- Я так мало была склонна заимствовать мненья у дядюшки, что вряд ли вы правы, - сказала мисс Крофорд. - Но коль скоро вы настаиваете, должна заметить, что, поскольку я гощу сейчас у своего брата доктора Гранта, я не вовсе лишена возможностей наблюдать духовенство. И хотя со мною доктор Грант чрезвычайно добр и предупредителен, и хотя он поистине джентльмен и, мне кажется, человек ученый, умный и весьма почтенный, и его проповеди часто очень хороши, я вижу, что он праздный себялюбивый бонвиван, у него все зависит от того, вкусно ли он поел, он и пальцем не шевельнет ради чьего-либо удобства, более того, если кухарка допустила промах, он гневается на свою превосходную жену. Сказать по правде, нынче вечером нас с Генри отчасти выгнало из дому его разочарование в недожаренном гусе, с которым он не мог совладать. Моя бедная сестра вынуждена была остаться и терпеть его недовольство.
- Право же, я не удивлен, что вы его осуждаете. Это большой недостаток, усугубленный прескверной привычкой потворствовать своим желаниям. И при вашей чувствительной натуре вам, должно быть, весьма больно видеть, как страдает от этого ваша сестра. Это свидетельствует против нас, Фанни. Нам нельзя пытаться защитить доктора Гранта.
- Да, - отвечала Фанни, - но это вовсе не значит, что нам не следует защищать его профессию. Ведь какую бы профессию доктор Грант ни избрал, он остался бы при своем характере. А так как во флоте ли, в армии ли под его началом оказалось бы куда больше людей, чем сейчас, я думаю, будь он моряком или солдатом, а не священником, плохо пришлось бы куда большему числу людей. И еще я поневоле думаю, что малоприятным свойствам доктора Гранта грозила бы еще большая опасность усугубиться, когда бы он избрал занятие более деятельное и мирское, где он имел бы меньше времени и обязательств перед самим собой, где не обязан был бы познать самого себя, во всяком случае, не так часто вынужден был бы пытаться познать самого себя, чего никак не избежать в нынешней его профессии. Человек, такой здравомыслящий человек, как доктор Грант, который привычен каждую неделю наставлять других в их обязанностях, каждое воскресенье дважды ходить в церковь и так прекрасно произносить такие прекрасные проповеди, поневоле при этом и сам становится лучше. Это должно побуждать его думать, и я не сомневаюсь, что он чаще старается сдерживаться, чем если б был не священником, а кем-нибудь другим.
- Противное мы, конечно, не можем доказать, но я желаю вам лучшей судьбы, мисс Прайс, чем стать женою человека, чья благожелательность покоится на его проповедях, потому что, хотя каждой воскресной проповедью он может привести себя в хорошее настроение, совсем нерадостно, если с утра понедельника и до вечера субботы он будет препираться из-за недожаренного гуся.
- По-моему, на того, кто способен часто пререкаться Фанни, никакие проповеди не подействуют, - с нежностью сказал Эдмунд.
Фанни еще более отворотилась к окну, а мисс Крофорд едва успела очень мило сказать: "Сколько я понимаю, мисс Прайс чаще заслуживает похвалы, чем слышит ее", - как сестры Бертрам принялись усердно приглашать ее присоединиться к их веселому пенью, и она быстро прошла к фортепиано, а Эдмунд смотрел ей вслед в безмерном восторге ото всего множества ее добродетелей, начиная с предупредительности и кончая легкой грациозной походкою.
- Вот оно, воплощение доброго нрава, - сказал он через минуту. - Вот натура, которая никого не заставит страдать. Какая у ней прелестная походка! и с какой легкостью она отзывается желаниям других людей! идет навстречу, едва ее позовут. - И на миг задумавшись, прибавил: - Какая жалость, что она была в таких руках! Фанни согласилась с этим и имела удовольствие видеть, что, несмотря на ожидавшееся пение, Эдмунд все еще стоит с нею у окна: вскоре он обратил взгляд за окно, где все, что было внушительного, навевающего покой, радующего глаз, предстало во всем великолепии ясной ночи, на фоне укрытой тенью рощи. Фанни дала волю чувствам.
- Это истинная гармония! - сказала она. - Истинный покой! То, с чем не сравнится никакая живопись, никакая музыка, о чем одной поэзии дано попытаться поведать. Вот что может утишить любую тревогу, вызвать в душе восторг! Когда я смотрю на такую ночь, мне кажется, будто на свете нет ни зла, ни горя; ведь конечно же, и того и другого будет меньше, если чаще внимать величию природы и, созерцая подобный вид, люди будут чаще печься не о себе.
- Меня радует твое воодушевление, Фанни. Ночь восхитительная, и можно лишь очень пожалеть тех, кого не научили чувствовать с той же глубиною, как ты, кого сызмала хотя бы не приохотили к природе. Они так много теряют.
- Это ты, кузен, научил меня думать о ней и чувствовать ее.
- У меня была очень способная ученица. Вон Арктур, он сегодня очень яркий.
- Да, и Большая Медведица. Хорошо бы увидеть Кассиопею.
- Для этого надобно выйти на газон. Ты бы не побоялась?
- Нисколько. Мы уже так давно не наблюдали звезды.
- Да, не знаю даже, отчего это получилось. - У фортепиано запели. - Мы дождемся, пока они кончат, Фанни, - сказал Эдмунд, отворотясь от окна; а те все пели и пели, и она с обидой замечала, что он понемногу, шаг за шагом отходит к фортепиано, и, когда певцы умолкли, он был рядом с ними и один из тех, кто всего настойчивей выражал желание послушать их еще.
Фанни вздыхала в одиночестве, пока тетушка Норрис не разбранила ее за неосторожность - так ведь недолго и простыть - и не отогнала от окна.
Глава 12
Сэр Томас должен был воротиться в ноябре, старшего же сына дела призвали домой раньше. Приближенье сентября принесло вести о мистере Бертраме, сперва в письме к леснику, а потом в письме к Эдмунду; а в конце августа приехал и он сам, по-прежнему готовый быть веселым, милым и галантным, как располагали обстоятельства или требовало присутствие мисс Крофорд, готовый рассказывать о скачках и Уэймуте, об увеселительных прогулках и знакомых, что полтора месяца назад было бы ей небезынтересно, а теперь силою наглядного сравнения привело к убежденью, что она решительно предпочитает ему младшего брата.
Это было весьма неприятно, и она искренне огорчалась, но так уж оно вышло; и теперь она столь далека была от намерения стать женою старшего, что, не считая простейших притязаний красавицы, знающей себе цену, даже не стремилась его пленять; его затянувшееся отсутствие из Мэнсфилда, вызванное одной только жаждой удовольствий да потворством собственной прихоти, с совершенной ясностью показало ей, что он ее не любит; но его равнодушие далеко уступало ее собственному, так что, окажись он уже сейчас новым сэром Томасом, полновластным владельцем Мэнсфилд-парка, каковым ему со временем предстояло стать, она и то навряд ли приняла бы его предложение.
Время года и те же дела, которые привели мистера Бертрама в Мэнсфилд, вынудили мистера Крофорда отправиться в Норфолк. В начале сентября Эверингем не мог без него обойтись. Он уехал на две недели; две недели такого уныния для сестер Бертрам, что это должно было бы их насторожить, и Джулию, при ее ревности к сестре, заставило даже признать, что нельзя доверять его ухаживанью, и уж лучше бы он не возвращался; в эти две недели, когда между охотой с ружьем и сном было вдоволь досуга, и, будь сей джентльмен более привычен разбираться в своих побуждениях и размышлять, к чему ведет его праздное тщеславие, он убедился бы, что ему следует задержаться подолее; но преуспеяние и дурной пример сделали его слишком беспечным себялюбцем, и он не заглядывал в завтрашний день. Красивые, умные и столь много обещающие сестры забавляли его пресыщенную душу и, не найдя в Норфолке ничего, что могло бы сравниться с развлечениями мэнсфилдского общества, он с удовольствием возвратился к ним в назначенное время и с таким же удовольствием был там встречен теми, с кем намеревался развлекаться и дальше.
Мария, которую окружал вниманьем один только мистер Рашуот, обреченная выслушивать все одни и те же подробности его ежедневных занятий, удач и неудач, его похвальбу своими собаками, его завистливые сетования на соседей, его сомненья в связи с новым законом об охоте и гнев на браконьеров - предметы, которые находят путь к сердцу женщины единственно если есть кое-какой дар у рассказчика либо кое-какая привязанность у слушательницы, отчаянно скучала без мистера Крофорда; а Джулия, никем и ничем не занятая, чувствовала себя вправе скучать по нем и того более. Каждая из сестер полагала, что предпочтенье отдано ей. Джулию могли в том оправдать намеки миссис Грант, склонной верить в то, чего ей хотелось, а Марию - намеки самого мистера Крофорда. С его возвращением все вошло в ту же колею, что и до отъезда: с сестрами Бертрам он держался, не изменяя той живости и приятности, которая позволяла сохранить расположение обеих, но без тени того постоянства, прочности, заботы, тепла, которые бы могли привлечь внимание общества.
Фанни, единственная из всех, ощущала в происходящем что-то такое, что вызывало у ней неприязнь; но с того самого дня в Созертоне она, видя Крофорда с какой-либо из сестер, уже не могла не наблюдать за ними и почти всегда удивлялась или порицала; и, будь она уверена, что ее суждения в этом случае могут сравняться с ее оценками во всех прочих, не сомневайся она, ясно ли видит и не пристрастно ли судит, она бы, вероятно, поделилась иными важными мыслями со своим всегдашним наперсником. Однако же сейчас осмелилась лишь на единый намек, но и он пропал втуне.
- Меня несколько удивляет, что мистер Крофорд так скоро воротился после того, как пробыл здесь так долго, целых семь недель, - сказала она. - Мне казалось, он так любит смену впечатлений и переезды, и я думала, раз он уехал, что-нибудь непременно повлечет его куда-нибудь еще. Он ведь привык к местам куда более веселым, чем Мэнсфилд.
- Это к его чести, - был ответ Эдмунда, - и, по-моему, его сестру это радует. Ей не нравится неустойчивость его склонностей.
- Сколь мил он моим кузинам!
- Да, его обхожденье с женщинами должно доставлять им удовольствие. По-моему, миссис Грант воображает, будто он отдает предпочтенье Джулии; я же этого не замечаю, но был бы рад, будь это правда. Его недостатки не таковы, чтобы истинное чувство не могло их преодолеть.
- Не будь Мария обручена, я иной раз готова была бы подумать, что ею он восхищается больше, чем Джулией, - осторожно сказала Фанни.
- Что, быть может, скорее свидетельствует о том, что он увлечен Джулией сильнее, чем ты можешь предположить. Я полагаю, так случается часто - прежде, чем принять окончательное решенье, мужчина куда более отличает сестру или закадычную подругу той, которая подлинно занимает его мысли, чем ее самое. Крофорд слишком разумен и не оставался бы тут, если б ему грозила какая-нибудь опасность со стороны Марии. А за нее, после того как она столь ясно показала, что сильное чувство ей не свойственно, я нисколько не опасаюсь.
Фанни решила, что, должно быть, ошиблась, и положила впредь думать по-иному; но, как ни привыкла следовать за Эдмундом, как ни помогали утвердиться в его мненье взгляды и намеки, которые она замечала со стороны кое-кого из окружающих и которые словно бы говорили, что Крофорд избрал Джулию, она подчас не знала, что и подумать. Однажды вечером она ненароком услыхала о надеждах своей тетушки Норрис на сей предмет, а также о ее чувствах и о сходных чувствах миссис Рашуот, и, слушая, только диву давалась; и как же она была бы рада не присутствовать при разговоре, ибо происходил он, когда остальная молодежь танцевала, а она с великой неохотою сидела у камина в обществе пожилых дам, всем сердцем желая, чтобы вновь появился старший кузен, на кого она возлагала все надежды как на единственного свободного в ту минуту партнера. То был ее первый бал, хотя без приготовлений и великолепия, какие сопровождают первый бал многих молодых особ, ибо о нем подумали лишь сегодня днем, благодаря тому что на половине слуг недавно завелся скрипач, а к мистеру Бертраму только что пожаловал новый закадычный друг и с помощью миссис Грант можно было составить пять пар. Фанни, однако ж, была поистине счастлива, протанцевав первые четыре танца, и ей жаль было терять даже четверть часа. Пока она ждала и надеялась, поглядывая то на танцующих, то на дверь, она и услышала невольно разговор вышеупомянутых дам:
- Я полагаю, сударыня, мы сейчас опять увидим счастливые лица, - сказала тетушка Норрис, глядя на Рашуота и Марию, которые во второй раз танцевали вместе.
- Да, сударыня, без сомненья, - отвечала миссис Рашуот с величественной и самодовольною улыбкой. - Теперь будет на что посмотреть с некоторым удовлетвореньем, и я полагаю, это такая жалость, что они должны были расстаться. Молодым людям в их положении надо бы позволить несколько отступить от общепринятых правил. Удивляюсь, что мой сын этого не предложил.
- Мне кажется, он предложил, сударыня… Мистер Рашуот всегда так внимателен. Но у нашей душеньки Марии уж очень строгое понятие о приличиях и столько в ней истинного такта, какой нынче не часто встретишь, миссис Рашуот, такое стремленье избежать фамильярности!.. Дорогая сударыня, вы только взгляните, какое у ней сейчас лицо… совсем не то, что во время двух предыдущих танцев!
Мисс Бертрам и вправду выглядела счастливой, глаза у ней лучились радостью, и разговаривала она с большим одушевлением, потому что Джулия и ее партнер мистер Крофорд были с нею рядом; все они сейчас сошлись на одном месте. Как она выглядела перед тем, Фанни не могла вспомнить, ибо сама танцевала с Эдмундом и о ней не думала.
Миссис Норрис продолжала:
- Просто душа радуется, сударыня, когда видишь, что молодые люди таким надлежащим образом счастливы, так подходят друг другу, именно то, что надобно! Не могу не подумать, в каком восторге будет наш дорогой сэр Томас. А как вам кажется, сударыня, каковы надежды на второй брак? Мистер Рашуот подал хороший пример, а подобные примеры весьма заразительны.
Вопрос этот привел миссис Рашуот, которая не видела никого и ничего, кроме собственного сына, в совершенное недоумение.
- Вон те двое, сударыня. Вы не видите там никаких признаков?
- Боже мой!.. Мисс Джулия и мистер Крофорд. Да, в самом деле, очень милая пара. Каков его доход?
- Четыре тысячи в год.
- Прекрасно… Те, у кого собственность невелика, должны довольствоваться тем, что имеют… Четыре тысячи в год неплохое состояние, и он как будто весьма любезный, уравновешенный молодой человек, так что, я надеюсь, мисс Джулия будет очень счастлива.
- Тут еще ничего не условлено, сударыня… Мы пока говорим об этом единственно меж друзей. Но у меня почти нет сомнений, этого не миновать. Он последнее время уделяет ей совершенно исключительное внимание.
Дальше Фанни слушать не могла. На время она перестала и слушать и интересоваться услышанным, потому что в комнате снова появился мистер Бертрам, и, хотя она чувствовала, что быть приглашенной им большая честь, ей казалось, он все-таки ее пригласит. Он подошел к их кружку, но вместо того, чтоб пригласить ее на танец, пододвинул к ней стул и доложил ей, в каком состоянии сейчас находится его больная лошадь и каково мненье на этот счет eго конюшего, с которым он только что расстался. Фанни поняла, что танцевать они не будут, и по свойственной ей скромности тотчас же почувствовала, что ожидать этого было вовсе неразумно. Поведав про свою лошадь, мистер Бертрам взял со стола газету и, со скучающим видом глядя поверх нее, сказал:
- Если ты хочешь танцевать, Фанни, я к твоим услугам.
Предложенье было отклонено еще того учтивей - танцевать она не хотела.
- Я рад, - сказал он куда оживленней и отложил газету, - а то я до смерти устал. Я только диву даюсь, как это почтеннейшая публика выдерживает столь долгое время. Чтоб находить в такой глупости хотя какое-то удовольствие, они все должны быть влюблены, и, наверно, так оно и есть. Если поглядеть на них, сразу видно, что они все тут влюбленные, все, кроме Йейтса и миссис Грант… а между нами говоря, ей, бедняжке, возлюбленный надобен, должно быть, не меньше, чем им всем. С этим доктором жизнь у ней, должно быть, отчаянно скучная, - он лукаво покосился в сторону доктора, но, оказалось, тот сидит совсем рядом, и выраженье лица и предмет разговора так мгновенно переменились, что Фанни, несмотря ни на что, едва удержалась от смеха. - Странная эта история в Америке, доктор Грант!.. Что вы о ней скажете?.. Я всегда обращаюсь к вам, чтоб знать, что мне следует думать о делах государственных.
- Дорогой мой Том! - вскорости воскликнула тетушка Норрис, раз ты не танцуешь, я полагаю, ты не откажешься присоединиться к робберу, не так ли? - и, поднявшись со своего места и подойдя к нему, чтоб настоять на своем, прибавила шепотом: - Видишь ли, мы хотим составить партию для миссис Рашуот… Твоя маменька очень этого желает, но сама не может уделить нам время и сесть с нами, так она занята своим рукодельем. А ты, я и доктор Грант как раз будет то, что надобно, и, хотя мы-то ставим по полкроны, ты можешь ставить против него полгинеи.
- Я был бы весьма счастлив, - отвечал Том и поспешно вскочил, - до чрезвычайности приятно… но только сейчас я буду танцевать. Пойдем, Фанни, - сказал он, взяв ее за руку, - довольно попусту терять время, не то танец кончится.
Фанни очень охотно дала себя увести, хотя не испытывала к нему особой благодарности и, в отличие от него, не видела никакой разницы между эгоизмом тетушки Норрис и его собственным.
- Ну и просьбица, ей-Богу! - негодующе воскликнул он, едва они отошли от почтенных дам. - Вздумала пригвоздить меня к карточному столу на целых два часа, с собою и доктором Грантом, с которым они вечно препираются, и с этой настырной старухой, которая понимает в висте не больше, чем в алгебре. Я бы предпочел, чтоб моя почтенная тетушка была не так навязчива. И таким вот образом меня попросить! Безо всяких церемоний, при них при всех, чтоб я не мог отказаться! Как раз это я особенно не люблю. Больше всего меня злит, когда делают вид, будто тебя спрашивают или предоставляют тебе выбор, а в действительности так к тебе обращаются, чтоб вынудить поступить только по их желанию… о чем бы ни шла речь! Не приди мне в голову счастливая мысль танцевать с тобою, нипочем бы не отвертеться. Прямо беда. Но когда тетушка заберет что-нибудь в голову, ее не остановишь.