Устя побледнела. Она была, как в тяжелом сне. На мгновение представились: снова камыши, скитания, кровь, бессмысленные убийства, насилия, грабежи. И от этого не уйдешь, не спрячешься, сквозь землю не провалишься. Неужели нельзя быть просто женщиной и жить для себя?! Устинья до крови закусила губу. Черты лица исказились таким отчаянием, что доверенному Серова стало ее жаль.
- Я вас не тороплю. Подумайте и завтра, послезавтра дайте мне ответ!
- Нечего тянуть. Давайте отряд! - отрезала Устинья.
Глава вторая
НОВЫЙ ОЧАГ
10 декабря 1920 года в станице Михайловской Донской области вспыхнуло восстание. Кулаки и часть зажиточных казаков, разогнав Советы, начали грабить ссыпные пункты, кооперативы, арестовывать и расстреливать коммунистов, продработников, советских служащих. Мятежники выбросили лозунги: "Советы без коммунистов!", "Даешь свободную торговлю!", "Долой продразверстку!".
В какие-нибудь два-три дня мятеж охватил район Михайловка - Сидоры - Серебряково - Усть-Медведица. Стоявшие в Михайловке караульный батальон и караульная сотня перешли на сторону восставших. Во главе 2000–2500 вооруженных повстанцев оказался бывший командир караульного батальона Вакулин, его заместителем и одновременно председателем "Совета Пяти" - Попов.
На одном месте мятежники сумели продержаться всего несколько дней. 22 декабря подошедшие коммунистические отряды выбили вакулинцев из Михайловки и из Серебрякова. Попытка занять станцию Филоново Вакулину не удалась: бывшие на станции войска дали отпор. После короткого неудачного боя банда повернула на северо-восток к границам Саратовской губернии.
Красных Яров в Поволжье уйма - Красный Яр астраханский, Красный Яр самарский, Красный Яр камышинский, Красный Яр иловатский, Красный Яр балаковский… Подмоет степная речка бугор, рухнет пласт чернозема, обнажится красный от глины песок, - вот тебе и красный яр. Поселятся на этом месте люди и назовут село Красным Яром.
Красный Яр камышинский стоит на реке Медведице, Верст на семь растянулся он по берегу. Ниже по течению виднеются ветлы хутора Фоменкова, еще ниже - деревня Гнилой Проток, а напротив, на правом нагорном берегу - село Лопуховка. За Лопуховкой пойдут уже казачьи хутора, земли войска Донского.
Слухи о восстании в Михайловке быстро докатились до Красного Яра. Не ожидая указаний из Камышина, красноярские коммунисты выслали навстречу банде в Лопуховку отряд ЧОН из 70 бойцов. Чоновцы, выехав утром, до места добрались лишь к вечеру, - хотя от Красного Яра до Лопуховки всего двадцать километров, но санный путь еще не установился, и полозья с трудом резали мерзлые кочки земли. На Медведице поверх льда шла вода. Крутую лопуховскую гору обоз едва одолел, не столько лошаденки тащили сани, сколько седоки везли их на себе. В Лопуховке о банде никто ничего не слышал.
- Что же, товарищ начальник, остановимся здесь или дальше поедем? - спросил командира отряда человек в черном поношенном полушубке, туго перетянутом солдатским ремнем. На голове у него была надвинута на лоб шапочка-кубанка. Ватные шаровары аккуратно заправлены в широкие голенища сапог.
- Конечно, заночуем. Черт нас понесет в Донскую область, да и лошади устали, - поправился командир, сообразив, что в данном случае территория не имеет значения.
- Ночуем, так ночуем, - согласился человек в кубанке. - У меня тут кум живет, так зайду к нему.
- Дело твое, товарищ Федорчук.
Чтобы хозяевам было не в тягость накормить нежданных гостей, отряд разошелся по дворам: по два- три человека в каждый. На южной окраине села выставили пост и со спокойной душой легли спать.
Федорчуков кум жил на самом краю села. Прямо за его огородом начиналась круча, под которой текла Медведица. Кум очень обрадовался гостю.
- Какими судьбами в наших краях? Был слух, что ты в Саратове служишь… Ешь, ешь! Капустки возьми! Славная капуста в этом году уродилась, - усердно потчевал кум, пододвигая тарелки со снедью. - Иль перевелся из Саратова?
- Нет, я все там же, на старом месте.
- Следователем?
- У-гу!
- Беспокойная у тебя, Илья, работа. А к нам зачем?
- Приехал в Красный Яр в командировку, а тут, видишь, заваруха. Спасибо, не наливай, всё равно не буду.
- Ну и шут с тобой! Не хочешь - не неволю. В кои-то веки свиделись, а ты выкобениваешься. Ладно!.. Заваруха, говоришь? То в казаках, нас не касается…
- Почему?
- За кого ты наших мужиков считаешь? Нешто мы против власти рабоче-крестьянской? Не-ет, товарищ, ошибаешься. Мы сами с усами: трудно ли, плохо ли, а власть эта наша родная и с нею доживем до хороших времен, а белые и всякие полосатые бандюки нам не товарищи. Во-от как мы, лопуховские, ду… думаем и рассужд…
Вскоре кум окончательно опьянел, и Федорчук уложил его на кровать.
Федорчуку долго не спалось: мешали разные думки и заливистый храп подгулявшего кума. Когда же, наконец, сон смешал мысли, кто-то сильно толкнул его в бок.
- Илья! Ильюша! Встань живее!
Голос кумы:
- Что-то неладное на селе деется.
Федорчук вскочил.
- Сапоги где?
- На печи сушатся. Сейчас достану. На вот покамест опорки одень!
Под руку попала кубанка. Накинув полушубок, Федорчук выскочил в сени и приоткрыл дверь на улицу. Да. Ночное село полнилось тревожными звуками: скрипели полозья множества саней, стучали копыта, рокотали тачанки на железных ходах. Доносились сдержанные ругательства. Бесформенный живой поток тек по улице.
Они!
Федорчук, человек не робкого десятка, умевший смотреть в глаза опасности, сейчас растерялся. "Где же наши?" Ни выстрелов, ни криков. От зябнувших в опорках ног к телу поднималась дрожь, по плечам пробежали мурашки, зубы заляскали. В селе грохнул выстрел. Федорчук замер. От толпы отделились и шли сюда, к дому кума, несколько фигур.
Не раздумывая, Федорчук шмыгнул легкой тенью на зады, споткнувшись об огородную грядку, упал, поднялся, перемахнул через плетень и вприпрыжку побежал под гору. Уже на мокром льду почувствовал, что опорок на нем нет и бежит он в одних носках. Всё равно, только бы не поймали!
Иному человеку страх дает крылья, а у труса отнимает последние силы. Федорчук летел до Фоменкова на крыльях. Правда, без сапог бежать было совсем легко, к тому же теплые, толстые носки, - спасибо тем рукам, что их вязали! - надежно защищали ноги от ран. В памяти остались темные стены мелкого леса за обочинами дороги, мелькающие пятна снега на земле и мглистое небо над головою.
Федорчук знал, где живет председатель Совета и, не расспрашивая, нашел его избу. На стук в окно хриплым голосом залаяла собака, ей отозвалась другая.
"Весь хутор поднимут", - подумал Федорчук и еще раз постучал.
- Кто тут?
- Открывай!
Вскоре Федорчук, обутый в валенки, ехал на подводе в Красный Яр. Шустрая, мухортая лошаденка бойко семенила мохнатыми ногами, сани катились быстро, но весть о занятии бандитами Лопуховки дошла до Красного Яра быстрее, - фоменковский председатель сразу же позвонил туда по телефону. Через несколько минут о событии знал Камышин.
На следующий день на ближайшую к Красному Яру железнодорожную станцию Ададурово прибыла летучка и с ней рота пехоты. В тот же день порвалась телефонная связь с Фоменковым. Красноярский военком выслал разведку, но в версте от хутора разведчики были обстреляны и, потеряв одного, возвратились в Красный Яр. В Фоменкове были бандиты. Возник вопрос, что делать - оборонять ли Красный Яр или уходить на станцию Ададурово и действовать совместно с летучкой. Выбрали последнее.
На станции Ададурово суматоха. В Красном Яре щелкают винтовочные выстрелы. По дороге из Неткачева движется большой обоз. Чей он, никто не знает. По вагонам, отыскивая своих бойцов, бегают командиры.
- Первый взвод, ко мне! Товарищи, кто тут из первого взвода?
- Ванька, не видел ли моего подсумка?
- Первый взвод!
- Давай сюда ленты!
- Возьми сам, если нужно!
- Становись!
На перроне то возникает, то рассыпается строй. На железнодорожных платформах зачехленные пушки, из теплушек выглядывают рыльца пулеметов. Командир летучки, высокий, носастый человек, озираясь по сторонам, нервно теребит ремень полевой сумки. Прибывших красноярцев он встретил недоуменным взглядом.
- Красноярский отряд ЧОН прибыл в ваше распоряжение, - четко доложил старший отряда. - В строю находится сорок человек.
- Гм!.. Михаил Васильевич, у тебя всё готово?
- Готово, - отозвался машинист из паровозной будки.
- Вы идите к командиру роты, - сказал командир летучки красноярцам. - Он вам укажет место… А-а, черт! Ведь это они, бандиты! - показал командир на закругление железнодорожного полотна, где появилась группа конных. - Разберут полотно, и мы останемся как в мышеловке. Факт. Михаил Васильевич, давай отправление!
- Что вы хотите делать? - изумился старший красноярского отряда.
- Пробиваться на Рудню. Здесь я не могу принять боя, - слишком рискованно…
Свисток паровоза заглушил слова. Состав тронулся.
- Скажите командиру роты, что я приказал дать вам ручной пулемет! - крикнул на прощанье командир летучки.
В рядах красноярцев раздались недоуменные возгласы:
- Что же это такое? Всех бросил, а сам удрал! Трус!
- Сволочь! - подтвердил старший красноярцев.
В Красном Яре Федорчук совершенно неожиданно встретил своего прямого начальника и получил от него задание.
- Слушай и запоминай! - сказал начальник, затем коротко проинструктировал, дал явки и под конец спросил:
- Выбирай себе кличку!
- Э-э… - замялся Федорчук: - "Беглец" подойдет?
Начальник засмеялся:
- На память о Лопуховке. Сойдет.
Сейчас Федорчук внешне с безразличным видом наблюдал за происходившим на станции. Он был не похож на следователя ГубЧЕКА. Поверх полушубка на нем была надета солдатская шинель с расстегнутым хлястиком, на голове вместо кубанки нахлобучена папаха из "тканого барашка" (в хлопчатобумажную основу были затканы шерстяные помпончики), за плечами болтался вещевой вешок.
Всё быстрее и быстрее катились вагоны летучки, мелькнули дульца пулеметов, проплыли зачехленные орудия, подпрыгнул на стыке последний вагон. К чоновцам на взмыленной лошади подскакал красноярский волостной военный комиссар.
- Куда пошла летучка?
- В Рудню.
- Как так? Почему?
- У командира гайка ослабла, удрал и точка.
Комиссар на мгновение опешил, а затем, что-то сообразив, решительно заявил:
- Не удерет. Я его верну.
Крутнув коня, он галопом поскакал в село.
- Разве паровоз догонишь?
- Железная дорога обходит Красный Яр дугой, и если скакать напрямик, то успеешь перехватить, - объяснил старший отряда и скомандовал: - Пошли, ребята, к командиру роты!
У водонапорной башни болтались без дела человек тридцать красноармейцев. Федорчук подошел к ним.
- Продали нас!
- Бросай винтовки, сдаваться надо.
- Товарищи, в цепь! - крикнул пробегавший мимо командир.
- Иди-ка ты дальше!
- Так и так пропали, отстреливаться надо.
- Я те стрельну!
Над головами засвистели первые пули, и праздношатающихся словно ветром сдуло. Попрятавшись в канавах, в ямах, в самой башне, они сидели до тех пор, пока бандиты не заняли станцию. Рота и красноярский отряд ЧОН попали в плен.
Утром Вакулин созвал в Красном Яре митинг. На площади вокруг трибуны на удивление любопытным были составлены в козлы десятка три винтовок, под козлами лежали дрова, солома. На трибуну поднялся и начал говорить высокий, стройный человек, с нервным лицом. То был Вакулин. Каждую фразу он подчеркивал резким движением правой руки.
- Товарищи трудовые крестьяне, жители Красного Яра, мы не хотим войны, не хотим проливать крови, не хотим убийств, но нас вынудили взяться за оружие, восстать за правду, за порядок, за отмену продразверстки. Вступайте в наши ряды, в ряды борцов с большевизмом и угнетателями-комиссарами! Еще раз повторяю, что мы не хотим кровопролития. Сейчас здесь у всех на глазах будут сожжены винтовки и другое оружие, служащее для истребления людей, - не особенно убедительно, но горячо ратовал Вакулин.
Предполагалось, что в ответ на призыв главаря будут записываться добровольцы и около трибуны предусмотрительно был поставлен столик, однако время шло, а к столику никто не подходил. В толпе начали перешептываться, послышался сдержанный смешок.
- Зажигай! - скомандовал Попов.
Облитые керосином дрова, сухая солома вспыхнули дружно. Черный дым поплыл над площадью, жирными хлопьями полетела копоть. Загораясь, пузырился лак на прикладах винтовок. Толпа опасливо попятилась, - как бы какая не стрельнула.
- Не выстрелит, - это учебные жгут, а исправные у них лежат в обозе, - вполголоса пояснил какой-то дотошный мужичок.
Из донесения № 1: "Численность банды - 1500 штыков, 150 сабель при 4 пулеметах. Патронов в избытке. Движемся в Верхнюю Добринку, часть банды ушла на Неткачево. Беглец".
В Верхней Добринке, селе, лежащем на тракте Красный Яр - Саратов, состоялось совещание. В просторной избе за чисто выскобленным столом собрались члены Совета пяти и приглашенные командиры. Рядом с Вакулиным - насупленный Попов. Бок о бок два человека, поднятые стихией на гребень мятежа, два руководителя, совершенно не схожие друг с другом. Вакулин - интеллигент, за две войны научившийся убивать. Однако вида крови не переносит (нервы!), убитых (чтобы не снились) не разглядывает и предпочитает оставаться в стороне. Лишь в гневе, легко теряя самообладание, способен жестоко расправляться. Болезненно самолюбив, отсюда мнительность и осторожность, - как бы не показаться смешным, как бы не остаться в дураках. Склонен бесконечно анализировать даже элементарно простые вещи, и поэтому подчас нерешителен. Большевиков ненавидит за отобранный у отца хутор, за разбитые мечты о сытом, безбедном существовании помещика-тунеядца. В главари мятежников попал, потому что был эсером и командовал караульным батальоном, в эсеры записался, потому что во времена Керенского это было модно, а командиром батальона его назначили случайно за отсутствием более подходящей кандидатуры. Таков был Вакулин - офицер, собственник и мелкотравчатый эгоист.
Попов - выходец из семьи прасола-перекупщика. Скуласт, широколиц, широкобров, широкоплеч, лоб бычий, из глубоких глазниц зло и с недоверием смотрят маленькие глазки. Во всей фигуре чувствуется упрямство, своеволие, жестокость, твердое знание закона - человек человеку зверь. К цели Попов идет напрямик, не разбиваясь в средствах. Компромиссов не признает, высший авторитет для него - собственное мнение.
По левую руку от Вакулина крутит пышные усы Чекунов. К нему нагнулся Бурнаковский. Что-то говорит, шевеля коротко подстриженными усиками. Чекунов и Бурнаковский - "идейные" советники "пятерки".
На скамьях, на подоконниках, на хозяйском, окованном белой жестью сундуке расселись чины рангом ниже, а на самом уголке стола примостился писарь. На писаре короткий, черной дубки полушубок и сбитая на затылок шапочка-кубанка. Писарю жарко, но он не раздевается, видимо считает неудобным, а возможно, просто боится, что полушубок украдут.
- Военный совет считаю открытым, - произнес Вакулин, вставая. - Надо договориться о дальнейших задачах и о маршруте. Некоторые, - Вакулин бросил косой взгляд на Попова, - некоторые настаивают на том, чтобы немедленно идти в Саратов. Я категорически против. В Саратове - сильный гарнизон, а у нас нет и двух тысяч. Кроме того, мы не имеем артиллерии, у нас мало пулеметов…
- Пушки и пулеметы мы возьмем именно в Саратове, - со злостью в голосе вставил Попов.
- Не так просто это сделать, - поморщился Вакулин. - Из них будут стрелять по нас. Кроме того, надо же понять расстановку сил в данный момент, общее положение. Наша задача - не дать большевикам вывезти саратовский, самарский хлеб в центральные губернии, в промышленные районы. Один факт нашего пребывания в Заволжье сорвет продразверстку, и каждый мужик, имеющий хлеб, - наш союзник и друг. Из таких крестьян мы сформируем полки и дивизии и ударим по городам, по центрам.
- С голыми руками эти полки ничего не сделают, - опять выкрикнул Попов: - Нужно оружие, нужна база, - нужен Саратов.
- Не мешай! Я дам тебе слово.
После Вакулина поднялся Бурнаковский.
- Я за то, чтобы брать Саратов. Падение крупного волжского города будет сокрушительным ударом по большевизму. Бить, так бить с одного раза. Антонов в Тамбове, Вакулин в Саратове…
- Антонов еще не в Тамбове и неизвестно, когда он там будет - иронически заметил Чекунов, имевший старые счеты с предводителем тамбовских бандитов.
- Саратовские рабочие недовольны властью и поддержат нас, - теряя первоначальную мысль, запнулся Бурнаковский.
- Это бабушка надвое указала. Ты знаешь, сколько в Саратове коммунистов? Нет. То-то и оно! Командные и политические курсы считаешь? ЧОН? Коммунистические рабочие батальоны? Кроме того, им при нужде поможет Москва, - Чекунов ребром ладони рубил по столу. - Вакулин сказал правильно: если не дать хлеба в промышленные районы, то голод вызовет недовольство, восстания против большевиков. У меня есть сведения…
- Это мы слышали. Надо оружие!
- На Саратове обожжешься!
- Голодом большевиков не возьмешь!
- Нет, возьмешь!
Писарь положил карандаш на стол и с едва заметной улыбкой поглядывал на спорящих. Те кричали каждый свое, махали руками, брызжа слюной, доказывали правоту. Вакулин, сорвав голос, колотил по столу рукояткою нагана и, когда галдеж несколько утих, с натугой прохрипел:
- Молчать! Смирно! Военный совет решил двигаться за Волгу. Всё. Закрыто.
- Просчитаешься! Будешь локти кусать, да поздно, - со злостью выговорил Попов и, загремев стулом, поднялся.
Из донесения № 2: "…На совете в Верхней Добринке решено идти в Заволжье. Беглец".
17 января 1921 года банда Вакулина, двигавшаяся на север к Саратову, повернула на восток и, пройдя села Грязнуху и Каменку, вышла на берег Волги в районе деревни Лапоть.
Волга! Чье сердце не дрогнет при взгляде на твои бескрайние просторы! Не высоки прибрежные утесы, а какая ширь, какая даль открывается с них! Дух захватывает, и диву даешься, сколько же воздуха над Волгой-рекой!
Серебрится заснеженная Волга, а за ней ровная, как скатерть, вылизанная ветрами степь. Ширь, гладь, безлюдье. Только по отшлифованной полозьями саней, по выщербленной шипами подков дороге, выкатившись из устья глубокого оврага, букашками ползут подводы, а совсем далеко, у того берега, малюсеньким червячком движется конница.