Голубков. Серафима Владимировна, действительно, надо же как можно скорее решить вопрос. (Чарноте.) Господин генерал! Прошу вас, возьмите нас с собою. По-видимому, Серафима Владимировна заболела. А с вами есть лазарет?
Чарнота. Вы в университете учились?
Голубков. Да.
Чарнота. Производите впечатление совершенно необразованного человека. Ну, а если вам пуля в голову попадет на Бабьем Гае? Лазарет вам поможет, да? Интеллигенция! Спит и во сне лазареты видит. (Де Бризару.) Полковник. Пора!
Де Бризар. Слушаю. Ваше превосходительство, разрешите, я даму возьму с собою!
Люська. Ну, куда на Алманайку, подстрелят, вот и вся сласть! Уж лучше с Запорожским. Я за ней ухаживать буду. Жаль бабу. Достанется красным!
Де Бризар. Я тоже могу ухаживать.
Чарнота. Брось, граф.
Де Бризар(Серафиме). Я не понимаю ваших колебаний, chere madame. Позвольте представиться, командир гусарского полка, маркиз де Бризар. По-видимому, вы не отдаете себе отчета в том, что происходит. Сейчас красные захватят монастырь и спустят шку… пардон, спустят кожу с вас, мадам, вместе с монахами.
Игумен. Владычица, заступись! (В землю.) Братие, молитесь!
Монахи(в утробе земли). Святителю отче Николае, моли Бога о нас!
Серафима(глухо). Благодарю вас, господа. Не беспокойтесь. А знаете что, Сергей Павлович, я, кажется, здесь останусь, в монастыре, прилягу.
Голубков(в ужасе). Что вы, Серафима Владимировна, что вы говорите! Что мне делать, господа?
Серафима. А вы одни поезжайте.
Голубков. Нет, это немыслимо.
Де Бризар(глянув на браслет-часы, в окно). Полк, шагом… (Пауза.) Отставить! (Голубкову.) Ваша дама заболела. (Серафиме.) Позвольте представиться - де Бризар. Поймите, сударыня… Впрочем, я говорить не мастер. Крапилин, ты красноречив, уговори даму!
Крапилин. Так точно, ехать надо!!
Де Бризар(в окно). Полк! Шагом марш…
За окном тронулся и запел гусарский полк: "Ты лети, лети, сокол!.."
Стой! Отставить! Крапилин, ты красноречив, уговори даму!
Крапилин. Так точно, ехать надо!!
Де Бризар. Ну, как угодно, я еду! (В окно.) Марш. (Исчезает.)
За окном пошел полк и запел: "Ты лети, лети, сокол, высоко и далеко!"
Голубков. Серафима Владимировна, поднимайтесь, поднимайтесь. Опомнитесь, Крым, муж…
Серафима. Да, муж… я пить хочу… и в Петербург.
Голубков. Что, что это такое?
Люська(победоносно). Это сыпняк! Вот что. Ну нет, мне человека жалко. Генерал, вели-ка ее брать.
Чарнота(взглянув на часы на руке. В окно). Донской пошел!
За окном забренчал и пошел донской полк: "Зеленеет степь родная, колосятся волны нив!.."
(Крапилину.) Снимай бурку, возьмешь в обозе шинель.
Крапилин(передает факел Паисию, снимает бурку). Слушаю, ваше превосходительство!
Чарнота. Закутывай, выноси!
Крапилин и Голубков закутывают Серафиму в бурку.
Голубков(Люське). Бога ради, позаботьтесь о ней!
Люська. Натурально. Неси!
Крапилин и Голубков уносят Серафиму, за ними бросается Паисий с факелом и Люська. Все исчезают.
Игумен(простирая руки крестом). Белый генерал, неужели же ты не отстоишь монастырь, давший тебе приют и спасение!
Чарнота. Что ты, папаша, меня расстраиваешь? Колоколам языки подвяжи!! Садись в подземелье! Прощай! (Исчез.)
За окном летит полк. Поет: "Три деревни, два села…"
Паисий(появился без факела, черен, испуган). Отец игумен, а отец игумен, что же делать нам, а? Ведь красные прискачут сейчас! А мы белым звонили? Что же нам, венец мученический принимать?
Игумен(в тоске.) Поди, Паисий, поди на колокольню, выглянь, может, что видно…
Паисий, схватив свечку, проваливается в железную дверь. Ветер доносит обрывки песен: "И высоко, и далеко…"
Монахи(поют в подземелье). Святителю отче Николае…
Игумен. Паисий, что?
Паисий(откуда-то с неба). Темно, отец игумен, не видать ничего, темно…
Игумен (тоскует перед иконой). О, praesul! Attrahe peccantes, rege justos… Ax, пастырь, пастырь, недостойный, покинувший овцы своя!
Монастырь угасает, расплывается во тьме, и сон первый кончается…
Конец первого действия
Действие второе
СОН ВТОРОЙ
…Сны мои становятся все тяжелее…
Возникает зал на неизвестной и большой станции на севере Крыма. На заднем плане зала необычных размеров окна. За ними чувствуется черная ночь с голубыми электрическими лунами.
Случился зверский, непонятный в начале ноября месяца в Крыму мороз. Сковал Сиваш, Чонгар, Перекоп и эту станцию. Окна заледенели, и по ледяным зеркалам время от времени текут змеиные огненные отблески от проходящих поездов. Горят переносные железные черные печки, горят керосиновые и электрические лампы на столах.
В глубине, над выходом на главный перрон, под верхней лампой надпись по старой орфографии: "Отделение оперативное". Стеклянная перегородка, в ней зеленая лампа казенного типа и два зеленых, похожих на глаза чудовищ, огня кондукторских фонарей. Рядом со стеклянною перегородкою, на темном облупленном фоне, белый юноша на коне копьем поражает чешуйчатого дракона. Юноша этот Георгий Победоносец, и перед ним горит граненая разноцветная лампада. Зал занят офицерами генерального штаба. Большинство из них в башлыках, в наушниках…
Бесчисленны полевые телефоны, штабные карты с флажками, пишущие машины в глубине. На телефонах то и дело вспыхивают разноцветные сигналы, телефоны поют нежными голосами.
Штаб фронта стоит третьи сутки на этой станции и третьи сутки не спит, но работает, как машина. И лишь опытный и наблюдательный глаз мог бы разобрать беспокойный налет на глазах у всех этих людей. И еще одно - страх и надежду можно увидеть в этих глазах, когда они обращаются в то место, где некогда был буфет первого класса.
Там, отделенный от всех высоким буфетным шкафом, за конторкою, на высоком табурете сидит Роман Валерианович Хлудов. Человек этот лицом бел, как кость, волосы у него черные, причесаны на вечный неразрушимый офицерский пробор. Хлудов курнос, как Павел, брит, как актер, кажется моложе всех окружающих, но глаза у него старые.
На нем плохая солдатская шинель, подпоясан он ремнем по ней не то по-бабьи, не то как помещики подпоясывают шлафрок. Погоны суконные, и на них небрежно нашит генеральский зигзаг. Фуражка защитная, грязная, с тусклой кокардой, на руках варежки. На Хлудове нет никакого оружия.
Он болен чем-то, этот человек, весь болен, с ног до головы. Он морщится, дергается, любит менять интонации. Задаст самому себе вопросы и любит на них сам же отвечать. Когда он хочет изобразить улыбку - скалится. Он возбуждает страх. Он болен - Роман Валерианович.
Возле Хлудова, перед столом, на котором несколько телефонов, сидит и пишет исполнительный и влюбленный в Хлудова есаул Голован.
Хлудов(диктует Головану). "… запятая, но Фрунзе обозначенного противника на маневрах изображать не пожелал, точка. Это не шахматы и не незабвенное Царское Село, точка. Подпись. Хлудов". Все.
Голован. Зашифровать, послать.
1-й штабной(освещенный красным сигналом, стонет в телефон). Да, слушаю!.. Буденный? Буденный? (Угасает.)
2-й штабной(стонет в телефон). Таганаш, Таганаш!.. (Угасает.)
Голован(осветившись сигналом, подает Хлудову трубку). Ваше превосходительство…
Хлудов(берет трубку, слушает). Да! Да! Нет! Да! (Возвращает трубку Головану.) Мне - коменданта.
Голован. Коменданта.
Эхо побежало за стеклянную перегородку; "Коменданта, коменданта!" Комендант, бледный, косящий глазами, растерянный офицер в красной фуражке, пробегает между столами и предстает перед Хлудовым.
Хлудов. Час жду "Офицера" на Таганаш. В чем дело? В чем дело? В чем дело?
Комендант(мертвым голосом). Начальник станции, ваше превосходительство, доказал мне, что "Офицер" пройти не может.
Хлудов. Трагедии! Трагедии! (Коменданту.) Дайте мне начальника станции.
Комендант(бежит и на ходу говорит кому-то всхлипывающим голосом). Я бы его, сукина сына, задавил бы сам! Ну, что ж это?
Хлудов(Головану). У нас трагедии начинаются. Бронепоезд параличом разбило. С палкой ходит бронепоезд, а пройти не может! (Звонит три раза.)
На стене вспыхивает надпись: "Отдѣление контръ-развѣдывательное". На звонок из стены выходит Тихий, он в штатском, останавливается около Хлудова, тих и внимателен. Хлудов обращается к нему.
Никто нас не любит! Никто! И из-за этого трагедии, как в театре все равно!
Тихий тих.
(Яростно, шипя.) Печка с угаром, что ли?!
Голован. Никак нет, угару нет!
Перед Хлудовым предстает комендант и за ним начальник станции.
Хлудов(начальнику). Вы доказали, что "Офицер" пройти не может?
Начальник(говорит и движется, но уже сутки человек мертвый). Так точно, ваше высокопревосходительство. Так точно. Физической силы-возможности нету. Вручную сортировали и забили начисто! Пробка.
Хлудов. Вторая, значит, с угаром?
4-й штабной(бормочет). Сию секунду! Выкинуть ее к чертовой матери!
Начальник. Угар, угар…
Хлудов. Вы, наверное, изучили приказ товарища Троцкого железнодорожникам? Как это там сказано? Очень хорошо: "Победа прокладывает путь по рельсам…" Очень метко сказано. Да вы не бойтесь, поговорите со мной откровенно. У каждого человека свои убеждения, и скрывать их он не должен. Хитрец!
Начальник(говорит вздор). Ваше высокопревосходительство… У меня детишки. При государе императоре Николае Александровиче… Оля и Павлик детки. Тридцать часов не спал, верьте Богу! И лично председателю Государственной думы Михаилу Владимировичу известен. Но я ему, Родзянко, не сочувствую. У меня дети.
Хлудов. Искренний человек? А? Нет! Нужна любовь. Любовь. А без любви уже ничего не сделаешь на войне. (Укоризненно, Тихому.) Меня не любят! (Сухо.) Дать сапер! Толкать, сортировать. Дать пятнадцать минут времени, чтобы "Офицер" прошел за выходной таганашский семафор. Если в течение этого времени приказание не будет исполнено, коменданта арестовать, под военно-полевой суд! А начальника станции повесить на выходном таганашском семафоре, осветив под ним подпись "Саботаж".
Вдали в это время послышался нежный медный вальс. Под этот вальс когда-то гимназистки танцевали на балах.
Начальник(вяло). Ваше высокопревосходительство, мои дети еще в школу не ходили…
Комендант и Тихий берут начальника под руки и уводят.
Хлудов. Вальс?
4-й штабной. Генерал Чарнота идет, ваше превосходительство.
Голован(подавая телефонную трубку). Ваше превосходительство!
Начальник(за стеклянной перегородкой оживает, кричит в телефон). Христофор Федорович! Христом-Богом заклинаю: с четвертого и пятого пути все составы всплошную гони на Таганаш! Саперы будут! Как хочешь толкай. Беда у меня! Господом заклинаю!
Николаевна(выросла возле начальника). Что такое, Вася, что?
Начальник. Ох, беда, Николаевна. Беда над семьей! Ольку, Ольку волоки на станцию! В чем есть волоки!
Николаевна. Ольку? Ольку? (Проваливается.)
Вальс кончается. Дверь на перрон открывается, и вбегает Чарнота. Он в бурке, папахе, засыпан снегом. Проходит между столами. Является перед Хлудовым.
Чарнота. С Чонгарского дефиле, ваше превосходительство, согласно приказания, сводная дивизия подошла! (Пауза.)
Хлудов молчит. Смотрит на него.
Ваше превосходительство! Что ж это делается? Ваше превосходительство, с чем уйдем? Как? (Внезапно становится на колени, снимает папаху.) Рома, ты генерального штаба! Что ты делаешь?! Рома, прекрати!
Хлудов(холодно). Я вас расстреляю.
Чарнота встает, надевает папаху. Молчит.
Обозы, раненых бросите здесь! Рысью пойдете на Карпову балку, станете рядом с Барбовичем и подчинитесь ему!
Чарнота. Слушаю. (Стоит, молчит.)
За окнами покатился тяжелый рокот буферов, отдельные голоса послышались…
Де Бризар(вламывается в дверь, за ним Люська, пытается его удержать). Виноват, виноват! (Голова у де Бризара завязана белой марлей.)
Люська. Куда вы, маркиз, нельзя! Что вы делаете?
Де Бризар. Виноват, виноват!
Среди штабных беспокойное движение.
Правильно, так и надо! Да здравствует чонгарский повелитель генерал Хлудов! (Напевает из "Пиковой дамы".) Графиня, ценой одного рандеву…
Хлудов(холодно). В чем дело?
Чарнота. Командир гусарского полка, полковник Бризар, контужен на Алманайке в голову, командовать не может!
Хлудов. Эвакуировать.
Люська(шепотом Чарноте). Что я, каторжная вам далась! Что же мне - разорваться? Сперва Серафима, потом этот! Бросаю все! В эшелон их и в Севастополь. Ты куда идешь?
Чарнота(тускло). На Карпову балку.
Люська. Еду с тобой! К чертовой мамаше бросаю и раненых, и контуженых. Больше не могу! Мерси! Маркиз, маркиз, пожалуйте за мной!
Де Бризара Голован и Люська увлекают вон. Среди штабных движение.
Де Бризар. Виноват, виноват, куда, куда?
Люська(ему, по дороге). Маркиз, слушайтесь, сейчас поедете в Севастополь, в Севастополь… (Исчезает с де Бризаром.)
Слышен страдальческий вой бронепоезда, он идет медленно, лязгая.
Начальник(перед Георгием Победоносцем молится). Господи, проведи!.. Господи…
Николаевна(врывается за перегородку, тащит Ольку, закутанную в серый платок). Вот она, Олька, вот она!
Начальник. Да, да! (В телефон.) Христофор Федорович! Дотянул? Спасибо тебе! Спасибо!
Схватывает Ольку на руки, бежит к Хлудову, за ним комендант и Николаевна. Тихий бесшумно уходит в стену.
Хлудов(начальнику). Ну что, дорогой? Прошел? Прошел?
Начальник. Прошел, ваше высокопревосходительство, прошел.
Хлудов. Зачем ребенок?
Начальник. Олечка - ребенок. Мой ребенок! Способная девочка. Служу двадцать лет и двое суток не спал.
Хлудов. Да, девочка… Серсо, в серсо играют. А? (Достает из кармана карамель.) Девочка, на! Курить доктор запрещает! Нервы расстроены. А? В Севастополе согласны, нервы, мол, у Хлудова! Но не помогают карамельки, все равно курю и курю. Шарлатаны в Севастополе! Бери, девочка, карамельку.
Начальник. Бери, Олюшенька, бери! Генерал добрый.
Николаевна. Бери, Олюшенька, бери! Скажи - мерси, мол, ваше превосходительство, мерси!
Начальник жестом гонит Николаевну с Олькой, и те исчезают.
Комендант. Ваше превосходительство, из Кермана особое назначение идет.
Хлудов. Да, да.
Комендант и начальник убегают за стеклянную перегородку.
Начальник(стонет в телефон). Керман, Керман!
4-й штабной вбегает, подает Хлудову карточку.
Хлудов. Впустить.
Опять послышался вальс и стал удаляться.
4-й штабной(открыв боковую дверь). Пожалуйте!
В дверь входит Парамон Ильич Корзухин. Это необыкновенно европейского вида, бритый и красивый, но ртом несколько похожий на жабу человек лет сорока пяти, в очках в широкой оправе, в очень дорогой шубе, в боярской шапке, в перчатках и с портфелем.
Голован. Пожалуйте сюда.
Корзухин(перед Хлудовым). Честь имею представиться. Товарищ министра торговли и промышленности Корзухин.