Желудок Лайонела Грина отличался желчным, капризным нравом. Вот уже почти час он настоятельно требовал чего-нибудь существенного и скандалил, что заказ до сих пор не несут. Теперь он получил официальные заверения, что главное уже на подходе.
- Ух! - воскликнул он. Голос его дрожал, глаза блестели, как у овечки при виде крошки-ягненка. - Ты не против? Садись, отрезай кусочек, - радушно пригласил он, совершенно забыв, что минуту назад уговаривал Энн выйти. Свинина в тесте от Даффа и Троттера не оставляет место для посторонних мыслей. - Нож в ящике стола. Боюсь, есть придется руками.
Энн задохнулась, отчасти от мысли разделить свинину позора, отчасти оттого, что кипение чувств по-прежнему мешало ей говорить.
- Лайонел!
- И соли, конечно, нет.
- Лайонел.
- И горчицы.
- Лайонел, я не выйду за тебя замуж.
- Что?
- Не выйду.
- Куда?
Пол у Лайонела Грина не позволял удовлетворительно топнуть ногой, поскольку был застлан дорогим и мягким ковром, но все же многократно превосходил в этом смысле рододендроновую дорожку, и Энн удалось топнуть довольно громко.
- Не выйду за тебя замуж!
Впервые за долгую историю прославленной фирмы, свинина от Даффа и Троттера не смогла вполне приковать своего счастливого обладателя. Теперь Лайонел слушал. При этих словах, таких ясных и недвусмысленных, он вздрогнул, корочка от свинины отломилась и бесшумно упала на пол. То, что он не наклонился ее поднять (хотя внутри осталось немало мясного желе), свидетельствует о глубине его чувств.
- Что?
- Не выйду.
- Не выйдешь за меня замуж?
- Да.
- Не сходи с ума.
- Я и не схожу.
- Ты шутишь?
- Нет.
- Да почему?
- Подумай.
Наступило молчание. Красивое лицо Лайонела Грина побагровело.
- Подумать? - Он рассмеялся горьким, сардоническим смехом и тряхнул головой. По комнате невидимыми волнами поплыл запах бриллиантина. - Тут и думать нечего. Все понятно.
- Я надеялась.
- Ты влюблена в этого Миллера.
Ужасное, незаслуженное обвинение лишило Энн дара речи. Она ошарашено смотрела на Лайонела, а он продолжал развивать тему. Вид его был непреклонен, глаза суровы. Всякий, кто был на процессе "Пеннифадер против Тарвина", вспомнил бы адвоката пострадавшей стороны, допрашивающего свидетеля защиты.
- Я давно подозревал. Вы все время вместе. Без него ты сама не своя. Он все время тебя целует.
- И совсем не все время! Только один раз!
- Это ты так говоришь! - Лайонел Грин, вновь сардонически хохотнув, повернулся к зеркалу, чтобы поправить усы. Он чувствовал, что они нуждаются во внимании, а говорить можно с тем же успехом, если не лучше, стоя спиной к Энн.
- Если ты думаешь, что я буду спокойно сидеть и смотреть, ты ошибаешься. Сейчас же пойду к тете Клариссе и скажу, кто он такой. Сегодня же его здесь не будет.
Теперь усы были безупречны. Он обернулся и увидел, что дальнейшие его реплики будут обращены к пустоте. Энн исчезла.
Глава двадцать третья
Подкашивающиеся ноги увлекли Джефа на первый этаж, через прихожую и дальше за обитую зеленым сукном дверь в помещения для прислуги. После разговора с Энн, если это можно назвать разговором, он нуждался в ободрении и чем-нибудь согревающем. Ему пришло в голову, что все это может предоставить ему лорд Аффенхем.
- Здравствуйте, молодой человек, - сказал лорд Аффенхем, когда он вошел в буфетную. - Энн вас искала.
Джеф кивнул.
- Уже нашла, - сказал он. - Можно мне рюмочку портвейна?
- Угощайтесь.
- Спасибо. - Опрокинув рюмку, Джеф почувствовал себя лучше.
Лорд Аффенхем вспомнил, что не только Энн искала его юного друга.
- Лопни кочерыжка! - воскликнул он. - Миссис Корк!
- Она тоже меня нашла.
- Указала вам на дверь?
- Нет. С этой стороны все в порядке. Я с ней поговорил, и она разрешила мне остаться.
- Поразительно.
- Ничего особенного. Умная женщина. Она поняла, какой это простительный грех, не быть Дж. Шерингемом Эдером. По ее словам, она сама не Дж. Шерингем Эдер, и многие ее друзья тоже. Можно еще капельку живительной влаги?
- Наливайте.
Обнаружив, что все препятствия устранены, лорд Аффенхем приготовился сделать Джефу суровый выговор.
Слова Энн, произнесенные недавно в этой самой буфетной, потрясли старого альтруиста до глубины души. Доброму пэру было больно, что его совет, основанный на жизненном опыте и повторенный, как выразился бы Лайонел Грин, сто раз, не возымел ни малейшего действия.
Соответственно, он начал укоризненным тоном.
- Спиллер.
- Моя фамилия Миллер.
Лорд Аффенхем усомнился.
- Вы уверены?
- Еще бы!
- Путаю имена, - признался лорд Аффенхем. - Всегда путал. Помню, в 1912 девушка по имени Белла дала мне отставку, потому что я в письме обратился к ней "Мейбл". Будет проще, если я стану звать вас Уолтер.
- Это было бы идеальным решением, если б меня так звали!
- А что, нет?
- Нет.
- Так как же вас, черт возьми, зовут?
- Джеф.
- Конечно, Джеф.
- И я расскажу вам довольно занятную вещь. Мое первое имя Джефферсон, второе - Джеффри, так что вы точно не промахнетесь, называя меня Джеф.
- В 1907 я был знаком с девушкой по фамилии Джефферсон.
- И оттолкнули ее тем, что послали ей телеграмму на фамилию Смит?
Разговор удачно свернул в то самое русло, куда хотел направить его лорд Аффенхем.
- Нет, молодой человек. Если хотите знать, я оттолкнул ее тем, что отгонял от нее мух, словно от спящей Венеры. Я был тогда зеленый юнец, и воображал, будто женщины любят, когда на них смотрят, как на богинь. Эта Джефферсон была хористка из мюзик-холла и не понимала такого обращения. После того, как я покатал ее на лодочке, она стала трепать по всему Лондону, какой я тютя.
- Какой кто?
- Тютя. Тогдашнее выражение, означавшее слабовольного, бесхарактерного молодого человека. Миссис Моллой назвала бы его тюфяком, шляпой, рохлей и, возможно, разиней.
Джеф вздрогнул.
- Вы в последнее время часто видитесь с миссис Моллой?
- Да порядочно.
- Я бы на вашем месте не рассказывал ей лишнего.
- В каком смысле?
- Ну, например, насчет бриллиантов.
- Мой дорогой! Конечно, нет. Мне бы и в голову не пришло.
- Замечательно.
- Когда дело касается тайн, я - могила. Да, - продолжал лорд Аффенхем, вновь погружаясь в воспоминания, - она растрепала всем, что я - тютя. Я понял, что она ждала от меня иного, не столь безукоризненного поведения. Этот случай стал для меня уроком, который я никогда не забуду. Этот урок я постарался преподать вам. Усвоили вы его? Нет. После того, как я просил - да что там, молил со слезами на глазах - схватить Энн и прижать к сердцу посильнее, чтоб ребра хрустнули, вы продолжаете носиться со своим идиотским трубадурством и, как я предвидел, не продвигаетесь ни на шаг. Она только что была здесь, талдычила, что любит своего Лайонела Грина. Обидно. Заречешься впредь кому-нибудь помогать.
Здесь лорд Аффенхем сделал паузу и налил себе еще портвейна. Джеф воспользовался этим, чтобы вставить слово.
- Ваши сведения несколько устарели, - сказал он. - С нашей последней встречи в положении дел произошел перелом. В рядах трубадуров убыло и соответственно прибавилось в рядах сторонников лови-хватай-держи.
- Э? Что?
- Я последовал вашему совету.
- Поцеловали ее?
- Да.
- Отлично. И как?
- Потрясающе. Только теперь она со мной не разговаривает.
- Вот, значит, как.
- Так вот и значит.
Лорд Аффенхем ободряюще тронул Джефа по колену. По крайней мере, тот счел жест ободряющим, хотя едва не лишился коленной чашечки.
- Не тревожьтесь, мой мальчик, она образумится.
- Вы думаете?
- Уверен.
- Мне не надо кончать с собой?
- Ни в коем разе.
- Отлично, - сказал Джеф. - А то я как раз собирался попросить у вас полкирпича и кусок бечевки, чтобы утопиться в пруду.
При последнем слове лорд Аффенхем вздрогнул, едва не расплескав рюмку.
- Пруд? Вы мне напомнили. Она не рассказала вам про пруд?
- Нет. Про пруд она не рассказывала. Даже сейчас, - продолжал Джеф, - вы, видимо, не поняли глубинной сути моих слов. Вам, вероятно, представляется, будто мы по-прежнему в приятельских отношениях и беседуем о том, о сем, скажем, - о прудах. Если такие беседы и случаются, говорю исключительно я. Иногда мне удается извлечь из нее краткое "Да?", и я рад даже этому, потому что в остальное время она ограничивается леденящими взглядами. Попытайтесь вообразить женский вариант монаха-трапписта в особенно неразговорчивое утро, и вы не станете терять драгоценное время, спрашивая, рассказала ли Энн про пруд. С какой стати она станет говорить мне про пруд? Даже если бы до этого дошло, что такого она бы могла сказать? И про какой пруд?
Лорд Аффенхем сделал открытие, которое многие делали прежде, и поделился им со своим собеседником.
- Молодой человек, вы очень много говорите.
Джеф обиделся.
- Да? Сами видите, что получается, когда я от слов перехожу к делу. Наверное, я все же попрошу у вас полкирпича, просто на всякий случай.
- Если, черт побери, вы дадите мне вставить слово…
- Конечно, конечно. Хотите поговорить о прудах?
- Вы знаете здешний пруд?
- Разумеется. Прелестный уголок. Пологие берега, устланные цветущей зеленью, заросли кувшинок…
- Уолтер!
- Джеф.
- Джеф. Можно задать вам простой вопрос?
- Валяйте.
- У вас рот закрывается? Да? Так закройте его, лопни кочерыжка! Можно подумать, вы шекспировский тип, из тех, что говорит монологи. Я сказал Энн, что, возможно, спрятал бриллианты в пруду. И знаете, что она ответила?
- Она что-то ответила?
- Ну, конечно.
- Наверное, это было давным-давно.
- Она ответила, что пошлет Лайонела Грина взглянуть.
- Чепуха.
- Вот и я так думаю.
- Лайонел Грин, может быть, настолько переменился со школы, что способен войти в ванную и за запертой дверью плеснуть себе на руки немного воды, но в пруд его не затащишь.
- А если и затащишь, он ничего не найдет.
- Хотя, учтите, я с удовольствием бы посмотрел, как он входит в пруд - с большой неохотой ступая туда, где речки прозрачная плещет вода. Я бы ходил по бережку и отпускал замечания по поводу утра сентябрьского зябкой порой.
- Уолтер!
- Да?
- Вы опять говорите.
- Прошу прощения.
- Вы уверяете, что Энн не хочет с вами разговаривать. Думаю, вы просто ей не даете. Из всех пустомель… Ладно, потом. Вам надо поискать в пруду.
- Сегодня же и поищу.
- В темноте?
- Взойдет луна.
- Вы замерзнете.
- Меня согреет любовь.
- Вам понадобятся плавки.
- Одолжу у Шепперсона. У него есть, он выплясывал в них перед завтраком. Вы уверены, что бриллианты в пруду?
- Не то чтобы уверен. После стольких разочарований я уже ни в чем не уверен. Впрочем, как я уже говорил, слово "пруд" внезапно возникло в памяти. Я подумал, это должно что-то значить.
- Для меня лично это будет значить простуду.
- Не дрейфите, Уолтер.
- Я и не дрейфлю. И меня зовут не Уолтер. Я, как говорится, к любой судьбе готов. Кстати, все это подходит мне как нельзя лучше. Если я найду бриллианты, то выброшу вам на берег, а сам утоплюсь.
- Мне не нравится, когда вы так говорите.
- Вам вообще не нравится, когда я говорю.
- Я сказал вам, она одумается.
- Вы не можете знать наверняка.
- Знаю.
- Не знаете. Вы строите выкладки на собственном опыте, а здесь он не годится. Девушки одумывались в 1911, может быть даже в 1912, но Энн - другая.
- Все они одинаковые.
- Только не Энн. Я совершил непростительный проступок. Оскорбил ее до глубины души.
- Ничего подобного.
- Уверяю вас. Я сам видел.
Лорд Аффенхем вновь грохнул друга по колену.
- Не тревожьтесь, мой мальчик. Я знаю Энн. Знаю ее с тех пор, как…
- Помню. Под стол пешком ходила.
- … и уверяю вас, она одумается. Лопни кочерыжка. Вы что думаете, девушек не целуют?
- Те, кто надо.
- Это вы и есть. Человек, которого бы я ей выбрал. Не изводитесь. Изводится должен бы я.
- Вы? Почему?
Лицо лорда Аффенхема помрачнело.
- Потому что, если мы не найдем бриллианты, мне придется пойти на крайнюю жертву.
- Что-что?
- Очень просто. Маленькое состояние Энн доверили моим заботам. Если я ее разорил, значит, я должен как-то это восполнить, да? Позаботиться, чтобы она не бедствовала, верно? Как честный человек, я не могу поступить иначе. Однако, признаюсь откровенно, мне страшно.
- Что страшно?
- Жениться на миссис Корк.
Знакомство с Джорджем, виконтом Аффенхемским, внушило Джефу уверенность, что его уже ничем не проймешь, но эти слова показали, что он ошибался. Джеф вытаращил глаза. Лорд Аффенхем сидел очень прямо, воплощая благородство.
- Что вы сказали? - ошарашено переспросил Джеф. - Вы женитесь на миссис Корк?
- Если мы не найдем бриллианты. Не могу допустить, чтобы Энн пострадала из-за того, что я, пусть из лучших побуждений, плохо распорядился ее деньгами. Это … как его, черт возьми? На языке вертится.
- Noblesse oblige?
- Да. Noblesse oblige. Спасибо, Джеф.
- Не за что.
- Вот как обстоят дела. Так что, когда будете искать в пруду, ищете хорошенько.
Джеф пытался привыкнуть к новому повороту событий.
- Думаете, миссис Корк за вас выйдет?
Лорд Аффенхем поднял брови и тихо улыбнулся.
- Ступайте за плавками, - сказал он.
Джеф вышел. Лорд Аффенхем некоторое время сидел неподвижно, все так же выражая благородство, но постепенно оно сменилось тревогой и страхом. Он вообразил миссис Корк в качестве спутницы жизни, и картины, возникшие перед глазами, не привели его в восторг.
Простояв немалое время за ее стулом во время обедов и ланчей, он лучше всего присмотрелся к ее затылку. Это был далеко не худший затылок, даже по-своему привлекательный, но лорд Аффенхем не горел желанием навсегда ввести его в свой обиход. По долгу службы он слышал большую часть ее разговоров, и это были не те разговоры, которые он мечтал слышать до конца дней. Нелишним будет отметить и то, что он считал Клариссу Корк буйнопомешанной и только порадовался бы, если б ее поместили в соответствующую палату.
Пять минут спустя мысли его стали настолько мрачны, что он повеселел, когда дверь отворилась. Он ждал Джефа, но вошла Энн. Щеки ее раскраснелись, глаза горели. Лорд Аффенхем с надеждой подумал, что Джеф встретил ее в коридоре и поцеловал снова.
Однако румянец и блеск в глазах объяснялись другой причиной, которую Энн без промедления и выложила.
- Дядя Джордж.
- Да, дорогая.
- Я разорвала помолвку.
- Э?
- Я не выйду за Лайонела. Думаю, ты доволен.
Ничто, даже самая бурная радость не заставила бы человека его комплекции подпрыгнуть в кресле, однако лорд Аффенхем приподнялся, что в его случае было почти равносильно, и раскрыл объятия, словно добрый старый отец в старинной мелодраме.
- Доволен? Я вне себя от радости. Лопни кочерыжка! Когда это случилось?
- Только что.
- Ты правда дала ему от ворот поворот? Образумилась-таки? Ну, ну, ну, ну, ну, - сказал лорд Аффенхем. - Отлично. Великолепно. Превосходно. Джеф! - завопил он, когда дверь снова открылась. - Потрясающая новость, друг мой. Сейчас вы будете плясать и петь. Она порвала помолвку с этим малохольным обойщиком.
- Не может быть!
- Только что сама мне сказала. Здорово, а?
- Потрясающе.
- Как насчет совета, который я вам дал?
- Забираю назад всю критику.
- Разве я вам не говорил?
- Конечно, говорили.
- Я всегда прав насчет женщин.
- Вы их изучали.
- С детства.
- Теперь мы знаем, зачем была ниспослана трагическая история с мисс Джефферсон. Чтобы вы на склоне лет…
- Как это на склоне лет?
- Я должен был сказать, в расцвете дней. Чтобы вы в расцвете дней направляли и утешали достойных юношей. Как говорят ирландцы, мы в песне поем, что в страданье познали.
- Джеф!
- Э?
- Вы опять слишком много говорите.
- Прошу прощения.
- Боритесь с этим, мой мальчик. Это ваш единственный недостаток.
- Вы так считаете?
- Считаю. Если отбросить обыкновение стягивать разговор на себя, не давая никому вставить словечко, вы - отличный молодой человек, и я не желал бы моей племяннице никого другого. Мысль, что она погубит себя за человеком, который ходит руки в боки и говорит, уберите из гостиной этот стол, он не гармонирует с обоями, доводила меня до исступления. Теперь у нее все будет хорошо.
- Вы очень добры.
- Пустяки.
- Я постараюсь сделать ее счастливой.
- Она будет купаться в счастье.
- Не могу выразить, как я вам благодарен. Если бы не вы…
Энн с напряженным, заносчивым лицом слушала заседание общества взаимного восхваления. Она еще ничего не сказала, поскольку просто не смогла бы вклиниться в этот поток, но при слове "вы" Джеф сделал паузу и взглянул на друга и помощника восторженным взглядом, словно подыскивал форму для кипящих в груди чувств. Энн воспользовалась затишьем.
- Можно мне кое-что сказать?
- Давай, - благодушно разрешил лорд Аффенхем.
- Давайте, - еще благодушнее поддержал Джеф.
- Я хочу сказать только одно, - произнесла Энн, не глядя на него и обращаясь исключительно к дяде. - Я не выйду за мистера Миллера, хоть бы он был последний мужчина в мире!
На этой фразе бессчетные героини бессчетных пьес с истерическим хохотом удаляются за кулисы. Энн не расхохоталась, но из комнаты вышла и хлопнула за собой дверью.
Глава двадцать четвертая
Наступившее молчание нарушил лорд Аффенхем. Он довольно долго сидел, нахмурив чело, с задумчивым видом, означавшим, что его великий мозг нашел себе пищу.
- "Будь", правда?
Джеф встряхнулся. Подобно многим молодым людям, услышавшим из любимых уст жестокие слова, он чувствовал себя так, будто ему в темечко ударила молния.
- Будь?
- Не "был бы". "Я не выйду за мистера Миллера, будь он последний мужчина в мире". Черт побери, это условное наклонение.
С того памятного ноябрьского дня, когда полузащитник из соседней школы прыгнул на него и свернул ему шею в штопор, Джеф не испытывал столь сильного желания нарушить шестую заповедь. Он напомнил себе, что этот человек любит его, как сына, и желает ему только добра.
- Отодвинем урок грамматики на полминуты, - сказал он почти ласково. - Что мне теперь делать?
- Э?
- Как бы вы поступили, будь вы последний мужчина в мире, и кто-то отказался бы выйти за вас замуж?
Лорд Аффенхем отмахнулся от этого пустяка, как от докучной мухи.
- Главное, не волнуйтесь.
- Минуточку! Попробую угадать сам. Она одумается?
- Точно.