Приходилось таким образом отправиться в с. Свинюхи, но для этого, во избежание разных толков, а то и разоблачений, необходим был благовидный предлог, каким и явилось путешествие Рябчинской, в сообществе ее родственниц и знакомых, вместе с Костецкою, на богомолье в Подкаминье через с. Свинюхи. Знахаря дома однако не оказалось: в это время находился он в селе Олексинцах, куда и отправились Рябчинская и Костецкая. Когда Рябчинская высказала ему свои требования с предложением за исполнение их пары волов, коровы и двухсот злотых, он отказался от такого поручения. Костецкая приписывала причину отказа собственному влиянию, именно будто она убедила знахаря не прибегать к такому бесчеловечному средству, как наслание чертей, в угоду Рябчинской. Знахарь иначе объяснял: "сделать этого я не могу, говорил он Рябчинской, потому что, когда моя мать наслала черта на одну девку, то он замучил и эту девку, и мать, а у меня есть ведь жена и дети". Вера в колдунов и их сношения с чертом была принадлежностью не одного лишь простонародья, а и дворянства. Костецкая с каким-то наивным доверием относится к объяснениям причин отказа колдуньи села Черняхова наслать черта на Роха Рябчинского, в отказе свинюховского знахаря видит уступку ее увещаниям, его гуманность, а в его словах лишь простую уловку, чтобы отклонить от себя нежелательное поручение.
Это верование не было однако лишь простым суеверием, которого держатся втайне, стыдясь высказать его открыто, напротив оно было убеждением, засвидетельствованным официально и самими представителями судебно-административной власти.
Довольно характерный в этом отношении процесс сохранился в книгах дубенского магистрата под 1741 годом. Обвинялся дьячок Григорий Комарницкий в том, что соблазнил девицу Екатерину Сахнюкову и что от него она родила дочь. На суде обвиняемый отрицал всякую возможность совершения им взводимого на него проступка. По ого показанию, по дороге из Острога, он действительно заходил в село Птичу, где проживала Сахнюкова, но встретив эту последнюю возле ей усадьбы вместе с некоторыми односельчанами, только зашел к ней в избу и, съев кусок хлеба, тотчас ушел к своей прежней хозяйке, Антонихе, у которой проживал, будучи дьячком в Птичей. Антониха отвела ему место для ночлега в амбаре и когда он улегся спать, заперла снаружи дверь на замок и открыла ее лишь утром, так что он, следовательно, ни в каком случае не мог ночью зайти к истице. "Быть может, высказал такое предположение Комарницкий, с нею согрешил бес, приняв на себя мой образ, но не я!". Суд, приняв во внимание это объяснение, утвердил alibi Комарницкого, который и был оправдан, тем более, что оно вполне согласовалось с тогдашним верованием в возможность такой проделки со стороны черта, с целью подорвать чью либо репутацию. Вследствие последних соображений, Комарницкий шагнул дальше пресловутого великорусского "черт попутал", которое представляло лишь в слабости воли смягчающее вину обстоятельство, он постарался выгородить себя совершенно, свалив на черта и само совершение преступления. Подобный маневр вполне удался. Ясно, что оправдание было бы невозможно, если бы не имело опоры в народном убеждении, что черт может вступить в плотские связи со смертными, особенно с женщинами и иметь от них детей, как утверждают народные легенды).
Процесс Комарницкого имеет аналогию со следующим случаем, приведенным у Жюля Бессака в его философско-критическом наследовании: "Le Diable". С целью дискредитировать Сильвана, епископа Назаретского, черт, под видом святителя, проникнул ночью в спальню одной благородной горожанки, и когда та стала кричать, сбежавшийся народ нашел черта в образе епископа и выгнал его с позором. Враги Сильвана стали утверждать, что это был он сам, но епископ заставил черта (предание не говорит только, каким средством) сознаться в своей адской хитрости. – Историч. Вестн. 1881 г., кн. I, стр. 168.
Женщина и у нас, как всегда и везде, дала значительный, сравнительно с мужчиной, процент лиц, причастных к колдовству, но зависело ли это от чисто физиологических причин, большей ли податливости влиянию черта слабой натуры, господствующего ли взгляда на женщину, как источник зла, всех ли этих причин в совокупности, – в малорусских народных сказаниях мы не находим ответа на подобные вопросы. Несомненно, что важное влияние на народное воззрение имеет византийский взгляд на женщину, как источник зла и всякого соблазна.
Малорусское ведьмовство
Все вообще колдуньи известны под именем ведьм, хотя малорусская ведьма имеет свои особые, специальные черты. Подразделяются они на два вида: природных или родимых и наученных. Первые – это ублюдки женщины и черта, или же дети заклятия кем либо в несчастный час еще в утробе матери, вторые – научившиеся колдовству по собственному желанию. Отличительной, важной особенностью родимых является небольшой, величиной в палец, хвостик, который, если ведьма занимается колдовством, вырастает до размеров хвоста собаки. Природные ведьмы не так опасны, как наученные; занимаются они исключительно лишь доением чужих коров и овец, – это специальность всякой малорусской ведьмы, но делают это обыкновенным способом). Наученной же достаточно раз подоить чью либо корову, в день Благовещения или св. Юрия (Георгия Победоносца – 23 апреля), чтобы молоко последней на будущее время принадлежало исключительно ей одной. Ведьма не имеет уже надобности доить такую корову, она пробуравливает дыру в одном из столбов своей "коморы" или хаты и, при известных ей заговорах, затыкает ее колышком; достаточно лишь вынуть этот последний, чтобы из этой дырки полилось молоко, как из крана.
Ведьмы могут превращаться временно в собак, кошек птиц или даже в предметы неодушевленные (решето, иглу и т. п.) снимать звезды с неба, влезать вверх ногами на придорожные кресты, задерживать дождь и производить таким образом засуху, управлять градовыми тучами, насылать на людей разные беды.
Свой колдовской секрет ведьмы окружают величайшей тайной и всякий желающий проникнуть в нее должен за свое любопытство поплатиться жизнью: они высасывают из него во время сна кровь и он умирает. Приступая к своим экспериментам ведьма, как гласит народное поверье, снимает с себя рубашку, смазывает все тело какою-то мазью, ставит затем на огонь в печь горшок с какой-то жидкостью и когда последняя начинает закипать, она, схватив помело или кочергу, улетает на ней в трубу вместе с парами .
В ночь на Ивана Купала ведьмы собираются таким же образом на Лысую гору, под Киевом, для общих совещаний и веселья вместе с чертями. По временам они, кроме того, устраивают и частные собрания, на условленном заранее месте, под председательством "ведьмака", который следит, чтобы ведьмы не причинили людям много зла. На этом "шабаше" затеваются также игры, в роде войны на мечах; их заменяют "мечики" от "терныци", т. е. песты, которыми мнут стебли льна или конопли.
Обучение своему искусству ведьма начинает обыкновенно испытанием, желающей стать колдуньей. Для этого она берет кусочек сыра, другой дает своей прозелитке и отправляется вместе с ней к реке или колодцу. Экспериментируемая, по приказанию ведьмы, раздробив свой сыр, бросает его в воду, наблюдая за происходящим; но не замечает ничего особенного. То же самое повторяет затем старая ведьма, – является вдруг множество всевозможных, гадов и расхватывают брошенный ею сыр. "Так растерзают черти на томе свете твою душу за ремесло ведьмы", говорит она при этом испытываемой, и если та не меняет после этого своего решения, начинается ученье).
В способе разыскивания ведьмы в юго-западной Руси сказалось вполне влияние европейского запада. В начале ХVIII века было в ходу так называемое "плаванье ведьмы", как уже укоренившийся старинный обычай, хотя почин в этой операции принадлежал не самому народу, а дворянству. В Каменец-Подольской городской книге под 1709 годом находим довольно обстоятельную запись о подобных розысках ведьмы. В этом году в Подолии была засуха. Мелкопоместные владельцы села Подфилинья, дворяне: Дружковские, Нагурские, Локучевские и Руцинские составили совет относительно необходимых мер против упомянутого бедствия. Дружковские указывали причину засухи в злом умысле чаровниц и это мнение было признано справедливым. Приступили к розыску. В виде первого испытания приказано было всем крестьянкам носить через поля ведрами воду из реки Збруча и поливать ею крест, стоявший при дороге на довольно значительном расстоянии от реки. Все крестьянки выполнили приказание и таким образом отклонили от себя падавшее на них подозрение. Совещавшиеся пришли теперь к твердому убеждению, что зло коренится в их же дворянской среде.
Между прочим Дружковский своей соседке Яворской должен был уже два года значительную сумму денег и уклоняясь от уплаты долга, подвергался за это со стороны Яворской неприятностям и сильным преследованиям. Чтобы отплатить ей за это, он убедил соседей, что она несомненно произвела засуху. С общего совета, на берегу Збруча были устроены необходимые для предстоящего испытания приспособления. К реке были собраны все жители села, была приглашена сюда и Яворская. Лишь только явилась эта последняя, на нее, по приказанию Дружковского, набросилось несколько человек крестьян, раздели ее до нага и связав особенным, установленным для подобного рода испытаний образом (для этой цели связывали вместе большой палец правой руки и левой ноги и наоборот; в точки скрещения прикреплялась длинная веревка для подымания и опускания на блоках испытываемой.), принялись "купать" ее, то опуская в воду, то опять подымая вверх. Благодаря лишь тому, что она тонула, ее признали невинной).
В 1711 году производились такие же розыски ведьм на Волыни. По настоянию одного управляющего имением, дворянина Федора Ковнацкого, "по давнему обычаю" купали в реке женщин, заподозренных в произведении засухи. Десять из них, признанные после испытания виновными, были арестованы и под стражей препровождены в Дубенский замок и только но настоятельным просьбам мужей были отпущены на поруки, с тем, чтобы по первому требованию явились в суд для разбирательства дела.
Все вообще бедствия приписывались колдовству и причину их искали не в каких либо гигиенических или физических условиях, а в злом умысле людей. Достаточно было самого незначительного, как увидим ниже, повода, чтобы навлечь на себя подозрение; особенно во время каких либо общественных бед: мора, голода и т. п. болезненно настроенное воображение народа порождало чрезвычайную подозрительность. Причиной повальных болезней считали обыкновенно так называемых упырей, и горе тому, на кого налагали это клеймо, если только, по своему положению, он не был недоступен для черни; иначе ее дикие инстинкты не знали удержу.
Упыри и ведьмы
Народные воззрения на упырей, как обыкновенно бывает со всеми образами народной фантазии, крайне спутаны и неопределенны. Варьируются они на несколько ладов, смотря по местности их происхождения и распространения. По одним – это ублюдки от черта или вовкулака и ведьмы. "Упырь и непевный усим видьмам родич кревный", гласит малорусская народная поговорка; по другим – это настоящие черти, имеющие лишь внешний вид людей. По третьему верованию, упыри представляются трупами колдунов, ведьм и всех вообще проклятых родителями или отверженных церковью, которые одухотворяются поселившимися в них чертями, сообщающими им движение. Таким образом, по последнему представлению, упыри – это злобные, блуждавшее мертвецы.
По внешнему виду, в одних местах упырь ничем не отличается от обыкновенного человека, в других его наделяют красным, почти багровым лицом, хотя бы то был и старик, и крепким богатырским телосложением. Подразделяются они на два разряда: живых и мертвых. Последние без первых совершенно безвредны и даже немыслимы, так как сами они не могут двигаться и живые таскают их на своих спинах. Мертвые упыри лежат в своих гробах всегда навзничь и никогда притом не разлагаются. Ночью они оставляют свои могилы и бродят по свету, летают по воздуху, или же, взбираясь на могильные кресты, своим шумом пугают запоздалых путников, а иногда и гоняются за ними. Но более страшны упыри, когда, забираясь в дома, высасывают кровь у сонных людей, особенно у детей, причиняя неизбежную смерть путем постепенного ослабления организма, если заблаговременно не будут приняты должные меры. Эти ночные странствования упырей продолжаются "до первых петухов", после чего они опять возвращаются в свои могилы.
На правой стороне Днепра упырями называют еще детей-уродов с большой головой, длинными руками и ногами, т. е. страдающих размягчением костей, или английской болезнью. Подобные уроды "без костей" носят в народе еще кличку "одмины"; их считают подкидышами "нечистого", взамен выкраденных им человеческих детей. Упырь-одмина не вреден людям, тем более, что ходить он не может, а напротив приносить даже пользу, так как, отличаясь предвидением, может предсказывать будущее.
Верования в упырей не были одного лишь отвлеченного характера. Народная масса стремилась приложить свои представления о них к известным, действительно существующим личностям, реализовать их. В упыри зачислялись обыкновенно люди чем либо выделяющиеся, выходящие из ряда других, как например знахари, калеки, самоубийцы, или же лица хищного, злостного нрава, хотя в моменты народных бедствий, как увидим ниже, это зависело чисто от простой, ничего не значащей случайности. Кроме невежества и общего склада миросозерцания, болезненные галлюцинации и иллюзии, открытие заживо погребенных с истерзанным окровавленным лицом и наконец собственное признание, вынужденное ли пыткой, или же произнесенное психически больными, поддерживали верование в упырей. Публичное сожжение сильно поражало воображение массы, настраивало его на особый болезненный лад и еще более способствовало укоренению и распространенно предрассудка.
При Станиславе-Августе указывали на упыря в Белоруссии. Летом 1727 года, киевский полковник, Антон Танский, прислал в малороссийскую войсковую канцелярию крестьянина Семена Калениченка, который в своих показаниях признал себя за упыря и предрекал, между прочим, мор в некоторых местах Малороссии. Факт такого болезненного настроения, которым только и можно объяснить показания Калениченка, доказывает все таки распространенность и силу народного убеждения. Но еще более выразилось то и другое в легенде, составленной относительно самого же Танского.
Танский был человек богатый, владевший как большим капиталом, так и значительной земельной собственностью. Женитьбой на дочери Палия, за которой он взял большое приданое. Своими грабежами и притеснениями казаков и посполитых, он еще более увеличил свое состояние; земли получил он в дар от Петра 1-го. Несмотря на все его неправды, имя Танского, благодаря богатым вкладам и пожертвованиям на монастыри и церкви, часто поминалось между строителями и благотворителями храмов, и пользовалось в этом отношении широкой известностью. Раз пришли в Украину за подаянием на свои обители монахи с Афона; Танский подарил им бочонок ("барило") червонцев, предоставив вместе с тем свой дом для хранения всего собранного на Украине. Но скупость одолела Танского, жаль ему стало своих червонцев, завидно было смотреть и на собранные богатства монахов и он решил возвратить свое с лихвой. Слугам было отдано приказание потопить монахов в Днепре и овладеть их сокровищами. Но при этом один из них все таки спасся и рассказал обо всем случившемся своему архимандриту. Последний прибыл в Украину, с целью уговорить Танского возвратить заграбленное достояние Афона. Танский от всего отпирался. Архимандрит после этого наложил на него следующую клятву: "за то, что Антон Танский погубил невинные души, утаил церковные деньги, земля не примет его; добро его, приобретенное неправдою, исчезнет, яко воск от лица огня, перейдет к чужим людям и род его изведется". И не нашел Танский покоя и в могиле от тяготевшего над ним проклятья: стал он бродить по свету, пока наконец сыновья не пробили его осиновым колом, раскопав его могилу.
Еще с большею уверенностию утверждается факт об упырстве генерального обозного Василия Борковского, бывшего прежде черниговским полковником. Этот Борковский известный богач; ему князь Голицын предлагал за 10 тысяч рублей гетманство, но он отказать боярину из скупости. Мазепа, выпросив в займы у скупого богача требуемую сумму, воспользовался предложением князя. Борковский отличался чрезвычайною невоздержанностью, сластолюбием и жестокостью. Семейное предание отмечает его как человека чрезвычайно злого, помимо его непомерной скупости.
Умер он в Чигирине и был похоронен в тамошнем троицком монастыре. На другой после похорон, день, его будто бы видели едущим шестеркой вороных коней по Красному мосту, что на речке Стрижне. Кучер, форейтор и три его собеседника были черти. Молва об этом быстро распространилась, Борковского прокляли и он провалился в речку Стрижень со всем своим поездом. Открыли гроб, в нем лежал краснолицый упырь с открытыми глазами.
Это сказание было изображено масляными красками на стене троицкого собора и только в первом десятилетии нынешнего столетия была закрашена эта фреска, представлявшая легенду об упыре.
Танский и Борковский были, так сказать, упыри социальные, упивавшиеся народной кровью, его жизненными соками. Накипавшая против них злоба, ненависть и могли выразиться лишь в сказаниях, надолго сохранявших в потомстве недобрую славу о них, но проявиться в другой, ощутительной для них же самих, форме они не могли, для этого подобные упыри были слишком сильны и недоступны. С упырями другой категории, не занимавшими высокого общественного положения, чернь расправлялась иначе, и горе тому, кто навлекал на себя подобное подозрение, особенно если это было в минуты общественных бедствий. Расходившиеся народные страсти не знали сострадания, масса была беспощадна, вымещая свою ярость на несчастной жертве своего невежества за все понесенные утраты.
Довольно характеристичны в этом отношении следующее три случая.