а лучше этого ничто не сближает.
Они снова танцевали, а когда бал закончился, гости разошлись и молодые люди расстались, осталось только непреодолимое желание продолжить знакомство, по крайней мере со стороны Кэтрин. Нельзя с уверенностью сказать, думала ли она о молодом человеке слишком много, пока пила подогретое вино и готовилась ко сну, грезила ли о нем на рассвете; но, если принять во внимание слова прославленного автора о том, что нет оправдания девушке, влюбившейся в мужчину раньше, чем тот ответил взаимностью, было бы совершенно неприлично мечтать о джентльмене прежде, чем сам джентльмен публично не возжелает ее в своих мечтах. Насколько мистер Тилни подходил на роль объекта воздыханий или даже любовника, мистер Аллен пока не задумывался, но то, что в качестве обычного знакомого для юной подопечной он был вполне приемлем, сомнений не возникало, поскольку еще накануне вечером мистер Аллен потрудился навести справки о молодом человеке, из коих следовало, что тот происходил из вполне приличной семьи в Глостершире, и сам являлся священником.
Глава 4
На следующий день Кэтрин проявила чудеса расторопности и нетерпение при сборах в бювет, будучи втайне уверенной, что непременно встретит там мистера Тилни еще до полудня, и готовая подарить ему одну из своих самых обворожительных улыбок; однако, улыбки так и не потребовалось – мистер Тилни не появился. Казалось, все сущее в Бате роилось в залах у источника в эти модные утренние часы, толпы входили и выходили, поднимались и спускались по лестницам, люди сновали то здесь, то там, никому не нужные и неинтересные, – и только его по-прежнему не было.
– Что за приятное место, этот Бат, – пробормотала миссис Аллен, усевшись рядом с громадными часами, уже сделав несколько дефиле по залу и изрядно утомившись. – И как было бы приятно, случись нам повстречать здесь кого-нибудь из знакомых.
Слова эти уже столько раз слетали с ее языка, что миссис Аллен, произнося их в очередной раз, делала это скорее из привычки, чем из надежды действительно кого-нибудь встретить, но ведь недаром сказано, что "отчаянье – бесплодная наука", и что "к неутомимому усердью фортуна часто благосклонна", – очевидно, неутомимое усердье, с которым она день за днем желала одного и того же, порядком надоело фортуне, и та наконец смилостивилась, поскольку не успели наши дамы присесть, как какая-то леди средних лет, сидевшая напротив и минут десять не спускавшая с них глаз, собралась с духом и заговорила, сдобрив свою речь изрядной долей любезности.
– Мне кажется, мадам, ошибки здесь быть не может, хотя с того дня, когда мы встречались в последний раз, прошла уйма времени. Ведь вас зовут Аллен?
Любопытство леди немедленно удовлетворили, незнакомка представилась как миссис Торп, и миссис Аллен немедленно вспомнила знакомые черты бывшей своей одноклассницы и сердечной подруги в одном лице, с которой после школы встречалась лишь однажды, целую вечность назад, еще до замужества. Радость встречи переполняла женщин, что казалось вполне объяснимым, ведь последние лет пятнадцать они прожили, не зная друг о друге ровным счетом ничего. Поток комплиментов начал понемногу иссякать; обе уже успели заметить, как быстро пронеслось время со дня их последней встречи, и как мало питали они надежд увидеться здесь, в Бате, и какое это огромное удовольствие встретить старого друга на чужбине. Теперь они с головой погрузились в расспросы о семьях, сестрах и кузенах, говоря одновременно, причем каждая была склонна скорее поделиться информацией, чем ее получить, отчего, естественно, друг друга они почти не слышали. Тем не менее, у миссис Торп вскоре обнаружилось значительное преимущество перед визави, поскольку Господь наградил ее прорвой наследников, и посему когда та с упоением завела речь о талантах своих сыновей и красоте дочерей, в подробностях описав и то, и другое (Джон учится в Оксфорде, Эдвард – в Мерчант-Тэйлорс, Вильям – в море, и всех их там любят и ценят гораздо больше остальных), миссис Аллен не нашла, что ответить, так как не имела в своем активе схожих побед, а если б они и были, подруга все равно бы не поверила. Таким образом, ей пришлось молча выслушивать все материнские излияния, утешая себя мыслью о том, что кружевной мантилье миссис Торп куда как далеко до ее собственной.
– А вот и мои девочки, – воскликнула вдруг миссис Торп, указав при этом на трех девиц несколько ушлого вида, что рука об руку продвигались к часам. – Дорогая миссис Аллен, я горю от нетерпения представить их вам, крошки будут так рады познакомиться. Вон ту, самую высокую, зовут Изабелла, она старшая. Не правда ли, она очаровательна? Остальных, конечно, я люблю ничуть не меньше, но мне кажется, Бэль самая красивая.
Всех юных Торп представили, и мисс Морланд, о которой до этого просто забыли, была рекомендована им в свою очередь. Ее имя, похоже, повергло девушек в легкий шок, и после обмена дежурными любезностями старшая из них наконец произнесла:
– Как удивительно похожа мисс Морланд на своего брата!
– Вылитая копия! – подтвердила ее мать. – Я бы и с закрытыми глазами сказала, что она его сестра.
Остальные согласно закивали и повторили это еще раза два-три. На какое-то мгновение Кэтрин потеряла дар речи, но в процессе того, как миссис Торп начала излагать историю ее знакомства с мистером Джеймсом Морландом, она постепенно вспомнила, что одно время ее старший брат близко сошелся с неким Торпом из того же колледжа, и что последние дни сочельника он провел в том семействе, где-то под Лондоном.
Все объяснилось, молодые Торп произнесли пространную речь об удовольствии, полученном ими от знакомства, которое, по примеру их братьев, непременно должно перерасти в крепкую дружбу, на что Кэтрин ответила всеми мыслимыми любезностями, пришедшими ей на ум. В доказательство самых теплых чувств ей позволили взять под руку старшую мисс Торп и сделать еще один круг по бювету. Новые знакомства в Бате порадовали Кэтрин так сильно, что, прогуливаясь по залу, она почти совсем забыла о мистере Тилни. Дружба, безусловно, – вот лучший бальзам для сердца, израненного любовью.