- Тогда давай я тебя. Тебе ничего не придется делать. Я сама обо всем позабочусь. Это будет сказка, мечта. Ты сделаешь вид, будто между нами ничего не было.
- Это тоже будет нечестно.
- Все будет честно. Абсолютно честно. Поверь мне, это будет самый честный, самый приятный, самый блаженный миг нашей жизни. Я это знаю. Знаю наверняка. Чувствую нутром. Верь мне. Просто скажи "да" - и все.
- Кейт, я дал обещание. Принес клятву перед алтарем.
- Ну и что? Все приносят эту клятву. Ее можно забыть.
- Да, многие погуливают на стороне.
- Все без исключения.
- Ничего подобного.
- Мужчины - все.
- Нет, не все.
- Из моих знакомых - все. Кроме тех, кто домогается меня.
- Причина в тебе. Ты притягиваешь как магнит.
- Всех, кроме тебя.
- Нет, меня тоже.
- Но ты не поддаешься.
- К сожалению.
Мы стояли в потемках у каменной стены на краю длинного отражающего озера; замок был у нас за спиной. В тот вечер дядя Фредди впервые опробовал недавно восстановленное факельно-газовое освещение; Сувиндеру Дзунгу доверили зажечь пламя, и в честь этого события, к нескрываемой радости принца, была открыта небольшая мемориальная доска. Газ бурлил и булькал, издавая уморительные звуки, словно в каждом из сотни водоемов кто-то громко пукал. Вверх рвались языки пламени из отдельно стоящих факелов, укрепленных на широком обсидиановом основании. Уходя на полтора километра вдаль, огни сплетались желтыми гроздьями, становились все меньше и наконец превращались в крошечные стежки, прострочившие ночь.
Если внимательно приглядеться, можно было различить и маленькие голубые конусы сигнальных огоньков, которые с шипеньем вырывались из тонких медных патрубков, торчавших из воды в центре каждого темно-бурлящего источника пламени.
Я успела сделать пару ставок в казино (сейчас я тоже делала ставку, правда, без особой надежды на выигрыш). Успела побеседовать с гостями, даже кое-как помирилась с Адрианом Пуденхаутом; успела вежливо, но твердо отказать Сувиндеру Дзунгу, когда он пытался заманить меня в свои апартаменты; успела вместе со всеми постоять на террасе и полюбоваться фейерверком, расцветившим ночное небо над долиной; при этом мне приходилось время от времени стряхивать усеянную перстнями правую руку принца, который пристроился рядом и пытался оглаживать мой зад. В замке тем временем можно было побаловаться наркотиками или посмотреть живое секс-шоу, которое по желанию зрителей вполне могло перерасти в оргию.
Я успела перекинуться парой слов с поэтом и сопрано, успела ощутить себя неприлично желторотой рядом со стареющим рок-певцом, по которому в юности сходила с ума, успела ответить на любезности американского дирижера и оксфордского профессора. Я проявила внимание к Колину Уокеру, который стоял этаким мускулисто-бронзовым памятником Армани за спиной у Хейзлтона, игравшего в "блэк-джек", и спросила, как ему нравится в Британии. Он ответил, негромко и сдержанно, что, мол, только вчера прилетел, но пока все идет хорошо, спасибо, мэм.
Я успела потрястись под рейв-музыку (если ничего не путаю) с молодыми сотрудниками и гостями в одном из малых танцевальных залов, а потом более чинно потопталась под мелодии сороковых-пятидесятых годов с руководством высшего звена в главном зале, где играл биг-бэнд. Сувиндер Дзунг, стремительный и неотразимый, сделал со мной пару кругов с обводками и наклонами, хотя к тому времени его вниманием, слава богу, начали завладевать две гибкие красотки, блондинка и рыжая, которых, как легкую кавалерию, определенно бросил в бой дядя Фредди, чтобы облегчить мою участь.
Именно в этом зале я наконец-то разыскала Стивена Бузецки, уговорила пригласить меня на танец, а потом сама направила его к дверям, на свежий ночной воздух, и, наконец, на террасу, откуда мы в очередной раз полюбовались факелами на отражающем озере. Я сбросила туфли и отдала их Стивену, когда мы шли по траве.
В парке было свежо, и моя черная с синевой обновка от Версаче, короткая и открытая, не давала никакой защиты от холода; под этим предлогом я обняла Стивена, так что ему волей-неволей пришлось, в свою очередь, обнять меня и накинуть мне на плечи пиджак, хранивший его запах. Из карманов торчали мои туфли.
- Стивен, ты богатый, красивый и добрый мужик, но жизнь так коротка, черт побери. Что тебя не устраивает? - Сжав кулак, я легонько ткнула его в грудь. - Я? Неужели я такая страшная? Или старая? В этом, наверно, вся загвоздка, да? Я для тебя слишком стара.
Тускло-желтые отблески пламени, с гудением рвущегося на свободу, освещали его лицо, на котором заиграла усмешка:
- Кейт, мы это уже проходили. Ты одна из самых красивых и привлекательных женщин, которых мне посчастливилось видеть.
По-детски прильнув к его груди, я покрепче стиснула объятия, а сама умилилась и обрадовалась этой вынужденной и неприкрытой лжи.
- Значит, мой возраст тут ни при чем, - прошептала я ему в грудь.
Он рассмеялся:
- Ты ведь моложе меня, а на вид тебе не дашь даже твоих лет. Довольна?
- Да. Нет. - Отстранившись, я заглянула ему в глаза. - Что дальше? Как ты относишься к женщинам, которые сами проявляют инициативу?
Все это, как он выразился, мы уже проходили, но ситуация напоминала круг в танце, который проходишь снова и снова. Впервые такой разговор возник у нас четыре года назад, и я высказала предположение, что он - гей. Стивен закатил глаза.
Только тогда я поняла всю меру его порядочности. Он закатил глаза - и это само по себе могло показаться нелепой ужимкой, но сколь многое сразу стало явным: что он уже не раз попадал в такое положение; что отвергнутые, сбитые с толку женщины в порыве уязвленного самолюбия не раз называли его "голубым"; что его уже мутило от этого подозрения.
Мне открылось, что настолько сдержанно он вел себя не со мной одной, но и со многими другими женщинами, если не со всеми. Ему не свойственно было ломаться или мучить других - он просто-напросто хранил верность своей жене. Вот такая безупречная порядочность. Мы о ней намеренно забываем, правда? Но если он изменит с тобою, то когда-нибудь изменит и тебе.
Встретить такого человека - все равно что выиграть первый приз, открыть золотую жилу, заключить главную сделку своей жизни… и тут же узнать, что приз уплыл из-под носа, делянку давно застолбили, а бумаги подписал кто-то другой.
Мы с подругами не раз возвращались к этой теме. Дожив до определенного возраста, вдруг замечаешь, что стоящие кандидаты давно разобраны. Но чтобы разобраться, кто чего стоил, необходимо дожить до определенного возраста. И что прикажете делать? Наверно, выходить замуж как можно раньше и надеяться на лучшее. Или дожидаться, пока появятся разведенные, и выбирать из числа обманутых, а не изменников. Или снизить планку. Или поставить перед собой другие жизненные цели, для достижения которых надо быть самостоятельной личностью, а не половинкой супружеской пары. Вообще говоря, я считала, что мне больше всего подходит именно такой путь, - пока не встретила Стивена.
- Если женщина сама проявляет инициативу - это только лестно.
- Но ты на это не поддаешься.
- Что я могу тебе ответить? Я зануда-однолюб.
(На самом деле это, конечно, означало - поскольку он был абсолютно честен, далеко не глуп и осторожен в ответах, - что когда-то, всего лишь однажды, он преступил черту и теперь знал, что почем; от этой мысли я еще больше расстроилась, потому что согрешил он не со мной, так что я потерпела фиаско не один раз, а целых два.)
- Все это делают, Стивен.
- Послушай, Кейт, разве это довод? И потом, я - не все.
- Но ты упускаешь такую возможность. Подвернулся удобный случай. А ты… упускаешь такую возможность, - беспомощно повторила я.
- Да ведь это не коммерция, Кейт.
- Ошибаешься! В жизни только и есть, что сделки, опции, фьючерсы. Брак - это сделка. Так было во все времена. Я предлагаю тебе сделку, от которой мы оба выиграем и ничего не потеряем: чистая прибыль, полное удовлетворение обеих сторон; отказываться от такой сделки - просто безумие.
- Я потеряю душевное равновесие, Кейт. Меня совесть замучит. Придется обо всем рассказать Эм.
- Ты спятил? Зачем рассказывать?
- А вдруг она как-то узнает. Подаст на развод, заберет ребятишек…
- Она никогда не узнает. Тебе же никто не предлагает бросить ее и детей; я просто хочу взять то, что ты можешь дать. Что угодно. Пусть это будет близость на долгие годы, на одну ночь, на один раз. Что угодно.
- Не могу, Кейт.
- Ты ведь ее не любишь.
- Это не так.
- Нет, так. Ты к ней просто привык.
- Ну, это как посмотреть. Возможно, любовная страсть со временем сменяется привычкой.
- Совсем не обязательно. Как можно быть таким… решительным и честолюбивым в бизнесе и таким робким в жизни? Зачем довольствоваться малым? Но если уж тебе так хочется сохранить привычку, то хотя бы не лишай себя любви. С другой женщиной. Со мной. Ты этого достоин.
Разомкнув наши объятия, Стивен мягко отстранился, взял меня за руки и в упор посмотрел мне в глаза.
- Даже с тобой, Кейт, я не хочу обсуждать Эм и детей. - Вид у него был смущенный. - Как ты не понимаешь? То, что происходит сейчас, для меня равносильно измене; я чувствую свою вину уже оттого, что веду с тобой такие разговоры.
- Да ведь ты ничего не теряешь!
- Я теряю все. У меня внутри есть такой счетчик, который показывает степень вины. Вот сейчас у него только дрогнула стрелка, но мне уже неприятно. Если я лягу с тобой в постель, он просто сорвется с катушек.
Представив себе такую картину, я закрыла глаза и снова зарылась лицом в его грудь:
- Поверь, Стивен, не только он сорвется с катушек.
С тихим смехом он снова меня оттолкнул. Никогда бы не подумала, что отталкивать можно ласково, но у него это получилось.
- Нет, Кейт, не могу - и все тут, - произнес он без улыбки, вроде как поставив печать.
Мы достигли промежуточного финиша, но не сошли с дистанции. Можно было бы на этом не останавливаться, но я рисковала его разозлить.
- Встроенный счетчик. - Я покачала головой. - Ну и ну.
- Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.
- Понимаю, - вздохнула я. - Надо думать, понимаю.
Он поежился - ему было неуютно без пиджака, в одной белой рубашке.
- Холодает, чувствуешь?
- Чувствую. Давай вернемся.
- Мне хотелось искупаться перед сном.
- Не возражаешь, если я на тебя посмотрю с бортика?
- Нисколько.
Своими размерами бассейн в Блискрэге лишь немногим уступал олимпийскому. Он находился глубоко под землей, среди путаницы коридоров, и найти его можно было разве что по запаху. Мы со Стивеном под руку шли по мягким коврам. В бассейне было темно, и нам пришлось обшаривать стены в поисках выключателей. Свет вспыхнул не только на потолке, но и под гладью воды. Стены были расписаны панорамными изображениями идиллических сцен на фоне сельской местности, менее холмистой, нежели Блискрэг; через каждые несколько метров роспись заслоняли белые дорические колонны. Вдоль стен во множестве стояли столики, стулья, шезлонги и вазоны с пальмами, под ногами зеленела искусственная трава, а где-то вдалеке виднелась стойка бара. Голубой сводчатый потолок украшали пышные белые облачка.
Стивен скрылся в раздевалке, а я остановилась над синей водной гладью. До нашего прихода бассейн не пустовал: на кафельном полу остались мокрые пятна, кое-где валялись полотенца и купальные принадлежности, а на столиках поблескивали ведерки для льда в окружении небьющихся бокалов для шампанского, поставленных на столешницы или брошенных в искусственную траву. Сейчас, когда все ушли, тут царила тишина; воду не тревожила даже малейшая рябь, поскольку рециркуляционные насосы были выключены.
Я посмотрела на часы. Они показывали четверть шестого. В мои планы не входило оставаться на ногах до такого времени. Ну что поделаешь.
Стивен появился в просторных купальных шортах, сверкнул улыбкой в мою сторону и нырнул в бассейн. Нырял он классно: брызг почти не было, голубизну дорожки нарушила только мелкая рябь, да еще одна-единственная ленивая волна покатилась от того места, где он скрылся под водой. Я неотрывно следила, как его высокая, загорелая фигура скользит на фоне лазурного кафельного дна. Вскоре он вынырнул на поверхность, тряхнул головой и легко поплыл кролем, мощно разрезая воду.
Присев у бортика, я подтянула к себе одно колено, опустила на него подбородок и просто смотрела. Стивен отмахал двенадцать дорожек, а потом, наперерез волнам, подплыл ко мне и уперся локтями в желоб на внутренней стороне кромки.
- Ну как? - спросила я.
- Отлично. Правда, бассейн медленный.
- Медленный? В каком смысле? Напустили тяжелой воды?
- Нет, просто здесь ни к чему эта стенка, - объяснил он, похлопав по кафельным плиткам над желобом. - От нее отражаются волны, с которыми приходится бороться. В современных бассейнах стенок нет, там вода доходит до пола и стекает в зарешеченные люки.
Я задумалась. Конечно, он был прав.
- Энергия волн в значительной степени нейтрализуется, - продолжал он. - Поверхность остается гладкой. Вот тогда получается быстрый бассейн.
- Ясно.
Он бросил на меня недоуменный взгляд:
- По-твоему, в тяжелой воде можно плавать?
- В "аш-два о-два"? Почему бы и нет? Бойко, как буек.
- Так-так. Ну ладно, пора закругляться.
- Я тебя подожду.
Он подплыл к хромированным ступеням, одним точным, плавным движением подтянулся на поручнях и скрылся в раздевалке, оставив на полу дорожку мокрых следов.
Под гул кондиционера я разглядывала блики, которые вода бросала на потолок и стены. Длинные, ломкие золотые лучи играли на обманном небосводе и на белых рифленых боках колонн. Шорох волн заставил меня вспомнить безмятежную тишину, которая встретила нас в этом месте.
Каждый всплеск, каждый гребешок водной ряби, каждый пляшущий блик в фальшивом небе с пышными облаками был вызван к жизни его присутствием, его плотью. Его мускулы, приводившие в движение форму, тяжесть и всю поверхность его тела, оставили отпечаток своей красоты и мощи на дорожках бассейна, направили бег света в нарисованные облака и небеса. Я подалась вперед и опустила руку в воду, чтобы ощутить, как легкая, трепетная зыбь, подобная биению неверного сердца, ласкает мою раскрытую ладонь.
Поверхность воды мало-помалу разгладилась, волны улеглись. Танец лучей сделался ленивым и плавным, как течение реки в низине у моря. Над ухом жужжал кондиционер.
- Идем? - спросил Стивен. Я подняла на него взгляд.
Невесть откуда возникло желание сказать, чтобы он возвращался без меня, а самой остаться в одиночестве и смотреть, как вода убаюкивает себя под это тихое жужжание, но улыбка на усталом веснушчатом лице была такой теплой и открытой, что я не смогла противиться. Он протянул руку, чтобы помочь мне встать, мы выключили свет и вернулись в жилые покои замка.
Дойдя со мной до дверей моей спальни, он легко поцеловал меня в щеку и пожелал спокойного сна, который не заставил себя долго ждать.
- Ммм… Да?.. Алло!
- Катрин?
- Ох… Слушаю. Да. Кто говорит?
- Я… это я. Я.
- Принц? Сувиндер?
- Точно. Катрин.
- Сувиндер, сейчас очень поздно.
- А… ничего подобного.
- Что?
- Не согласен… не согласен, Катрин. Сейчас не поздно, нет-нет.
- Принц, сейчас… подождите… Сейчас половина седьмого утра.
- Вот именно! Я прав.
- Сувиндер, за окном тьма-тьмущая. Я легла час назад и не собиралась просыпаться еще часов пять-шесть. Для меня сейчас глубокая ночь. Если у вас ничего срочного…
- Катрин.
- Что, Сувиндер?
- Катрин.
- …Ну?
- Катрин.
- Принц, вы совершенно пьяны.
- Это так, Катрин. Я сильно пьян, но это от горя.
- В чем же причина, Сувиндер?
- Я тебе изменил.
- В каком смысле?
- Эти две красотки. Они меня сорва… совратили.
- Вас?
- Катрин, я распутник.
- Не вы один. Я за вас очень рада, принц. Надеюсь, эти дамочки вас полностью ублажили, и вы тоже не ударили в грязь лицом. Успокойтесь. Вы при всем желании не способны мне изменить: я вам не жена и не подруга. Мы не давали никаких обещаний, поэтому об измене и речи нет. Понимаете?
- Я тебе давал.
- В каком смысле?
- Давал обещание, Катрин.
- Не знаю, Сувиндер. Наверно, вы меня с кем-то путаете.
- Нет. Я обещал не словами, а сердцем, Катрин.
- Неужели? Лестно такое слышать, Сувиндер, но пусть это вас не останавливает. Я все прощаю, договорились? Отпускаю вам все прошлые и будущие грехи, идет? Живите в свое удовольствие, я слова не скажу. Буду только счастлива.
- Катрин.
- Да.
- Катрин.
- Ну что еще, Сувиндер?
- …я могу надеяться?
- На что?
- На то… на то, что когда-нибудь ты смягчишься.
- Уже. Я уже смягчилась, Сувиндер. Целиком и полностью. Я к вам хорошо отношусь. Надеюсь, мы останемся друзьями.
- Нет, я не о том.
- Естественно.
- Ты позволишь мне надеяться, Катрин?
- Принц…
- Позволишь, Катрин?
- Сувиндер…
- Скажи, что для меня не все потеряно, Катрин.
- Сувиндер, я к вам хорошо отношусь и действительно искренне польщена тем, что…
- Всегда женщины говорят одно и то же! "Польщена", "хорошо отношусь", а потом вдруг - "но". Не одно, так другое. "Но я замужем". "Но ты слишком стар". "Но твоя мать меня проклянет". "Но я слишком молода". "Но я на самом деле не девушка".
- В каком смысле?
- …я думал, ты не такая, Катрин. Я думал, у тебя не будет "но". А вышло как обычно. Это несправедливо, Катрин. Несправедливо. Это гордыня, или расизм, или… или… неравенство.
- Принц, я вас умоляю. В последние дни я страшно не высыпаюсь. Мне необходим полноценный отдых.
- А я так тебя огорчил.
- Сувиндер, умоляю.
- Я тебя огорчил. Слышу по голосу. Ты больше не станешь такое терпеть, я угадал?
- Сувиндер, прошу, не мешайте мне спать. Давайте на время… прервемся, хорошо? Поговорим утром. Утро вечера мудренее. Нам обоим необходимо выспаться.
- Я иду к тебе.
- Нет, Сувиндер.
- Скажи, в какой ты спальне, прошу тебя, Катрин.
- Это исключено, Сувиндер.
- Умоляю.
- Нет.
- Я же мужчина, Катрин.
- В каком смысле? Вообще говоря, я это заметила, Сувиндер.
- Мужчине вредно… Что такое? Ты вздыхаешь, Катрин?
- Принц, не хочу вас обидеть, но мне в самом деле необходимо выспаться, поэтому прошу: скажите "спокойной ночи" и дайте мне отдохнуть. Ну пожалуйста: "спокойной ночи".
- Ладно. Я исчезаю… Но, Катрин…
- Слушаю.
- Я буду надеяться.
- Вот и славно.
- Это серьезно.
- А как же иначе?
- Иначе нельзя. Я серьезно.
- Ну, честь вам и хвала.
- Да. Хорошо. Доброй ночи, Катрин.
- Доброй ночи, Сувиндер.