- Рана… Что с тобой, голубка? В твои-то годы?
У Шехназ навернулись на глаза слезы.
- Моя молодость, красота - кому все это нужно?
- Муж у тебя старый, верно, но разве он слепец? Неужели же он ничего не видит?
- Понимай как знаешь.
- Вай-вай-вай!..
- Он ради меня умереть готов, любое мое желание исполняет, а только к чему это? Лучше бы бил меня, да был молодой.
- Понимаю, понимаю, золотко мое. Недаром говорят: "Не посылай аллах в дом золота, а пошли ровню смолоду". Не повезло тебе, такой муж не пара. Бедная ты, бедная… Вот я на своего покойного муженька - упокой аллах его душу - никогда не была в обиде…
- А что, сын похож на отца? - с улыбкой спросила Шехназ.
- Ну, вылитый отец, - вздохнула старуха, - и рост и фигура - весь в него: такой же высокий, сильный, широкоплечий… Муж, бывало, как обнимет меня - все косточки трещат. Клянусь аллахом, правда!
Шехназ теребила край платья. Она уже не слушала старуху, видела себя с Адемом. Вот он шепчет ей нежные слова, целует…
Старуха понимающе улыбнулась:
- Дочка, а если б ты была моей невесткой, я бы ничего больше не хотела от аллаха!
Они говорили еще долго.
К полудню пришел домой Адем.
- А соседка-то влюблена в тебя по уши, сынок, вся горит, - сказала старуха.
- Деньги у нее есть?
- Не спрашивала, сынок, не пришлось к слову.
- Ну, влюбилась, а что толку? Купит машину - тогда другое дело. А так пусть горит, я не пожарный!
- Всему свое время, сынок, - заулыбалась старуха, - ты говорил, что ее муж на фабрике с деньгами дело имеет… Деньги к денежкам идут… У него что-нибудь да припрятано. Вот умрет старик…
- Ага, лет через десять!.. Мне машина сейчас нужна.
- Ах, сынок, все тебе сразу подавай. Поживем - увидим. Аллах не без милости.
- Помнишь, я принес старые свечи, аккумулятор… Куда ты это положила?
- Посмотри на кухне, в сундуке.
Адем прошел на кухню. Порылся в старом с ржавой железной обивкой сундуке. Нашел свечи и аккумулятор - он унес их тайком из гаража и теперь хотел продать владельцу машины из Караджабея.
- Может, пообедаешь? - спросила мать.
Он взглянул на свои старые ручные часы.
- Еще рано… Даже одиннадцати нет.
Адем вышел на улицу. У дома Ихсана-эфенди замедлил шаг; осторожно, чтобы не увидели соседи, взглянул на окна. Шехназ не видно.
В прохладной тени "Перили Конака" играли мальчишки. Адем вспомнил свое детство. Он тоже когда-то бегал здесь: розоватые стены нижнего этажа были, как и сейчас, испещрены рисунками и надписями мелом, только буквы в то время были арабскими, а людей изображали в папахах и фесках.
"Перили Конак" остался позади… Адем теперь думал о другом: в одной из кофеен Сиркеджи его ждет покупатель. Если удастся сбыть аккумулятор и свечи, то под вечер он отправится в харчевню Агопа в Кумкапы. Там уже будут сидеть его друзья - Тайяре Осман и Демпсей Неджиб. Неплохие ребята! Здорово поработали, чтобы поймать эту "рыбку" из Караджабея.
Миновав Ункапаны, Балыкпазары, он дошел до площади Эминёню и остановился передохнуть под аркой около мечети Ениджами. Адем любил это место. Даже в самую жару, когда воздух неподвижен, здесь дует легкий, прохладный ветерок.
Рядом пробегали машины. Адем не видел и не слышал их. Он вспомнил свой разговор с матерью. Да, надо узнать, есть ли у Шехназ деньги. Любовь - зачем она ему! Всем этим нежностям грош цена. Он может увидеть их и в кино. Ему нужны деньги. Наберет соседка на машину - все в порядке, остальное он уладит. "Тайяре Осман прав: надо раздобыть хотя бы плохонький автомобиль. Будем работать вместе, я - днем, он - ночью. Не пройдет и полгода, как заимею классный форд! Старую машину отдам Тайяре и Демпсею. Пусть ездят - не даром, конечно. Если заколачивать в день по десять или пусть даже по пять лир, можно будет кое-что припрятать, скопить на третье такси. А почему бы и нет? Аллах сказал человеку: "Дерзай, раб мой…" Ну и будем "дерзать". Чем мы прогневили аллаха? Тем, что шляпы носим? Но разве мы виноваты? Виноват закон. Как будто аллах не знает! Конечно, знает. На то он и аллах всемогущий! Захочет, и у меня не то что три - пять машин будет. Вот тогда сделаюсь порядочным человеком, брошу курить гашиш и играть в карты… А сейчас что за жизнь? Дерьмо… Аллах милосердный, разве ты не знаешь мою душу? Да я из мечети не буду выходить!"
Он не чувствовал больше усталости; бодро зашагал в сторону Бахчекапы.
На трамвайной остановке Адем увидел Ихсана-эфенди.
- Здравствуйте, амджа.
Ихсан-эфенди взглянул поверх очков и узнал шофера.
- Добрый день, Адем. Куда идешь?
- Несу в школу аккумулятор и свечи.
Ихсан-эфенди устало улыбнулся, покачал головой. По лицу его струился пот.
- Неси, сынок, неси, пусть дети посмотрят.
- А вы домой?.. Откуда?
- Из Ходжапаша.
- Что, опять деньжата несете?
- Да, но не свои, конечно… Бухгалтер поручил.
- Портфельчик-то полный! Сколько там, а?
Ихсан-эфенди вздрогнул, крепко сжал ручку своего тяжелого черного портфеля. Он не переносил таких шуток.
- Полон-то полон, да нам что до этого? Деньги казенные.
- Конечно, конечно, амджа.
- Ну, до свидания, сынок!
- Всего хорошего! - Адем посмотрел вслед старику.
Ихсан-эфенди медленно брел в сторону Бахчекапы. Потертый, видавший виды пиджак, старая измятая шляпа с засаленной лентой. Ах, черт! Вот они, денежки!.. Пойти бы сейчас за ним да стукнуть по башке где-нибудь в укромном месте!
И Ихсан-эфенди думал о том же. Что, если этот бездельник надумает его ограбить! А не он, так другие. Мало ли негодяев! Подкараулят в какой-нибудь узенькой темной улочке Джибали или Кючюкмустафапаша, тяпнут по голове, и все… Ихсан-эфенди отер со лба холодный пот. Перед его глазами возникла картина: он падает, теряет сознание, черный портфель исчезает…
А потом? Кто поверит, что он не виновен?
Ихсан-эфенди подошел к остановке, с трудом втиснулся в переполненный трамвай маршрута "Фатих - Харбие". Толстый зимний пиджак казался свинцовым. Ихсан-эфенди сильно вспотел.
Один пассажир спросил у другого время. Тот ответил.
"Без десяти двенадцать, - подумал Ихсан-эфенди. - Если трамвай не опоздает, успею на двенадцатичасовой катер и минут через двадцать буду дома…"
Ихсан-эфенди вспомнил свою уютную квартиру, молодую жену, и усталость как рукой сняло. "Как можно прийти домой с пустыми руками? - встревожился он. - Надо купить хотя бы черешни или персиков. Загляну на рынок".
Хорошая все-таки у него жена! Подумать только, жить в таком городе, как Стамбул, и не смотреть ни на кого, кроме своего старого мужа. А ведь такая молодая, свежая, красавица… Правда, бывает грубовата, шумит из-за всякого пустяка, а иной раз туфлей погладит или щипцами. Ну и что из этого? Главное - она ему верна!
Трамвай остановился на Галатском мосту. Ихсан-эфенди сошел и заторопился к пристани: там уже слышались удары колокола. Он пошел быстрее. Ну и толпа!.. С трудом пробрался, к кассе, взял билет второго класса до Джибали и сел на катер.
Льющееся через открытые окна солнце палило беспощадно. В тесной, переполненной каюте было жарко, как в бане. Крепко прижимая к себе портфель, Ихсан-эфенди сидел в уголке и думал о жене. Да, верность мужу стоит всего остального. Разве мало он слышал историй о том, как молодые, красивые женщины, вроде его Шехназ, обманывают мужей, да не только стариков, но и молодых!..
Катер отошел. В каюту проникла невыносимая вонь. Старое корыто медленно двигалось по грязной воде Золотого Рога. Куда ни кинешь взгляд, арбузные корки, гнилые помидоры, баклажаны и фрукты, дохлые чайки - как всегда. Ихсан-эфенди подумал: "Пока не подплывем к Джибали, воздух не будет чище".
В Касымпаша почти половина пассажиров вышло и столько же село. Катер направился к Джибали. Сразу же в нос ударил отвратительный запах сточных труб Бейоглу, спускающихся в залив вблизи Касымпаша. Катер, казалось, побежал быстрее. Воздух постепенно становился чище. В Джибали действительно дышалось уже легко.
Сойдя с катера, Ихсан-эфенди заспешил к рынку в Кючюкмустафапаша. Узкие улочки были заполнены рабочими табачной фабрики. Только что начался обеденный перерыв, и они торопились в местные кофейни и трактирчики.
На рынке Ихсан-эфенди купил килограмм черешни и персиков, уложил фрукты в пакет и направился к дому. Проходя мимо квартальной кофейни, он невольно замедлил шаг. В тени большого дерева, как всегда, было многолюдно. Здесь сидели пенсионер железнодорожник Абдюлькадир-эфенди в выгоревшей старой школьной фуражке своего внука, шутник парикмахер Лятиф, бывший служащий Управления оттоманского долга Мюфит-эфенди, Хасан Тайяре, по прозвищу "Густобородый", инвалид колагасы Хасан Басри-бей, черкес Нури и другие. Между ними шел оживленный разговор. Хасан Басри-бей, сидя за нардами с Мюфитом-эфенди, на чем свет стоит ругал противников "Партии свободы". При каждом слове он страшно вращал глазами, а когда парикмахер Лятиф отпускал какое-нибудь язвительное замечание, в ярости вскакивал.
Заметив Ихсана-эфенди, он вдруг расплылся в улыбке.
- Смотрите, Ихсан-ханым!
Все повернулись к Ихсану-эфенди. Лицо его было печальным. Да, вот как бывает!.. Раньше он тоже просиживал вечера в квартальной кофейне. Играл в нарды, спорил до хрипоты со сторонниками "Народной партии", расхваливая на все лады "Партию свободы". Ну и кипятился же, слушая его, парикмахер Лятиф - тогда еще староста квартала!
По старой привычке Ихсан-эфенди остановился у кофейни и поздоровался:
- Селям алейкум!
- Алейкум селям!
Ихсан-эфенди недоверчиво покосился на своих бывших приятелей. Ну ясно, сейчас начнется…
- Эй, милый человек, - крикнул ему Лятиф, - пойди покажи Мюфиту, как надо играть в нарды!
Мюфит-эфенди проигрывал всухую.
- Не задерживайте Ихсана-эфенди, - проворчал он, - его жена ждет.
Послышались смешки.
- Жена ждет? А зачем ей Ихсан-эфенди?
- Как зачем? Он, наверное, утром ушел и не вымыл посуду.
Теперь уже смеялись все. Ихсан-эфенди испуганно заморгал глазами.
А шутники не унимались:
- Значит, сегодня его угостят туфлей!
- Нет, не туфлей - щипцами!
Смех перешел в хохот.
- Как, разве настоящего мужчину угощают туфлей или щипцами? - невинно спросил парикмахер Лятиф.
- А чем же?
- Метлой!
Раздался новый взрыв хохота. Ихсан-эфенди махнул рукой и поспешил уйти.
Это повторялось почти каждый день - и на работе, и в кофейне, и на улице. Какое им дело до того, что он угождает жене! Шехназ, молодая, красивая, вышла замуж за такого старика, как он! Ему уже под пятьдесят! Что же тут удивительного, если он глаз от нее оторвать не может и все терпит, даже побои? Привык, покорился…
Весь в поту Ихсан-эфенди дошел до дома, открыл дверь, сердито захлопнул ее за собой.
В конце концов они ему не указ.
Он тяжело поднялся по лестнице, отдышался. Жены не было видно.
- Дорогая!
- Чего тебе? - раздраженно ответила Шехназ. Она сидела в своей комнате, наблюдая за игравшей у "Перили Конака" детворой.
Ихсан-эфенди тихонько толкнул дверь и остановился на пороге.
- Посмотри, что я тебе принес!
Шехназ нехотя повернулась.
- Ну что там?
Он протянул пакет.
- Посмотри!
Она резко встала, подошла к нему.
Он протянул пакет:
- Черешня и персики!
Шехназ поморщилась.
- Вот невидаль! А я-то думала - алмазное кольцо или бриллиантовые серьги!.. А об обеде ты подумал?
Ихсан-эфенди глотнул слюну. Он с утра ничего не ел.
- Ты ничего не приготовила?..
- Вот здорово! А из чего?
- Помидоры есть, фасоль…
- А мясо?
- Мясник отпустит.
Она выскочила из комнаты, оттолкнув все еще стоявшего у порога Ихсана-эфенди.
- Мясник, мясник! Не болтай глупостей! А кого я пошлю?
- Джевдета.
- Сказала бы я тебе… - Шехназ схватила пакет. - Как будто ты его не знаешь! Упрямый, грубый! Попросишь что-нибудь сделать, даже не отвечает. Только косится. С утра ушел, и до сих пор нет. Вот что, или ты им займешься, или…
"Ой, только бы не ушла!" - с тревогой подумал Ихсан-эфенди.
Шехназ спустилась вниз, положила фрукты на тарелку и стала мыть их под краном. Ихсан-эфенди снял пиджак, засучил рукава рубашки и подошел к ней.
- Дай, родная, я помогу.
Она оттолкнула его локтем.
- Не подлизывайся, пожалуйста. Раньше надо было помогать. Лучше скажи, что мы есть будем?
Он отошел, заложил руки за спину.
- А ты чего хочешь?
- Откуда я знаю!
- Может быть, купить фарш? Сделать яичницу?
- Нет, он в конце концов выведет меня из терпения!
- Ну, почему ты сердишься, мое золотко? Что я сделал?
Он взял сумку и, расстроенный, вышел на улицу. Купил у мясника фарш, у зеленщика - помидоры, у бакалейщика - лук и яйца. Вернувшись домой, разжег примус, поджарил фарш и начал резать лук и помидоры. Пусть жена бранится, пусть говорит что хочет, лишь бы она была ему верна.
А Шехназ лежала в своей комнате и думала о шофере Адеме.
Мать Адема ей нравится, но какой она будет свекровью? Наверное, как и все матери, станет ревновать сына. Конечно! Но матери такого мужа можно многое простить. Даже если придется уступать… Да и проживет старуха, наверно, недолго. Ей уже за шестьдесят. Худа - кожа да кости… А как она встретила ее сегодня! Еще никогда так не встречала! "Вай-вай-вай!.. Что за шик, что за красота, сама молодость!.. Вот счастливый, должно быть, муж…" Будь он проклят, этот муж! Разве такой муж ей нужен?
Она вспомнила слова матери Адема: "Почему тебе не покапризничать, проказница. Ты достойна мужа и получше… Настоящего бея! Старик на тебя молиться должен день и ночь, аллаха благодарить да нищих одаривать!"
Шехназ встала с постели. "Не хочу, никого не хочу! Мне нужен только твой сын. Адем, понимаешь?"
Старуха будто была в комнате: "Мой сын, говоришь? А есть у тебя деньги на машину?"
Сколько все-таки стоит автомобиль?
С улицы доносились голоса детворы.
Правда, сколько стоит машина? Две, три тысячи? Может быть, пять или десять? Адем согласен даже на старую. Во всяком случае, нужно несколько тысяч. А если продать кольца, серьги, браслеты? Хватит этого или нет?
Она подошла к зеркалу. В ушах все еще звучали слова старухи: "Вай-вай-вай!.. Что за шик, что за красота, сама молодость!.."
Ола вспомнила, что мать Адема пользуется дурной славой. Соседки говорили, ей палец в рот не клади. Ну и что же? Пусть так… Даже лучше. Старуха понимает, что нужно молодым. Вот и все. И не такая уж она будет злая свекровь.
Шехназ подошла к окну, отдернула тюлевую занавеску. У "Перили Конака", как всегда, шумели ребята - в ковбойских шляпах из газет, с пистолетами из лошадиных черепов, верхом на палках. Раньше пасынок тоже играл здесь. Теперь перестал. "Негодный бродяга, босяк, нет чтобы дружить с приличными детьми! Водится, наверно, с такими же бездельниками, как и сам".
Шехназ задернула занавеску и отошла от окна.
Какое ей дело до мальчишки! Самое главное - надо узнать, сколько стоит автомобиль. Может быть, старик скажет?
С лестницы донеслись тяжелые шаги Ихсана-эфенди. Шехназ нахмурилась и снова подошла к окну.
- Пойдем, дорогая, обед готов!
Она даже не взглянула на мужа. Ихсан-эфенди поставил на стол яичницу с жареным фаршем; нарезал хлеба, принес графин с водой, фужеры; по комнате распространился аппетитный запах.
- Все готово, дорогая!
Шехназ повернулась.
- Слышала! Отстань!
- Не сердись, мое сокровище!.. А я-то думал, что ты проголодалась…
- Замолчи!
- Ну, хорошо, хорошо.
С виноватым видом он сел за стол, подперев лицо руками, и стал ждать. Сегодня жена опять не в духе. Может быть, он в чем-нибудь провинился? Что он делал утром? Ихсан-эфенди стал вспоминать. Поднялся рано, вымыл посуду, вскипятил чайник, собрал на стол, потом пошел на фабрику. Может быть, жена недовольна тем, что он разбудил ее? Наверное, бедняжка уже не смогла заснуть и вот теперь сердится. Когда не выспишься, всегда бываешь не в духе.
Он уже хотел попросить прощения, но Шехназ, сердитая и хмурая, села за стол.
- Почему не положил яичницу на тарелки?
- Чтобы не остыла, золотко…
- Золотко, золотко!.. Заладил, как будто других слов нет.
- А как же мне тебя называть? Ну, бриллиант мой…
- Тьфу!
Он взял тарелку и ложку.
- Дай я тебе положу.
- Спасибо!
- Я знаю, ты на меня сердишься, я тебя разбудил утром, ты права, конечно, но…
- Что "но"?
- Ты так хороша…
Он положил себе немного яичницы.
- Мне хватит и этого, возьми себе остальное, - сказал он.