Он сам был серый, и саквояж в его руке тоже был серый. В нем чувствовался иностранец. Сначала он показался мне старым, потом я понял, что его светлые, почти белые - как у северян - волосы сбили меня с толку. За время нашего разговора, продолжавшегося не более часа, я узнал, что он с Оркнейских островов.
Я указал ему стул. Незнакомец не торопился начать. Он был печален, как теперь я.
- Я продаю библии, - сказал он.
С некоторым самодовольством я отвечал:
- В этом доме несколько английских библий, в том числе первая - Джона Уиклифа. Есть также Библия Сиприано де Валеры и Лютерова, в литературном отношении она хуже других, и экземпляр Вульгаты. Как видите, библий хватает.
Он помолчал и ответил:
- У меня есть не только библии. Я покажу вам одну священную книгу, которая может заинтересовать вас. Я приобрел ее в Биканере.
Он открыл саквояж и положил книгу на стол. Это был небольшой том в полотняном переплете. Видно было, что он побывал во многих руках. Я взял книгу. Ее тяжесть была поразительна. На корешке стояло: "Holy Writ" и ниже: "Bombay".
- Должно быть, девятнадцатый век, - заметил я.
- Не знаю. Этого никогда не знаешь, - был ответ.
Я наугад раскрыл книгу. Очертания букв были незнакомы. Страницы показались мне истрепанными, печать была бледная, текст шел в два столбца, как в Библии. Шрифт убористый, текст разбит на абзацы. В верхнем углу стояли арабские цифры. Я обратил внимание, что на четной странице стояло число, скажем, 40 514, а на следующей, нечетной, - 999. Я перевернул ее - число было восьмизначным. На этой странице была маленькая, как в словарях, картинка: якорь, нарисованный пером, словно неловкой детской рукою.
И тогда незнакомец сказал:
- Рассмотрите хорошенько, вам больше никогда ее не увидеть.
В словах, а не в тоне звучало предостережение.
Я заметил страницу и захлопнул книгу. И тут же открыл ее. Напрасно я искал, страница за страницей, изображение якоря. Скрывая растерянность, я спросил:
- Это священные тексты на одном из языков Индостана, правда?
- Да, - ответил он. Потом понизил голос, будто поверяя тайну: - Она досталась мне в одном равнинном селении в обмен на несколько рупий и Библию. Ее владелец не умел читать, и думаю, что эту Книгу Книг он считал талисманом. Он принадлежал к самой низшей касте, из тех, кто не смеет наступить на свою тень, дабы не осквернить ее. Он объяснил мне, что его книга называется Книгой Песка, потому что она, как и песок, без начала и конца.
Он попросил меня найти первую страницу. Я положил левую руку на титульный лист и плотно сомкнутыми пальцами попытался раскрыть книгу. Ничего не выходило, между рукой и титульным листом всякий раз оказывалось несколько страниц. Казалось, они вырастали из книги.
- Теперь найдите конец.
Опять неудача; я едва смог пробормотать:
- Этого не может быть.
Обычным, тихим голосом продавец библий сказал:
- Не может быть, но так есть. Число страниц в этой книге бесконечно. Первой страницы нет, нет и последней. Не знаю, почему они пронумерованы так произвольно. Возможно, чтобы дать представление о том, что члены бесконечного ряда могут иметь любой номер. - Потом мечтательно, высоким голосом: - Если пространство бесконечно, мы пребываем в какой-то точке пространства. Если время бесконечно, мы пребываем в какой-то точке времени.
Его попытки философствовать раздражали. Я спросил:
- Вы верующий?
- Да, я пресвитерианец. Совесть моя чиста. Я уверен, что не обманул туземца, дав ему Слово Божие взамен этой дьявольской книги.
Я заверил его, что раскаиваться не в чем, и спросил, надолго ли он в наших краях. Он ответил, что через несколько дней собирается возвращаться на родину. Тогда-то я и узнал, что он шотландец с Оркнейских островов. Я признался в своей любви к Шотландии - из-за Стивенсона и Юма.
- И Роба Бернса, - добавил он.
Пока мы разговаривали, я все рассматривал бесконечную книгу. И с деланным безразличием задал вопрос:
- Собираетесь предложить эту диковинку Британскому музею?
- Нет, я предлагаю ее вам, - ответил он и назвал довольно высокую цену.
В соответствии с истиной я ответил, что эта сумма для меня неприемлема, и задумался. За несколько минут у меня сложился план.
- Предлагаю вам обмен, - сказал я ему. - Вы получили этот том за несколько рупий и Священное Писание; предлагаю вам пенсию, которую только что получил, и Библию Уиклифа с готическим шрифтом. Она досталась мне от родителей.
- Готическую Уиклифа! - прошептал он.
Я вынес из спальни и отдал ему деньги и книгу. Он принялся листать страницы и ощупывать переплет с жаром библиофила.
- По рукам.
Странно было, что он не торговался. И только потом я понял, что он появился у меня, намереваясь расстаться с книгой. Деньги он спрятал не считая.
Мы поговорили об Индии, об Оркнейских островах и о норвежских ярлах, которые когда-то правили ими. Когда он ушел, был вечер. Я не узнал имени этого человека и больше не видел его.
Я собирался поставить Книгу Песка на место уиклифовской Библии, потом передумал и спрятал ее за разрозненными томами "Тысячи и одной ночи".
Я лег, но не заснул. Часа в четыре рассвело. Я взял мою невероятную книгу и стал листать страницы. На одной была выгравирована маска. В верхнем углу стояло число, не помню какое, в девятой степени.
Я никому не показывал свое сокровище. К радости обладания книгой примешивался страх, что ее украдут, и опасение, что она все-таки не бесконечна. Эти волнения усилили мою всегдашнюю мизантропию. У меня еще оставались друзья - я перестал видеться с ними. Пленник книги, я почти не появлялся на улице. Я рассматривал в лупу потертый корешок и переплет и отгонял мысли о возможной мистификации. Я заметил, что маленькие картинки попадаются страниц через двести. Они никогда не повторялись. Я стал отмечать их в записной книжке, и она тут же заполнилась. Ночью, в редкие часы, когда не мучила бессонница, я засыпал с книгой.
Лето шло к концу, и я понял, что книга чудовищна. То, что я, не отводивший от нее глаз и не выпускавший ее из рук, не менее чудовищен, ничего не меняло. Я чувствовал, что эта книга - порождение кошмара, невыносимая вещь, которая бесчестит и отрицает действительность.
Явилась мысль о костре, но было страшно, что горение бесконечной книги может длиться бесконечно и задушить дымом всю планету.
Вспомнилось вычитанное где-то: лист лучше всего прятать в лесу. До ухода на пенсию я работал в Национальной библиотеке, в которой хранится девятьсот тысяч книг. Я знал справа от вестибюля крутую лестницу в подвал, где сложены газеты и карты; воспользовавшись невнимательностью сотрудников, я оставил там Книгу Песка на одной из сырых полок и постарался забыть, как далеко от двери и на какой высоте.
Стало немного легче, но о том, чтобы появиться на улице Мехико, не хочется и думать.
Послесловие
Предисловие к новеллам, которые еще не прочли, - вещь почти непосильная: приходится затрагивать их сюжеты, а значит - забегать вперед. Поэтому я предпочел эпилог.
Первый рассказ книги снова берется за старую тему двойника, которую разрабатывало - и не раз - всегда удачливое перо Стивенсона. В Англии подобное явление называют fetch или, на более книжный манер, wraith of living, в Германии - Doppelgaenger. Подозреваю, что одним из первых его прозвищ было alter ego. Эти призрачные фигуры порождает гладь зеркала или воды, либо просто память, которая превращает каждого в зрителя и актера одновременно. Собеседники, по моему замыслу, должны были выглядеть достаточно разными, чтобы оставаться двоими, и достаточно похожими, чтобы казаться одним. Нужно ли объяснять, что я задумал эту историю на берегах реки Чарлз, в Новой Англии, чье холодное течение напомнило мне далекое течение Роны?
Любовная тема нередко встречается у меня в стихах, чего не скажешь о прозе, где единственный ее пример - "Ульрика". Читатели, конечно, заметят, формальную близость этой новеллы к рассказу "Другой".
Среди рассказов книги "Конгресс" метит выше других. Его тема - предприятие таких масштабов, что в конце концов оно охватывает весь мир и человеческий век. Смутное начало замышлялось по образцу новелл Кафки; в конце я задумывал - и, видимо, напрасно - подняться до озарений Честертона или Джона Беньяна. В жизни я подобных откровений не удостоивался, но мечтать о них мне случалось. По ходу рассказа я, как обычно, прошил его автобиографическими подробностями.
Судьба, которая, как известно, непостижима, не оставляла меня в покое, подталкивая написать что-то вроде посмертной новеллы Лавкрафта - писателя, всегда казавшегося мне невольной пародией на Эдгара По. В конце концов я уступил: плачевный результат носит название "There are more things".
"Секта тридцати", не опираясь ни на какие документы, выдает себя за изложение одной из возможных ересей.
"Ночь даров" - вероятно, самый простодушный, самый жестокий и самый безудержный рассказ книги.
В "Вавилонской библиотеке" (1941) представлено бесконечное количество книг, в новеллах "Ундр" и "Зеркало и маска" - многовековые литературы, сведенные к единственному слову.
"Утопия усталого человека" - по-моему, наиболее скромная и грустная вещь сборника.
Меня всегда поражала озабоченность североамериканцев этической стороной жизни; в "Искушении" я пытаюсь отразить это свойство.
Вопреки Джону Фельтону и Шарлотте Корде, вопреки известному мнению Риверы Индарте ("Прикончить Росаса - священный долг каждого") и национальному гимну Уругвая ("Дрожи, тиран: готовит Брут кинжал"), я не одобряю политических убийств. Как бы там ни было, читающие об убийце-одиночке Авелино Арредондо имеют полное право знать, чем все кончилось. Луис Мельян Лафинур пытался оправдать юношу, но судьи Карлос Фейн и Кристобаль Сальваньяк приговорили его к заточению в одиночной камере сроком на месяц и к пяти годам тюрьмы. Сегодня одна из улиц Монтевидео носит его имя.
Две противоположные и равно непостижимые вещи - предмет двух последних новелл. В "Медали" это евклидов кружок, у которого только одна сторона, в "Книге песка" - том, чьи страницы неисчислимы.
Надеюсь, что мои краткие заметки, которые я уже заканчиваю диктовать, не исчерпывают данной книги, а ее сны будут и дальше ветвиться в гостеприимном воображении тех, кто держит сейчас в руках этот томик.
Х.Л.Б. Буэнос-Айрес, 3 февраля 1975 г.
Примечания
1
Мир-змей, что выгнулся звездно-чешуйным телом (франц.).
2
"Северная гостиница" (англ.).
3
Хвостик, завитушка (англ.).
4
"Естественная история" (лат.).
5
"Зерцало" (лат.).
6
"Есть многое на свете" (англ.).
7
Лепешки (англ.).
8
"Упадок и разрушение" (англ.).
9
Здесь: да не случится такого (лат.).
10
"Книжица" (лат.).
11
"Германские крохи" (лат.).
12
"Сумма Теологии", богословский трактат Фомы Аквинского.
13
С точки зрения вечности (лат.).
14
Эрудиция (англ.).
15
"Исландская Эдда" (дат.).
16
Геометрическим способом (лат.).
17
"Священное Писание" (англ.).
18
Бомбей (англ.).