Весь день, до самого вечера, Джевдет был задумчив, разговаривал мало. Вечером, прощаясь у иранского посольства, Кости повторил:
- Не надо, слышишь!
По дороге домой Джеврие молчала. Сердитое лицо Джевдета-аби всегда пугало ее. От Ешильдирека они спустились к Мысырчаршысы, миновали Кючюкпазар, Ункапаны, Фенер, и, когда пришли в свой квартал, было уже совсем темно.
- Ну, иди домой, Джеврие!
- Хорошо, Джевдет-аби!
Джеврие остановилась, замерла и вдруг растаяла в темноте. Она думала о бабке. Та, наверное, ждет ее. Ох, и достанется!
Джевдет тоже вспомнил о старухе. Бабка часто била Джеврие, а уж сегодня, конечно, давно палку припасла. Он подбежал к стене "Перили Конака", вынул из кармана мел и снова написал большими буквами: "Отряд "Красный шарф". Да здравствует Храбрый Томсон!" И нарисовал ковбоя в широкополой шляпе. Такого, как в прошлый раз.
Джевдет сунул мел в карман, быстро спустился к бараку.
Сквозь маленькое окно пробивался слабый, тусклый свет. Дверь была открыта.
- Где шлялась? - донесся сердитый голос старухи.
- Не хочу так зарабатывать деньги, бабушка… Не хочу! Не буду красить губы, танцевать… - Тоненький голосок Джеврие дрожал.
- Раньше ты этого не говорила. Кто тебя научил?
- Никто.
- Нет, научили, дрянь такая!..
- Говорю, никто! Никто! Никто!..
- Я знаю, кто тебе мозги крутит. Ну, подожди!..
На минуту в комнате стало тихо. Потом Джеврие закричала. Старуха била ее палкой.
- Вот тебе! Вот тебе! Не будешь его слушаться! Не будешь!..
Джевдет с трудом себя сдерживал.
- Хороший мальчик, говоришь? - ворчала Пембе. - Был бы он таким, разве подохла бы эта ведьма?
Его мать называли ведьмой! Этого Джевдет уже не мог вынести.
Он вбежал в комнату, загородил собой Джеврие. Отнял у старухи палку.
- Не смей бить ее! Не смей! Вот увидишь, заявлю в полицию! Знаешь, что тебе будет за твои дела?
Опять полиция! Что за напасть? Старуха не переносила этого слова. За ней водилось немало грехов. А Джеврие была не первой "внучкой". А вдруг и вправду донесут?
- Прости меня, сынок! - залебезила она. - Прости, старую! Пальцем ее больше не трону. Вот увидишь! - А сама думала: "Надо увезти девчонку, спрятать подальше. Да вот куда? В Эдирне или в Текирдаг? Раньше не девка была, а клад. Просила милостыню и все до последней монеты отдавала… Танцевать научилась, стала красить губы, садилась на колени к гостям в кофейнях. А теперь вот, пожалуйста… Все пошло прахом. Перестала слушаться. Сколько денег пропало! Разорение одно. Раньше бы мальца отвадить. А вредный! Надо с ним поосторожней".
Старая Пембе погладила Джевдета по спине.
- Я ведь тебе в бабушки гожусь, сынок. Упокой аллах душу твоей матери! Пусть она спокойно спит! Так уж у меня вырвалось, ненароком. Не сердись на меня.
- Прости ее, Джевдет-аби. Она нечаянно. Правда, нечаянно. - Джеврие взяла его руку, погладила, коснулась губами.
Джевдет взглянул на старуху.
- Хорошо, пусть так. Прощаю.
Цыганка, заискивающе улыбаясь, проводила его до двери.
По вечерам квартал всегда был погружен в темноту. На узких улочках ни души. Только у парадной двери дома зубного врача тусклым светом мерцал маленький уличный фонарь. Но на этот раз… Джевдет в растерянности остановился. Окна его дома были ярко освещены, как раньше, когда была жива мать и отец приводил с собой приятелей. Что могло случиться? Может быть, к мачехе пришли гости?
У дома сидела тетушка Зехра.
- Вай-вай-вай, сынок, - покачала она головой, - если бы покойница видела тебя с этим лотком!
- Я доволен своей работой, - ответил Джевдет.
- Доволен или не доволен, ничего уж не поделаешь. Поневоле будешь доволен. Послушай-ка, у вас сегодня гости…
- Кто?
- Шофер Адем с матерью.
- Что им надо?
Соседка пожала плечами:
- Откуда я знаю!
Джевдет не хотел звонить. Откроет отец. Опять будет ворчать, расспрашивать. В его чуланчик можно было попасть через дом соседей.
- Можно, тетушка Зехра?
- Иди, сынок, иди.
Он сбросил в своей комнатке лоток, вышел на кухню. Сверху долетел веселый смех мачехи.
"Что это с ней сегодня? Всегда молчит или дерет глотку, а тут веселая. Да еще как смеется…"
Новый взрыв смеха.
Джевдет отошел от крана. "Умоюсь потом. Что там такое? Почему она так смеется?"
Он тихонько поднялся по лестнице, встал на цыпочки и осторожно выглянул в переднюю. За уставленным бутылками и тарелками столом сидели шофер Адем, его мать - тетушка Мухсине, мачеха и отец. Мачеха и Адем сидели рядом, наклонившись друг к другу, и о чем-то шептались.
Отец дремал. Голова свесилась на грудь, глаза были закрыты.
Мать Адема с безразличным видом помешивала ложкой в тарелке. Все окружающее ее, казалось, совсем не интересует.
О чем говорят шофер Адем и мачеха? Джевдет терялся в догадках. Эх, превратиться бы в мотылька, подлететь к ним и подслушать!
Последнее время отец часто бывает с шофером Адемом. А ведь еще недавно, возвращаясь с работы, он говорил: "Опять встретил этого Адема. Настоящий разбойник!" С чего бы вдруг такая дружба с "разбойником"?
Отец грузно повалился на стол и захрапел. Адем и мачеха встали, подняли его и унесли в комнату.
Ихсан-эфенди крепко спал. Он давно не пил, и ракы свалила его. Он лежал на спине - полуоткрытые остекленевшие глаза, крепко сжатые вставные зубы.
Шехназ нагнулась, сняла с мужа очки, положила их рядом с будильником. Прошла в свою комнату. Адем схватил ее за руку.
- Твоя мать здесь, - прошептала она.
- Ерунда!
- Хотя бы дверь закрыл…
Адем взглянул на мать: та по-прежнему с безразличным видом помешивала ложкой в тарелке.
Он закрыл дверь.
Старуха скривила губы в улыбке. Она ждала этого. Все идет как по маслу. Соседка влюблена в ее сына. А раз так, не надо упускать случая. Ихсан-эфенди служит на большой фабрике, имеет дело с деньгами и, уж конечно, приберег кое-что. А кому, как не Шехназ, это достанется?
Она вспомнила свою молодость. Однажды, лет тридцать назад, в такой же летний вечер она осталась одна с Мюфитом-эфенди, торговцем, их дальним родственником. Дьявол ли попутал, аллах ли допустил…
Она вздохнула.
А Мюфит был хорош! Кровь с молоком, черноглазый. А брови! А осанка! Такой важный. Сколько ему тогда было? Лет двадцать восемь?
Она вздохнула, встала и пошла к лестнице, хотела помыть руки. Джевдет быстро съехал вниз по перилам.
Старуха услышала шорох. Остановилась. Что это? Может быть, мальчишка подсматривал?
В тревоге она спустилась по лестнице.
Но ведь Шехназ говорила, что его нет дома? Если бы вернулся, то позвонил бы. Она вспомнила: в дом можно пройти от соседей; встревожилась еще больше. Так оно и есть. Прошел от Зехры, спрятался на лестнице, подсматривал; все видел, ай, беда, беда! Завтра расскажет отцу. Тогда дело плохо.
Старуха подошла к чуланчику.
Там было темно.
- Сынок! - окликнула она.
Ответа нет.
- Джевдет, сынок! - позвала она громче.
Снова никакого ответа. Она быстро вошла в комнатку, нащупала постель, присела: мальчишка спал. Она потихоньку потрясла его. Толкнула сильнее.
- Ух!.. Кто здесь?
- Ты давно пришел, сынок?
- Давно уже.
- Ты спал?
- Да.
- Узнаешь меня?
- Да, вы мать дяди Адема!
Старуха вздрогнула. Если он проснулся только сейчас, как он мог сразу узнать ее, да еще в темноте?
Она вышла из комнатки.
Ну, конечно, мальчишка все видел. Надо скорее рассказать об этом Шехназ и Адему.
Из комнаты вышла улыбающаяся Шехназ.
- Мальчишка подсмотрел? - Она растерянно взглянула на Адема, помолчала. - Ну и пусть! Старик все равно не поверит!
- Как знаешь… Смотри сама.
- Вы уже уходите?
- Пора, - ответил Адем.
Дверь за гостями закрылась. "Может быть, старухе только показалось? - спросила себя Шехназ. - Разбудить мальчишку? - Она сделала несколько шагов к чуланчику пасынка. - А что, если муж поверит не ей, а мальчишке? Ну что ж! Ему же будет хуже!"
Джевдет долго не мог уснуть. Он думал о странных и необычных событиях сегодняшней ночи.
7
А Шехназ лежала и думала об Адеме. Вот таким должен быть муж! Такому и душу можно отдать. Если бы они были всегда вместе…
По ее телу пробежала дрожь.
Как это быстро произошло, за каких-то два-три дня. И она совсем не виновата. Вчера вечером муж сам предложил посидеть вечерком с Адемом. Вот дурак! "Этот Адем давно пристает, разреши нам немного выпить!"
Она улыбнулась.
Ну и обвела же она его вокруг пальца! Нарочно принялась ворчать, ругаться. Как раз в это время пришла мать Адема, спросила, чем она так расстроена. Здорово притворилась: "Чем где-нибудь пить, лучше дома, на глазах. А там, чего доброго, уснет, обокрадут еще! И у нас можно посидеть. Ну, как знаете, я не хочу вмешиваться в ваши дела. Мой сын уважает Ихсана-эфенди, только и говорит о нем…"
Шехназ повернулась на другой бок.
…Адем без конца подливал ракы. Старый дурень, желая показать, как он умеет пить, какой он крепкий, хватал, не разбавляя, одну рюмку за другой.
Все шло так, как она хотела. Если бы не этот дьяволенок… Никто и не заметил, как он пролез в дом.
Она нахмурилась.
Наверняка от соседки. Шехназ не любила тетушку Зехру. Та дружила с покойной хозяйкой.
Шехназ даже слышала однажды, как Зехра сказала ей: "Зачем ты взяла в дом такую молодую красивую служанку? Разве можно доверять мужу!.." "Вот дрянь! - Шехназ поморщилась. - Мало того, что больной женщине все уши прожужжала, так теперь за мальчишку принялась. Ну что ж, старайся! Только посмотрим, что из этого получится! Пусть хоть весь мир говорит, не заставите старика поверить. А впрочем, пусть поверит! Будет сильно приставать, скажу, что это правда".
Она вздохнула.
Спать не хотелось. Почему Адем ушел так рано? Лучше бы не уходил! Мот бы даже ночевать остаться.
Проклятый мальчишка! Если бы не он!
"…Пусть старик только попробует что-нибудь сказать. Устрою скандал, осрамлю на весь квартал. Но лучше все-таки без этого. А вдруг Адем испугается? Самое лучшее…"
Она легла на спину, сбросила одеяло.
"Адем!.. Ну, а пасынок?" Она сделает все, чтобы он не проболтался отцу.
Утром она встала раньше мужа, спустилась вниз. Джевдет одевался.
- Ты почему встал так рано? - спросила она с улыбкой.
Джевдет не ответил. Поднял лоток. Направился к двери.
- Тебя спрашивают?
Она не стала его задерживать. Паршивый щенок! Еще начнет кусаться - все может испортить. Мысли ее снова вернулись к Адему. Если бы он сказал ей: "Брось мужа, приходи ко мне!" Но ведь она не нужна ему без денег!
В комнате Ихсана-эфенди зазвенел и сразу же смолк будильник. Значит, муж не спит. Сейчас он спустится на кухню. Станет разжигать примус.
Молнией мелькнула мысль: "Пусть подумает, что я убираю комнату Джевдета".
Она собрала грязные наволочки и простыни, стала снимать пододеяльник.
В чуланчик заглянул Ихсан-эфенди, глазам своим не поверил. Шехназ? Она ли это? Всегда встает не раньше девяти. И вдруг…
- Что ты делаешь, дорогая?
Шехназ обернулась:
- Разве не видишь!
- Белье хочешь сменить?
- А что делать? У мальчика все грязное. Вот если бы вчера гости вошли сюда. Опозорились бы совсем. Что о нас подумают? Перед людьми стыдно!
- Ты сама постираешь?
- Не соседи же! Жаль его. Хоть он и против меня, я не сержусь, что с него взять? Дитя. Был бы помягче, поласковей, видит аллах, любила бы его, как родного. Я к нему всей душой, а он… Как будто я виновата в смерти его матери!
- Что-нибудь случилось? Опять нагрубил? - с беспокойством спросил Ихсан-эфенди.
- Как будто в первый раз! Да вот сейчас только говорю ему: "Сынок, постелька у тебя грязная, сними, я постираю". Отвернулся и даже не взглянул на меня. И что злится?..
Она поднесла руку к глазам.
Плачет… Жалеет мальчишку! Ихсан-эфенди опустился на колени, поднял на Шехназ глаза.
- Спасибо тебе, детка моя! Аллах все видит. Вознаградит тебя за доброту! Спасибо тебе!
Он взял ее руку. Рука была маленькая, пухлая, горячая. Долго целовал и гладил ее, как маленького голубя, потом взял вторую руку, положил одну на другую, сжал и снова поцеловал. Шехназ не противилась.
Аллах милостивый, что это? Никогда еще она не была такой послушной!
- Шехназ, дорогая моя! - умолял он дрожащим голосом. - Прошу тебя, не стирай сама. Я найму прачку. Ты моя госпожа. Для тебя ничего не пожалею. Весь мир бы отдал! Не стирай сама. Мы найдем прачку!
- Вчера ты слишком много выпил…
- Не сердись. Ведь ты же сама разрешила мне, уважила старика.
- Я думаю о твоем здоровье. А так, что же? С порядочными людьми, дома, почему не выпить? Хоть каждый вечер! И мне веселее будет.
- Правда? Ты правду говоришь, Шехназ?
- Ну да! Вот только…
- Что?
- Как бы сплетни не пошли! Этого я боюсь.
- Какие сплетни?
- Будто ты не знаешь наших соседей. Такого наговорят - не обрадуешься!
- Что же они могут сказать?
- Откуда я знаю? Начнут судачить: то да се… Приводит в дом молодого неженатого мужчину, при молодой жене выпивает с ним. А вообще-то тебе виднее…
Ихсан-эфенди вспылил, как в былые дни, когда его называли Бомбой.
- Мне все равно! Кому какое дело! Пусть себе плетут всякую чепуху. Не думай об этом. Лишь бы тебе было хорошо.
Шехназ не слушала его, она думала об Адеме. Пойти к нему? Может быть, он еще не ушел? Вот если бы не ушел!..
У нее заблестели глаза.
Сейчас же! Она подкрасится, оденется получше… Зачем ей этот противный старик?
Она оттолкнула мужа и поднялась по лестнице.
Ихсан-эфенди вернулся к действительности. Он опять опаздывает, и намного больше, чем обычно. Бухгалтер снова рассердится, а эти молокососы начнут хихикать. "Ну что? Как дела, а?.."
Через четверть часа разнаряженная, накрашенная Шехназ сошла вниз.
- Я пойду к тетушке Мухсине, скоро вернусь…
- Иди, мое золотко, иди, детка!..
Она с раздражением закрыла дверь. "Золотко! Детка!"
Солнце уже поднялось высоко. У "Перили Конака", как всегда, играла детвора.
Звонко, на весь квартал, кричал разносчик кислого молока.
Адем еще не ушел. Он сидел под абрикосовым деревом во дворе и прочищал ножом старые автомобильные свечи.
Старуха принесла скамейку. Шехназ села напротив Адема. Он не обращал на нее внимания, склонился над работой.
- Ну что? - спросила тетушка Мухсине.
- Ничего. - Шехназ пожала плечами.
- Мальчишка не проболтался?
- Еще не видел отца, - вздохнула Шехназ. - Но каков выродок! Утром спустилась вниз, ласково заговорила с ним, а он даже не смотрит.
Адем усмехнулся.
- Меня он тоже недолюбливает.
- Почему?
- Не знаю.
- Невоспитанный грубиян, - сказала Шехназ. - Видеть не могу его морду. Когда-нибудь скажу: или я, или он.
- А старик как?
- Что?
- Не ревнует?
- Что ты! - сказала она с улыбкой.
Адем взглянул на мать. Она поднялась.
- Схожу на рынок за овощами. Вы посидите, я скоро вернусь. Хорошо?
Шехназ покраснела до ушей.
- Только ненадолго.
- Нет-нет, я мигом сбегаю.
Она взяла сетку и ушла.
- А если даже надолго? Тебе-то что? - спросил Адем, не поднимая головы.
Шехназ улыбнулась.
- Отвечай же!
Она встала.
- Не знаю.
Адем полил свечи бензином и зажег спичку. Появился легкий синий язычок пламени.
- Иди в дом, я сейчас. - Он выплюнул сигарету.
Шехназ заложила руки за спину.
- Иди же! - повторил Адем.
Их взгляды встретились. Шехназ снова улыбнулась.
- Что делать в доме?
- Ничего. Посидим поговорим!
Адем вылил из бутылки на ладонь черную жидкость, пахнущую бензином, сильно растер ее, снова полил и растер; вытер руки начисто; подошел к крану, долго их намыливал. Шехназ зашла в дом, подала полотенце.
Адем покосился на нее.
- Вот видишь, какая у нас грязная работа.
- Подумаешь!
- Нет, не подумаешь. Я не хочу всю жизнь жить в грязи.
Он вытер руки и отдал ей полотенце.
- А что ты сделаешь? - спросила Шехназ.
- Что сделаю? Заведу свое такси - вот и будет хорошая жизнь. Куплю машину.
- А деньги?
- Посмотрим… Может, аллах пошлет мне невесту с приданым тысячи так в три-четыре.
Шехназ взглянула на него. Три-четыре тысячи… Это не казалось ей недоступным.
- А хватит столько?
- Ну, тысяч пять.
Адем взял ее за руку..
- Пойдем в дом.
- Нельзя сейчас!
- Почему?
- Мать придет.
- Ну и пусть!..
- Что ты! Стыдно!
- Так ведь мать больше меня для нас старается. Думаешь, она не знает?..
Он поднял ее и внес в дом.
Маленькую комнатку слабо освещало узкое длинное окно, выходящее в темный переулок. В одном углу стояла неприбранная постель Адема, в другом - старая деревянная тахта, накрытая желтым с красными цветами покрывалом.
Он опустил Шехназ на тахту. Сел сам.
- Я знал, что ты придешь.
- Почему?
- Как же не знать?
Он обнял ее.
- Эх, была бы у меня машина! Зашибал бы я в день лир по двадцать - двадцать пять! Да если бы ты была моей женой…
Она обожгла его взглядом.
- Раз ты хочешь, так и будет!
- А старик?
- Ах, боже мой!
- И потом деньги, тысяч пять лир… есть они у тебя?
- Нет… - ответила она со вздохом. - Ох, если бы были!.. Отдала бы тебе все, не пять, а десять… Даже сто тысяч отдала бы!
Адем оживился.
- Ты можешь достать деньги, - сказал он, - если захочешь!
Она прижалась к нему.
- Где я могу достать деньги?
Адем ответил не сразу.
- Где? Очень просто! У твоего мужа, в его черном портфеле!
Шехназ широко раскрыла глаза.
- Разве можно?
- Бери на здоровье!..
- Но ведь деньги казенные, не его!
- Ну и что же! Как будто на них нельзя купить машину? Какая разница: его деньги или не его?
- А старик?
Он оттолкнул ее.
- Ну, раз ты его так любишь, зачем ко мне пришла?
- Его посадят в тюрьму? Да?
- Не на трон же… Конечно, в тюрьму.
- А я? Меня тоже?
- Ты-то здесь при чем? Пусть он отвечает. А ему уже пошло на шестьдесят! Пожил, хватит. А мы молоды. Деньги нам нужны. Я тебя не заставляю. Сама подумай. Только знай: сумеешь умно сделать дело - хорошо, не сумеешь - я тут ни при чем. Поняла?..