– Около двухсот.
Когда она так говорит, это значит, что выше двухсот. Непременно должно быть 205-206 или даже 220. Несколько раз у меня давление поднималось до 245, но я не был так испуган, как врач. Я примирился с мыслью, что ничего не поделаешь, когда-нибудь настанет конец.
– Сегодня утром было 145 на 80. За это время ничего особенного не произошло. Отчего же давление так резко поднялось? Очень странно. Стул у вас не был слишком твердый? Вы не тужились через силу?
– Нет.
– Что же произошло? Ума не приложу.
Сасаки в недоумении склонила голову. Я молчал, прекрасно понимая, в чем дело. Я еще чувствовал на губах незабываемое ощущение от прикосновения к своду плюсны. Без сомнения, давление поднялось в тот момент, когда я держал во рту три пальчика Сацуко. Лицо мое пылало, кровь ударила в голову, я чувствовал, что вот-вот умру от апоплексического удара, что уже умираю. Я давно был готов умереть в таких обстоятельствах, но все-таки мысль о скорой смерти меня испугала. Изо всех сил стараясь успокоиться, я убеждал себя, что не надо так волноваться, но при этом, как ни странно, продолжал обсасывать ее пальчики. Чем больше я думал, что этого не следует делать, тем более я становился безумным. Я сосал ее пальцы, думая, что умираю. Мою грудь попеременно пронизывали страх, возбуждение, наслаждение, – и я почувствовал острую боль, как при приступе стенокардии. После этого прошло более двух часов, а давление так и не снизилось.
– Сегодня не будем лежать на доске. Вам надо успокоиться, – с этими словами Сасаки насильно потащила меня в спальню и положила в постель…
В девять часов вечера Сасаки вновь вошла ко мне, держа в руках сфигмоманометр.
– Давайте еще раз измерим давление.
К счастью, давление опустилось до обычного. 150 на 87.
– Прекрасно. Теперь я спокойна. Было 223 на 150.
– Такое время от времени случается.
– Даже если редко… уж слишком высокое. Хотя это продолжалось всего два часа.
Не только Сасаки успокоилась. Говоря по правде, я сам вздохнул с еще большим облегчением. Но в то же время я думал: "Вряд ли меня что-нибудь удержит, если такая безумная возможность представится и впредь. Это не любимый Сацуко pinky thriller, нельзя отказываться от столь далеко зашедшего приключения. Что из того, что я умру?"…
12 августа.
…В третьем часу пришел Харухиса, пробыл около двух-трех часов. Сразу после ужина Сацуко ушла из дому. Сказала, что пошла смотреть "Карманника" с участием Мартена Ласаля в "Скала", потом пойдет в бассейн Prince-Hotel. Представляю, как выглядят ее белые плечи и спина при открытом сзади купальнике в лучах вечернего освещения…
13 августа.
…Сегодня опять, приблизительно в три часа дня, был сеанс pinky thriller'a. Но сегодня глаза не покраснели, и давление, кажется, не повышалось. До некоторой степени я разочарован. Если глаза не наливаются кровью и давление не поднимается выше 200, я не чувствую удовлетворения…
14августа.
Ночью Дзёкити приехал из Каруидзава. С завтрашнего понедельника он должен быть на работе.
16 августа.
…Сацуко рассказала, что вчера после долгого перерыва ездила в Хаяма купаться. Оставшись со мной, она этим летом не могла поехать на море. Но она очень любит загорать. Кожа у нее белая, как у иностранцев, и от загара становится розовой. Треугольный вырез от шеи до груди стал розовым, а живот под купальником остался белым. Чтобы показать мне свой загар, она сегодня позвала меня в ванную.
17августа.
Сегодня опять приходил Харухиса.
18 августа.
…Сегодня опять была сцена pinky thriller'a. Однако она немного отличалась от предыдущих. Сегодня Сацуко появилась в сандалиях на каблуках и оставалась в них, принимая душ.
– Для чего ты надела эти сандалии?
– Когда в мюзик-холле девушки выходят голыми на сцену, на них ничего нет, кроме таких сандалий. Ты сам сходишь с ума от ног – разве тебе не кажется это соблазнительным? Иногда можно увидеть подошву ноги.
Все это было прекрасно, а потом произошло вот что.
– Не знаю, не разрешить ли тебе сегодня necking?
– Что такое necking?
– Не знаете? Разве ты совсем недавно не делал это?
– Поцелуй в шею, что ли?
– Да. Это своего рода petting.
– А это что такое? Я такого английского не знаю.
– Как трудно со стариками! Это значит "ласкать все тело". Можно сказать и heavy petting. Надо сначала выучить тебя современному языку.
– А-а! И ты разрешаешь себя поцеловать?
– Будь благодарен.
– Я вне себя от радости. Но с чего такая перемена? Боюсь, мне придется расплачиваться.
– Да уж приготовься.
– Выкладывай, чего ты хочешь.
– Ну что бы там ни было – целуй.
Я не устоял перед искушением. Более двадцати минут я наслаждался этим самым necking'ом.
– Я выиграла. Теперь ты не можешь отказать мне.
– Чего же ты требуешь?
– Только не падай в обморок.
– Ну, говори.
– С некоторых пор я хочу иметь одну вещь.
– И что это?
– Cat's eye.
– Cat's eye? Кошачий глаз? Драгоценный камень?
– Да. Но не маленький, я хочу большой, какой бывает на мужском кольце. Я видела такой в лавке гостиницы "Империаль", именно такой, какой я хочу.
– Сколько стоит?
– Три миллиона иен.
– Сколько?
– Три миллиона.
– Не шути.
– Я не шучу.
– Сейчас у меня таких денег нет.
– Я знаю, что такая сумма у тебя есть. Я уже сказала, что покупаю, и обещала принести деньги дня через два-три.
– Не думал, что твой necking стоит так дорого.
– Зато я разрешу делать это и впредь, когда тебе будет угодно.
– Всего лишь necking, что же ты запросишь за настоящий поцелуй?
– А говорил, что вне себя от радости.
– Ну и дела! А если жена увидит, что тогда?
– Неужели я сделаю такой промах?
– Однако это не так просто. Нельзя так издеваться над стариками.
– А сам доволен, по лицу видно.
У меня, наверное, действительно было довольное выражение лица.
19 августа.
Сообщают о приближении тайфуна. Наверное, поэтому рука болит нестерпимо и я совсем не могу передвигать ноги. Три раза в день принимаю по три таблетки дол осина, купленного Сацуко, и боль успокаивается. Это лекарство надо глотать, поэтому оно мне нравится больше ноблона. Но оно того же рода, что иаспирин, и я после него очень сильно потею.
В начале первого позвонил господин Судзуки:
– Из-за тайфуна я не смогу к вам приехать. Позвольте пропустить сегодняшний визит.
Я согласился и из спальни пошел в кабинет. За мной туда немедленно вошла Сацуко.
– Пришла за обещанным. Сейчас пойду в банк, а потом сразу в гостиницу.
– Приближается тайфун, не лучше ли тебе сейчас не выходить из дома?
– Надо покончить с этим, пока ты не передумал. Умираю от нетерпения увидеть на пальце камень.
– Я от своих обещаний не отказываюсь.
– Завтра суббота, и если встану поздно, в банк не попаду. Надо ковать железо, пока оно горячо.
Я собирался употребить эти деньги иначе. Несколько поколений нашей семьи жили на Хондзё Варигэсуй, но мой отец переехал в район Нихонбаси, в первый квартал Ёкояматё. Я был тогда ребенком и точно не помню, в какой год Мэйдзи это произошло. В 12 году Тайсё (1923 г.) после сильного землетрясения отец построил новый дом на Мамиана, районе Адзабу, и мы в него переехали. Отец умер в 14 году Тайсё (1925), когда мне был сорок один год. Мать на несколько лет пережила его, она умерла в 3 году Сева (1928 г.). Я сказал: построили новый дом, но в действительности в Адзабу, неподалеку от усадьбы, где в эпоху Мэйдзи жил Хасэба Сумитака, член Общества политических единомышленников, с давних пор существовало старое строение, большую часть которого перестроили, и только один флигель оставили в неприкосновенности. Мои родители жили отшельниками в старом флигеле, наслаждаясь тишиной места. После пожара во время войны дом был опять перестроен, но старая часть чудом избежала огня, и в ней оставалось все так, как было при моих родителях. Она, однако, почти разрушилась, стала непригодна для пользования, и сейчас в ней никто не живет. Я подумывал снести флигель, построить на его месте современный дом и жить в нем затворником. Но этому воспротивилась моя жена, считая, что нельзя без особых причин разрушать место, где провели последние годы жизни покойные родители, и надо сохранять эту часть дома, насколько это возможно. Разговорам не было бы конца, и я решил заставить жену согласиться и пригласить рабочих, чтобы снести развалившийся флигель. Остальная часть дома достаточно просторна, чтобы в ней расположилась вся семья, но для осуществления различных замыслов мне жить со всеми было бы неудобно. Говоря о новом месте уединения, я хотел устроить свою спальню и кабинет как можно дальше от комнаты жены и оборудовать для нее отдельную уборную рядом с ее спальней и там же ванную, деревянную, японскую – "для удобства жены", а свою облицевать кафелем и установить в ней душ. – Напрасная трата – устраивать две ванные во флигеле, – говорит жена. – Я могу прекрасно мыться в одной ванне с госпожой Сасаки и О-Сидзу.
– Ты можешь позволить себе роскошь иметь персональную ванную. В пожилом возрасте так приятно спокойно наслаждаться в ванне.
Мой план заключался в том, чтобы жена насколько возможно сидела бы в своей комнате и не шастала по всему дому. Дом, в котором мы сейчас живем, я тоже хотел перестроить и снести верхний этаж, но, во-первых, Сацуко была против, а во-вторых, на это не оставалось бы денег. Тем не менее от мысли устроить себе уединенное жилье я не отказывался, – три миллиона, на которые нацелилась Сацуко, и были частью необходимой для этого суммы.
– Вот и я!
Сацуко вернулась очень быстро. Вид у нее был генерала, возвращающегося с победой.
– Уже съездила?
Она молча раскрыла ладонь и показала мне камень. Действительно, великолепный кошачий глаз. Мои мечты об уединенном жилище превратились в драгоценность в ее руке.
– Сколько каратов?
Я положил камень себе на ладонь.
– Пятнадцать.
Неожиданно я ощутил в левой руке страшную боль. Поспешно выпил три таблетки долосина. Но, когда я смотрел на торжествующую Сацуко, сама боль доставляла мне невыразимое блаженство. Насколько это лучше, чем перестройка дома!..
20 августа.
Приближается тайфун № 14, сильный ветер и дождь. Несмотря на это, я, как раньше и намеревался, отправился в Каруидзава. Поехал вместе с Сацуко и Сасаки. Сасаки ехала во втором классе. Она изо всех сил старалась нас убедить отложить из-за плохой погоды отъезд на день, но ни я, ни Сацуко ее не слушали. Мы оба были страшно возбуждены, и нам хотелось, чтобы тайфун свирепствовал еще больше. Это чары кошачьего глаза…
23 августа.
Предполагал сегодня вместе с Сацуко возвратиться в Токио, но жена сказала:
– Детям нужно в школу, мы все возвращаемся завтра, на день раньше, чем собирались. Останься еще на день, поедем все вместе.
А я-то предвкушал удовольствие ехать наедине с Сацуко.
25 августа.
Сегодня утром надо было опять лежать на доске, но пользы от этого нет, и я решил это прекратить. В конце месяца оставлю и иглоукалывание.
…Сацуко сегодня вечером умчалась на какой-то матч в Коракуэн.
1 сентября.
Сегодня 210-й день, но ничего особенного не произошло. Дзёкити улетает в Фукуока на пять дней.
3 сентября.
Чувствуется приближение осени. После ливня приятно смотреть на ясное небо. Сацуко в кабинете поставила в вазу гаолян и петуший гребешок, а при входе букет из семи осенних цветов. Переменила в кабинете свиток – стихотворение на китайском языке Нагаи Кафу, написанное им самим на бумаге семи цветов:
Седьмую осень живу в долине Адзабу.
Старые деревья, покрытые инеем,
окружают западный павильон.
Не смейтесь, когда скажу, чем десять дней
занимаюсь:
Сгребаю листья, проветриваю книги,
выношу на солнце зимнее платье.
Кафу не был особенно искусен ни в каллиграфии, ни в китайском стихосложении, но я очень люблю его повести. Я приобрел этот свиток давным-давно у одного торговца произведениями искусства, однако я не уверен в его подлинности, поскольку существуют превосходные подделки каллиграфии Кафу. Он жил в Итибэ, совсем близко отсюда, в крашеном деревянном доме европейского стиля, сгоревшем во время войны, который он назвал "Домом чудес". Поэтому он и написал в этом стихотворении: "Седьмую осень живу в долине Адзабу".
4 сентября.
На рассвете, около пяти часов, в дремоте услышал стрекотание сверчка, слабое, но непрекращающееся. Пора сверчков уже наступила, но странно, что он завелся в комнате. Даже у нас в саду его редко услышишь, и удивительно, что я, лежа в постели, различаю стрекотание. Откуда он мог попасть в мою комнату?
Неожиданно мне вспомнилось детство. Мы жили тогда в доме на Варигэсуй, мне было лет шесть-семь, – когда я лежал в постели рядом с нянькой, обнимающей меня, около веранды часто слышалось стрекотание сверчка. Он прятался где-нибудь среди камней в саду или под верандой, и я ясно мог слышать эти звуки. Таких сверчков никогда не бывало много, не то что других: так называемых японских сверчков или мраморных сверчков. У нас он был только один, но трещал так, что звуки проникали глубоко в ухо. Заслышав его, нянька говорила:
– Ну, Току-тян, пришла осень. Вот и сверчок застрекотал. – Она начинала подражать доносившимся звукам. – Как услышишь его, знай, что наступила осень.
При этих словах мне казалось, что холодный ветер проникает в узкие рукава моего белого ночного платья. Я не любил накрахмаленной одежды и, надевая ночное платье, всегда чувствовал приторный, отдающий гнилью, запах крахмала. В моих отдаленных туманных воспоминаниях слились этот запах, стрекотание сверчка и ощущение от прикосновения к моей коже кимоно осенним утром. И даже сейчас, в мои семьдесят семь лет, как только на рассвете послышалось стрекотание сверчка, в моей памяти воскресли и запах крахмала, и присказки няньки, и мое ночное платье. В полусне мне показалось, что я все еще в доме на Варигэсуй и лежу рядом с обнимающей меня нянькой.
Но постепенно сознание прояснилось, и я убедился, что сверчок слышится в этой комнате, где рядом стоят две кровати: моя и сиделки Сасаки. Тем не менее это было странно. В комнату сверчок попасть не может, окна и дверь закрыты, и я не могу услышать его извне. Но в то же время я слышал его ясно.
"Вот-те на!" – думал я, прислушиваясь. Наконец-то я понял, в чем дело. Еще и еще я проверял себя, без сомнения, так оно и было: мое дыхание. Сегодня утром воздух сух, горло у меня пересохло, я немного простужен – и при каждом вдохе и выдохе возникает этот звук. Я не мог определенно сказать, возникает ли он в горле или в носу, но когда где-то там проходит воздух, появляется стрекотание. Я не мог представить, что звук исходит из моего горла, и решил, что он идет откуда-то извне. Я не мог вообразить, что сам произвожу такой приятный треск, и мне казалось, что это сверчок. Я прислушивался к дыханию: каждый раз при вдохе и выдохе слышалось стрекотание. Заинтересованный, я беспрерывно пробовал дышать то так, то эдак. Если я дышал глубоко, звук усиливался, и казалось, что слышится флейта.
– Уже проснулись? – Сасаки приподнялась на своей кровати.
– Можете ли вы определить, что это за звуки? – спросил я, производя тот же свист.
– Это ваше дыхание.
– Вы это знаете?
– Конечно, знаю. Я его слышу каждое утро.
– Каждое утро вы слышите этот звук?
– Вы сами производите этот звук. Неужели вы не догадывались?
– Нет. Только сегодня утром я заметил, что что-то звучит. В полусне я подумал, что это сверчок.
– Совсем не сверчок, это ваше горло. Не только у вас, у всех пожилых людей горло пересыхает, и при дыхании возникает звук, как будто играют на флейте. У пожилых это часто бывает.
– Вы и раньше знали?
– Уже некоторое время, как я каждое утро его слышу. Звучит довольно приятно.