Тогда он ее отпустил и заверил, что конечно же знает, более того, тотчас заметил, что она - совершенно особенное создание. И с того дня, когда ее увидел, он уже не мог думать больше ни о каком другом существе женского пола, да что там, даже смотреть ни на кого не мог. И, рискуя выставить себя в смешном свете, заявил, что будет ежевечерне ровно в семь часов стоять здесь у входной двери и ждать. Ждать, пока она не явится, даже если ему придется так простоять десять лет. Да, он готов поклясться в этом своей офицерской честью. И где бы они ни повстречались в городе, он пройдет мимо, вежливо поздоровавшись, но не заговорит с нею, разве что она сама знаком даст ему понять, что разрешает. И все равно он будет стоять у этой двери - на всякий случай ей следует запомнить номер дома: семьдесят семь. Каждый вечер, ровно в семь. Ведь делать-то ему больше нечего. На приятелей - среди них есть и очень приятные парни - ему плевать. Подружки у него нет - о, уже давно нет, добавил он в ответ на недоверчивую улыбку Терезы. И если она не явится в семь часов, то он вернется в свою комнату, там, наверху, на третьем этаже, - он живет один-одинешенек у хозяйки, старой женщины, к тому же глухой, - и там, в своей уютной комнате, будет пить чай, есть бутерброды и курить сигареты - и все же надеяться - до следующего вечера.
- Вот-вот, надейтесь - вплоть до Страшного Суда! - воскликнула Тереза слишком звонко, а так как в эту минуту на башенных часах пробило одиннадцать, она повернулась и поспешно удалилась, даже не пожав ему руки.
Однако на следующий вечер ровно в семь она прошмыгнула мимо двери его дома. Он стоял на лестничной площадке и курил сигарету, держа фуражку в руке, как в тот день, когда она впервые увидела его, и желтые обшлага его мундира так сияли, словно не было на свете краски, красивее желтой. И его глаза, его лицо тоже сияли. Прошептал ли он ее имя или нет? Она не знала. Во всяком случае, она кивнула, вошла в дверь и, прижавшись к его локтю, вместе с ним поднялась по узкой винтовой каменной лестнице и подошла к широкой темно-коричневой деревянной двери, которая была лишь прикрыта, но за ними, словно по волшебству, сама собой бесшумно замкнулась.
18
Они держали свое счастье в секрете. Никто в городе не знал, что Тереза каждый вечер проскальзывала по полутемной лестнице в жилище лейтенанта, никто не видел, как она несколько часов спустя выходила из его дома. А если и видел, то не узнавал из-за густой вуали. Мать, с головой погрузившаяся в свое сочинительство, тоже ничего не замечала или не хотела замечать. Госпожа Фабиани получила предложение от одного крупного немецкого журнала написать для него роман, о чем с гордостью и удовлетворением сообщила Терезе, и теперь сидела, запершись целыми днями, и до глубокой ночи все писала и писала, не отрываясь. Забота об их скромном хозяйстве, опять пришедшем в некоторое запустение, лежала на одной Терезе. Однако и мать и дочь теперь придавали удовлетворению физиологических потребностей еще меньше значения, чем обычно.
Тем временем от Альфреда продолжали ежедневно приходить письма, полные нежности и страсти, на которые Тереза в свою очередь отвечала намного нежнее и более страстно, чем раньше. При этом она не считала себя лгуньей, потому что любила Альфреда ничуть не меньше, а временами ей казалось, что даже больше, чем в ту пору, когда он был рядом. Слова, которыми они обменивались в письмах, до такой степени не имели никакого отношения к тем чувствам, которые Тереза действительно испытывала, что она отнюдь не ощущала себя виноватой ни перед первым, ни перед вторым возлюбленным.
В остальном Тереза вовсе не теряла времени даром и, помня о своих планах на будущее, продолжала заниматься французским и английским, а также совершенствовалась в игре на фортепиано. Вечерами она частенько ходила в театр - билеты ей обычно покупал Макс, - чаще всего в обществе матери, которую не интересовало, откуда она брала эти билеты. В такие вечера Макс занимал свое место в первом ряду кресел и, согласно заключенному между ними уговору, даже не здоровался с Терезой, сидевшей вместе с матерью дальше от сцены. Лишь иногда он с улыбкой бросал на нее озорной взгляд из-под полуприкрытых век, и она знала, что эта улыбка означала напоминание о прошлом вечере или предвосхищение следующего.
Для Терезы эти посещения театра были желанным развлечением, для матери же - источником стимулов и волнений самого различного толка. Ей случалось не только обнаружить в поставленных на сцене драмах случайное сходство с собственными переживаниями или имевшими место среди ее знакомых, она усматривала тут даже откровенные намеки, которые совершенно ей неизвестный здравствующий или уже покойный автор позволил себе ввести в свой текст, а может, были добавлены дирекцией театра из уважения к известной романистке. И она не упускала возможности при каждом такого рода пассаже обратить внимание сидевшей рядом Терезы на эти странные совпадения, которые для нее отнюдь не были случайными.
Граф Бенкхайм тем временем полностью прекратил свои визиты в дом Фабиани. Тереза этого даже не заметила и вспомнила о нем, только когда однажды увидела его в ложе театра с дамой, игравшей днем раньше во французском водевиле и обратившей на себя ее внимание не столько актерским дарованием, сколько экстравагантностью туалетов.
19
В один из вечеров, как только она вошла в комнату Макса и не успела еще снять шляпу и вуаль, в дверь постучали, и Макс запросто крикнул: "Войдите!" - что ее очень удивило. В комнату вошел один из его приятелей, долговязый блондин, в сопровождении молодой дамы, в которой Тереза сразу узнала одну из актрис, игравшую в недавно поставленной оперетте.
"Ах, какой сюрприз!" - воскликнул Макс, ни на миг не заставив Терезу поверить, будто этот сюрприз не был придуман приятелями заранее. Старший лейтенант оказался любезным и вежливым кавалером, а актриса, вопреки ожиданиям Терезы, старалась вести себя очень сдержанно и говорить поменьше, - очевидно, ей было велено так держаться в присутствии Терезы. К своему спутнику она обращалась на "вы" и называла его "господин старший лейтенант", кроме того, упомянула, что ее старшая сестра замужем за адвокатом, а под конец - что ее маман, вдова высокопоставленного чиновника, на Рождество собирается приехать сюда из Вены. Разговор шел о последних спектаклях, но вскоре, когда критические высказывания о пьесах и исполнителях иссякли, заговорили об интимных отношениях директора театра с молодой примадонной и графа Бенкхайма с актрисой, играющей роли светских львиц. Вечер завершился в трактире за бутылкой вина, где беседа приняла более оживленный, однако для Терезы не слишком приятный характер. Несколько офицеров, сидевших за соседними столиками, вежливо поздоровались с ними, но в дальнейшем не обращали на них внимания. Довольно рано, едва пробило десять, Тереза попрощалась с присутствующими, настояв, чтобы Макс еще побыл с друзьями. И отправилась домой в довольно мрачном настроении, испытывая легкие укоры совести.
Следующая встреча в квартире Макса прошла гораздо веселее. Старший лейтенант принес холодные закуски и пирожные, и уже после первой бутылки вина выяснилось - для Терезы это, естественно, отнюдь не было неожиданностью, - что старший лейтенант и актриса находились между собой в гораздо более доверительных отношениях, чем они оба пытались показать в прошлый раз. Тем не менее актриса все еще немного стеснялась и вскоре опять заговорила о своей матушке, которая хотя и не приедет сюда на Рождество, но в Вербное воскресенье заедет за ней и увезет в Вену. Позже, когда их небольшая компания сидела в кофейне и комик из ее труппы, приветливо помахав им рукой, крикнул: "Привет, змеючка!" - она лишь холодно кивнула и проронила: "Что этот нахал себе позволяет!"
Вскоре после этого Тереза попросила возлюбленного все же отказаться от этих встреч вчетвером, - мол, ей приятнее быть с ним наедине. Польщенно улыбнувшись, он, однако, тут же помрачнел и поначалу мягко, а потом все более энергично стал упрекать Терезу в "высокомерии" и "вздорности". Она всплакнула, вечер был безнадежно испорчен. И когда несколько дней спустя старший лейтенант со своей подружкой вновь постучался в дверь Макса, Тереза в глубине души даже обрадовалась. Потом, уже в трактире и во время всех последовавших посещений этого заведения, она казалась если не самой веселой, то самой оживленной не только в их маленькой компании, но и в более многочисленной, часто собиравшейся за их столом.
20
Зима наступила поздно и сразу обрушилась на город обильными снегопадами. Все вокруг покрылось приятным пушистым белым одеялом. И когда в результате заносов начались перебои на железной дороге, Терезу охватило чувство умиротворения и безопасности - она впервые осознала, что в глубине души все время испытывала страх перед внезапным появлением Альфреда.
Снегопады прекратились, наступили по-зимнему солнечные дни, и по воскресеньям Тереза с Максом отправлялись на лыжные прогулки в горы - в Берхтесгаден и на озеро Кёнигзее. Сначала вдвоем, а потом и в обществе других офицеров и их подружек, которые почти все принадлежали к миру театра. Макс не ревновал, когда в прокуренных залах трактиров, потягивая горячий пунш, его приятели не особенно строго соблюдали правила приличия по отношению к Терезе.
Ночь с первого на второй день Рождества Тереза и Макс провели в гостинице на берегу Кёнигзее. А когда на следующий день она сняла лыжи перед своим домом и, с некоторой тревогой ожидая недовольства матери, поднялась по лестнице, та с явной укоризной молча протянула ей заказное срочное письмо, грозно заметив, что оно пришло накануне вечером. Тереза узнала почерк Альфреда. Еще не вскрыв конверт, она догадалась о содержании письма, поэтому прочла его без особого удивления. Альфред писал, что испытывает глубочайший стыд из-за того, что некогда потратил на нее свои лучшие чувства, и всем сердцем желает ей с господином лейтенантом обрести то счастье, которое он, Альфред, не был в состоянии ей дать. Относительно спокойный тон письма сначала заставил Терезу устыдиться. Но после минутного уныния она облегченно вздохнула и обрадовалась, что ей не придется больше ни к чему принуждать себя. Теперь ее можно было увидеть вместе с возлюбленным повсюду - и в театре, и на катке, наконец она стала даже принимать от Макса небольшие подарки: тоненькую цепочку с медальоном, которую всегда носила на шее, полдюжины носовых платочков и пару домашних туфель из красной кожи с белыми звездочками - точно такие же иногда надевала во время спектакля подружка старшего лейтенанта, - подарки, которые она прежде решительно, чуть ли не оскорбленно отвергала.
Вскоре после Нового года Тереза повстречала перед домом лейтенанта свою давнишнюю приятельницу Клару, возвращавшуюся домой с катка. Они поздоровались, и Клара начала с ходу, словно только и ждала этого случая, осыпать Терезу упреками не за перемены в ее образе жизни, а за ее опрометчивость.
- Разве тебе на пользу, что о тебе столько говорят? Посмотри на меня. У меня уже четвертый любовник, а никто ни о чем не подозревает. И даже если ты теперь станешь на всех углах трубить о своей невинности, тебе никто не поверит.
Она со смехом пообещала Терезе навестить ее в ближайшие дни и подробнее рассказать о своих похождениях - просто давно уже язык чешется. Тереза глядела вслед убегающей приятельнице со смешанными чувствами, самым острым из которых было ощущение полного одиночества. Это ощущение возникало у нее всякий раз, когда кто-нибудь делал вид, что относится к ней особенно искренне и доверительно.
Письмо Альфреда - вроде как прощальное - оказалось отнюдь не последним. Несколько недель он молчал, но потом вдруг стали приходить письма, написанные в совершенно другом тоне - с упреками и оскорблениями, причем Альфред употреблял непристойные слова, которые заставили ее покраснеть от стыда. Она решила, что новые письма бросит в огонь, не читая, но потом несколько дней писем не было, она не на шутку встревожилась и успокоилась, лишь когда пришло очередное письмо. Сама Тереза ему не ответила ни слова. После того как она получила примерно дюжину таких писем, их поток прекратился. Зато в одном из очень редких сообщений, которые ее брат посылал домой, описывалась их случайная встреча с Альфредом на улице: тот был в прекрасном настроении, весьма элегантно одет (что брат особо подчеркивал) и превосходно выглядел. Теперь злобные письма Альфреда стали казаться ей лживым комедиантством, она бросила их в печь и посмотрела, как они медленно превращались в пепел.
Визит Клары заставил себя долго ждать. Лишь в конце февраля, когда снег уже начал таять и сквозь открытое пополудни окно в комнату Терезы стал залетать первый весенний ветерок, приятельница явилась. Но вместо того, чтобы поведать о своих любовных похождениях, как было обещано, она объявила, что помолвлена с одним инженером, что ее болтовня при той встрече была лишь ребячливым хвастовством, вызванным нерешительностью жениха, и что она рассчитывает на то, что Тереза никогда и никому не проболтается. Потом Клара стала расхваливать своего жениха и тихое счастье, ожидающее ее в маленькой горной деревушке, куда его переводят руководителем строительства на железной дороге. Просидев меньше четверти часа, она на прощанье наскоро обняла Терезу, так и не пригласив ее на свадьбу.
21
В эти обманчивые предвесенние дни Тереза без особого сожаления почувствовала, что ее нежность к Максу мало-помалу начала улетучиваться, а пустота и безысходность ее существования становятся все более тягостными. В лечебнице, где содержался ее отец, она не появлялась уже несколько месяцев. Удобным предлогом для столь небрежного отношения послужило замечание младшего ординатора по поводу ее последнего визита: мол, отец не получает ни малейшего удовольствия от ее посещений, а вот для нее образ отца будет меняться только в худшую сторону и воспоминание о нем, которое должно остаться утешительным и уважительным, превратится в мучительное и жуткое и станет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Однако неожиданно пришло извещение из лечебницы о том, что состояние подполковника заметно улучшилось - при этом заболевании такое иногда случается - и что он выразил желание вновь повидаться с дочерью. Тереза придала этому известию куда большее значение, чем оно имело, вообразив, что, может быть, от слов или даже от самого голоса отца на нее снизойдет утешение, просветление или хотя бы успокоение. И вот в один из пасмурных дней, когда дул фен, она пешком отправилась в лечебницу по полевой дороге, размытой грязными ручейками талой воды, в тяжелом, однако не безнадежном настроении.
Войдя в крохотную, похожую на тюремную камеру комнатку отца, она застала его сидящим за столом, заваленным картами и книгами, каким частенько видела его в прежние времена, и он обернулся к дочери, бросив на нее прежний взгляд, в котором светились разум и даже радость жизни. Но едва этот взгляд остановился на Терезе - узнал он ее или нет, этого она так и не поняла, - как его лицо страшно исказилось, пальцы судорожно сжались, и он вдруг схватил один из толстых томов, словно хотел швырнуть его в голову дочери. Санитар бросился к нему и отнял книгу. В ту же секунду в комнату вошел врач, младший ординатор; обменявшись быстрым взглядом с Терезой, он сказал:
- Это ваша дочь, господин подполковник. Вы хотели ее видеть. И вот она здесь. Вы наверняка собирались ей что-то сказать. Да успокойтесь же, - добавил он, поскольку санитар никак не мог справиться с разбушевавшимся безумцем.
Подполковник высвободил и поднял вверх правую руку, повелительным жестом указав дочери на дверь. А поскольку Тереза не тотчас подчинилась, в его взгляде появилось такое грозное выражение, что врач, приобняв Терезу за плечи, постарался побыстрее выставить ее из комнаты. Санитар немедленно запер за ней дверь.
- Странно, - сказал Терезе доктор уже в коридоре, - мы, врачи, тоже то и дело обманываемся. Нынче утром, когда я сообщил ему о вашем предстоящем визите, мне показалось, что он весьма обрадовался. Не следовало давать ему книги и карты.
У ворот он пожал Терезе руку иначе, чем обычно, и заметил:
- Вероятно, вам все же следует в ближайшие дни еще раз попытаться увидеть отца. Я с ним побеседую. И главное, позабочусь о том, чтобы ему не давали опасных книг. Это чтение, по-видимому, бередит в нем много всего. Черкните мне одно-два слова, фройляйн, и сообщите, когда вы хотите прийти. Я буду ждать вас у входа.
Он как-то странно поглядел на нее и еще раз крепко пожал ей руку, так что Терезе показалось, будто ему важен был вовсе не ее визит к отцу. Она кивнула и решила, что никогда больше сюда не придет.
Тереза медленно побрела к городу. Он все знает, думала она, потому и выгнал меня. Что же со мной будет? И внезапно ей пришла в голову мысль, осветившая мрак, царивший в ее душе, словно блеск молнии: раз Макс собирается уйти в отставку, чтобы заняться делом своего деда, фабриканта, о чем он в последнее время не раз заводил речь, он мог бы - а по сути, даже должен - жениться на ней. Один из его приятелей лишь несколько недель назад бросил службу, чтобы жениться на девице сомнительной репутации. А ведь Макс познакомился с Терезой, когда она была порядочной девушкой, и, как говорится в таких случаях, ее совратил. Впервые то, что произошло между ними, было названо своими словами, и все в ней возмутилось. Разве она не дочь старшего офицера? И вообще из хорошей, хотя и обедневшей семьи? Разве ее матушка не происходила из древнего дворянского рода? Макс просто обязан назвать ее своей женой.
Во время следующего свидания с Максом, не дожидаясь подходящего случая, она отважилась на некий намек. Макс сперва ничего не понял - или не захотел понять, и Тереза улыбкой и поцелуем развеяла его плохое настроение. На следующий раз она выразилась яснее, возникла размолвка, а потом спор и ссора. Тереза, не испытывавшая уже подлинной нежности к Максу, но все еще влюбленная в него, прекратила свои попытки так же внезапно, как и начала, и предоставила событиям идти своим чередом.