Крутые горы вплотную подступали к реке Киётаки. Девушки прошли еще немного вперед и увидели чудесную рощу криптомерии. Деревья росли стройными рядами. С первого взгляда можно было догадаться, что за ними тщательно ухаживают. Из этого ценного дерева изготовляют бревна, и только в этой деревне умеют искусно их обрабатывать.
По-видимому, был час отдыха, и женщины, обрубавшие ветви на криптомериях, сидя в тени деревьев, отдыхали.
Масако обратила внимание на одну девушку и не сводила с нее глаз, словно завороженная.
– Погляди на нее, Тиэко. Она удивительно на тебя похожа,– прошептала Масако.
На девушке было темно-синее кимоно в белый горошек и шаровары. Рукава подвязаны тесемками, поверх кимоно – передник, на руках – перчатки, прикрывающие только тыльную часть руки. Передник круговой, с разрезами по бокам. Тесемки и узкий пояс – красных тонов. Голова повязана полотенцем. Остальные были одеты так же.
Они напоминали женщин из Охары или Сиракавы, ездивших в город торговать вразнос, но одеты – по-другому. В такой одежде японки трудятся в поле или в горах.
– В самом деле, она так на тебя похожа! Удивительно! Да ты вглядись.
– Правда? – Тиэко бросила на девушку мимолетный взгляд.– До чего беспокойный ты человек, Масако!
– Пусть так, но погляди, как она хороша!
– Ну, хороша, что из этого…
– Можно подумать, будто она твое незаконное дитя.
– Ну, это уж слишком! – рассердилась Тиэко. Масако поняла, что выразилась не слишком удачно, но, подавив рвавшийся наружу смешок, все же добавила:
– Встречаются люди, похожие друг на друга, но такое сходство!..
Девушка спокойно прошла вместе с подругами мимо них. Повязанное на голове полотенце было низко надвинуто на лоб и наполовину прикрывало щеки. Поэтому трудно было как следует разглядеть ее лицо. Откуда Масако могла догадаться об их сходстве?
Тиэко часто бывала в этой деревне, не раз наблюдала, как вслед за мужчинами, которые обдирали с бревен кору, к работе приступали женщины, подчищали бревна и тщательно полировали их промытым в кипятке или в обыкновенной воде песком, который брали у водопада Бодай. Смутно она помнила этих женщин, поскольку видела, как они работают на обочине дороги, да и не так много женщин было в этой маленькой деревушке, чтобы их не запомнить, но Тиэко, само собой, каждую из них не разглядывала. Масако проводила взглядом девушек.
– И все-таки сходство поразительное,– повторила она, слегка наклонив голову, и внимательно посмотрела на Тиэко – будто проверяла себя.
– В чем сходство? – спросила Тиэко.
– Трудно сказать, что похоже – нос, глаза? Скорее есть что-то общее во всем облике, хотя, прости, пожалуйста, разве можно сравнивать барышню из городского квартала Накагё с девушкой из горной деревушки?
– Будет тебе!
– Хорошо бы пойти за ней следом, поглядеть, где она живет,– спохватилась Масако.
При всей своей легкомысленности, Масако вовсе не собиралась следовать за девушкой до ее дома. Просто сболтнула – и все. Но Тиэко замедлила шаги, она почти остановилась, поглядывая то на росшие на горе криптомерии, то на дома с прислоненными к ним бревнами.
Одинаковой толщины, белые отполированные бревна были красивы.
– Прямо произведения искусства,– сказала Тиэко.– Я слышала, такие бревна используют при возведении павильонов для чайных церемоний, их отправляют даже в Токио и на Кюсю…
Бревна стояли аккуратными рядами, касаясь края стрехи. Лежали они и на вторых этажах, где сушилось белье. С изумлением взирая на них, Масако сказала:
– Такое впечатление, будто хозяева дома живут среди бревен.
– Зря беспокоишься,– засмеялась Тиэко.– Уверяю тебя, позади этого склада бревен есть отличное жилище.
– Ты погляди, на втором этаже они сушат выстиранное белье…
– Всему-то ты удивляешься, да к тому же вечно спешишь с выводами – то о том, как живут местные жители, то о моем удивительном сходстве с этой девушкой…
– Это разные вещи,– Масако сразу посерьезнела.– Неужели тебя огорчило, что я заметила ваше сходство?
– Нисколечко…– ответила Тиэко и в тот же миг внезапно вспомнила ее глаза. У этой здоровой, привыкшей к тяжелому труду девушки в глазах затаилась глубокая, неизбывная печаль. – Женщины этой деревни такие работящие,– промолвила Тиэко, словно пытаясь уйти от чего-то, внушавшего ей неосознанное беспокойство. – Ничего удивительного! Многие женщины трудятся наравне с мужчинами. Возьми крестьян или хотя бы зеленщиков и торговцев рыбой,– непринужденно сказала Масако.– Барышни вроде тебя, Тиэко, чересчур все близко принимают к сердцу.
– Вроде меня? Но я тоже буду работать. А ты?
– А я не желаю,– отрезала Масако.
– Эх, показать бы тебе, как трудятся эти деревенские девушки,– сказала Тиэко, вновь обратив взор на росшие на горе криптомерии.– Наверное, там уже началась обрубка.
– А что это такое – обрубка?
– Чтобы из криптомерии получить хорошие бревна, заранее обрубаются лишние ветки. Чаще всего обрубщики пользуются лестницей, но бывает, перескакивают с одного дерева на другое, как обезьяны…
– Но это же опасно!
– Некоторые как взберутся на деревья с утра, так и не спускаются на землю до самого обеда…
Масако тоже поглядела на криптомерии. Их прямые и стройные стволы были и вправду красивы. Метелки зеленой листвы на их макушках казались отсюда игрушечными.
Горы здесь высоки, но склоны их плавные. И ровные стволы криптомерий, возвышающихся на гребнях гор, создают необыкновенное впечатление. Их стройные ряды уже чем-то напоминают архитектуру будущих павильонов для чайных церемоний.
По обе стороны реки Киётаки горы круто обрываются, будто падают в узкое ущелье.
Обилие влаги, благодаря часто выпадающим дождям, и незначительное количество жарких солнечных дней способствуют тому, что из криптомерии получается отменный строительный материал.
Высокие горы – естественная преграда для ветра. А сильные ветры для криптомерий опасны. Они размягчают древесину, лишают ее упругости, и тогда стволы деревьев искривляются, теряют стройность.
Дома деревни тянулись вдоль берега у подножия горы.
Тиэко и Масако прошли до конца деревни, потом возвратились обратно.
Близ некоторых домов женщины полировали бревна. Смоченные водой стволы тщательно обрабатывались речным песком. Мелкий песок, похожий на светло– коричневую глину, добывался со дна реки, куда низвергался водопад Бодай.
– Что вы будете делать, когда песок кончится? – спросила Масако.
– А он не кончится. Дожди смывают песок в водопад, он падает вместе с водой и оседает на дне,– ответила пожилая женщина.
До чего же они беззаботны, подумала Масако.
Глядя, как споро работали женщины, Масако убеждалась в правоте Тизко. Бревна были толщиной в пять-шесть сун и, по-видимому, предназначались для опорных столбов.
Отполированные бревна обмывали водой, сушили, оборачивали бумагой или соломой и отправляли заказчикам.
Кое-где криптомерии росли у самого каменистого ложа реки Киётаки.
Криптомерии в горах и бревна, выстроившиеся вдоль деревенских жилищ, напомнили Масако о тщательно ухоженных, выкрашенных индийской охрой деревянных решетках старинных домов Киото.
Девушки сели в автобус на остановке в начале деревни, откуда открывается вид на водопад Бодай. Некоторое время они ехали молча.
– Хорошо бы дочерей человеческих воспитывали столь же прямыми, как эти криптомерии,– прервала молчание Масако.
– С нами так не нянчатся, как с этими деревьями,– рассмеялась Тиэко.– Скажи, Масако, ты по-прежнему встречаешься?
– Встречаюсь… Сидим на травке на берегу Камогавы.
– В Киямати последнее время стало много посетителей. Туда теперь и электричество провели. Но мы сидим на бережку, спиной к харчевне, и посетители нас не замечают.
– Сегодня вечером тоже?..
– Да, у нас свидание в половине восьмого. Тиэко, кажется, позавидовала такой свободе.
Тиэко ужинала с родителями в дальней комнате, выходившей во внутренний двор.
– Сегодня от господина Симамура прислали сасамакидзуси из харчевни "Хёмаса", поэтому я приготовила только суп,– оправдывалась Сигэ.
– Угу,– пробормотал Такитиро.
Сасамакидзуси с кусочками морского окуня – его любимое блюдо.
– Наша главная повариха сегодня поздновато возвратилась домой: ездила с Масако поглядеть на криптомерии на Северной горе.
– Угу…
На блюде из Имари горкой лежали сасамакидзуси. Разворачивая сложенные треугольником листья бамбука, Такитиро с аппетитом поедал рисовые колобки, на которых лежали тонко нарезанные кусочки морского окуня. Суп был из высушенных пенок бобового молока с грибами сиитакэ.
В лавке Такитиро еще поддерживался дух старинных оптовых лавок Киото, как сохранялась на фасаде дома выкрашенная индийской охрой решетка, но теперь их торговое заведение преобразовано в компанию, а работники от приказчика до посыльных числились акционерами и ходили в лавку, как на службу. Лишь два-три ученика родом из Оми жили постоянно при лавке, снимая комнату на втором этаже. Поэтому в час ужина в дальних комнатах царила тишина.
– Скажи, Тиэко, отчего ты так часто ездишь в деревню на Северной горе? – спросила Сигэ.
– Там криптомерии так красиво растут, все они прямые, стройные. Ах, хорошо бы и людские сердца были такими же.
– Но разве ты не такая? – удивилась Сигэ.
– Увы, нет. во мне той прямоты…
– Послушай, Сигэ,– вмешался Такитиро,– как бы ни был человек прям и откровенен, он существо думающее и размышляет о самых разных вещах.
– Но это и хорошо. Слов нет, прекрасны девушки, похожие на прямые и стройные криптомерии, но таких нет в природе, а если бы и были, нелегко пришлось бы им в жизни. Пусть дерево кривое, главное, чтобы оно выросло и стало большим. Так я думаю… Взять хотя бы старый клен в нашем саду. Взгляните на него…
– Зачем ты втолковываешь это нашей девочке? – недовольно сказала Сигэ.
– Знаю, знаю! Тиэко никогда не кривит душой… Тиэко молча поглядела в сад, потом с грустью в голосе прошептала:
– Сила какая таится в этом клене… Увы, у Тиэко ее не больше, чем в фиалках, приютившихся на его стволе… Ой, глядите, а фиалки уже отцвели.
– И правда,– воскликнула Сигэ.– Но ведь будущей весной они опять расцветут…
Тиэко чуть-чуть опустила глаза, и ее взгляд остановился на христианском фонаре. При свете, падавшем из комнаты, старый фонарь со святым ликом был почти не виден, но ей вдруг захотелось помолиться.
– Матушка, скажите правду: где я родилась? Сигэ и Такитиро переглянулись.
– Под цветущими вишнями в Гионе,– решительно ответил Такитиро.
Родилась в Гионе под цветущими вишнями… Похоже на Лучезарную деву Кагуяхимэ из "Повести о старике Такэтори", которую нашли в коленце бамбука.
Значит, подобно Кагуя-химэ, следует, наверное, ожидать посланца с луны, подумала в шутку Тиэко, но промолчала.
Подкинули ее или похитили – все равно Сигэ и Такитиро не знали, где она родилась. Не знали они, наверное, и ее настоящих родителей.
Тиэко раскаивалась: зачем она затеяла столь неуместный разговор, но ей казалось, что не следует сейчас просить за это прощения у Такитиро и Сигэ. Отчего же она так внезапно спросила о себе? Она и сама не знала. Может, вспомнила девушку из деревни на Северной горе, на которую она, по словам Масако, так похожа…
Тиэко не знала, куда девать глаза, и уставилась на вершину старого клена. Ночное небо слабо светилось – то ли луна взошла, то ли где-то происходило большое гулянье.
– Небо как в летнюю пору…– сказала Сигэ, глядя поверх клена.– Запомни, Тиэко, ты родилась здесь. Пусть не я тебя родила, но на свет появилась ты в этом доме.
– Да, да! – согласно кивнула Тиэко.
В храме Киёмидзу она сказала правду Синъити: ее не похитили в парке Маруяма под цветущими вишнями, а подкинули у входа в лавку Такитиро. Он и подобрал ее там.
С тех пор минуло двадцать лет. Такитиро тогда было за тридцать, и он не отказывал себе в развлечениях. Поэтому Сигэ не сразу поверила его объяснению, когда он появился с младенцем на руках.
"Не пытайся изворачиваться… Ясно, как белый день: это от одной из твоих знакомых гейш".
"Несусветная чушь! – Такитиро даже побагровел от возмущения.– Лучше погляди, во что закутана девочка. Ну как? Ты и теперь будешь настаивать, что это ребенок от гейши?" Он протянул младенца жене. Сигэ взяла девочку на руки и прижалась щекой к ее холодному личику.
"Что нам с ней делать?" – спросила она.
"Пойдем в дом, там все спокойно обсудим. Чего стоишь как истукан!"
"Она совсем еще малютка, должно быть, всего несколько дней, как родилась".
Отец и мать девочки были неизвестны, и записать ее как приемную дочь Такитиро не имел права – на то требовалось согласие родителей. Тогда он зарегистрировал ее в книге посемейных записей как наследницу супругов Сада. Девочку назвали Тиэко.
В народе говорят: если в семье усыновляют ребенка, обязательно появится на свет и свой собственный. Но у Сигэ так не получилось, и супруги Сада посвятили себя воспитанию единственной дочери. Прошло много лет, и их все меньше заботило, кто настоящие родители, подкинувшие девочку. Они даже не знали, живы ли те.
В тот раз уборка после ужина много времени не потребовала, и Тиэко быстро справилась с ней одна: собрала листья бамбука, в которые были завернуты рисовые колобки с рыбой, и вымыла чашки из-под супа.
Потом она поднялась на второй этаж в свою спальню и стала разглядывать альбомы с репродукциями Пауля Клее и Шагала, которые отец брал с собой в Сагу. Незаметно она задремала, но вскоре проснулась от собственного крика.
– Тиэко, Тиэко! Что с тобой? – донеслось из соседней комнаты. Тиэко еще не успела ответить, как раздвинулись фусума и вошла Сигэ.– Наверное, плохой сон приснился – ты так кричала.– Сигэ присела на постель Тиэко и включила ночник у изголовья.
Тиэко привстала – еще во власти ночного кошмара.
– Ой, да ты вся в поту.– Сигэ взяла с туалетного столика марлевое полотенце, вытерла ей лоб, потом грудь. Девушка не противилась. До чего же хороша эта юная белая грудь, подумала Сигэ.
– Вытри под мышками,– сказала она, протягивая полотенце.
– Спасибо вам, матушка.
– Страшный был сон?
– Ага. Мне приснилось, будто я падаю с высоты, медленно лечу вниз сквозь зловещий зеленый сумрак, а дна все нет.
– Такие кошмары бывают у многих: падаешь, падаешь без конца в бездонную пропасть.
– Как бы ты не простудилась, Тиэко. Может, сменишь ночное кимоно?
Тиэко кивнула. Она еще не вполне очнулась и с трудом стояла на непослушных ногах.
– Не надо, не надо, я сама принесу.
Тиэко, немного стесняясь матери, быстро сменила спальное кимоно и начала складывать снятое.
– Оставь, все равно его надо выстирать.– Сигэ взяла у нее из рук кимоно и кинула на стоявшую в углу вешалку. Потом снова присела у изголовья.
– Нет ли у тебя жара? – Сигэ пощупала лоб Тиэко. Лоб был холодный.– Наверно, ты просто устала от поездки в деревню.
– …
– У тебя нездоровый вид. Пожалуй, принесу свою постель и лягу рядом.
– Спасибо, матушка, не беспокойтесь. Мне уже хорошо, идите отдыхать.
– Что-то не верится.– Сигэ отогнула одеяло и прилегла на край постели. Тиэко подвинулась, давая ей место.– Ты уже совсем взрослая, даже неловко Спать с тобой в одной постели. Наверно, не усну.
Но Сигэ заснула первая. Тиэко выпростала руку из-под одеяла и осторожно, чтобы не разбудить мать, погасила свет. Ей не спалось.
Сон, который видела Тиэко, был длинный. Матери она рассказала лишь о самом его конце.
Вначале он был приятен и похож на явь. Ей снилось, как они с Масако приехали в деревню на Северной горе и любуются криптомериями. Масако ей говорит, как она похожа на ту девушку, но во сне это сходство занимает ее гораздо сильнее, чем наяву тогда в деревне.
В конце сна она стала проваливаться куда-то вниз сквозь зеленый сумрак… Откуда он? Быть может, от рощи криптомерии на Северной горе?
Такитиро нравились состязания в рубке бамбука, устраиваемые храмом Курама. То был по-настоящему мужской праздник.
Такитиро посещал эти состязания с юных лет, и они не были ему в новинку, но в нынешнем году он решил взять с собой Тиэко. Тем более что другой праздник – знаменитый Праздник огня в Курама – на этот раз не отмечали из– за нехватки денег.
Такитиро опасался ненастной погоды: состязание дровосеков обычно происходило в самый разгар цую.
Девятнадцатого июня был настоящий ливень – слишком сильный даже для сезона дождей.
– Такой ливень долго не продлится – завтра обязательно распогодится,– повторял Такитиро, поглядывая на небо.
– Отец, я вовсе не боюсь дождя,– успокаивала его Тиэко.
– Знаю,– ответил Такитиро,– но если не будет хорошей погоды…
Двадцатого весь день, не переставая, моросил дождь.
– Закройте двери и окна,– приказал Такитиро служащим в лавке. Иначе весь товар отсыреет.
– Отец, выходит, мы не поедем? – спросила Тиэко.
– Пожалуй, отложим до будущего года. Гору Курама сейчас всю заволокло туманом…
В состязаниях обычно участвуют не монахи, а простые миряне. Подготовка к ним начинается восемнадцатого июня: отбирают по четыре ствола женского и мужского бамбука, которые закрепляются между бревнами, поставленными справа и слева от входа в главное святилище храма. У мужских деревьев оставляют листья, но обрезают корни, женские оставляют с корнями.
По традиции участники состязания, расположившиеся слева от входа в святилище – если повернуться к нему лицом,– называются командой из Тамбы, а справа – командой из Оми.
Каждый участник надевает традиционную одежду из грубого шелка, обувает соломенные сандалии на шнурках, подвязывает рукава тесемками, опоясывается двумя мечами, голову обматывает кэса, сшитым из пяти лоскутьев, к пояснице прикрепляет листья нандины и берет в руки тесак в парчовых ножнах. Предводительствуемые глашатаем, расчищающим путь, участники состязания направляются к вратам храма.