Вечерело. Прилетевший из отпуска офицер батальона пришел в штабную палатку, выложил на стол угощение, выставил спиртное. Выпивали, вели разговоры. Вместе с нами была и прилетевшая самолетом гостья. Как-то необычно было видеть в палатке в мужской компании молодую красивую женщину. Нина была женой начальника военного оркестра одного из полков, расквартированных в Афганистане. Каким-то образом ей удалось попасть сюда вместе с мужем, она устроилась на службу, а сейчас возвращалась в свою часть из краткосрочного отпуска. Сидела за столом свободно, выпивала наравне со всеми. Было уже поздно. Офицеры стали расходиться. Остались только те, кто жил в этой палатке, и Нина. Она взглядом предложила мне выйти на улицу. Мы стояли у палатки, она закурила. Помолчали.
- Уже поздно. Надо бы ложиться отдыхать, только ни в какую другую палатку я отсюда не пойду. Тем более что у вас все равно одна кровать свободна, вот я ее и займу. А вообще, если ты не против, то я хочу лечь с тобой! Ты как смотришь на это предложение? - обратилась она ко мне.
Она обняла меня и припала к моим губам. Пахнуло сигаретным дымом, запахом дорогого парфюма, женщиной. По моему телу разлилась теплая волна возбуждения и желания. Однако ситуация была непростой, и с этим нужно было считаться, тем более в моем положении. Уклонившись от прямого ответа и ее ласк, я вернулся в палатку.
- Что нам делать в этой ситуации, я даже и не знаю, - удивленно и в то же время растерянно произнес майор Пархомюк, когда я рассказал ему о заявлении нашей гостьи. - Все-таки она - жена майора, тем более мы служили с ним в одной дивизии и я его хорошо знаю. Как-то даже и неудобно, с одной стороны, это будет подло по отношению к ее мужу, с другой - она же сама этого хочет.
Решили предложить ей свободную койку и постараться не связываться с ней. В палатке трое изголодавшихся без ласки мужчин и одна, жаждующая ее, молодая, любвеобильная, выпившая женщина. Ситуация очень неординарная и достаточно щекотливая. Офицеры тушевались, не зная, как вести себя. Сходили на улицу в надежде, что Нина в это время разденется и ляжет в кровать. Когда вернулись в палатку, увидели, что она по-прежнему сидит за столом и спать не собирается.
"Что же делать?" - мучительно думал каждый из нас. Инициативу в руки взяла она сама. Ничуть не смущаясь нас, а возможно, желая острых ощущений и готовя нас к это, му, она стала раздеваться. Ее красивое импортное белье, обнаженное молодое тело вводили нас в какой-то ступор. Мы стыдливо отводили в сторону глаза, делая вид, что не замечаем этого. Не вытерпел начальник штаба и погасил в палатке свет. Но женщина снова включила его. Кто-то зажмурил глаза, кто-то натянул на себя простыню.
- Ну что, я с тобой? - ничуть не стесняясь, спросила гостья и, откинув одеяло, легла рядом со мною.
- Нет, из уважения к комбату, сначала с ним.
Женщина юркнула под одеяло комбата. Минут пятнадцать оттуда слышались сдержанный шепот, скрип, пыхтение. Потом разочарованный смешок женщины и - как удар по щеке:
- С тобой все ясно!
Она встала и перешла к начальнику штаба, потом снова ко мне. Все повторялось, как на первой кровати. Она включила свет в палатке, не боясь, что ее могут увидеть через открытые окна, и удивленно спросила, обращаясь к нам:
- Вы что, все больные или я вам не нравлюсь?
- Иди сюда! - позвал комбат Нину.
Снова скрип, возня и разочарование. Потом вторая, третья койка, и снова тот же результат.
- Мужчины, я понимаю, что вы давно без женщин, отвыкли, но не до такой же степени. Скажите, как вас расшевелить? Я же согласна на все! Я желаю сделать вам праздник души и тела, только подскажите мне как? Я уже и сама хочу вас всех!
Она начала медленно танцевать. Полумрак делал ее танец загадочным и неповторимым. Это было красивее, чем в любом фильме. Она сжимала ладонями свои груди, гладила себя между ног, принимала различные возбуждающие позы, поочередно подходила к каждому из нас, гладила руками, целовала, делала все, на что только была способна, но вскоре поняла бесполезность своей затеи.
- Ну, если вы сами не хотите или не можете, найдите мне кого-нибудь другого, только настоящего мужика, не такого, как вы. Или у вас в батальоне их нет? - с издевкой обратилась она к комбату. Ее глаза возбужденно блестели, щеки разрумянились.
- Иди сюда, я тебя сейчас оприходую за милую душу! - Начальник штаба снова попытался удовлетворить женщину, а когда из этой затеи снова ничего не получилось, полез в тумбочку за пистолетом. Он достал его, передернул затвор. Я навалился на него, забирая готовое к применению оружие. Подошел комбат, еле-еле вдвоем мы справились с капитаном Дейкиным, успокоили его и убрали в сторону ствол.
- Ну, вы и дураки! При чем здесь я, если у вас не стоит и ничего не получается? - обиженно сказала женщина и легла на свободную кровать. - Если кто-то вдруг надумает и захочет, приходите, буду ждать. Я на все согласна!
Никто к ней так и не пришел. Утром офицеры проснулись, но молча лежали в своих постелях. Я встал, оделся, подошел к гостье. Она тоже не спала.
- Собирайся, поедем к самолету, а то опоздаем.
Она встала, молча оделась, и мы поехали с ней на аэродром. Разговор не клеился. На прощанье Нина произнесла:
- Рассказать кому, что спала с тремя мужиками, сама пыталась их совратить, и ничего из этого не получилось, - не поверят, а то и засмеют. Эх, ребята, загубите вы здесь свои жизни, и во имя чего? Кому вы нужны будете такими? Себя не жалеете, так пожалели бы хоть своих жен. В чем они виноваты и кому нужны будут после вас таких? Как мне вас жалко! - И улетела к своему любимому мужу.
Вернулся в палатку, комбат с начальником штаба обсуждали прошедшую ночь. На столе стояла бутылка водки. Стали анализировать факты, с которыми уже столкнулись в отпусках офицеры, и в конечном итоге пришли к выводу, что война уже коснулась нашего здоровья, и то, что произошло сегодня ночью, это только первый, но очень серьезный сигнал.
Прибывающие в часть девушки негласно распределялись между офицерами: чем выше должность начальника, тем симпатичнее подруга. Распределялись по различным признакам: должности, материальному благополучию, авторитету и другим. У некоторых офицеров были свои постоянные "жены", которые были верны им весь период службы, и никто не мог взять их в свою постель без их согласия. Не возбранялось иметь и еще, были бы деньги. Основная часть "чекисток" была эстафетными палочками - попользовался сам, передай другому. Но их было очень мало, поэтому они не могли удовлетворить запросы всех желающих. Основная же часть офицеров и прапорщиков, не говоря уж о солдатах, за весь период службы ни разу не имела возможности воспользоваться услугами женщин. Те, кто "имел" их в Афганистане, были счастливчиками. Но таких было очень мало.
- Ну что, с дороги да в баньку? - спросил командир части своего, только что прибывшего из Союза для прохождения дальнейшей службы, заместителя.
- А что, у вас еще и банька есть? - удивился новичок.
- Еще и какая - с бассейном, девочками! Не пробовал? Ну, это мы скоро исправим, только ты не спеши и не комплексуй. Веди себя нормально и не опережай события. Вижу, человек ты нормальный, поэтому все у тебя будет как положено.
И, глядя в расширенные от удивления глаза офицера, довольный произведенным на него эффектом, он уже давал указания по подготовке бани. Полковые бани строились своими силами из самана и камней, внутри обшивались досками от ящиков из-под боеприпасов, делались скамейки, столы. Камни нагревались с помощью форсунки и дизельного топлива. Вместо веников использовали ветки местных деревьев. Некоторые офицеры, приезжая из отпуска, везли с собой березовые веники. Это было целое событие. В некоторых частях сауны были с бассейнами. Они строились там, где была проточная вода. Бассейны тоже делались из подручного материала, и они были роскошью для тех условий жизни. Такие бани имелись не во всех частях, были полевые банно-прачечные комбинаты, но это было совсем не то.
- Ну что, готов? Поехали.
И повезли новичка показывать баню. В сауне находились несколько девушек - молодых, красивых, словно с обложек популярных эротических журналов. Представили им вновь прибывшего майора.
- Ну что, девочки-русалочки, пора и в воду? - С шутками и смехом все начали раздеваться. Майор ехал воевать и представить себе не мог, что на войне ему понадобятся пляжные плавки. Он не спеша снимал с себя форму и со стыдом думал, как будет выглядеть в такой компании в своих цветастых трусах. Опешил, увидев, как легкими движениями девушки сбрасывали с себя последнее, что на них было.
- Очнись, командир! Прыгай к нам! - кричали ему из бассейна его новые сослуживцы. Майор тоже сбросил с себя трусы и прыгнул в воду.
- Вот эта девушка - моя, та - его, блондинка - твоя, пользуйся, не стесняйся! - показывал командир новичку "русалок". - Захочешь другую, скажешь, что-нибудь придумаем, но это позже. Сегодня отдыхаем при таком раскладе.
Все как-то просто, обыденно, будто речь шла совсем не о том, что всегда считалось пошлым, и не о них, красивых и ласковых, которые находились рядом, все слышали и даже не краснели. Девушки оценивающе разглядывали новичка.
- Ничего! У него есть достоинства.
После нескольких рюмок водки исчезла напряженность. Блондинка постоянно находилась рядом, о чем-то ласково говорила, будто ворковала, гладила его нежными пальчиками.
- Не спеши, еще не вечер! - И улыбалась, глядя в лицо своего нового знакомого, сравнивая с тем, кто несколько дней назад уехал навсегда в Союз.
- Нет, этот моложе, симпатичнее, добрее и, чувствуется, мужского здоровья в нем много. Повезло! А то переживала: кто же будет следующим?
Вечер прошел ошеломляюще раскованно. Майор еще несколько дней назад представить себе не мог, что он попадет в такую компанию. А сегодня он сам был одним из действующих ее лиц. Такое ему и не снилось.
С первых дней пребывания на афганской земле он сделал для себя несколько важных открытий. Первое: бытовые условия в Афганистане уже не такие плохие, какими были лет 5–6 назад, в самом начале войны. Есть баня, свои ларьки, а в них соки, минеральная вода, продукты питания, вещи, каких в Союзе днем с огнем не сыщешь. Жили не в палатках, а в щитовых домиках казарменного типа, в своих комнатках по несколько человек. Второе: здесь многие живут как бы двумя жизнями. Одна, и она основная, - с боями, кровью, повседневными заботами и ожиданием своей судьбы, вторая - с этими девочками, горьким весельем, словно компенсацией за поломанные, исковерканные жизни и авансом на многие годы вперед.
Вторая жизнь не афишировалась, но даже при всей строгости партийной дисциплины - не возбранялась. Потому что все они - и командиры, и политработники, и девушки, и ребята - были живыми людьми. Они тоже хотели человеческого тепла и нежности. А те, кому не хватало женщин или они им были уже не нужны, вынуждены были пить горькую - этим и довольствовались. Другие пользовались наркотиками. Каждый по-своему решал эту трудную проблему выживания. Государство, военное руководство думали только о политических и военных победах. А как и чем живут тысячи из ежедневно идущих на достижение этих побед - это никого не волновало. Как-то не принято было думать о делах "греховных"…
Часть VII
СУДЬБЫ
На служебном совещании с офицерами бригады, которое проводил прибывший в часть начальник штаба армии генерал-майор Панкратов, я тихо сидел в дальнем углу штабной палатки, прячась за спины впередисидящих. Прошло уже достаточно времени после того партийного собрания, на котором я подверг его критике и оказался здесь. И вот судьба снова свела нас. Я боялся встречи и делал все, чтобы не попасться ему на глаза. И, кажется, мне это удалось. Облегченно вздохнув, я пытался незаметно, в толпе, выйти на улицу, но был остановлен повелительным голосом.
- А вы, товарищ старший лейтенант, задержитесь!
Начальник штаба глядел на меня, потом жестом указал место, куда я отошел в ожидании предстоящего разговора.
Ответив на вопросы офицеров, он повернулся ко мне. Я представился, назвав свою должность, воинское звание и фамилию.
- Ну, что, товарищ старший лейтенант, доложите, чем занимается ваш батальон, каковы результаты боевых рейдов, состояние воинской дисциплины?
Отвечал коротко и настороженно, а сам постоянно думал: к добру или несчастью эта встреча? Горький опыт службы учил, что с начальством нужно всегда держать служебную дистанцию, как бы хорошо ни складывались отношения. Тем более с Панкратовым у меня был свой, особый случай. И хотя через некоторое время он уже расспрашивал меня о Петрозаводске, где остались наши с ним семьи, о личных проблемах и голос его располагал к длительной задушевной беседе, я постоянно помнил о наших прежних взаимоотношениях и видел перед собой не земляка, а именно генерала, по чьей воле я оказался здесь. Напоследок он пожал мне руку и сказал:
- Я рад, что у тебя все так удачно сложилось: получил повышение по службе, награжден орденом, имеешь хорошую репутацию среди офицеров бригады, у командования, что не раскис и не опозорил чести офицера 6-й армии, которая дала тебе путевку в самостоятельную жизнь. Я почему-то думал, что у тебя все сложится иначе. Если вдруг у тебя появятся какие-то просьбы, вопросы, подходи, не стесняйся, чем смогу, помогу.
- Надо же было так по-глупому влететь, - рассуждал я, делясь с комбатом своей давнишней историей и результатом встречи с генералом. - Теперь-то он со мной расквитается, как пить дать. Такое не прощается. О землячестве заговорил? Это мы уже проходили. Съест он меня, растопчет, и ничего-то я не смогу сделать в свою защиту. Генерал, он и в Африке, и в Афганистане генерал. Да, влип я как кур в ощип, - распалял я себя домыслами и рассуждениями. - Что же мне делать? Как уйти от расправы? До замены осталось совсем чуть-чуть. Надо же было такому случиться!
О том, что начальник штаба попытается мне отомстить, я даже и не сомневался. К чести генерала, мои опасения оказались беспочвенными. За оставшиеся месяцы службы я ничуть не ощутил на себе какой-либо предвзятости с его стороны. Возможно, что та ситуация, в какой он оказался в Афганистане, каким-то образом повлияла на него, и он посчитал, что с меня уже достаточно испытаний, не знаю, но давления с его стороны не было. Еще несколько раз Панкратов прилетал в бригаду.
- Ну, что, помощь нужна? - как-то спросил он меня.
- Закончилась вторая замена офицерского состава бригады. Все замполиты батальонов уже убыли в Союз. Остался почему-то один я. Где затерялся мой заменщик, мне непонятно. Нельзя ли ускорить мой отъезд? - набравшись смелости, а возможно, и наглости, спросил я начальника штаба армии. В очередной свой приезд он ответил на мою просьбу:
- Боюсь тебя разочаровать, но с твоей заменой, наверное, ничего сейчас уже не получится. Первоначально планировалось, что офицерский состав и прапорщики будут служить здесь полтора года. И замена пошла. Однако вся беда в том, что утвержденный график замены офицерского состава в военных округах не выполняется. Некоторые офицеры выкладывают свои партбилеты, даже идут под суд военного трибунала, но ехать сюда не хотят. Уже известен случай, что даже генерал отказался ехать в Афганистан. Это что же такое творится в наших Вооруженных Силах: офицеры, даже генерал отказались выполнить приказ Родины? Это в какие же времена было такое? Позор!
Он назвал цифру "отказников". И хотя она была невысокой, всего в несколько десятков человек, было ясно, что данное явление приобретало уже далеко не единичный характер. Лицо генерала выражало удивление, недоумение, смятение. Прошедший долгий и трудный военный путь, он не мог понять тех, кто так спокойно и свободно расстается со своей служебной карьерой, идет на бесчестье, чтобы сохранить свою жизнь, благополучие своей семьи.
- Сейчас готовится приказ о продлении срока службы офицерским составам до двух лет. Так что, если твой затерявшийся заменщик в ближайшие дни появится в части, считай, что тебе очень и очень сильно повезло. Если такого чуда не произойдет, то служить тебе еще до самой осени. Вот такие дела. - Видимо, увидев мое расстроенное лицо, добавил: - Если ты настаиваешь на своей просьбе, я поговорю с начальником политического отдела армии, может, что еще и получится.
Я не настаивал. Как бы сильно мне ни хотелось домой, я хорошо понимал, каким способом эта помощь может произойти. Это означало, что прибывшего по прямой замене офицера моей должности направят не в ту часть и не на замену того офицера, который прослужил столько же, как и я, и также с надеждой ожидает встречи со своей семьей, а в нашу часть. И сделается это так лишь для того, чтобы быстрее отсюда уехал я. Не исключено, что такая перестановка может стоить не убывшему по замене офицеру жизни. Поэтому, как бы ни хотелось мне домой, как бы ни было грустно и обидно за то, что по чьей-то трусости, подлости и разгильдяйству я вынужден обрекать себя на дополнительные моральные и физические трудности, возможно, что и гибель, на лишние шесть месяцев службы в этих условиях, я попросил генерал-майора Панкратова не беспокоиться и забыть о моей просьбе.
Начальник штаба остался удовлетворен моим отказом. Это облегчило его положение и как земляка, и как должностного лица. Конечно, поведи он себя при первой нашей встрече здесь официально, не нужно было бы ему ломать сейчас голову над моими проблемами. Но он повел себя иначе, и уже только за одно это я был ему очень благодарен.
Я смотрел на него совсем другими глазами. Здесь, в Афганистане, он был совсем не похож на того самодовольно-пренебрежительного, вальяжного генерала, с каким меня свела армейская служба в Карелии. Может, это время и обстоятельства изменили его? А может, он и был таким, и я просто неудачно "вписался" в его окружение со своей партийной принципиальностью и ненужной критикой? А может, меня просто использовали в том далеком 1979 году в своих интересах. Видимо, мы оба с ним оказались жертвами чьих-то закулисных интриг.
- Ты слышал про наших земляков? - спросил он как-то меня при нашей очередной встрече. - Полковник Пивоваров получил генерала, Келпш - орден, Герасимчук, видимо, тоже очень скоро уйдет на вышестоящую должность. Приятно, когда встречаешь бывших сослуживцев по армии. В войска приезжаешь, многие узнают, подходят, здороваются. С порядочными офицерами приятно и поговорить.