- В точку. Лукас не потерпел бы никаких настоящих перестроек здесь, и я полностью его понимаю. Но таких особнячков тридцатых годов, какой мы стремились воссоздать - штук шесть напихать можно в то пространство, что он нам отвел. Большую часть мы вообще не используем, ужасное расточительство, я считаю, но что поделаешь. И вся обстановка, разумеется, - она вся масштабирована. Иначе совсем бы потерялась. Однако место - подлинное расположение, - напирал Майк, и сияние подлинного энтузиазма гордо мерцало в его широко открытых глазах, - расположение Печатни, конечно, превосходно, совершенно - абсолютно аутентично - потому что… Не знаю, заметили ли вы, но здания по бокам - справа и слева, ага? - современные, знаете ли. Совсем недавно построенные. Они, конечно, в стиле, это правда, - но воздвигли их в конце восьмидесятых. Я интересовался. - Тут его голос упал и скис. - Квартиры на заказ для тогдашних яппи. - Но едва сей неаппетитный кусочек, слава богу, был извлечен из окружающего варева богатства и красоты, Майк смог продолжать с удовольствием. - Я вообще-то к тому, что оригинальные склады вокруг нас - они две ночи подряд держались в самом разгаре немецкой бомбежки Лондона. Весна сорок первого, насколько я могу судить. Это здание, говорю вам, - оно все знает о войне, уж вы мне поверьте. Жило во время войны, понимаете? И выжило. Мы должны… уважать его, я бы так сказал.
Ну-ну, думал Бочка: да куда же это я задевал бич? Пожалуй, одолжу его нашему новому другу (говорю вам, этот наверняка кончит тем, что на кресте, нафиг, повиснет. И будет счастлив). И еще - вот уж не знаю, один господь ведает, за каким чертом Пол все трындит об этой ерунде. Я сперва думал, что он издевается, а он-то не прикалывается, теперь я вижу. Всерьез говорит, придурок. Ладно - вот вы мне скажите: что, блин, такого умного в том, чтобы убрать свет черными тряпками и жить в обувной коробке, набитой какой-то дрянью всех цветов на свете, от блевотины до дерьма? Нафига это все, а? Потому как если это искусство, засуньте его себе в задницу. И я сижу здесь, только чтоб разузнать об этой кретинской готовке, которую Пол на меня повесил. Не то чтобы я против малехо покопаться на кухне - если честно, мне нравится. И да - у меня ничё так себе получается, это правда. Но жрать за одним столом как одна большая счастливая семья - боже упаси. В смысле - все это немного похоже на… о черт: я чё, снова в школе? Ну ладно. По крайней мере, у нас есть крыша над головой: уже что-то. Потому что это правда, что Пол говорил тогда про Крошку Дэви, - он нам мешать начинал, Дэви этот. Я только надеюсь, что Пол не забудет, зачем мы здесь, вот и все: нам надо бы делом заняться, и поскорее. Бабла срубить. Да вы только посмотрите на него - охает да ахает, себя не помня… о чем это они там сейчас болтают? А, ну да, - о каких-то зубчатых каминных изразцах цвета грязи; да мы бы с вами кувалду бы к такой штуковине применили, едва, блин, завидев. Я словно в гребаные "Антикварные гастроли" попал, или вроде того. А эта малышка Уна - посмотрите на нее. Сколько ей лет, интересно? Тридцать? Максимум тридцатник - еще относительно ничего: вы гляньте, какие клевые буфера. И какого черта она заперлась с ебаным проповедником в этой Комнате ужасов, а? Не нравится мне это место - полным-полно психов. Ладно - пора это дело прекратить. Потому как они уже перешли к линолеуму, боже правый, и, похоже, мне не удастся вставить словечко и убраться отсюда живым. Я вам говорю, мужики, - я сейчас нафиг в кому впаду.
- Майк, - сказал Бочка и слегка закашлялся, чтобы тот заметил, - расскажи мне про кухню, ага? Я даже не знаю, куда идти-то.
Майк неохотно оторвался от восторженного рассказа Полу о безмерном блаженстве, что охватило его в тот прекрасный день, когда он обнаружил грязную, крошечную, всеми забытую подсобку в живописно-декорационной мастерской, расположенной в конце георгианской террасы рынка "Спитлфилдз" - ее собирались перестраивать, - и как он раскопал там катушки настоящих обойных бордюров шириной целых двенадцать дюймов трех оттенков имбирного цвета, которые вы сейчас вокруг и наблюдаете, - все выпущены задолго до того, как карточная система подобные вещи прикончила.
- Ах да, конечно - конечно, - сказал Майк. - Мне тут одна птичка напела, что я скоро избавлюсь от поварского колпака и фартука. Боже, как я тебе благодарен. Как и, - насмешливо продолжал он, самоуничижительно и с приличествующим случаю укором, - все наши соседи, в чем я ничуть не сомневаюсь. Мое картофельное пюре, если честно, крайне редко бывало на высоте. Не так ли, Уна?
- Ну да… - пробормотал Бочка. - Я же говорю - я не буду ничего особенного стряпать. Простая пища. Это мой стиль.
- Прекрасно, - восхитился Майк. - Просто прекрасно. А Лукас говорил тебе о…
- О требухе? Да, печенки не будет. Записал. Еще что-нибудь мне надо знать?
- Да нет. Вообще-то все проще простого. Знаешь что - давай, может, мы встретимся там, внизу, допустим в… Допустим, в шесть? Да, в шесть - в самый раз. Это в цокольном этаже. Стены толстые, как в Тауэре. Громадные контрфорсы, целая куча. Едим мы тоже там. При свечах, правда, Уна?
Уна вздохнула.
- Да, - подтвердила она. - Конечно, да.
- Это совершенно волшебно, - заключил Майк. - Такие старые сосновые длинные узкие обеденные столы - думаю, Пол, тебе понравится: середина викторианской эпохи, я бы сказал… разумеется, не мой период. И мы иногда вроде как сдвигаем их вместе, а потом Лукас всегда говорит нам пару слов, прежде чем мы, гм, - короче говоря, преломим хлеб.
- Что говорит? - перебил Бочка. - Типа, как он хочет купить всему миру "Коку"?
- Ха! - фыркнула Уна, явно развеселившись.
- Мы, - довольно сухо отрезал Майк, - не совсем такие.
- Ладно, - произнес Бочка. - Приятно знать. В шесть, ага. Пол, ты идешь или как?
- Скоро - я тебя позже нагоню, хорошо? Только погляжу на эти графинчики. Бакелитовые, да? Какая прелесть, - восторгался Пол. - К ним даже ложечки прилагаются.
Майк кивал, не скрывая восторга.
- Синие и зеленые крапинки особенно необычны, - говорил он. - Коричневые встречаются намного чаще. В Стоуке была одна очень известная фабрика: эти, я совершенно уверен, родом оттуда.
Бочка почему-то разок покосился на Уну - та бессмысленно разглядывала то, что в нормальном доме представляло бы собой оштукатуренный потолок, но здесь было парящей, призрачной пустотой, мрачно украшенной вздымающимися грозовыми облаками выцветшей тонкой фланели. Затем Бочка повернулся, стукаясь локтями и коленями, протиснулся по лабиринту вонючих перегородок, ругаясь, словно безумец, проснувшийся от ночного кошмара, и нащупал дорогу обратно в двадцать первый век.
(Ага. И даже чаем не напоили).
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ну слава тебе господи, подумал Джейми, когда такси все-таки свернуло за угол, о котором Джейми говорил и говорил: наконец-то я его вижу - вон оно, посмотрите - прямо впереди, видите? Большое квадратное кирпичное здание, видите? Да?
- Чтоб мне лопнуть, - изрек водитель такси. - Вот так дела. Знаете что? Я тут много лет езжу, а поворотика этого в глаза не видал. Потрясающий город. Потрясающий. Правда? Лондон. А? Потрясающий город. Каждый день что-нибудь новое. Знаете, сколько лет я уже в этом деле?
- Да, - очень устало ответил Джейми. - В Рождество будет двадцать два. Вы уже говорили. Просто подъедьте как можно ближе, хорошо? К главным дверям, вон туда.
- Двадцать два года на Рождество, да. Уже говорил? Не помню. Голова дырявая. Ну что - здесь подойдет? А я не знал, что он тут есть, этот поворотик. Каждый день в этом деле узнаешь что-нибудь новенькое.
Ну почему, с изрядной долей горечи подумал Джейми, ты последние двадцать минут любезно меня уверял, что прекрасно знаешь, о чем я говорю, и пожалуйста, просто откиньтесь на сиденье и не волнуйтесь, будем на месте через пару минут? Было бы еще не так плохо, если б остаток поездки пролетел как сон, но нет, о господи, нет. Ну и задница, господи боже. Потому что обычно я, знаете ли, просто обожаю лондонские такси - ну, знаете, как вся эта система работает - вроде конвейера, вроде того. Запрыгиваешь, выпрыгиваешь, и дело с концом. Что может быть эффективнее? (Каролина - она всегда говорила, что такси - это деньги на ветер. Если у тебя в карманах бренчит столько лишней налички, Джейми, начинала она, я тебе говорю, лучше вложи ее в большую закладную, чтоб у нас появился хоть крошечный шанс выбраться из этой тесной дыры, в которой ты заставляешь нас жить. Но нет. Джейми - это было бы слишком благоразумно, правда, Джейми? Лучше ты будешь рассекать на такси каждый божий день, пока мне приходится забирать Бенни из школы на автобусе. Боже мой, Джейми - было бы полегче, если б у нас, по крайней мере, была машина!.. Вот вам Каролина. Как заведенная.) Но что до меня, я всегда считал, что они, такси, стоят потраченных денег, потому что они экономят вам время, понимаете: в конечном итоге они экономят именно это - время. Сейчас это не так уж и важно, надо признать. Время - это, в общем, единственное, что у меня осталось. Целые акры времени. Или осталось бы - единственное, что осталось бы, если б не Лукас. Можно сказать, самое близкое к вере в Бога.
Ну ладно - выскакиваю я, значит, на улицу, пытаюсь подозвать такси, и еще за барахлом, наваленным на тротуар, надо следить, и я все обдумываю два вопроса (ну, может быть, три, если "Ну почему, почему никогда не поймать такси, когда оно по-настоящему нужно?" считается. Три, если этот считается). Но главным образом я думал: боже правый, везет, как утопленнику - похоже, дождь начинается. И во что превратится мой плед, и пластинки, и небрежно увязанная стопка книг в бумажных переплетах? Потому что у меня не было времени, сами понимаете, упаковать все как следует; я не хотел, чтобы Бенни, ну вроде как - видел, как я это делаю. Я подумал, это может его расстроить. Меня бы точно вывело из строя. Так что я просто сгреб в кучу несколько сумок и пару коробок и более или менее смылся. Да. А второе, о чем я думал: печально, а? Вы только посмотрите на эту жалкую кучку вещей. Десять лет брака, а показывать нечего. Или девять. Может, и девять. В общем - неслабый стаж для брака.
Первые два такси, которые удалось поймать, мне, разумеется, пришлось отпустить - на обоих была эта чертова наклейка, как она меня бесит, самодовольно лыбилась на заднем сиденье: Спасибо, Что Вы, Блядь, Не Курите (потому что, понимаете, если вы заядлый курильщик, как я, вы учитесь всегда обращать внимание на важные вещи, вот такие, например; и то же самое - когда бронируешь столик в ресторане. Театры и кино, без разговоров, категорически и определенно под запретом. Так вот. И не надо доставать меня сами-знаете-чем, потому что я изо всех сил стараюсь, честное слово, выкинуть это из головы. Я хочу сказать, боже, какой кошмар: милый Лукас предлагает мне гавань, убежище, приют, но запрещено мое единственное утешение - моя страсть, моя слабость… о боже, моя жизнь, не будем отрицать очевидного. Что, во имя Христа, я должен делать? Не знаю. Не знаю. Говорю же, я изо всех сил стараюсь выкинуть это из головы.
Ладно. Третье такси, которое подъехало - то, на котором я остановился, то, в котором сижу и из которого в эту самую минуту с огромным удовольствием вылезаю (цифра на счетчике, о боже, она ослепляет, натурально, - в основном за двадцатиминутный тур по достопримечательностям Лондона: ну и приключение, блин). О боже, как бы то ни было, это такси, этот водитель - ему, похоже, было совершенно все равно, что я делаю и чего не делаю. Конечно, он наблюдал за мной с напускным равнодушием, пока я запихивал и уминал свое барахло в багажник; просто сидел, прислонив к рулю раскрытую на скачках "Ивнинг стандарт", и лениво и задумчиво грыз ноготь большого пальца. В общем, я наконец все утрамбовал - кое-как, конечно, едва осталось место для меня самого - и теперь хотел, о боже, лишь быть там, поскольку, если честно, после того как я только что выстоял очередные десять раундов с Каролиной (не один прощальный выстрел, а целая увертюра "1812 год"), у меня не было настроения, поверьте, для… и еще это бесконечное ожидание в строительном обществе, о боже, да, еще и это. Не знаю, верно ли то же для вас (в смысле, возможно, дело во мне? Может так быть? О боже, пожалуйста, не говори, что во мне), но я всегда застреваю в очереди за женщинами, которым надо, чтобы вся их кредитная история была выложена перед ними, роскошно подсвеченная, а когда они наконец получают желаемое, мне приходится общаться с некой далекой банковской кассиршей, которая не предложит мне подождать минуточку, сэр, а просто немедленно начнет набирать свой последний роман - и, господи, не смей заглядывать к ней, приятель, пока глава не закончится или, может - ну не знаю - пока у нее не забрезжит подозрение, что вот-вот прорвется побочная сюжетная линия (проснется - народится), и только в этот миг, она, быть может, решит, что настала пора ненадолго оторваться от утонченного искусства и сунуть мне мои проклятые пятьдесят фунтов, козломордая вонючая старая сука.
И всю дорогу сюда в такси - о господи, проклятый водитель! Эрн, так этого гада зовут. Откуда я знаю? Да потому что он, блин, мне сказал. Он сообщил мне свой возраст, сколько лет он уже доводит пассажиров до грани безумия (в Рождество двадцать два стукнет, верно? Этот факт будет преследовать меня до самой смерти) и даже то, что его младшенький обзавелся небольшой конторой по прокату автомобилей в самолучшей части Флориды и что будущей весной он и его хозяйка Вера отправятся туда на неповторимые три недели отпуска по системе "все включено", в том числе неограниченные поездки в Диснейленд и неизменная любезность их младшенького (которого - ох ты ж господи, да с какой стати я это помню? - зовут Стэнли). Второй его сын, Джейк, очень неплохо справляется, спасибо, в одной крупной фирме в Сити - в школе он был самым усердным, всегда сидел, уткнув нос в книгу (уж не знаю, в кого он такой уродился, но уж точно не в Эрна), и скоро его примут в стажеры, что очень для него хорошо. Всех их - включая Джанет, среднюю, - ожидает роскошный обед в день, когда придут результаты, у Марио, рядом с Олд-Кент-роуд, потому что он по доброте душевной тебе говорит, приятель, - даже и не думай обо всех этих пидорских забегаловках в Уэст-Энде, там тебя никогда не накормят полноценным обедом из трех блюд, как у Марио, и всего-то за двенадцать с половиной фунтов на человека за все, здорово, правда? К тому же он знает старого Марио - да и отца его, если честно, знал, - поэтому им всегда предлагают, о господи - ебаные мятные шоколадки, и если я хочу себя побаловать, то надо лишь отправиться туда и шепнуть его имя Марио, а уж тот обо мне позаботится - кстати, а имя-то свое он уже говорил? Да, говорил - говорил: тебя зовут Эрн, Эрн, о господи, помоги мне, - твое имя - гребаный Эрн.
И когда я объяснил ему как можно яснее - стараясь не нанести при этом смертельную обиду (поскольку я не мог рисковать, ясное дело, быть немедленно вышвырнутым посреди Доков со всеми своими сумками и коробками) - что, к его сведению, я на самом деле не заинтересован в беседе, он лишь сгорбился и начал бесконечный пронзительный и жалобный монолог - и мне пришлось спасаться мыслью о том, что уже недалеко осталось, не может быть, чтобы далеко (хотя, о боже, я уверен, что по этой улице мы уже проезжали), и ради Христа, Джейми, ты уж постарайся, удержи остатки самообладания, прикури очередную сигарету и сосредоточься на хорошем и приятном - мое прекрасное новое жилище в Печатне Лукаса, например (если мне судьбой предназначено когда-нибудь вновь увидеть это место), и как здорово было бы попросту нагнуться и всадить чертову вилку прямо в жирный и глупый Эрнов загривок.
- Врачи… - затянул он. - Что они понимают? Ась? Каждую неделю новые указания. Читаешь газету и не знаешь, что думать. Алкоголь вреден…. алкоголь не вреден… сахар вреден… сахар не вреден… яйца, и вот еще: молочное. Молочное вредно… молочное не вредно… потом они говорят, что говядина вредна… а баранина не вредна…
Теперь я наверняка знал, что мы уже проезжали мимо этого проклятого розового многоквартирника, вон того - может, даже дважды. И на этот раз я так взбеленился, что даже заорал: "Вон там! Прямо за углом! Перекресток. Поворачивай налево на перекрестке!"
Такси даже не притормозило; оно радостно прошелестело мимо.
- Чуть подальше, может, развернемся, - уверил меня водитель. - Да. А потом они передумывают и говорят, что баранина вредна… и белый хлеб - они говорили, что он вреден… а теперь говорят, что не вреден… в общем, я чего хочу сказать, хочу сказать - что вообще тут думать? В смысле - по правде: все это дерьмо - оно здорово выводит из себя, верно? Свихнуться можно. Здесь нельзя повернуть налево, папаша. Я привык, что можно. А потом они закрыли поворот нафиг. Проектировщики дорог… да что они смыслят? А? Делают дорогу односторонней… а в следующий раз она уже двусторонняя… открывают тебе замечательное кольцо… а потом выясняется, что ее вообще закрыли… Денек бы хоть такси поводили, а потом планировали бы дороги. Они ничего не смыслят, планировщики эти. Совсем как наше чертово правительство…
- О боже. О боже…