- Рожа поганая… ну, не в том дело!.. потом я его сразил в честном поединке, забрал его коня по уговору. Коня продал за полконя серебром, потому, что во время схватки повредил его. За рыцарем этим Гюнтером на поле приехали ещё десять человек. Все рыцари - по выправке и по манере видно. Гюнтер был в полном доспехе, полностью оружный, на коне и то бронь была, её забрали.
- А коня-то зачем обидел?.. Вёл бы сюда, мы б его поправили, подлечили. Нас бы возил. Хороший был конь?
- Так мы торопились сказать, что немцы в Городно! Одних рыцарей больше десятка!.. Да, хороший был конь, тебе как раз подошёл бы, вороной, вот такенный, здоровенный, крупастый…
- На что намекаешь?
- …!
- Да-а-а! Вот бы и коня привёл! Жаль!.. Все трое молодцы! Оба свободны, отдыхайте два часа. Записи бери, и пошли пока со мной, браток, по-порядочку всё рассказывай.
Разницы между братьями тринадцать лет.
Это шёл уже третий день, как Горобей, Кудеяр и Прытко отправились выслеживать сбежавшего чернявого царьгородца.
Первую ночь шли не спеша, силу набирали. Кудеяр, аки рысь, ночью всё видит, идёт мягко и уверенно. Горобей - воин, привычный до всего, но идёт за Кудеяром. Следопыт - он и есть следопыт, хочешь след не потерять - слушайся. Прытко идёт рядом с Горобеем за всем внимательно смотрит, хотя, не понимает, почему Кудияр туда повернул или там присел. Ночевали под утро и утром, в самый птичий базар. Горобей и Кудеяр по очереди спали, а молодому сказали спать дольше: "Спи, ты нам резвый ишшо пригодишься". Головы накрывали плащами, чтобы гомону меньше слышать и как бы ночь, человеку же спать положено ночью.
Всё утро опять шли за Кудеяром, нашли стоянку чернявого - вся трава помята, переобувался, что ли? Дальше шли-шли, Прытко три раза спросил: "а где след?" На что Кудеяр, довольно улыбаясь, показывал ему то помятые травинки, то веточки переплетённые, то мох придавленный, но как-то это всё Прытка не впечатляло. Пока, наконец, перед тем, как снова выходить на дорогу, он увидел конских каштановых яблок целую кучу. И обрадовано, показывая друзьям на них пальцем, говорил: "Точно-точно, здесь прошёл!". А эти двое лыбятся друг другу. Горобей говорит: "Вот так, парень, с нами поживёшь - даже гавну конскому начнёшь радоваться".
Вышли на дорогу. Кудеяр поколдовал что-то над дорожной пылью и показал на север. Уже и Городно не далёко. Оставили на себе только простую одёжу и ножи. Сняли колчуги, шлемы и оружие, всё позаворачивали в плащи, приторочили к сёдлам. Всколошматили волосы, на которых всегда остаётся ободок от шелома. Причесались, отряхнулись. Просто охотники.
Поехали в Городно. Ближе к городу народ уже вовсю трудиться. Дровосеки вытаскивают из леса и грузят на длинные дроги звонкую зимнюю просушенную древесину. Девицы засмеялись им приветливо - уже веников свежих берёзовых и дубовых нарвали, идут вдоль дороги все в листочках, ручками видным хлопцам машут. Детвора, за грибами рано, а ягодки-землянички в светлых рощах собирают под присмотром ребят постарше. На окраине плотники срубы ладят, топорики тинькают, пилы жужжат. Из кузницы доноситься весёлый звон железа. Оратаи в поле с плугами-сохами за конями ходят. А буслы красноклювые длинноногие за оратаями лягушек подбирают, а чёрные грачи за буслами - червяков. Жуки толстые носятся роями, бабочки разноцветные порхают, как воздушные цветы, шмели-пчёлы нектар из земных цветочков добывают. Ласточки высоко в небе - опять дождя не будет… Мирное доброе время. У каждого своя нужная работа. Лепота!
Нашли на городнянской окраине постоялый дворик попроще. Оставили там вещи и коней и пошли искать чернявого. Ходили порознь, искали долго. Ну, и неудивительно, нашёл Кудеяр: увидел двух коней - жеребца аравийского вороного и, рядом, серую кобылку ту самую, которые стояли у коновязи во дворе одного небедного дома. Конюх их холил. Стало быть, собрался чернявый снова в путь-дорогу. Как быть? Остальные неизвестно где, договорились в центре города около Управы городской сойтись в полдень. Остался наблюдать издалека, чтобы никого не обеспокоить.
Ближе к полудню легко сбегал к Управе, и быстрым шагом все вернулись обратно. В поле видимости дома пошёл один Горобей. Руки засунул за тряпяной пояс, рубаха заправлена неровно, ворот расстёгнут, усы торчат в разные стороны, голову в шею втянул, губу отвесил - вылитый местный городской придурок, будто только что проснулся, да с перепоя и забыл, где он, и кто он. Кудеяр и Прытко так и киснут за углом, глядя на такое. Ведь Горобей всегда волосок к волоску, особенно усы. Горобей пошёл к дому - кони на месте. Давай стучать кулаками! "Открывай жена - твой муж пришёл, на пороге стоит! С кем ты там родная от меня укрылась? Все патлы белые твои вырву, холера! Только попадись мне… Открывай! Муж пришёл!.." - пьянчужным таким, хриплым голосом.
С той стороны кто-то стал его увещевать, а пьяница бранится! Через какое-то время калитка в воротах открылась и вышел искомый чернявый удалец. Видно решил услужить хозяину дома. Ничего не скажешь - внушительного он вида. Долго он с пьянчугой не разговаривал, схватил его за шиворот и откинул от ворот, чуть в пыль не уронил. Пообещал побить, если сунется ещё. Горобей постоял, тупо вращая глазами, глядел на дом, на ворота, на улицу, ломал дурака очень убедительно. И уплёлся, наконец, совсем в другой край, не где друзья ждали. Вскоре пришёл с другой стороны причёсанный, заправленный как положено. И ходил кругом не даром, вернулся с пирогами, крынкой молока в руках и большим пустым мешком через плечо. "Тут, - говорит, - ярмарка недалеко, надо подкрепиться! А то этот ворюга отдыхает, а мы бедолаги, что - рыжие что ли?!" и подмиргнул Прытку.
Пообедали вот так за углом.
- А что-то вас сюды занесло, братья по оружию? - за спиной оказался десятник Гордей. Стоит, посмеивается. Друзья переглянулись - как не услышали, не заметили?
- Ты, Гордей, от своих дел давай не отвлекайся! И ту̀пай* тише, а то нам птицу важную спугнёшь. Сам-то чего тут? - сузил глаза Горобей.
- Я-то по делу - на ярмарке топоры разведать.
- Во-во гляди топоры, милок! Вон там ярмарка…
- Ещё и Михася молодого с двоими посылали. У них свои дела. Не видали?
- Гордей, мы вора ловим, не шуми… - думал, что подействует, сказал Кудеяр.
- А чего тогда на улице топчетесь? Пошли, заведу до хорошей вдовушки, там пересидите, квасом напоит, аль чего покрепче… за так!
- За так только блохи скачут… Не дури голову, ну!.. - цыкнул уже Горобей. - Только сюдой не ходи! Тудой ходи!
- Да, ладно… на таком сурьёзе… - Гордей, посмеиваясь, удалился в сторону ярмарки.
Ждали-ждали, дождалѝсь. Вышел чернявый один, одет хорошо без коней, огляделся. Пошёл тоже в сторону ярмарки. Горобей объяснил, что будут делать.
Чернявый подходил уже к торговой площади, к шумному рыночному веселью, вокруг люди снуют туда-сюда. И вдруг во мгновение ока у него с пояса срезали кошель, часть денег посыпалась на землю, а вор, быстро сверкая грязными пятками, побежал с кошелём в сторону от базара. Чернявый - за ним во всю мочь - столько денег! Бегает быстро босоногий юнец-воришка, а воин в силах да без доспеха - вообще стрелой летит. Воришка в проулочек завернул, чернявый за ним, ещё немного и…
Тресь - в лоб дубинкой! И чернявый распластался в пыли, как будто тут всегда и лежал мирно и тихо. Горобей довольно поплевал на ладони: "У-у, супостат, меня старого как ты таскал за шкварник!" Размотал с дубинки тряпочку - на лбу только шишка вскочит, а тряпочка ещё пригодиться. Кудеяр быстро скрутил руки-ноги пленённого, и кляп покрепче запихал: "Отлично, есть с чем возвращаться!" "А-а-а, плохо быть вором!" - пожаловался Прытко, прыгая на одной ноге - другую занозил, пока летал босиком. "И не говори… зато сколько почёту, гляди сейчас на руках его понесём!"
Сходили за жердью - как его иначе нести, быка большого. Повесили как охотничью добычу на жерди, в мешке и пошли. Что-то мычит, и народ немного странно поглядывает. Но это уже были мелочи.
Затем Кудеяр сходил, обзавёлся модной одёжкой на деньги из кошеля чернявого. Умылся, приоделся, вышел к друзьям показаться, похвалиться, куражно подбоченясь. Рубаха слегка зеленоватая, шёлковая, вышитая тёмно-зелёным узором, подпоясана тёмно-зелёным же кушаком с яркими медными бляхами. Кафтан с плечиками лёгкий узорчатый светлый, почти белый с тонким красным подкладом, степенной длины - до уровня колен. Притален кафтан в самый раз, полы сзади разрезные, узорами обшитые. Узоры на кафтане жёлтые как будто золотистые. Рукава от локтя разрезные, на скрепочках, в прорехи видна красивая рубаха. Воротник высоковатый стоечкой, тоже весь вышитый. Разговорчиков на кафтане ровно семь штук, бисером обмётанные. Штаны тёмно-синие в еле заметную продольную полосочку. Шапка лёгкая с синим верхом с собольей опушечкой. Сапожки тонкие летние красные с каблучком, с загнутым носочком, голенище фигурное, сзади на полпяди разрезное, по голенищу снаружи тоже узор пущен. Жарковато слегка, но важно. Арапы - те в жару вообще кутаются до пят. Да и вся вышивка-отделка на одёже не ради одной красы, а ради добротности и долговечности, чтобы меньше истиралось-оббивалось.
Усы с бородой у Кудеяра аккуратно расчёсаны, глаза тёмные, умные - ну точно какой-то купец-удалец, а то и вообще королевич. Прытко рот разинул: "Вот это да!" А Горобей руками сделал вширь: "Ай-я-яй, какой красавец, и коло нас затёрси! Вокруг тебя можно хороводы водить и любоваться, как вокруг нарядной берёзки! А то всё зброя, да на брюхе ползи, да по лесу шастай! Гляди, не упачкайся теперь!" А Кудияру приятно, посмеивается сдержанно.
Пошёл Кудеяр всё в тот же дом: "Меня господин послал, велел коней привести и вещи забрать! Ему надо срочно уехать и незаметно" - сказал серьёзно, твёрдо, но тихо, посмотрел много знающими глазами, и ему поверили. А Горобей в это время обзавёлся телегой - груз тяжёлый, коней надобно пожалеть, и самим можно в телеге спать по-очереди.
Выехали из города в ближайший лесок. Достали у пленника кляп, но мешок с головы не снимали, и Горобей страшным неузнаваемым голосом спрашивает, с выбрыком неместным деревенским выговаривает:
- Ты-ть, твою мать…! Хто такой говори! Есть мне резон тя в живых оставляти? А то-ть я голову с тя-ть сниму-у!
- А сам ты кто удалец? Зачем меня поймал? - не упал духом чернявый царьгородец.
- Я-ть вольный стрелок с больших и малых дорог, хто попалси, тот и виноват! Ха-ха, лупити тябе хоботом! - озорно поглядывая на друзей, вошёл в кураж Горобей. - Говори, хто таков, пока я слушать горазд!..
- Разбойник что-ли, удалой?
- Я-м те дамте "разбойник"! Язык-тоть у тебе длинён, могу подкоротить! - будто бы обижаясь, посуровел Горобей.
- Ну, ладно, а чего ты хочешь, скажи, может, я исполню за мою свободу.
- От ты-ть соображай давай. Чаво надо-ть, сам знаешь, золото давай - так и быть - отпущу.
- Как же я тебе золото дам, когда связанный?
- А! Дурачка ищешь, нават*! Имя своё говори и у кого золото спрашивать, а получу золото - отпущу тя целого и даже невредимого.
- А как знать, что не обманешь?
- А-ха-ха! Ха-ха-ха! - развеселился Горобей-разбойник, Кудеяр и Прытко переглянулись с Горобеем, тот им подмигивает, ощутимо пнул чернявого ногой в бок. - А никак! Торговаться вздумал?! Могу сразу голову чирик - и в лесок под берёзку-ть. Всё золото своё сохранишь…!
Кудеяр и Прытко тоже загоготали грубыми голосами и тоже давай ногами чернявого попинывать.
- Ладно-ладно! - кричит тот из-под мешка, - будет тебе золото.
- Так-то-ть лучше! Откедова таков ты-ть взялси, и как звать?
- Я из вольного города Венеция, зовут Максимилиан, знатного рода Ипполитов отпрыск. По делу приехал к местному князю Мстиславу Витеневичу Городненскому, у свояков остановился. Князь меня искать будет, если долго не приду… а я могу за себя выкуп дать, а могу на службу вас всех взять и щедро платить за нужные мне дела.
Горобей сделал круглые глаза, друзья переглянулись.
- Брешет, собака, обманет! - пискнул не своим голосом Прытко.
- Ты-ть не заговаривайся! К кому за деньгами итить для начала говори!
- А ты видал из какого я дома выходил?
- … Ну-ть, видал.
- Вот там меня назови, скажи денег дать десять золотых!
- … Дёшево, эта, ценишь свою-ть венецьянскую, знатную шкуру!
- … Ладно, двадцать золотых! На службу ко мне пойдёшь?
- Итить его, ишь князь в мешке выискался! Молчи пока… Смотри, ежли обманул - голову твою положим под берёзку-ть!
Отойдя в сторонку, друзья потихоньку поговорили. Мол, довольно важная птица попалась. Хотя, охраной подрабатывать может, если что - не придерёшься. Взять его в охапку, да на княжье подворье отвезти - можно нажить неприятности ненужные с князем Мстиславом. Горобей покачал головой:
- Похоже, Кудрявушка, твой день в параде ходить и девок господарских соблазнять. Только шибко не балуй - надо поторапливаться к завтрему, на Присягу успеть - святое дело.
Глава шестая. Песняры
Интересный балаган едет мимо леса, мимо поля - на большущей телеге шатёр из цветных кусков-лоскутков, высокий, везде ленточки разные цветные же повязаны. Что-то на нём начертано, что-то к нему приклеено, что-то на нём прицеплено. На ветру ленточки легко трепещут, что-то поскрипывает, что-то позвякивает. Два коника вороной и белый везут его легко. Ещё два коника серый в яблоках и рыжий привязанные идут сзади - отдыхают. В балагане - весёлые люди, неунывающие. Поют себе, смеются о чём-то.
Едет балаган по Полесской песчаной дороге. Песочек мелкий-мелкий, почти белый, неглубокий. Колёса немного вязнут, ну, иногда и подтолкнуть приходится.
Батька-селянин с хлопчиком-подростком просится с обочины:
- Подкиньте, хлопцы до первого дома! - притомили мы ноги по пыльной дороге!
- А ты, почтенный, - стихотворец! На ходу сочиняешь!
- Да разве я сочиняю, так - языком болтаю…
- Садись почтенный, а это сын у тебя?
- Да, сын! Хороший хлопчик, только хворее часто - до лекаря идем. Добры лекарь е? Деречине. Пешком пошли - силы набираться, а уже и не хватае силы, глянь на его, бледны зусим… А вы светлые якие-сь, хлопцы, не ругаетесь - смеётесь… хто вы такие?*
- Мы - музыканты, песняры по-вашему.
- О! А сами-то разве не наши?
- Мы и наши, и ваши, сегодня здесь поём, завтра там танцуем.
В балагане пододвинулся с краю крепкий мужчина сам загорелый, волос белый с белыми усами, а мальчика поднял могучими руками, как пушинку, посадил на хорошее место, чтоб дорогу было видно - около возницы весёлого белокурого.
- И куды ж вы теперь едете, песняры?
- Куда глаза глядят!
- Чего на месте не сидится вам, чего ищете?
- При богатых дворах жить - себя потерять. И навсегда, всё одно, денег не заработаешь! А вся мудрость - в дороге. Вся радость - среди людей, на площадях, на майданах, на торжищах. От одного города до другого идём - песни сочиняем. От одного народа другому несём добро - не шитое, не пряденое, не кованое, не краденое, не потрогать его, ни в карман положить, на себя не надеть, ни продать, ни прожить. Наше добро особого рода - это мудрое слово, человека свобода, это дружная песня про то и другое, это танец, что будит и любовь и силу. Что народу любо, то и нам мило.
Мальчик раскрыл глаза широко и удивлённо заулыбался, все посмеялись, заулыбался и селянин:
- Ну, ты хлопец мастак, так-растак!
- Это, почтенный, что - так, пустяк. Вот отец мой, бывало, ка-ак начнёт быль-небылицу, не знал, как остановиться. Все развесят ухи как лопухи, и всё кидают ему медяки да серебряки. А чтоб отец уже взял да замолк, носили ему золотой замок. Вешали на губы, закрывали на ключ. Но отец-то мой был сильно могуч - свистел через ноздрю, выбрасывал соплю и тою соплёю перебивал всё остальное - и железное, и золотое.
- Ну же ж ты и врак!
- Так ясное дело - не дурак!
И опять все посмеялись.
- А ну, хлопчик, давай знакомиться, - обратился весёлый возница к мальчику, заметив, как жадно тот впитывает происходящее. - Я - Янка, трубадур. А это всё мои друзья - мне без них никак нельзя!
Это Веленица-Милавица - певица - она у нас Прынцесса.
Мальчику приветливо улыбнулась красивая-милая девушка с длинными тёмно-рыжими локонами в алых и голубых лентах. Девушка, сразу понимая игру, повязала мальчику на запястье кожаный цветной лоскуток: "Это от всякой болезни, и про нас память". Отец-селянин снял ко груди соломенную шляпу и кивал, понимая, что это для его сына большое событие.
- Это самый сильный человек на свете - показал Янка на богатыря с белыми волосами и усами - его зовут Торхельд - он дудит на волынке и сочиняет северные суровые, но нежные песни. А может взять коня на плечи и бежать с ним полдня.
Торхельд согнул перед мальчиком руку: "Дави пальцем!" - пальчик потрогал каменный бицепс. Селянин восхищённо заогогокал. Все опять посмеялись.
- Это Смиргун - в его руках гусли поют как девушки, а девушки мурлычут как гусли. "Ха-ха! Верно-верно!" - сказал Смиргун, немного смущаясь для порядка.
- Нику-Никола цыган - он бродяга больше, чем мы все. Его ближайший родич - Ветер. Он - скрыпач. Ты слышал скрыпку? - он сам её придумал!
Нику, хитро играя чёрными глазами, достал чудесный невиданный инструмент. Тряхнул чёрными прядями. Поднял палочку-смычок. И запела душа!.. Тихонько… Запела…
- А это - Дивак, Диваня - он умеет летать!
Дивак достал лёгкие бубенчики-колокольчики и стал позванивать согласно скрипке. Низким басом загудел Торхельд. Потянула бархатно-серебристым голосом Милавица.
Селянин, вздохнул, потёр глаза, не смея нарушать музыку словами. Оказалось, что он и не старый человек, а просто очень усталый.
- Как это - летать? - слушая волшебные звуки, спросил мальчик.
- Увидишь, малыш, приходи с тятей на представление… А как зовут тебя? - спросил Янка, а Милавица игриво показала рожицу. И мальчик, уже согретый вниманием, ответил: "Я - Олесь".
- О, красивое имя! - воскликнули чуть не все разом. То ли правда так им понравилось, то ли хитрецы такие, а может и то, и то.
И скрипка пела, и грустила, и завлекала, и смеялась, Позванивали бубенцы, подпевали тихонько дружные голоса. И шли весело под пологую горочку кони. И солнышко грело. И ветер трепал волосы и ленты. И странствие было легко и приятно. Сказка…
Приехали песняры. Издалёка. Косматую звезду в том году встречали ещё в Эстергорме Венгерском, за лето прошлое исходили Богемию, Хорватию, Сербию, Болгарию. Зимовали в Царь-городе, Граде Константина. Видели купола и храмы, дворцы и лачуги. Сей весной заезжали на Угорщину. Новые песни пели на Пасху князю Изяславу Ярославовичу в Киеве. Проехали уже через Волынщину и через Берестье, но долго там не задержались - крепость есть крепость, всё в строгости и порядке. Послушали песняров, похвалили, и дальше отправили. Были недолго и в Кобрине. Путь держали ныне на Варяжское поморье.