Несколько раз она уже готова была сдаться. Стояли дни, согретые поздним осенним теплом; это было как бы искусственно вскормленное лето; воздух пронизывало истомой; меж деревьев маячила голубая дымка, навевая мысли о тщетности борьбы с судьбой. Почему бы, в конце концов, не принять жизнь такой, какова она есть, или, вернее, такой, какой хотел ее сделать сэр Айзек? Не так уж она плоха, убеждала она себя. И дети - конечно, носики у них чуть длинные и острые, - но ведь бывают дети и хуже. Может быть, следующий ребенок будет больше похож на нее. Кто она такая, чтобы пересматривать уготованную ей судьбу и выражать недовольство?
Что бы там ни было, а все же в мире столько светлого и прекрасного - деревья, цветы, закаты и восходы, музыка, голубая дымка и утренняя роса… Конечно, есть и тяжкий труд, и жестокость в деловом мире, и беспощадная конкуренция, но, может быть, вместо того, чтобы бороться с мужем своими слабыми силами, лучше попытаться убедить его? Она попробовала себе представить, как именно она могла бы его убедить…
И вдруг, подняв голову, она с бесконечным удивлением увидела мистера Брамли, который, размахивая руками, весь красный и взволнованный, спешил к ней через крокетную площадку.
У леди Вайпинг, ожидая леди Харман, не садились за стол ровно тридцать пять минут. Сэр Айзек несколько перестарался и сразу же перехватил записку, которую его жена в спешке написала, предупреждая леди Вайпинг, что, вероятно, не сможет у нее быть. Предполагалось, что леди Харман будет в центре внимания, на обед были приглашены лишь те люди, которые уже знали ее, а также те, которые жаждали чести быть ей представленными, и леди Вайпинг дважды звонила в Путни, прежде чем оставила всякую надежду туда дозвониться.
- Телефон выключен, - сказала она в отчаянии, возвращаясь во второй раз после борьбы с этим великим средством связи. - Никто не отвечает.
- Это все он, мерзкий карлик, - сказала леди Бич-Мандарин. - Он ее не пустил. Уж я-то его знаю.
- Ах, я без нее совсем как без рук! - сказала леди Вайпинг, входя в столовую и окидывая взглядом накрытый стол.
- Но в таком случае она, конечно, прислала бы записку, - сказал мистер Брамли, с тревогой и разочарованием глядя на пустое место слева от себя, где еще сиротливо лежала маленькая карточка с надписью: "леди Харман".
Разговор, разумеется, все время вертелся вокруг Харманов. И, разумеется, леди Бич-Мандарин высказывалась резко и прямо, награждая сэра Айзека многими нелестными именами. Кроме того, она изложила свои взгляды на брак будущего, требовавшие весьма и весьма строгого обращения с мужьями.
- Половина состояния мужа и всех доходов, - заявила леди Бич-Мандарин, - должна быть записана на имя жены.
- Но станут ли мужчины жениться на таких условиях? - возразил мистер Брамли.
- Мужчины все равно станут жениться, - сказала леди Бич-Мандарин. - На любых условиях.
- Именно такого мнения придерживался сэр Джошуа, - сказала леди Вайпинг.
Все дамы за столом согласились с этим, и только один веселый холостяк адвокат осмелился спорить. Другие мужчины нахмурились и угрюмо отмалчивались, не желая обсуждать этот общий вопрос. И, любопытное дело, даже мистер Брамли почувствовал легкий страх, представив себе, к чему может привести избирательное право для женщин. Леди Бич-Мандарин мгновенно вернулась к конкретному примеру.
- Вот посмотрите на леди Харман, - заявила она, - и вы убедитесь, что женщины - рабыни, балованные, если угодно, но рабыни. В нынешних условиях ничто не может помешать мужу держать жену взаперти, вскрывать все ее письма, одевать ее в дерюгу, разлучать с детьми. Большинство мужчин, конечно, не делает этого, боясь общественного мнения, но сэр Айзек - это маленький ревнивый людоед. Это гном, который похитил принцессу…
И она принялась развивать планы нападения на этого людоеда. Завтра же она нагрянет в Путни, как живое напоминание о Habeas corpus. Мистер Брамли, который уже сообразил, что к чему, не удержался и рассказал о продаже Блэк Стрэнд.
- Вероятно, они теперь там, - сказал он.
- Он ее увез! - вскричала леди Бич-Мандарин. - Как будто он живет в восемнадцатом веке! Но если они в Блэк Стрэнд, я поеду туда.
Однако, прежде чем отправиться туда, она еще целую неделю говорила об этом, а потом, так как не могла обходиться без зрителей, взяла с собой некую мисс Гэрредайс, одну из тех молчаливых, чувствительных, беспокойных старых дев, словно не от мира сего, которые появляются неизвестно откуда, замкнутые и неотвратимые, и, сверкая очками, шныряют в нашем обществе. В женщинах этого типа есть что-то - трудно сказать, что именно, - словно это души умерших пиратов, которые неведомым путем обрели девственность. Она приехала с леди Бич-Мандарин, тихая и даже смешная, но все же казалось, что где-то в глубине, под гладкой внешностью, в ней сидит пират.
- Ну вот, приехали! - сказала леди Бич-Мандарин, с удивлением глядя на некогда знакомое крыльцо. - Теперь приступим.
И она собственноручно атаковала звонок, а мисс Гэрредайс стояла рядом, и ее глаза, очки и щеки воинственно блестели.
- Предложить ей уехать с нами?
- Конечно, - сказала мисс Гэрредайс горячим шепотом. - Сейчас же! Навсегда!
- Так я и сделаю, - сказала леди Бич-Мандарин и кивнула, исполненная отчаянной решимости.
Она уже хотела позвонить еще раз, но тут появился Снэгсби.
Он стоял, огромный, непреодолимый, загородив дверь.
- Леди Харман нет дома, миледи, - внушительно сказал этот вышколенный слуга.
- Нет дома? - переспросила леди Бич-Мандарин с сомнением.
- Нет дома, миледи, - повторил Снэгсби безапелляционно.
- А… а когда же она будет?
- Не могу сказать, миледи.
- А сэр Айзек?..
- Сэра Айзека нет дома, миледи. Никого нет дома, миледи.
- Но мы же приехали из Лондона! - сказала леди Бич-Мандарин.
- Очень сожалею, миледи.
- Понимаете, я хотела показать своей приятельнице дом и сад.
Снэгсби явно смутился.
- У меня нет насчет этого распоряжений, миледи, - попытался он возразить.
- Но леди Харман, конечно, не будет против…
Снэгсби смутился еще больше. Похоже было, что он попытался, стоя лицом к гостям, украдкой оглянуться через плечо.
- Я сейчас спрошу, миледи.
Он попятился и, видимо, намеревался захлопнуть дверь у них перед носом. Но леди Бич-Мандарин опередила его. Она уже втиснулась в дверь.
- У кого же вы спросите?
В глазах Снэгсби промелькнуло отчаяние.
- У экономки, - сказал он. - Экономка должна распорядиться, миледи.
Леди Бич-Мандарин обернулась к мисс Гэрредайс, которая всем своим видом показывала, что готова оказать ей любую поддержку.
- Какой вздор! - сказала она. - Мы войдем, вот и все.
И великолепным движением, одновременно мощным и полным достоинства, подобающего леди, эта неустрашимая особа не то что оттолкнула, а просто отшвырнула Снэгсби назад, в прихожую. Мисс Гэрредайс не отставала и сразу развернулась в боевой порядок справа от леди Бич-Мандарин.
- А теперь ступайте, спрашивайте, - сказала леди Бич-Мандарин, взмахнув рукой. - Ступайте.
Мгновение Снэгсби с ужасом смотрел на это вторжение, а потом поспешно скрылся.
- Они, конечно, дома, - сказала леди Бич-Мандарин. - Вы только подумайте, этот… этот нахал хотел захлопнуть дверь у нас перед носом!
Обе женщины, радостно-взволнованные, обменялись взглядами, а потом леди Бич-Мандарин с проворством, поразительным при ее полноте, начала открывать одну за другой все двери, выходившие в длинный холл-столовую. Услышав, что мисс Гэрредайс вдруг как-то странно вскрикнула, она повернулась, прервав созерцание длинного низкого кабинета, в котором было написано столько книг про Юфимию, и увидела сэра Айзека, за спиной которого прятался затравленный Снэгсби.
- А-а-а-а! - вскричала она, простирая к нему обе руки. - Значит, вы приехали, сэр Айзек! До чего же я рада вас видеть! Это моя приятельница мисс Гэрредайс, она просто умирает от желания увидеть то, что здесь осталось от сада бедной Юфимии. А как поживает милейшая леди Харман?
На несколько секунд сэр Айзек онемел и только смотрел на гостей с нескрываемой ненавистью.
Потом он обрел дар речи.
- Ее нельзя видеть, - сказал он. - Это никак невозможно.
Он покачал головой; его бескровные губы были плотно сжаты.
- Но ведь мы специально приехали из Лондона, сэр Айзек!
- Леди Харман нездорова, - солгал сэр Айзек. - Ее нельзя тревожить. Ей нужен полный покой. Понимаете? Нельзя шуметь. И даже говорить громко. А у вас такой голос - это может ее просто убить. Поэтому Снэгсби и сказал, что нас нет дома. Мы никого не принимаем.
Леди Бич-Мандарин растерялась.
- Снэгсби, - сказал сэр Айзек. - Откройте дверь.
- Но неужели нельзя повидать ее хотя бы на минутку?
Сэр Айзек, предвкушая победу, даже подобрел.
- Это решительно невозможно, - сказал он. - Ее все тревожит. Всякая мелочь. Вы… вы ее обеспокоите.
Леди Бич-Мандарин бросила на свою спутницу взгляд, который явно свидетельствовал, что она не знает, как быть. Мисс Гэрредайс, как это обычно бывает с преданными старыми девами, вдруг совершенно разочаровалась в своей предводительнице. Она молчала, недвусмысленно давая понять, что не ее дело - искать выход из положения.
Дамы были разбиты наголову. Некоторое время они стояли неподвижно, потом платья их зашуршали по направлению к двери, и сэр Айзек, торжествуя победу, разразился любезностями…
И только когда они были в миле от Блэк Стрэнд, к леди Бич-Мандарин вернулся дар речи.
- Маленький людоед, - сказала она. - Запер ее где-нибудь в подвале… И какое у него было ужасное лицо! Вид, как у затравленной крысы.
- По-моему, надо было сделать совсем не так, - сказала мисс Гэрредайс, которой легко было теперь критиковать.
- Я напишу ей. Вот что я сделаю, - сказала леди Бич-Мандарин, обдумывая свой следующий шаг. - Меня это не на шутку беспокоит. Скажите, вы не почувствовали там что-то… зловещее. И лицо у этого дворецкого - просто страх божий.
В тот же вечер она рассказала про эту поездку, едва ли не решающую в нашем романе, мистеру Брамли.
Сэр Айзек проводил их взглядом из окна кабинета, а потом выбежал в сад. Он направился прямо в сосновый лес и вскоре, высоко вверху, увидел жену, которая медленно шла ему навстречу, грациозная, высокая, в белом платье, вся залитая солнцем, не подозревая, как близка была помощь.
Нетрудно догадаться, в каком волнении мистер Брамли приехал в Блэк Стрэнд.
На первых порах ему повезло, и он до смешного легко преодолел заслон у дверей.
- Леди Харман нет дома, сэр, - сказал Снэгсби.
- Вот как?! - сказал мистер Брамли с уверенностью бывшего хозяина. - В таком случае я погуляю по саду. - Он прошел через зеленую дверь в стене и исчез за углом сарая, прежде чем Снэгсби успел опомниться. Бедняга последовал за ним до зеленой двери, потом в отчаянии махнул рукой, отправился в буфетную и стал усердно чистить серебро, надеясь найти в этом успокоение. Пожалуй, можно было притвориться, что мистер Брамли вовсе и не звонил у парадной двери. А если нет…
Более того, мистеру Брамли посчастливилось застать леди Харман одну - она в задумчивости сидела на скамейке, которую Юфимия поставила, чтобы удобнее было любоваться куртинами.
- Леди Харман! - сказал он, едва переводя дух, и с внезапной смелостью взял ее за обе руки, а потом сел рядом с ней. - Как я рад! Я приехал повидать вас, узнать, не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен.
- Это так мило, что вы приехали! - сказал она, и ее темные глаза сказали то же самое или даже больше. Она оглянулась, и он тоже оглянулся, нет ли поблизости сэра Айзека.
- Поймите, - сказал он, - я, право, в затруднении… Я не хочу быть навязчивым… Но чувствую… Если только я могу что-нибудь сделать… Я чувствую, что вам нужна помощь. Только ради бога не подумайте, что я пользуюсь случаем… Или слишком много на себя беру. Но смею вас заверить: я с радостью умру ради вас, если нужно. С тех самых пор, как я впервые вас увидел…
Бормоча все это, он озирался, боясь, что вот-вот появится сэр Айзек, и в страхе, что за ними могут следить, притворялся, будто болтает о совершенных пустяках. Она слегка покраснела от его намеков, и глаза ее заблестели от избытка чувств, среди которых, пожалуй, была и ирония. Она не вполне верила его словам, но и раньше ожидала, что когда-нибудь, при совершенно иных обстоятельствах, мистер Брамли должен был сказать нечто подобное.
- Поймите, - продолжал он, бросив на нее взгляд, полный мольбы, - у нас так мало времени, а сказать нужно так много, ведь нам могут помешать! Я чувствую, что вам трудно, и вы должны знать… Мы… Мне кажется, всякая красивая женщина имеет как бы право располагать тем или иным мужчиной. Я хочу сказать: я вовсе не осмеливаюсь ухаживать за вами. Хочу сказать только, что я весь ваш, располагайте мной. Много ночей я не спал. Все думал о вас. И у меня не осталось сомнений, я понял, что готов для вас на все, и мне ничего не нужно, никакой награды. Я буду вам преданным братом, кем угодно, только бы вы согласились принять мою помощь…
Она покраснела. Огляделась вокруг, но поблизости никого не было.
- Как это мило, что вы приехали! - сказала она. - И наговорили столько… Но я почувствовала, что вы мне как брат…
- Я буду вам чем захотите, - заверил ее мистер Брамли.
- Мое положение здесь такое странное и трудное, - сказала она, и открытый взгляд ее темных глаз встретился с встревоженным взглядом мистера Брамли. - Я не знаю, что делать. Не знаю… чего хочу…
- В Лондоне думают… - сказал мистер Брамли. - Там говорят… Что вас силой… Привезли сюда… Что вы как в плену.
- Это правда, - призналась леди Харман с удивлением в голосе.
- Я помогу вам бежать!..
- Но куда же?
Надо признать, что довольно трудно указать подходящее убежище для женщины, которой невыносима жизнь в собственном доме. Конечно, можно было бы поехать к миссис Собридж, но леди Харман чувствовала, что ее мать, которая чуть что запирается у себя в комнате, была бы ей плохой поддержкой, и к тому же пансион в Бурнемуте - место малоприятное. Но где еще во всем мире могла леди Харман найти опору? В последние дни мистер Брамли рисовал себе картины самых решительных побегов в благороднейшем духе, но теперь, в ее присутствии, все эти планы рассыпались.
- Не можете ли вы уехать куда-нибудь? - спросил он наконец. И пояснил, боясь недомолвок: - Я хочу сказать: нет ли такого места, где вы могли бы найти надежный приют?
(А в мечтах он уже ехал с ней по горным перевалам, вот он резко остановился и придержал ее мула. Он был поэт и в мечтах всегда воображал мула, а не роскошный экспресс. "Смотри, - сказал он, - там, впереди, Италия! Страна, которой ты еще никогда не видела".)
- Мне некуда уехать, - сказала она.
- Что же делать? - спросил мистер Брамли. - Как быть? - У него был вид человека, который мучительно думает. - Если бы вы только мне доверились… Ах! Леди Харман, я не смею вас просить…
Тут он увидел сэра Айзека, который шел к ним через лужайку.
Мужчины поздоровались любезно, но сдержанно.
- Я заехал посмотреть, как вы здесь устроились и не могу ли я чем-нибудь вам помочь, - сказал мистер Брамли.
- Устроились отлично, - сказал сэр Айзек, но в его тоне не было признательности.
- Я вижу, вы совершенно переделали сарай.
- Пойдемте, я вам покажу, - сказал сэр Айзек. - Там теперь флигель.
Но мистер Брамли продолжал сидеть.
- Это первое, что бросилось мне в глаза, леди Харман. Прекрасное доказательство того, как энергичен сэр Айзек.
- Пойдемте, я вам все покажу, - настаивал сэр Айзек.
Мистер Брамли и леди Харман встали.
- Нам незачем показывать ему флигель вдвоем, - сказал сэр Айзек.
- Я рассказывал леди Харман о том, как нам не хватало ее на обеде у леди Вайпинг, сэр Айзек.
- Это все из-за труб, - объяснил сэр Айзек. - Безрассудно оставаться хоть на один день в доме, где испорчены трубы, тут уж не до обедов.
- Мне было ужасно жаль, что я не могла приехать к леди Вайпинг. Пожалуйста, передайте ей это. Я тогда послала записку.
Мистер Брамли недостаточно ясно помнил, как было дело, чтобы воспользоваться этими словами.
- Ну, разумеется, в таких случаях есть о чем пожалеть, - сказал сэр Айзек. - Но пойдемте посмотрим, что мы тут сделали за три недели. Лет десять назад этого нельзя было сделать и за три года. Вот что значит система!
Мистер Брамли никак не хотел расставаться с леди Харман.
- А вас не интересует эта стройка? - спросил он.
- Я до сих пор не понимаю, как устроен коридор, - сказала она, найдя наконец предлог. - Пожалуй, пойду взгляну тоже.
Сэр Айзек подозрительно посмотрел на нее и начал объяснять новый метод строительства из готовых крупных железобетонных блоков и панелей вместо отдельных кирпичей; метод этот разработали месье Протеро и Кутбертсон, и благодаря им так просто было построить этот великолепный коридор. Все трое чувствовали себя неловко. Сэр Айзек давал объяснения, обращаясь исключительно к мистеру Брамли, мистер Брамли все время тщетно пытался втянуть в разговор леди Харман, и леди Харман сама тщетно пыталась втянуться в разговор.
Их глаза встречались, оба хранили в сердце горячие излияния мистера Брамли, но ни разу не рискнули сказать хоть слово, которое могло бы возбудить подозрение сэра Айзека или обмануть его проницательность. Когда они обошли новые постройки - водопроводчики все еще возились, устанавливая ванну, - сэр Айзек опросил мистера Брамли, все ли он посмотрел, что его интересовало. Наступило короткое молчание, после чего леди Харман предложила чаю. Но за чаем они не могли возобновить прерванный разговор, и так как сэр Айзек явно намеревался не отходить от гостя ни на шаг, пока тот не уедет - намерение это он обнаруживал все более явно, - мистер Брамли растерялся и не мог ничего придумать. Он сделал еще одну безуспешную попытку объясниться.
- Я слышал, вы были опасно больны, леди Харман! - воскликнул он. - Леди Бич-Мандарин ездила вас проведать.
- Когда же это было? - с удивлением спросила леди Харман, разливая чай.
- Но вы, конечно, знаете, что она приезжала! - сказал мистер Брамли и с нескрываемым упреком посмотрел на сэра Айзека.
- Да ведь я вовсе не была больна!
- Сэр Айзек так сказал.
- Сказал, что я больна?
- Тяжело больны. И вас нельзя беспокоить.
- Когда же это было, мистер Брамли?
- Три дня назад.
Оба они посмотрели на сэра Айзека, который сидел у рояля и сосредоточенно жевал булочку. Доев ее, он заговорил рассеянно, безразличным тоном, словно его это совсем не касалось. Только слегка покрасневшие глаза выдавали его волнение.
- По-моему, - сказал он, - эта старуха, я говорю про Бич-Мандарин, часто сама не знает, что болтает. Просто странно слышать. Как она могла сказать такое!
- Но она приезжала ко мне?
- Приезжала. Удивительно, как это ты не знаешь. Но она очень торопилась. А вы, мистер Брамли, приехали узнать, больна ли леди Харман?
- Да, я взял на себя смелость…