Джевдет бросил свертки с едой на пол и, опустившись на корточки возле стены, закрыл лицо руками. Сейчас он думал только об отце. С болью в душе вспоминал, как вызывающе он вел себя по отношению к нему после того, как в доме появилась мачеха. И ведь отец ни разу не наказал его!..
Джевдет почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Это был маленький воришка - тот самый, что как-то звал во сне мать. Он ласково улыбался.
- Я постелил тебе постель, Джевдет-аби. Иди ложись!
Постель и в самом деле была разобрана.
Джевдет поднялся и, забыв про валявшиеся на полу свертки, упал на тюфяк.
Мальчуган перетащил свертки к постели Джевдета.
- Что, голова болит, Джевдет-аби? У меня есть аспирин.
Джевдет сел. Он вспомнил, как его самого защищал Хасан. Да, он больше не даст в обиду этого парнишку, которого Козявка бьет ни за что ни про что, заставляет играть в карты, курить гашиш.
- Хорошо, - сказал Джевдет, - а ну-ка, тащи свой аспирин!
Шустрый мальчик кинулся к своей постели, достал из кармана старого пиджака порошки, принес Джевдету.
- Хочешь, вскипячу чаю, Джевдет-аби?
- Вскипяти, Хюсейн. Возьми мой чайник, налей воды и тащи сюда.
- Хочешь, я сам поставлю его на печку?
- Давай.
Мальчуган выбежал из камеры.
Джевдет искоса взглянул на Козявку, гревшегося на корточках около печки. Взгляды их встретились. Козявка отвел глаза в сторону. У него был жалкий, запуганный вид. Разбитый нос распух, под глазами черные круги.
К нему подошел один из дружков, потряс за плечо:
- Вставай, перебросимся разок-другой в картишки!
Козявка сидел задумавшись и даже не взглянул на него.
- Да встань же, чудак! - повторил тот.
Козявка не двигался.
- Набили морду, опомнился! Ха!
Маленький воришка принес чайник, поставил на печку. Глаза его радостно блестели: Козявка, тот самый Козявка, который так часто бил его и которого он так боялся, сейчас сам попал в беду!
Подойдя к Джевдету, он присел на край постели.
- Молодец, Джевдет-аби! Если бы не ты, он бил бы нас!
- Как ты сказал?
- Да, бил… Отнимал деньги, заставлял курить гашиш…
К ним подходили и другие мальчики. Вскоре вся камера собралась около постели Джевдета. Козявка уже не был прежним Козявкой. Ему было тяжело видеть, как его прежние друзья перекинулись на сторону Джевдета.
Он осторожно встал и вышел из камеры. Расхаживая взад и вперед по коридору, он думал только о Джевдете. Если бы он знал, что тот так силен, то не полез бы драться. А эти… словно сговорились. Да потом еще и на смех подняли! И сейчас не дают покоя.
Вдруг Козявка увидел валявшийся у стены окурок. "Почти целый! - обрадовался он. - Курить хочется до смерти! Надо бы поднять, но как?"
На глаза ему попался мальчуган - один из тех, кого он постоянно изводил. Мальчишка был в лохмотьях, босой.
- А ну-ка, подними окурок и принеси мне!
Мальчик вместо обычного "Сейчас, Мустафа-аби!" только пожал плечами: "Еще чего вздумал!" - и пошел дальше.
Козявка проводил его злым взглядом. Значит, авторитет его совсем подорван? Теперь и соплякам слова не смей сказать.
Он боялся, что окурок могут поднять раньше него. Но сам поднимать его не хотел. Заложив руки за спину, долго прохаживался взад и вперед. Потом решил: была не была! - нагнулся и схватил окурок.
Он понимал, что это было недостойно его, но отныне ему, видимо, придется жить так. Никто не беспокоился о нем. Он жил только на то, что удавалось выжать из обитателей детской камеры. А с тех пор как ему досталось от Джевдета, малыши с ним не считались. Сами-то они не осмелились бы смеяться, да старшие смеются!
К Козявке подошел Кадри - один из старших.
- Твой "друг" собрал около себя ребят, чаек попивают!
Козявка понял, кого имел в виду Кадри, но все же спросил:
- Какой это мой "друг"?
- Какой? Да тот, что тебе морду набил!
- Пошел ты к…
- Ах, ты еще и лаяться! Я вот скажу Джевдету!
Козявка удалился, спасаясь от насмешливой улыбки Кадри. Прикурив, он снова стал прогуливаться по коридору.
Надо было как-то избавиться от этого Джевдета, но как? По правде говоря, выход был: придраться к чему-нибудь, свалить и как следует поколотить! Но вот беда: один он с ним не справится. Козявка хорошо помнил, какие у того тяжелые кулаки… Ведь если бы тогда не подоспели надзиратели, Джевдет мог и убить его. Лучше всего - садануть ножом ночью, когда он будет спать!
Глаза у него заблестели. Решено, так он и сделает. В полночь, когда все будут спать, он вынет из "зулы" нож, подкрадется потихоньку к его постели и всадит ему в самое сердце… И пока придет доктор… то да се, будет уже поздно, Джевдет отдаст концы. Ну, а дадут за это лет пять - не больше! Подумаешь! Ведь он и так сидит. Да и зачем выходить на свободу! Отец его видеть не хочет. Матери у него нет, она давно умерла. Ни брата, ни дядьки, ни тетки…
Хозяин ножа, правда, Кадри. Но это ничего. Он будет доставать и точить его по ночам. Торопиться некуда. "Как всажу, поверну - глаза на лоб вылезут!"
Козявка бросил окурок и быстро вошел в камеру. В самом деле, те ребята, которые раньше были всегда с ним и боялись его больше, чем самого аллаха, собрались около Джевдета и пили чай.
Проклиная все на свете, Козявка подошел к своей постели. "Зачем я это сделал? Что мне здесь нужно?" Постояв немного, Козявка выскочил из камеры. И снова начал ходить взад и вперед по коридору.
Теперь он был убежден: единственный способ избавиться от Джевдета - убить его! А тогда… тогда он по-прежнему станет распоряжаться в камере и с лихвой отомстит этим воришкам, которые раньше ходили перед ним на цыпочках и боялись слово лишнее вымолвить.
Козявка погладил рыжеватый пушок над верхней губой: "Чтоб мне провалиться, если я не заставлю вас лизать мои пятки!"
Он плюнул сквозь зубы на бетонный пол. "На него надеетесь? Ну и надейтесь! Я не вор, как вы. Я человека убил, человека!"
Козявка не спал всю ночь. Собирался точить нож. Но так и не решился достать его из тайника. Не осмелился он и убить Джевдета, когда все спали. Он боялся: а вдруг сильный Джевдет проснется, выхватит у него нож и зарежет его самого?..
Через два дня на свидании Хасан спросил Джевдета о Козявке.
- Жаль парня, - ответил Джевдет. - Ребята бросили его. Никто с ним не дружит!
- А старшие?
- Те тоже при каждом случае поддевают его. С самого утра убегает из камеры. Видеть меня не может!
- Один остался.
- Выходит, так.
Подумав немного, Хасан предложил:
- Помирись с ним!
- Как?
- Придумай что-нибудь, попробуй завести разговор!
Джевдет уже думал об этом раньше, но отказался от этой мысли. Еще скажут: струсил!
По утрам, когда он с ребятами садился пить чай, ему не раз приходило в голову позвать Козявку.
Как-то Джевдет поделился своим планом с малышами, сидевшими в тюрьме за кражу свинцовых плиток с куполов мечетей.
- Какая в этом необходимость? - возражали они. - Зачем? Сейчас Козявка всего боится и совсем безвреден. Но как только с ним помирятся, то, даже если мы и не будем ябедничать на него тебе, он все равно станет мстить нам.
- Не бойтесь, - успокоил их Джевдет. - Не только он, теперь никто не будет драться! Налей-ка в этот стакан чаю да положи в него ложку сахару. Возьми брынзы, хлеба…
- А если он начнет ругаться и не захочет взять? - усомнился маленький воришка.
- Возьмет. Да и ругаться вряд ли будет. А если все же начнет, тогда подумаем, что делать.
Козявка только что проснулся. Вид у него был мрачный. Он заметил, что ребята опять около Джевдета. Настроение сразу испортилось. Он злился на себя за свою трусость. Днем он постоянно думал: "Сегодня ночью зарежу!", а как только наступала ночь и все засыпали, решимость покидала его. Попасть в тюрьму за убийство и сделаться посмешищем в глазах каких-то поганых воришек! Убрав постель, он вдруг заметил мальчугана, молча стоявшего перед ним со стаканом чаю, хлебом и брынзой.
- Что это значит… ты? - грубо спросил Козявка.
В глазах паренька был испуг.
- Джевдет-аби прислал!
Козявка взглянул на Джевдета, сидевшего в другом углу камеры. Странно, тот смотрел на него дружелюбно.
Козявка потупил взгляд. Ведь они подрались! Он только что думал, как зарезать Джевдета. Разве так бывает? Если ему приходилось с кем-нибудь драться, то он никогда не мирился.
Взглянув на паренька, принесшего чай, Козявка выбежал из камеры. Маленький воришка принес еду обратно Джевдету.
- Ничего не взял, Джевдет-аби!
Джевдет все видел. Он ожидал, что так может получиться.
- Не беда, - сказал он всем, - пейте сами.
Ребята жадно набросились на хлеб, брынзу, чай.
Джевдет ничего не ел. Он смотрел через распахнутую дверь в коридор. Он не сердился на Козявку за его выходку. Он и сам поступил бы на его месте так же.
Позавтракав, Джевдет вышел в коридор. Козявка, обхватив руками голову, сидел на корточках у стены. Джевдет подошел и присел рядом. Козявка не замечал его. Потом вдруг увидел, вздрогнул, вскочил на ноги и хотел было убежать, но Джевдет схватил его за руку.
- Почему не хочешь мириться?
Понурив голову, Козявка смущенно молчал.
- Что ж, хочешь, чтобы мы оставались врагами?
Козявка не отвечал и не поднимал глаз. По щеке его покатилась слеза и упала на бетонный пол.
- Давай помиримся, - мягко сказал Джевдет, - будем друзьями. Ты ведь знаешь - я не виноват… Сам ко мне приставал. Я не собирался с тобой драться. Ты вынудил. Назвал меня поганым воришкой, оскорбил!
Козявка молчал. Джевдет видел в этом признание вины. И он не обиделся, когда Козявка, тяжело вздохнув, вдруг повернулся и пошел в камеру. Постояв немного, Джевдет последовал за ним. Козявка лежал, уткнувшись лицом в постель. Джевдет тихонько подошел к нему и погладил по голове. Малыши окружили их и с тревогой ждали, что будет дальше.
- Мустафа, приятель! - ласково говорил Джевдет, называя Козявку его настоящим именем. - Почему не взглянешь на меня? Что я тебе сделал? Ведь я не виноват. Оскорбил меня ты. А я…
Козявка сел. В глазах его блестели слезы.
- Кончай, Джевдет. Я… подлец!
Джевдет потянул его за руку.
- Ты не такой уж подлец. Идем к нам, выпьем чаю!
Джевдет повернулся к малышам:
- Ну-ка, заварите чай!
Несколько ребят бросились за чайником.
Пока заваривали чай, говорил один Джевдет. Мустафа только слушал. Когда чай был готов, они встали и пошли к постели Джевдета. Пили молча, под удивленными взглядами маленьких воришек.
Джевдет нарочно ни о чем не спрашивал. Теперь он знал, что Мустафа на самом деле не такой уж плохой парень.
- Хочешь хлеба с брынзой?
- Нет, спасибо.
С этого дня они стали друзьями. Старшие не переставали удивляться такой перемене. Некоторые из них, правда, говорили: "Козявка боится Джевдета, ну и спасовал…" Но малыши-то знали, в чем дело, и судили по-другому. Они были уверены, что, если даже Джевдет-аби выйдет из тюрьмы, Мустафа-аби не будет им мстить.
Джевдета они называли теперь только Джевдетом-аби, а Козявку - Мустафой-аби.
Старшие ребята злились:
- Что за Мустафа-аби! Козявка его звать, Козявка!
Малыши поправляли их:
- Нет, это наш Мустафа-аби!
Солнечные дни выпадали редко. Неумолимо надвигалась зима. Мустафа перетащил свою постель поближе к Джевдету. До поздней ночи они говорили о Хасане, о Джеврие и Кости. Молодой адвокат, рассказывал на свиданиях Хасан, удачно вел расследование по делу Джевдета. И хотя мачеха все еще путала следствие, изворачивалась, но вина шофера Адема была установлена полностью, и оставалось только его задержать.
Как бы там ни было, а Джевдет надеялся на скорое освобождение. Он уже свыкся с мыслью о смерти отца. Иногда он видел его во сне, старик утешал его. Успокаивала и мать. Теперь отец и мать никогда не ссорились. "Не расставайся с Хасаном, сынок, - советовали они Джевдету. - Слушай его, и все будет хорошо!"
И в самом деле, Джевдет никого не мог сравнить с Хасаном. Но он все же не мог забыть и Билла из "Отряда "Красный шарф"". Сила и ловкость - большое дело. Ведь если бы он не отколотил Козявку, разве они были бы сейчас друзьями?
Здесь, в тюрьме, - молчок. А на свободе он отведет в сторону Кости и Джеврие и откроет им по секрету свой план бегства в Америку.
Вот будет здорово! Они добудут мотоцикл с коляской - их много у больших домов в Нишанташи, Шишли или в Мачка, потом проберутся на большой пароход в порту. Вот бы капитаном (как же его имя?) оказался такой же добряк, как в "Кругосветном путешествии двух мальчиков", - с бородой, голубыми глазами и огромной трубкой во рту!
С каждым днем желание убежать в Америку становилось все сильнее.
Мысли об Америке и Храбром Томсоне не оставляли его даже во время ночных разговоров с Мустафой. Он видел ковбоев, бросающих лассо, краснокожих индейцев, выпускающих из луков отравленные стрелы.
Ночью за стенами тюрьмы, словно стая голодных волков, завывала буря. Печка в камере погасла. Уже перевалило за полночь. Все давно спали, скорчившись от холода под легкими одеялами. Джевдет и Мустафа тихо разговаривали.
- Плохо, что ты скоро выйдешь! - вырвалось у Мустафы.
- Почему же? - удивился Джевдет.
- Разве я найду такого товарища, как ты? Глупая моя башка! Ведь я хотел тебя зарезать!
- И как бы ты это сделал? - улыбнулся Джевдет.
- Откуда я знаю? Но я здорово разозлился. Ты сбил с меня форс. Жизнь моя стала - сплошной позор! Правда, у меня и сейчас нет жизни, ну что ж…
- Не беспокойся, когда я выйду, ты опять можешь стать вожаком в камере!
- Нет. Я ведь уже не тот. Не смогу быть таким, как прежде, даже если захочу. Теперь я буду жить только на паек…
- А если бы вышел на свободу, убил бы кого-нибудь?
- Что ты! Я бы и раньше никогда этого не сделал. Вот как это было: жил у нас в квартале один паренек - Хюсейн. Он был не больше меня. Убил человека и попал в тюрьму. Уж не помню, сколько лет ему дали за это: десять или пятнадцать… В квартале все говорили о нем с уважением. А ведь он был таким же слабым, как я! Только меня почему-то никто не уважал. Козявка и Козявка! Даже маленькие ребята не считались со мной. Ну, вот я и решил…
- А школу ты тоже из-за этого бросил?
- Конечно. В квартале зовут Козявкой, в школе тоже Козявка. Я думал, в тюрьме спасусь от этого. Да вот и здесь откуда-то узнали. Чем больше я злился, тем больше меня дразнили. А в школе? Чтоб мне провалиться, ведь в третьем классе я был первым учеником, лучше всех складывал, вычитал, умножал, делил!
- А почему ты не остался в столярной мастерской?
- И там все звали меня Козявкой. Мастера, ученики, подмастерья. Не люблю я это прозвище. Разве может человек быть Козявкой?
- Конечно, нет.
- А ведь я очень любил столярное дело.
- Ну, а сейчас любишь?
- Люблю, но…
- Что "но"?
- Кому в тюрьме это нужно?
- Так ведь здесь тоже есть столярная мастерская!
- Есть, конечно. Но ни начальник охраны, ни начальник тюрьмы не захотят дать мне работу!
- Почему ты так думаешь?
- Неужели не понимаешь? Они знают, что я плохой, и никогда не поверят, что я могу работать честно!
Посоветовавшись на одном из свиданий с Хасаном и Кости, Джевдет рассказал об этом разговоре начальнику тюрьмы. Тот сначала недоверчиво отнесся к идее ребят, но потом все же дал разрешение Мустафе работать в столярной мастерской.
16
Шофер Адем появился в Сиркеджи совсем неожиданно.
- Где ты пропадал столько дней, парень? - набросился было на него Тайяре. - Как поживают наши полсотни? А где красный "фордик"? Пришла повестка. Тебя разыскивают!
Адем вытащил из кармана бумажку в пятьдесят лир, протянул ее Тайяре:
- Немного задержал, не взыщи!
Тайяре, получив долг, забыл о своей недавней неприязни и подобрел.
- Отдал бы потом. Куда спешить? - сказал он.
- Ладно, не притворяйся! Ведь ты не миллионер!
Тайяре спрятал деньги во внутренний карман черной кожаной тужурки.
- Где катался, а?
Адем рассказал: сначала возил одного типа в Анкару, потом загнал машину какому-то торговцу из Болу.
- Ну и как?
- Взял почти в два раза больше.
- О-го-го!.. Выходит, дела идут на лад?
- Не так, как тебе кажется. Сейчас уезжаю опять.
- Написал бы хоть письмо Шехназ! Будь человеком!
- А что? - с тревогой спросил Адем.
- Приходила сюда, бедняжка. Искала тебя…
Беспокойство Адема возросло. Что случилось? Уезжая в Анкару, он подкинул ей деньжат. Правда, сказал, что вернется через три дня, а задержался на целую неделю. Наверно, подумала: заимел автомобиль и дал тягу?
- Чего ей здесь было нужно?
- Не знаю.
- Может, хотела занять у тебя денег?
- Нет, что ты!
- Должна же ведь быть какая-то причина!
Тайяре сплюнул сквозь зубы на грязный талый снег.
- Спроси у нее самой…
- Ага, ты что-то знаешь, так ведь?
- Я ведь сказал: спроси у нее!
Они пытливо посмотрели друг другу в глаза. Адема охватил страх.
- Слушай… Мы старые друзья, - проговорил Тайяре. - Не теряй времени, иди и сам узнай, в чем дело!
Адем понял, что речь идет о "деле", которое его все время беспокоило, и тотчас направился к Шехназ.
Не чувствуя холода, Адем стоял на задней площадке трамвая, следовавшего в Эдирнекапы. Из носа и изо рта у него вырывались клубы белого пара.
Может быть, уже начался суд над Джевдетом и выяснилось то, что совсем не входило в его расчеты. Заподозрили его, Адема. Да ведь и Шехназ могла выдать! "Да, да могла! - испугался он. - Подумала: купил машину и сбежал!"
Адем тяжело вздохнул.
Свинцовый груз давил ему грудь, становясь все тяжелее и тяжелее.
"…Шехназ могла так подумать! - размышлял он. - К тому же она трусиха и болтлива… Вдруг сказала в полиции правду? Тогда мне крышка! Зайду-ка я лучше к матери. Не знает ли она чего? Может, полиция устроила у Шехназ засаду? Какой смысл самому лезть в ловушку?"
На остановке "Фатих" он соскочил с трамвая. По переулкам, по тайным ходам, известным только мальчишкам, добрался до своего дома и вошел в него с черного хода.
Мать штопала носки. Увидев бледное, взволнованное лицо сына, старуха тоже перепугалась. А что, если Шехназ и в самом деле по глупости или из страха проболталась?
- Скажи мне, где она живет, я сбегаю к ней!
Адем был в нерешительности. Конечно, можно дать адрес матери, и та сходит к Шехназ. Это было бы неплохо. Но вдруг дом находится под наблюдением? Мать могут задержать, спросить, у кого она взяла адрес.
- Нет, туда идти нельзя, - сказал он.
Старуха развязала под подбородком узелок белого платка и, помешкав, завязала снова.
- Что же ты будешь делать?