Бизнес - Йен Бэнкс 3 стр.


- Пенни-полпенни.

- Полтора пенса?

- Ну.

- За одну-единственную "пенни-дейнти"?

- Такая цена.

- Но это на пятьдесят процентов превышает стандартные расценки розничной торговли.

- Чо с того? Такая цена.

- Понимаю. Однако цена существенно завышена, ты не находишь?

- Ну. Такая цена. Берете или нет?

- Джеральд, у тебя есть мелочь?

- Может, и есть, мэм. Обождите чуток… Вот, нашел трехпенсовик. Подойдет, мэм?

- Благодарю, Джеральд. Конфетку хочешь?

- Спасибо, мэм. Не откажусь.

- Давай так договоримся, Кейт: я заплачу тебе два с половиной пенса, а ты мне дашь две "пенни-дейнти". Идет?

- Не-а.

- Почему?

- За две штуки три пенса надо.

- Но я беру практически оптом и рассчитываю на скидку.

- Чо? Это как?

- Разве тебе не предоставили скидку, когда ты оптом брала свой товар?

- Миссис, да я его с автомата брала, на автобусной остановке.

- Ага, значит, брала в розницу. Все равно, это твое личное дело. Мое предложение остается в силе. Два с половиной пенса за две штуки.

- Не-а.

- Кейт, у твоих приятелей, похоже, забеги близятся к концу. Может, у тебя вообще ничего больше не купят. Останется на руках залежалый товар. Я делаю тебе разумное предложение. Вот: держи три пенса. Давай мне две "пенни-дейнти" и полпенни сдачи.

- Не-а. За две штуки три пенса надо.

- В розничной торговле упрямство только вредит делу, Кейт. Гибкость - вот что помогает предприятию выстоять при колебаниях рынка.

- Чо?

- Дождь льет все сильнее, Кейт. Я-то сижу, где сухо. А ты уже промокла до нитки, твои дружки расходятся. Две штуки за два с половиной пенса.

- Не-а.

- Напрасно упираешься, Кейт. Удерживать или регулировать маржу - это должен подсказывать голый расчет, а не самолюбие.

- Сама знаю. Давайте сюда три пенса, а я нам - две "пенни-дейнти" да еще один "блэк-джек" в придачу. Хотя они идут по паре за пенни-полпенни или по три - за два пенса.

- Хочешь продать с нагрузкой. Резонно. Ну, так и быть. Договорились. Держи деньги. Спасибо тебе. Джеральд!

- Да, мэм?

- Лови.

- Благодарствую.

- Вот что, Кейт. "Блэк-джек" отдаю тебе обратно: у меня от него зубы желтеют… Ну, что еще?

- Маманя грит, у чужих незя конфеты брать.

- Кейт, не глупи: ты же сама мне их только что продала. Но по большому счету, твоя мама совершенно права. Раз ты отказываешься…

- Нет, ладно, давайте. Спасибочко.

- Да ты совсем голодная.

- Ну. Разве ж конфетой наешься?

- Как у нас дела, Джеральд?

- Почти готово, мэм. Только гайки затянуть. Через пять минут поедем.

- Отлично. И часто ты этим занимаешься, Кейт?

- Че? Торгую?

- Да, именно.

- Не-а. Первый раз. Хочете, секрет скажу?

- Что-что? Секрет?

- Ну. Побожитесь, что не сболтнете.

- Обещаю.

- "Вот те крест и чтоб мне сдохнуть"?

- Именно так.

- Деньги мне дядя Джимми дал. Монетки, чтоб поиграть.

- Вот как?

- Ну. А монетки-то ирландские, он на корабле в Ирландию плавал.

- Ирландские пенни?

- Ну. От наших не отличить, вот; токо на них арфа выбита. Для автомата тик-в-тик подходят.

- Дядя их тебе подарил? Ничего не потребовал взамен?

- Не-а. Отдал - да и все.

- Ха! Выходит, ты даже розничную цену не платила! Каждый вырученный пенни - чистая прибыль! Ну и плутовка! Джеральд, ты слышал?

- Я поражен до глубины души, мэм. Какое, однако, предприимчивое создание.

- Ну. Токо не все само в руки идет. Надо и свои денежки выкладывать. А шипучку, пришлось сказать, для мамани беру. Две бутылки задолжала.

- По какой цене ты продавала шипучку?

- Пенни чашка.

- Чашки у мамы взяла?

- Ну. Все одно, миссис, они до вечера без надобности.

- Понимаю. А, добрый день. Кейт, кто этот юноша?

- Да это ж Саймон.

- Здравствуйте, Саймон.

- Здрасьте, мисс. Кейти, я весь промок. Домой хочу. А ты че? Идешь?

- Угу. Вот тебе "пенни-дейнти". Сосульку из пакетика хочешь?

- А то!

- Дома получишь, ладно?

- Ладно. Спасибочко, Кейти. Побежали домой, а? С меня прямо текет. Через канаву прыгал да сорвался.

- Так-так-так. Попытаюсь угадать. Саймон выполняет функции охранного агентства.

- Не, он смотрит, чтоб эти говнюки у меня денежки не стырили.

- Это оно и есть. Кейти, ты, конечно, не сядешь в машину к посторонним, но скажи хотя бы, где ты живешь. Я хочу побеседовать с твоей мамой.

- Миссис, да вы ж побожились, что не сболтнете! Вас Боженька накажет, раз сказали "вот те крест и чтоб мне сдохнуть". Сдохнете, как пить дать! Вот увидите. Я не стану просто так болтать!

- Кейт, Кейт, успокойся. От меня никто не узнает о происхождении твоего стартового капитала… о пенсах, которые ты опустила в автомат. Я побожилась - значит, не сболтну.

- Ну, смотрите.

- Кейт, у тебя мама, похоже, совсем молодая, верно? А папа, видимо, с вами не живет, правильно я понимаю? У тебя нарядное платье, только оно тебе тесновато и для такой погоды не годится. Ты бегаешь голодная и оттого плохо растешь. А в школу ходишь? Хорошо учишься?

- Мне домой пора.

- Можем ехать, мэм.

- Спасибо, Джеральд. Одну минуту. Кейт, вернись. Я с тобой говорю серьезно. Это важный разговор. Ты собираешься провести здесь всю свою жизнь? Отвечай. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Кейт?

- … прихмахершей.

- Думаешь, это сбудется?

- А че?

- Кейт, а тебе известно, на кого еще можно выучиться?

- …моя подружка, Гейл, хочет пойти на стюардессу.

- Завязывай ты, Кейти. Я уж промерз.

- И парикмахер, и стюардесса - это неплохие профессии, Кейт, но я уверена: ты способна на большее, было бы желание. Просто ты еще многого не знаешь. Позволь мне все же поговорить с твоей мамой. Не возражаешь?

- Слышь, Кейти, я весь промерз, в задницу.

- Миссис… а вы, часом, не злодейка?

- Нет, Кейт. Я, конечно, не святая, и в прошлом, фигурально говоря, тоже пускала в ход ирландские пенсы, но я не злодейка. Джеральд, ответь: я злодейка?

- Ни в коем разе, мэм. По мне, вы - сама доброта.

- Кейти, завязывай… хватит языком трепать.

- Ладно уж, поедем с вами, раз так. Вы и взаправду нас подвезете?

- Ну, разумеется.

- Угу. Двигай сюда, Саймон. Домой поедем во на какой машине, эта тетенька нас подвезет. Ноги вытирай.

- Че?

Так состоялось мое знакомство с миссис Элизабет Тэлман, сотрудницей Второго уровня в "Бизнесе"; это произошло дождливым субботним вечером осенью 1968 года в предместье Коутбриджа, что к западу от Глазго.

Миссис Тэлман принадлежала к разряду тех людей, которые всегда казались мне на полголовы выше, чем на самом деле. Даже сейчас у меня в памяти возникает образ статной, элегантной дамы, гибкой и стройной, тогда как родная мать вспоминается мне понурой коротышкой, хотя они были примерно одинакового телосложения, а ростом различались не более чем на пару дюймов. Дело, наверно, в том, что миссис Тэлман никогда не сутулилась. У нее были длинные, черные, как вороново крыло, волосы, которые она перестала красить, да и то не сразу, только когда ей перевалило за семьдесят (у моей матери волосы были невзрачно-мышиными, а я не то русая, не то блондинка - наверно, в бабку по материнской линии). Миссис Тэлман отличали удлиненные пальцы, крупный рот и непривычный выговор, который звучал то как американский, то как британский, а то и вовсе по-другому, экзотически, дразняще-чуждо. В природе существовал и мистер Тэлман, но он обретался в Америке; они охладели друг к другу, не прожив вместе и года.

Сперва миссис Тэлман приказала Джеральду отвезти домой Саймона, а затем мы остановились у местной лавчонки, чтобы я купила две бутылки газировки в погашение долга. Уже подъехав к дому, мы увидели, как моя родительница нетвердой походкой ковыляет из паба, прихватив спиртное навынос.

Наверно, миссис Тэлман не рассчитывала в тот момент услышать от нее осмысленные речи, а потому обещала приехать на следующее утро.

Мать грозилась меня поколотить, чтобы неповадно было якшаться с кем попало. В тот вечер, напившись до беспамятства, она прижала меня к себе, дыша мне в лицо приторным запахом крепленого вина. Я старалась не ворочаться, чтобы не нарушить это затянувшееся проявление нежданной ласки, а сама явственно ощущала терпкие, изысканные, манящие ароматы, которыми веяло то ли от машины, то ли от самой миссис Тэлман.

Каково же было мое удивление, когда заезжие гости и впрямь объявились на другое утро. Мать еще отсыпалась; дождавшись, пока она натянет платье, мы поехали кататься. Мне вручили батончик "милки-вэй" и велели сесть на переднее сиденье, рядом с Джеральдом; там было здорово, только я изводилась от невозможности подслушать, что говорится сзади - мешала стеклянная перегородка. Джеральд без устали меня смешил, выдумывая, как отзываются о нас встречные водители, и даже разрешил пощелкать тумблером на панели управления. Тем временем на заднем сиденье моя мать угощала миссис Тэлман своими дешевыми "вудбайнз", а та протягивала ей пачку "собранье"; они что-то живо обсуждали.

В ту ночь я впервые за много лет спала вместе с матерью - до самого утра. Она прижимала меня к себе еще неистовее, чем накануне, и мне было невдомек, почему у нее по щекам текут горячие слезы.

Наутро приехал Джеральд, который отвез нас с матерью в Эдинбург и притормозил в конце Принсес-стрит, у роскошного, внушительных размеров отеля из красного песчаника, где останавливалась миссис Тэлман. Ее самой там не оказалось: у нее были какие-то срочные дела в городе. Нас провели в просторные апартаменты, где, невзирая на смущение матери и мои вопли, меня выкупали, хотя я умывалась дома, подвергли медицинскому осмотру (всем этим занималась матрона в белом халате), а потом сняли мерку и одели в крахмальную блузку, юбочку и жакет - так мне впервые в жизни досталась неношеная одежда. Отчасти мой ужас объяснялся тем, что я приняла эти комнаты за сущий проходной двор, где могли шляться все, кому не лень, и глазеть на меня, раздетую до трусов; мне и в голову не пришло, что это комнаты миссис Тэлман, снятый ею номер-люкс.

Меня повели в соседнее помещение, где какой-то незнакомый человек задал мне множество вопросов и задачек: у него были наготове и чисто арифметические примеры, и разнообразные задания: найти что-нибудь лишнее или общее в списке слов, рассмотреть сперва один листок с начерченными фигурками, потом другой и определить, какая фигурка из второго набора больше подходит к первому; были даже короткие истории, для которых он просил меня придумать окончание. Я увлеклась этим занятием. Потом он вышел, оставив меня разглядывать книжку комиксов.

Наконец появилась миссис Тэлман, которая повела нас обедать в ресторан отеля. Она заметно обрадовалась встрече со мной, а мою мать даже расцеловала в обе щеки, отчего меня охватила жгучая ревность, только я не могла разобраться, к которой из них двоих. За обедом, когда мы с матерью исподтишка переглядывались, пытаясь угадать, какая вилка для чего предназначена, мне был задан вопрос: не хочу ли я пойти в специальную школу. Помню, меня обуял страх. Я считала, что в спецшколе держат дрянных мальчишек, которые попались на краже или хулиганстве; но когда недоразумение разъяснилось и меня уверили, что каждый вечер можно будет возвращаться домой, я согласилась попробовать.

Уже на следующий день меня привели в женскую школу мисс Стутли в Рутерглене. Я оказалась на год старше своих одноклассниц, но телосложением уступала всем остальным, а росточком была ниже многих. Тогда я полдня, а то и больше сносила издевки, после чего ввязалась в драку на большой перемене и сломала нос одной из обидчиц. Под угрозой исключения мне пришлось смиренно выслушать не один суровый выговор.

По вечерам к нам домой приходил репетитор, который давал мне дополнительные уроки.

Миссис Тэлман устроила мою мать на завод конторского оборудования в Степпсе; именно на этот завод ехала сама миссис Тэлман, когда у автомобиля спустила шина. Мы стали лучше питаться, купили приличную мебель, телефон и, наконец, цветной телевизор. Выяснилось, что мои многочисленные дяди вовсе не приходятся мне родней; мать перестала обивать чужие пороги.

По окончании школы я поступила в Кенсингтонскую академическую гимназию в Бирсдене, и мы переехали из своей убогой халупы, стиснутой с обеих сторон такими же развалюхами, в дом классом повыше, в Джорданхилле. Теперь мать взяли на другой завод, где выпускались не калькуляторы, а более хитрые машины, называемые компьютерами. Замуж она так и не вышла, но на отдых с нами всегда ездил добрый знакомый, мистер Буллвуд. Каждые два-три месяца нас навещала миссис Тэлман, которая неизменно привозила мне в подарок книги, а матери - пластинки, милые безделушки и что-нибудь из одежды.

Моя мать скоропостижно умерла на Пасху 1972 года, когда я была на каникулах в Италии. Мы с одноклассницами все вместе добирались до Рима на автобусах, паромах и поездах, а обратно я летела на самолете в одиночку. Миссис Тэлман и мистер Буллвуд встретили меня в аэропорту, откуда мы поехали прямо на коутбриджское кладбище; за рулем, как всегда, сидел Джеральд. День выдался теплый и солнечный; помню, я смотрела, как в крематории перед гробом опускается занавес, и переживала, что никак не могу выдавить слезу.

Потом ко мне подошел убогий мужичонка с трясущимися руками, в засаленном, мешковатом костюме, с траурной повязкой на рукаве и, обдав меня запахом перегара, слезливо признался, что он - мой отец. Миссис Тэлман положила мне руку на плечо; я не противилась, когда она повела меня к выходу. Тот недомерок разразился бранью нам в спину.

Жизнь опять круто переменилась. Меня отправили учиться в Швейцарию, в международный пансион, принадлежавший фирме, в которой работала миссис Тэлман. Там было тоскливо, но не хуже, чем на протяжении тех месяцев, что отделяли смерть моей матери от окончания семестра в Кенсингтонской гимназии. Я готовилась получить диплом бакалавра; единственной отдушиной были вылазки на каток и горнолыжные трассы - в полном одиночестве.

Мое ученическое окружение составляли неприступно-блестящие девушки из таких семей, где, наверно, из поколения в поколения передаются бездны денег, утонченных манер и способностей; попадались и безмозглые очаровашки, которых выдавал визгливый хохот. В этом институте благородных девиц мечты воспитанниц не простирались дальше удачного замужества. Я закончила учебу с отличием, получив несколько грамот за особые успехи. Впереди был колледж Брейзноуз в Оксфорде. Миссис Тэлман меня удочерила, и я стала носить ее фамилию.

В прошлом году, когда она скончалась, я оплакала и родную, и приемную мать.

Телефон надрывался очень долго; такое количество звонков обычно заставляет предположить, что ответа не последует. Наконец:

- Кто говорит?

Голос - низкий, шелестящий, бархатистый - принадлежал человеку преклонных лет, которого изрядно раздосадовала необходимость отвечать на звонок; в тех редких случаях, когда он снимал трубку, аппарат сообщал ему номер и даже извлекал из памяти фамилию абонента. Этот телефон предназначался только для важных сообщений.

- Это я. Добрый день.

- Кейт? Ты ли это, девочка моя?

- Да, звоню из уличной кабины.

- А, ясно. - Пауза. - Надо понимать, я не ошибся: ты раскопала что-то интересное?

- Возможно.

- Где ты находишься?

- Примерно там же, где всю неделю.

- Ясно. Лучше будет поговорить при встрече?

- Думаю, да.

- Хорошо, хорошо. В эти выходные все остается в силе. Ты успеешь?

- Конечно. - Должна признаться, у меня заколотилось сердце. Дядя Фредди за две недели сообщил, что в именно в эти выходные ожидается встреча руководства и общая тусовка (буквально так он и выразился), на которую, возможно, позовут и меня, но я не стала радоваться раньше времени. У меня уже созрели совсем другие планы: без предупреждения похитить Реймонда на пару суток; самой сесть за руль, привезти его в дорогую, но тихую гостиницу, снять номер с камином и заказать море элитного шампанского… однако теперь это откладывалось до лучших времен. Сейчас мне предстояла поездка в Блискрэг.

- Вот и славно. Важное совещание, Кейт. Слетятся все херувимы и серафимы нашего племени, да еще и светские власти в придачу.

- Да, уже поползли слухи.

- Неужели?

- Ну, во всяком случае, Майк Дэниелc слышал какие-то разговоры.

- Знаю, знаю - Четвертый уровень; парень, у которого выкрали зубы. Кстати, что это за история?

- Понятия не имею.

- Однако молва не дремлет. Ну, как бы то ни было… Ты нам нужна здесь в пятницу вечером. К воскресенью постараемся управиться, но особо на это не рассчитывай. Договорились?

- Договорились.

- Могу сообщить, что ожидается твой дружок Сувиндер.

- Кроме шуток? Вот счастье-то.

- Это тебя не остановит?

- Дядя Фредди, от приглашения в Блискрэг просто так не отказываются. Ой, время истекает. В пятницу буду. До встречи.

- Вот-вот! Умница. Будь здорова.

Что у тебя с телефоном?

Эта новая модель здесь не работает, представляешь?

Кому-то надо голову открутить. Купи себе другой. Думаю, в Токио это не проблема. Как прошло подписание?

Как по маслу. Бутылка виски произвела неизгладимое впечатление на КР.

Неужели правда, что оно имеет выдержку 50 лет?

А как же! ПС добрался нормально?

ПС в своем репертуаре - слова не вытянешь. Очевидно, Кс означает "Ксеркс". У всех на глазах повел стайку гейш в свой личный "боинг", чтобы продемонстрировать им круглую кровать. Такой кому хочешь зубы заговорит.

Кстати, о зубах…

Ах, да. КР без содрогания отнесся к моему неполнозубому состоянию. Улыбался, кланялся. Наверно, решил, что это такой прикол: беззубый чужестранец. Порекомендовал дантиста. Я сходил, мне все сделали, теперь у меня шикарные японские зубы временного пользования. С тефлоном. Был вот таким: - #, а стал вот таким: -)

Ну, теперь тебе все по зубам.

24 часа думала?

Просто была занята.

Концерн, который сегодня зовется "Бизнес", возник в дохристианскую эру, но не раньше, чем зародилась Римская империя, которой - без преувеличения - мы обязаны своим существованием и которая в определенный промежуток времени, с формальной точки зрения, принадлежала нам.

Власть над Римской империей, пусть даже на протяжении каких-то шестидесяти шести дней, - это звучит чудо как романтично; настоящий коммерческий переворот. На самом же деле мы считаем эту акцию самым серьезным и заметным просчетом, который послужил нам уроком на будущее.

Назад Дальше