- Сиб Суон возмущается, говорит, что это гадость.
- Да, но Сиб уже немного устарел.
- Это-то верно, - задумчиво сказал Майкл. - О черт, как все быстро делается, только не в политике и не в тумане.
Такси остановилось. Майкл снова опустил раму.
- Я заблудился, сэр, - раздался хриплый голос шофера. - Мы должны быть неподалеку от набережной, но пусть меня повесят, если я знаю, где поворот.
Майкл застегнул пальто и, снова подняв окно, вышел из автомобиля.
Ночь была тихая; тишину нарушали только протяжные гудки автомобилей. Туман, холодный и едкий, проникал в легкие.
- Я пойду рядом с вами, сейчас мы едем у самого тротуара. Ползите дальше, пока мы не въедем в реку или в полисмена.
Такси двинулось вперед. Майкл шел рядом, нащупывая ногой край тротуара.
Послышался голос какого-то невидимого человека:
- Вот чертов туман!
- Да, - сказал Майкл. - Где мы?
- В сердце цивилизации двадцатого века.
Майкл засмеялся и пожалел об этом: у тумана был привкус грязи.
- Подумайте о полисменах! - продолжал голос. - Каково им стоять всю ночь напролет!
- Да, молодцы, - ответил Майкл. - Где вы, сэр?
- Здесь, сэр. А вы где?
Внезапно над головой Майкла показалась мутная луна - фонарь. Такси остановилось.
- Только бы мне учуять здание парламента! - сказал шофер. - Сейчас они там ужинают.
- Слушайте! - воскликнул Майкл. - Пробил Большой Бэн. Это слева.
- Нет, сзади, - сказал шофер.
- Не может быть, а то мы были бы в реке. Разве что вы свернули в другую сторону.
- Понятия не имею, где я свернул, - чихая, сказал шофер. - Не бывало еще такого тумана.
- Остается одно: ехать потихоньку вперед, пока мы на что-нибудь не наткнемся.
Такси снова тронулось, а Майкл, придерживаясь рукой за автомобиль, ногой нащупывал выступ тротуара.
- Осторожнее! - воскликнул он вдруг. - Впереди машина!
За этим последовал толчок.
- Эй, вы там! - раздался голос. - Куда едете? Не видите, что ли?
Майкл подошел к такси, ехавшему впереди них.
- Разве можно так гнать, - сказал шофер, - подумаешь - луна светит!
- Простите, все обошлось благополучно, - сказал Майкл. - Вы еще соображаете, в какую сторону нужно ехать?
- Все рестораны закрыты, вот беда! Передо мной едет какой-то автомобиль; я уже три раза его задел, а толку никакого. Должно быть, шофер умер. Может быть, вы, мистер, пройдете вперед и посмотрите?
Майкл направился было к темной массе впереди, но в эту секунду туман словно поглотил ее. Майкл пробежал несколько шагов, чтобы окликнуть шофера, споткнулся, упал и поспешно поднялся. Он пошел вдоль тротуара, но вскоре сообразил, что свернул не в ту сторону, остановился и крикнул: "Хэлло!" В ответ послышалось слабое: "Хэлло!" Откуда? Он повернул назад и снова крикнул. Никакого ответа! Как испугается Флёр! Он заорал во все горло. Как эхо, долетели пять-шесть "хэлло". Кто-то сказал над самым его ухом:
- Заблудились вы, что ли?
- Да, а вы?
- Ну ясно. Потеряли, что-нибудь?
- Такси.
- А что-нибудь там осталось?
- Моя жена.
- Ого! Ну, сегодня-то уж вам ее не найти.
Раздался хриплый непристойный смех, и темная фигура расплылась в тумане. Майкл стоял неподвижно. "Не терять голову, - подумал он. - Вот тротуар - либо они впереди, либо сзади; а может быть, я завернул за угол". Он пошел вперед вдоль тротуара. Ничего! Вернулся назад. Ничего!
- Куда я забрался? - пробормотал он. - Или они поехали дальше?
Было холодно, но он обливался потом. Флёр, конечно, испугалась, и у него невольно вырвалась цитата из обращения к избирателям: "В первую очередь путем борьбы с дымом".
- Скажите-ка, мистер, нет ли у вас папиросы? - послышался чей-то голос.
- Я вам отдам все папиросы и прибавлю еще полкроны, если вы отыщете такси, в котором сидит дама, оно где-то здесь поблизости. Какая это улица?
- Не спрашивайте! Улицы словно взбесились.
- Слушайте! - резко сказал Майкл.
- Правильно, - чей-то нежный голос окликает.
- Хэлло! - крикнул Майкл. - Флёр!
- Здесь! Здесь!
Голос долетал справа, слева, сзади. Потом раздался протяжный гудок автомобиля.
- Ну теперь мы их найдем, - сказал сгусток темноты. - Сюда, мистер! Ступайте осторожно и помните о моих мозолях!
Кто-то потянул Майкла за рукав пальто.
- Точно дымовая завеса перед атакой, - сказал незнакомец.
- И правда. Хэлло! Иду!
Гудок прозвучал на расстоянии двух шагов. Послышался голос:
- О Майкл!
Он лицом коснулся лица Флёр, высунувшейся из окна такси.
- Одну секунду, дорогая! Получайте, мой друг! Очень вам благодарен. Надеюсь, вы благополучно доберетесь до дому.
- Мы видели ночки и похуже этой. Спасибо, мистер! Всего хорошего вам и вашей леди.
Послышалось шарканье ног, туман вздохнул: "Прощайте!"
- Ну, сэр, теперь я знаю, где мы, - прохрипел шофер. - Первый поворот налево, потом второй направо. А я думал, что вы заблудились, сэр!
Майкл сел в такси и обнял Флёр. Она глубоко вздохнула и притихла.
- Страшная штука туман, - сказал он.
- Я думала, что тебя переехали.
Майкл был глубоко растроган.
- Ужасно досадно, милочка! А ты наглоталась этого отвратительного тумана. Ну ничего, приедем - зальем его чем-нибудь. Парень, который меня проводил, - бывший солдат. Любопытно, что англичане всегда острят и не теряют головы.
- А я потеряла!
- Ну, теперь ты ее нашла! - сказал Майкл, прижимая к себе ее голову и стараясь скрыть волнение. - В конце концов туман - это наша последняя надежда. Пока у нас есть туман, Англия не погибнет. - Губы Флёр прижались к его губам.
Он принадлежал ей, и не допустит она, чтобы он затерялся в тумане Лондона или фоггартизма! Так вот что? Потом все мысли исчезли.
У открытой дверцы стоял шофер.
- Мы приехали в ваш сквер, сэр. Может быть, вы узнаете свой дом?
Оторвавшись от Флёр, Майкл пробормотал:
- Ладно!
Здесь туман был не такой густой. Майкл разглядел очертания деревьев.
- Вперед и направо, третий дом.
Да, вот он - дом, лавровые деревья в кадках, полукруглое окно холла освещено. Майкл вставил ключ в замочную скважину.
- Хотите выпить стаканчик? - предложил он.
Шофер кашлянул.
- Не откажусь, сэр.
Майкл принес ему виски.
- Вам далеко ехать?
- К Пэтнейскому мосту. За ваше здоровье, сэр!
Майкл всматривался в его замерзшее лицо.
- Жаль, что вам придется опять блуждать в тумане.
Шофер вернул ему стакан.
- Благодарю вас, сэр; теперь-то уж я не собьюсь с дороги. Поеду вдоль реки, а потом по Фулхем-Род. Вот уж не думал, что могу заблудиться в Лондоне. Зря я попробовал срезать, мне бы ехать напрямик, в объезд. Напугалась ваша леди, когда вы там пропали. Ну да ничего, обойдется. Не годится людям жить в эдаком тумане. Хоть бы в парламенте придумали от него средство.
- Да, следовало бы, - отозвался Майкл, протягивая ему фунтовую бумажку. - Спокойной ночи!
- Нет худа без добра, - сказал шофер, трогая машину. - Спокойной ночи, сэр. Благодарю вас.
- Вам спасибо, - сказал Майкл.
Такси медленно отъехало от подъезда и скрылось из виду.
Майкл вошел в испанскую столовую. Под картиной Гойи Флёр кипятила воду в серебряном чайнике и жарила сухарики. Какой контраст с внешним миром, где черный, зловонный туман, и холод, и страхи! В этой красивой, теплой комнате, в обществе красивой теплой женщины стоит ли думать о паутине города, о заблудившихся людях и об окриках в тумане?
Закурив папироску, он взял из рук Флёр чашку и поднес ее к губам.
- Право же, Майкл, мы должны купить автомобиль!
VIII
В ПОИСКАХ УЛИК
Редактор "Героя" получил такое несомненное удовольствие, что и многим другим стало весело.
- Самое популярное зрелище на Востоке, Форсайт, - сказал сэр Лоренс, - это мальчишка, которого шлепают; а Восток только тем отличается от Запада, что там мальчишка за твердую плату готов дать себя шлепать без конца. Мистер Персиваль Кэлвин, видно, не таков.
- Если он станет защищаться, - угрюмо сказал Сомс, - никто его не поддержит.
Они ежедневно просматривали обвинительные письма, подписанные: "Мать троих детей", "Роджер из Нортхэмптона", "Викторианец", "Элис Сент-Морис", "Артур Уифкин", "Спортсмен, если не, джентльмен" и "Pro patria!" Почти в каждом письме можно было найти такие слова: "Не могу утверждать, что прочел книгу до конца, но я прочел достаточно, чтобы…"
Лишь пять дней спустя слово взяла защита, но до этого появилось еще оно письмо, подписанное "Розга". В этом письме автор с удовольствием отмечал, что редактор "Героя" в своей заметке от 14-го текущего месяца изобличил так называемую "литературную" школу, и у представителей этой школы "хватило ума безропотно принять заслуженную порку". Представители школы не нашли нужным выступить хотя бы анонимно.
- Это моя скромная лепта, Форсайт, - сказал сэр Лоренс, указывая Сомсу на письмо. - Если они и на это ни клюнут, мы бессильны что-либо сделать.
Но "они" клюнули. В ближайшем номере газеты появилось письмо известного романиста Л. С. Д., после которого все пошло как по маслу. Романист заявил, что этой книги он не читал; быть может, она действительно не является художественным произведением, но редактор "Героя" взял на себя роль ментора, значит говорить о нем больше нечего. А взгляд, что литературу следует наряжать во фланелевую юбку, вообще чушь, о которой и упоминать не стоит.
К великому удовольствию Сомса, письмо романиста развязало языки защитникам новой школы. Из десяти человек, перечисленных в списке, которых Баттерфилд снабдил экземплярами "Шпанской мушки", высказались четверо и подписались полной фамилией. Они утверждали, что "Шпанская мушка" несомненно является высокохудожественным произведением, и жалели тех, кто даже в наши дни считает, будто литература имеет отношение к нравственности. Оценивая художественные произведения, нужно помнить только об одном критерии - эстетическом. Искусство есть искусство, а нравственность есть нравственность, и пути у них разные и разными останутся. Чудовищно, что такое произведение пришлось издать за границей. Когда же Англия научится ценить талант?
Все эти письма Сомс вырезал и наклеил в тетрадь. Он получил то, что ему было нужно, и дискуссия перестала его интересовать. Кроме того, Баттерфилд сообщил ему следующее:
"Сэр,
В понедельник я нанес визит леди, о которой Вы говорили, и застал ее дома. Кажется, она была несколько недовольна, когда я предложил ей книгу. "Эту книгу, - сказала она, - я давным-давно прочла" - "Она вызвала сенсацию, сударыня", - сообщил я. "Знаю", - ответила она. Тогда я предложил: "Может быть, вы возьмете один экземпляр? Цена все время растет, книга будет стоить очень дорого". - "У меня она есть", - сказала она. Я разузнал то, о чем Вы меня просили, сэр, и больше не настаивал. Надеюсь, Ваше поручение я исполнил. Я буду счастлив, если Вы мне поручите еще что-нибудь. Я считаю, что тем положением, какое занимаю в настоящее время, я всецело обязан Вам".
У Сомса была в запасе и еще работа для молодого человека: он думал использовать его как свидетеля. Теперь оставалось разрешить вопрос о пьесах. Он посоветовался с Майклом.
- Скажите, эта молодая женщина все еще выступает в ультрасовременном театре, о котором вы говорили?
Майкл поморщился.
- Не знаю, сэр, но могу навести справки.
Выяснилось, что Марджори Феррар предложена роль Оливии в "Прямодушном", которого Бэрти Кэрфью готовил для утренника.
- "Прямодушный"? - спросил Сомс. - Это современная пьеса?
- Да, сэр, она написана двести пятьдесят лет назад.
- А! - протянул Сомс. - Тогда народ был грубый. Но ведь она разошлась с этим молодым человеком, как же она может участвовать в спектакле?
- О, их не проймешь. Надеюсь, сэр, вы все-таки не доведете дела до суда?
- Ничего не могу сказать. Когда спектакль?
- Седьмого января.
Сомс отправился в библиотеку своего клуба и взял томик Уичерли. Начало "Прямодушного" его разочаровало, но дальше дело пошло лучше, и Сомс выписал все строчки, которые Джордж Форсайт в свое время назвал, бы "гривуазными". По его сведениям, в этом театре пьесы шли по несокращенному тексту. Прекрасно! От таких фраз у присяжных волосы дыбом встанут. Теперь, заручившись "Шпанской мушкой" и этой пьесой, он был уверен, что молодая женщина и ее компания не смогут претендовать на "какое бы то ни было понятие о нравственности". В нем проснулся инстинкт профессионала. Адвоката сэра Джемса Фоскиссона он пригласил не за личные качества, а чтобы его не использовали противники. Младшим адвокатом был завербован "очень молодой" Николас Форсайт. Сомс был о нем невысокого мнения, но решил, что семейный круг предпочтительнее, особенно если дело до суда не дойдет.
В тот вечер у Сомса был разговор с Флёр, укрепивший в нем желание избежать суда.
- Что случилось с молодым американцем? - спросил он.
Флёр язвительно улыбнулась.
- С Фрэнсисом Уилмотом? О, он влюбился в Марджори Феррар. А она выходит замуж за сэра Александра Мак-Гауна.
- Вот как?
- Майкл тебе рассказывал, как он его ударил по носу?
- Кто кого? - раздраженно спросил Сомс.
- Майкл - Мак-Гауна, милый, у него хлынула кровь носом.
- Зачем он это сделал?
- Разве ты не читал его речи против Майкла?
- Ну, - сказал Сомс, - парламентская болтовня - это пустяки. Там все ведут себя, как дети. Значит, она выходит за него замуж. Это он ее настрочил?
- Нет, она его.
Сомс только фыркнул в ответ; он почуял в словах Флёр чисто женскую ненависть к другой женщине. А между тем - политические соображения и светские - как знать, что возникает раньше, где причина, где следствие? Во всяком случае, кое-что новое он узнал. Так она выходит замуж? Некоторое время он обдумывал этот вопрос, потом решил нанести визит Сэтлуайту и Старку. Если бы эта фирма пользовалась дурной репутацией либо всегда выступала в "causes célèbres", он, конечно, не пошел бы к ним, но Сэтлуайт и Старк были люди почтенные и имели аристократические связи.
Писать он им не стал, а просто взял шляпу и из "Клуба знатоков" отправился в контору на Кинг-стрит.
Поход этот напомнил ему прошлое - сколько раз он ходил для переговоров в такие конторы или вызывал туда своих противников! Он всегда предпочитал не доводить дел до суда. А вступая в переговоры, был неизменно бесстрастен и знал, что возражать ему будут столь же безлично - две машины, зарабатывающие на человеческой природе. Сегодня он не чувствовал себя машиной, и, зная, что это плохо, остановился перед витриной с гравюрами и картинами. А, вот те первые оттиски гравюр Русселя, "Лондонская выставка 1851 года", о которых говорил "Старый Монт", - старик понимает толк в гравюрах. О, а вот и картина Фреда Уокера, и недурная! Мэйсон и Уокер - их время еще не миновало, нет. И в груди Сомса шевельнулось то чувство, которое испытывает человек, услышав, как на усыпанном цветами дереве поет дрозд. Давно, ой как давно не покупал он картин? Только бы разделаться с этим проклятым процессом, тогда опять все будет хорошо. Он оторвал взгляд от витрины и, глубоко вздохнув, вошел в контору "Сэтлуайт и Старк".
Кабинет старшего компаньона находился во втором этаже. Мистер Сэтлуайт встретил Сомса словами:
- Как поживаете, мистер Форсайт? Мы с вами не встречались со времени процесса Боббина против ЛЮЗ. Кажется, это было в тысяча девятисотом году!
- В тысяча восемьсот девяносто девятом, - сказал Сомс. - Вы выступали от дороги.
Мистер Сэтлуайт жестом пригласил его сесть.
Сомс сел и взглянул на фигуру у камина. Гм! Длинные губы, длинные ресницы, длинный подбородок; человек, равный ему по калибру, культуре и честности! Хитрить с ним нечего.
- Глупейшее дело, - сказал он. - Как бы нам его уладить?
Мистер Сэтлуайт нахмурился.
- Это зависит от того, что вы имеете предложить, мистер Форсайт. Моей клиентке было нанесено серьезное оскорбление.
Сомс кисло улыбнулся.
- Она сама начала. И на что она ссылается? На частные письма, которые моя дочь в порыве гнева написала своим друзьям. Я удивляюсь, что такая солидная фирма, как ваша…
Мистер Сэтлуайт улыбнулся.
- Не утруждайте себя комплиментами по адресу моей фирмы. Я также удивляюсь, что вы выступаете от имени вашей дочери. Вряд ли вы можете отнестись к делу беспристрастно. Или вы хотите сообщить, что она готова принести извинение?
- Мне кажется, это следует сделать не ей, а вашей клиентке, - сказал Сомс.
- Если вы стоите на такой точке зрения, то, пожалуй, не имеет смысла продолжать разговор.
Сомс пристально на него посмотрел и сказал:
- Как вы докажете, что она оскорблена? Она вращается в очень легкомысленном обществе.
Мистер Сэтлуайт улыбался по-прежнему.
- Я слышал, что она собирается выйти замуж за сэра Александра Мак-Гауна, - сказал Сомс.
Мистер Сэтлуайт сжал губы.
- Право же, мистер Форсайт, если вы готовы принести извинение и уплатить приличную сумму, то мы сумеем сговориться. В противном случае…
- Вы как человек разумный, - перебил Сомс, - понимаете, что такого рода скандалы ничего, кроме неприятностей и расходов, за собой не влекут. Я готов заплатить тысячу фунтов, но об извинении не может быть и речи.
- На полторы тысячи мы бы пошли. Но необходимо извинение в письменной форме.
Сомс молчал, переживая всю несправедливость происходящего. Полторы тысячи! Чудовищно! И все-таки он бы заплатил, только бы избавить Флёр от судебного процесса. Но унижение! На это она ни за что не пойдет, и хорошо сделает. Он встал.
- Слушайте, мистер Сэтлуайт, если вы доведете дело до суда, вам придется столкнуться с непредвиденными затруднениями. Но вся эта история столь неприятна, что я готов уплатить деньги, хотя очень сомневаюсь, чтобы по суду мне пришлось уплатить хотя бы один пенни. Что же касается извинения, то можно пойти на компромисс (и чего он улыбается?) - написать в таком роде: "Мы обе сожалеем, что дурно отзывались друг о друге", и пусть обе стороны подпишутся.
Мистер Сэтлуайт погладил подбородок.