- Я имел в виду не немощь, а естественное с годами ослабление сил.
- На кулачках адмиралу, надеюсь, биться не придется, а что касается знаний, мало кто из молодых сможет с ним потягаться. Он вышел в мичманы едва не в один год с вступлением на престол императрицы Анны Иоанновны. Всю вторую половину ее правления участвовал в морских сражениях против турок в качестве адъютанта адмирала Бредаля. А позже, при осаде Кольберга, командовал двухтысячным отрядом десанта.
- Вы почти сразу после своего счастливого вступления на престол, государыня, назначили его вице-адмиралом и главным командиром Ревельского порта.
- Последние три года Григорий Андреевич находился в Кронштадте и потому лучше других знал особенности нашего флота.
- Вы недовольны его действиями, ваше величество?
- Напротив. Насколько мне известно из донесений, адмирал много способствует восстанию греков, но - и это "но" очень серьезно - ему стал мешать Джон Эльфинстон, который был направлен отсюда с небольшой эскадрой в поддержку Спиридова.
- Мешать? Но Эльфинстон только подчиненный.
- И так, и не совсем так, граф. Заслуги Эльфинстона и ловкость его действий во время Семилетней войны не подлежат сомнению.
- Он же не был в нашей армии.
- Он вступил в российскую службу с чином контр-адмирала в 1768 году. Не думаю, чтобы можно было пренебрегать его опытом. Но у Эльфинстона оказался существенный недостаток: он счел себя лучшим профессионалом, чем Григорий Андреевич. Он начал игнорировать распоряжения адмирала, публично высказываться о его якобы ошибочных действиях. Между тем, нам нужен мир и порядок в наших собственных войсках. Знаю, вы готовы пренебречь подобным условием и выше всего ставите личную независимость.
- Государыня, мне слышится в ваших словах непонятная мне досадливость. Я в чем-то виноват перед вами?
- Хотя бы в своих бесконечных стычках с Потемкиным.
- Опять Потемкин! Брат был прав, когда говорил, что это имя все чаще всплывает в ваших разговорах, и не скрывал своей досады на незаслуженное внимание вашего императорского величества к этому покорителю дворцовых высот.
- Граф, мне неприятен этот разговор. И вообще, я пригласила вас для совещания на совсем иную тему. Как вы посмотрите на то, чтобы стать командующим нашим флотом в Архипелаге?
- Вы снимаете адмирала Спиридова, государыня?
- Я никого не снимаю и не собираюсь снимать. Чем множить местнические споры, мне кажется более благоразумным передать вам, человеку, не связанному с флотом, все корабли и всех командующих. Сумеете ли вы подчинить их себе и направить общие усилия на одержание так необходимых державе нашей побед?
- Уверен, ваше величество.
- Даже уверены. Что ж, с Богом, Алексей Григорьевич. Вседержитель не оставлял вас в самые трудные минуты.
ПЕТЕРБУРГ
Зимний дворец
Екатерина II, члены Совета
- Итак, старые ошибки не помогли избежать новых. Я не права, господа? Девять месяцев военных действий, и каковы успехи, которыми бы вы могли похвастать? Я слушаю.
- Ваше императорское величество, уже в январе нынешнего года, когда по существу война еще не начиналась, турки встретили отпор наших войск и отказались от мысли вступить в Новороссию. А экспедиция генерала Берга закончилась взятием Азова.
- Сколько я помню, его брал еще Петр Великий?
- Все так, ваше императорское величество, но турецкие войны ни разу не доводились до конца.
- Оставьте философию, генерал. Перед нами живые войска и реальная ситуация. Меня интересуют действия столь расхваливаемого всеми полководца фельдмаршала Голицына.
- В марте князь вынужден был, не дожидаясь сосредоточения у Староконстантинова основных войск наших, двинуться в Молдавию по просьбе молдавского епископа Досифея, чтобы принять эти земли в подданство России. Он перешел Днестр и попытался овладеть Хотином.
- Всего лишь попытался!
- Ваше величество, его остановила нехватка продовольствия и амуниции.
- А последующие, если не ошибаюсь, два месяца полного бездействия - им существует оправдание? В результате Румянцеву пришлось перейти двумя дивизиями через Днепр, желая отвлечь турок от Подолии, бросить части генерала Берга к Крыму. И что же? Турки все равно захватили Молдавию, а польские конфедераты усилили свои партизанские действия. Я не ошибаюсь?
- Нет, ваше величество. Князя ввело в заблуждение то, что турки действительно очень медленно подтягивали свои силы.
- Но успели за это время наладить связи с конфедератами.
- Тем не менее Голицын, сформировав свою армию, двинулся к Хотину. Такая угроза крепости была вполне реальной.
- Она перестала иметь принципиальное значение, когда турки под впечатлением действий Румянцева отказались от вторжения в Новороссию.
- Кто же противостоял нашей армии под Хотином?
- Крымские татары под начальством Девлет-Гирея.
- Только и всего? Значит, Голицын сам уклонился от победы, когда просил разрешения отступить за Днестр?
- Ваше величество, но он одержал победу, когда на него напали турки. Их было более восьмидесяти тысяч человек, и тем не менее фельдмаршал отбросил их за реку, а отряд, попытавшийся закрепиться на левом берегу Днестра, был попросту разгромлен. От него ничего не осталось.
- Не помог ли Голицыну начавшийся в турецкой армии бунт? Он был достаточно серьезным. И, насколько я помню, недостаток продовольствия. Не так ли?
- Ваше императорское величество, мне остается преклоняться перед вашей памятью и точностью суждений. В турецкой армии действительно в связи со всеми этими обстоятельствами был назначен новый командующий - Молдаванчи-паша. Но ему уже ничего не удалось сделать - почти половина армии попросту разбежалась. В свою очередь, ушел от Хотина и Девлет-паша со своими крымчаками. Впрочем, под впечатлением отступления турок крымский хан вообще распустил свои полчища. Оставленные в турецких крепостях гарнизоны очень незначительны.
- Великолепно! Так в чем же, если позволено мне узнать, заслуги фельдмаршала? Ваши реверансы, генерал, заставляют вспоминать придворные балы, но не разбор ситуации военачальниками.
- Ваше величество, не приходится сбрасывать со счетов взятие Ясс, жители которых присягнули российской короне.
- Насколько я помню, это дело рук генерала Эльпта. Нет, господа, вы очень неубедительны в роли защитников Голицына. Давайте лучше сознаемся, выбор - мой и ваш - оказался просто неудачным. Поступим иначе. На место Голицына командующим главной армией пусть станет Румянцев, румянцевская же армия перейдет в руки Петра Ивановича Панина. И я не спрашиваю вашего мнения. Кирила Григорьевич, вы нашли в сказанном повод для смеха? Поделитесь же с нами вашим неожиданно улучшившимся настроением.
- Нет ничего проще, государыня. Вы рождены быть военачальником, и наш пресловутый совет только мешает вам осуществлять разумную волю. Я преклоняюсь перед моей монархиней и не могу не посмеяться над глупым видом ее советчиков.
- Но это не облегчает положения императрицы.
ПЕТЕРБУРГ
Дом Н. И. Панина
Н. И. Панин, князь М. Н. Волконский
- Однако же до сей поры наш новый главнокомандующий никак не сумел себя выказать.
- Скажем так, Румянцеву на редкость повезло. Если бы государыня заблаговременно узнала о взятии Голицыным Ясс и Хотина, его назначение не состоялось бы.
- Вы так полагаете, Никита Иванович? Многие придерживаются иного мнения. Государыне наскучила медлительная метода князя, и императрица искала поводе, чтобы найти ему замену, Румянцев же, как ни говорите, был в полном смысле под рукой.
- Я бы сказал, в пользу Румянцева говорило скорее знание им Малороссии - как-никак он провел в ней детство, делал там же первые шаги в науке до отъезда в Берлин. Батюшка его побывал правителем Малороссии, прежде чем был назначен чрезвычайным и полномочным послом в Царьграде, впрочем, опять-таки в турецком государстве, среди их людей и обычаев.
- Для меня самое удивительное, что императрица выказала графу такое благоволение после того, как он был любимцем покойного императора.
- А Петр III выделял его, несмотря на блестящие победы Румянцева над пруссаками. Ведь при Гросс-Егерсдорфе он командовал кавалерией и, по правде, решил все дело, да и в кунерсдорфской битве не он ли принудил Кольберг к сдаче.
- Я всегда удивлялся романтическому складу вашего характера, Никита Иванович. Да разве для того, чтобы получить командование в армии, надо быть настоящим военачальником! Все дело в том, чтобы вовремя и в нужном месте попасться на глаза власть предержащим.
- Но вы сами себе противоречите. Румянцев никогда не делал таких попыток, и уж если чем и отличался, то разве что буйным нравом и непомерной любовью к независимости.
- Так ему не нужно было искать благоволения, полноте! При его-то происхождении!
- Вы склоняетесь к истинности легенды?
- Какая же тут легенда. Государь наш покойный Петр Великий во всем был великим. Какой же красавице не дарил своего внимания, лишь бы на глаза попалась хоть во дворце, хоть в парке, хоть на солдатском биваке. Только то все случаи бывали, а графине Марье Андреевне Матвеевой внимание особое было. Тут уж пришлось ее и за денщика замуж выдавать. Многие ли бы от такого брака отказались в те-то времена! Да и в наши тоже. И император Петр Федорович потому Петра Александровича Румянцева и ласкал, что царскую родственную себе кровь видел. Как-никак сам всего-то внуком великому самодержцу приходился, а граф родным сынком. Да и государыня наша таким родством пренебрегать не стала. Орлов-то наш, гляди, как обеспокоился. Одна надежда - далеко Румянцев от столицы и ко двору никак не ластится.
- Да, вот тут князю Голицыну каждое лыко в строку ставилось, а Румянцев с самого начала сказал: раз наступили холода, с военными действиями подождем до весны. Расквартировал главную армию между Днестром, Бугом и Збручем.
- Расквартировать-то расквартировал, а между делом выдвинул их до берега Дуная кстати и Бухарест занял. Есть государыне чему порадоваться. С Петром Ивановичем, братцем вашим, иначе получилось. Ну и то сказать, коли осадной артиллерии нет, как Бендеры брать. Потому и не вышло. А о планах графа Румянцева известно ли что?
- Насколько мне известно, положил армиею своей препятствовать туркам в переходе через Дунай, овладеть Бендерами и хранить как зеницу ока южные границы. Да только размахнулся Петр Александрович куда шире. Теперь особое назначение дано нашему флоту в Средиземном море. Должен он поддержать восстание греков в Морее и Архипелаге и стараться проникнуть в Дарданеллы.
- Вон оно как, на Константинополь замахнуться!
- Государыня и начальников новых для дела такого отыскала.
- Не секрет - кого же?
- Графа Алексея Григорьевича Орлова.
- Оно конечно, только, коли память мне не изменяет, на кораблях будто бы и бывать ему не приходилось. Даже для прогулки.
- Сам захотел, граф Григорий Григорьевич поддержал, какие уж тут разговоры.
- Сильны братцы, куда как сильны, ничего не скажешь. Толк бы только какой был.
- А уж это как судьба.
…Что ж, государыня, вы хотели победы - у вас есть победа, какой еще не знал российский флот. Вы сомневались в способностях Алексея Орлова - у вас есть все основания убедиться в его необычайных талантах. Вы надеялись обрести в его лице придворного дипломата, способного улаживать стычки между настоящими моряками, не более того - перед вами великий полководец, чье имя останется в анналах российской истории рядом с вашим. А, может быть, и впереди вашего. Орловы, которых вы так откровенно начинаете побаиваться и вытеснять из своих дворцовых апартаментов, заслуживают того, чтобы императоры относились к ним с полным решпектом. Орловы, которым вы обязаны своей властью, еще раз дарят вам полноту императорской власти. Кто теперь может сравниться с российским флотом! Никто в Европе. Неужели вам и этого покажется недостаточным, ваше императорское величество?
Надо же куда в мыслях занесся! А все оттого, что в себя прийти невозможно. Да тут еще весть о Дунайке - спасибо, что фальшивая. Чего бы любая победа стоила, кабы он погиб. Господи, подумать страшно. И надо же донесли, не проверили - мол, взорвался на корабле. В глазах круги кровавые поплыли. Едва чувств не лишился. Слава тебе, Господи, обошлось.
Да, а времени терять нельзя. Покуда реляция полная сочинена будет, своего доверенного курьера в Петербург послать надо. Пусть денег не жалеет, лучших лошадей по всему пути берет, в возке и ест, и спит, лишь бы скорее во дворец во всех подробностях сообщить. От Спиридова толку не жди: так распишет, что не поймешь, кто в чем прославился. А надобно - Орлов, один Орлов. Государыня письмо прочтет, иными глазами на реляцию глядеть будет. И писать своей рукой - какие уж тут адъютанты.
Начинать-то с чего - поди, с Хиосского пролива. Двадцать четвертого июня сошлись здесь с турецким флотом. Знатно бились. Туркам только и осталось в бухте укрытие искать, суда в порядок приводить, раненых заменять.
Спиридов с Джоном Эльфинстоном на том стояли, чтобы к новому сражению и нашим готовиться. Мол, положено так на флоте. Порядок блюсти надо. Да и у Хиосского пролива как-никак потрепало наших - отдых нужен. Вот тут очередь Орлова и пришла: ничего не ждать, никому роздыху не давать. С турками определиться, куда укрылись, и в бой! Не давая в море выйти, на позицию стать.
Эльфинстон в спор - не морские, мол, правила. Моряк рассуждать так не станет. А при чем моряк? Была бы победа. Только победа в счет и идет. А если в распорядке такого нет, тем лучше: наш шанс, наша удача.
Разведка донесла: в Чесменскую бухту турки убрались. Под прикрытие береговой цитадели. Опять спор: береговая артиллерия сильней судовой оказаться может, что тогда? Ответ простой. Может и сильнее, да в одной позиции - маневра у нее нет. А у судов маневр - кружись, как хочешь, от вражеской наводки уходи.
Спиридов первый улыбнулся: почему б и не рискнуть. Больно добыча, коли Господь поможет, хороша. На такое дело многих кораблей не надобно. Порешили, пойдет "Ростислав", "Европа", "Не тронь меня" и "Саратов", фрегаты "Надежда" и "Африка", бомбардирский корабль "Гром" да четыре брандера. Тут уж на адмиралов положиться было можно: им виднее.
Так и вышло, что ни дня не ждали: в ночь с 25-го на 26-е в бухту вошли и стали турок обстреливать, как на суше. Им не развернуться, а от береговой артиллерии наши отошли.
Палить с обеих сторон начали - чистое светопреставление. Два турецких корабля сразу подожгли. Они, что твои факелы, всю бухту осветили. Как в солнечный день, все видно стало.
С брандерами хуже вышло. Три зря пропали, зато четвертый с восьмидесятивосьмипушечным кораблем сцепился. С ним и на воздух взлетел. Лейтенант Ильин им командовал.
Если по совести, они победу определил. Турки от такого фейерверка головы совсем потеряли. Да и было от чего. Если посчитать, уничтожили мы пятнадцать их кораблей, четыре фрегата, пять галер, мелких судов и вовсе не счесть.
В плен корабль "Родос" на шестьдесят шесть пушек захватили и пять фрегатов. Плохо ли, государыня? А того лучше с моряками вышло. Всего-навсего одиннадцать человек потеряли, а турки десять тысяч. Самим поверить трудно!
Эльфинстон, еще пушки не остыли, принялся себя победителем объявлять. Шуметь начал, чтобы всему российскому флоту на Константинополь двинуться. Войти в Дарданеллы и начать город воевать. Оно можно бы, только и этой победы на века хватит.
АРХИПЕЛАГ
Российская эскадра
- Ваше сиятельство, ответ из Петербурга!
- Наконец-то! Что там государыня для своего верного слуги придумала, на что расщедрилась? "Победы совершеннее быть не может" - верно, лучше не скажешь. "Славная баталия покрыла вас, граф, бессмертной славой" - отлично. А дальше что…
Георгий I класса - ну, такой у многих есть. Не штука. Кейзер-флаг - а коли на флоте более служить на стану, куда его? Бриллиантовая шпага - такая не помешает. Во дворце появиться, покрасоваться, коли охота придет. Вот, вот, вот - титул "Чесменский". Орлов-Чесменский. Граф Орлов-Чесменский. И чтобы потомству передать. Коли будет потомство.
И больше ничего? Ага, вот тут: десять тысяч душ в имении по своему выбору. Самому выбирать надо.
- Вот что, Алексей, собирай офицеров - титул новый графский обливать будем. Видал, граф Чесменский!
- Ваше сиятельство, да разве есть награда по заслугам вашим? Что ни возьми, все мало будет.
- Вот и я так думаю. Не стану брать десять тысяч душ - пусть за государыней останутся. Должок невыплаченный. Папинька-сударушка разворчится. Ему бы все добавлять и добавлять орловских богатств. Сам же пеняет: забот много, хозяйничать братцы не умеют, корысти с хозяйства получить не умеют. Особливо Гриша. Да какая там корысть - и так до конца века всего не изживешь. Нрав свой бы потешить и ладно.
- Ваше сиятельство, господа офицеры собрались. Я не стал о радостной вести говорить. Не имея от вас на то разрешения, воздержаться решил.
- Молодец. Сам скажу. Да, кстати, за графом Федором Григорьевичем пошли. Притомился он после сражений-то. Который день неможется ему. Поди, с постели еще не вставал. Скажи: Алексей Григорьевич непременно быть велел, да и новостью с ним поделись.
- Я мигом, ваше сиятельство!
- Вот и ладно. А все что-то на сердце непокойно. И письмо уважительное. И награды. А покою нет. Не начала ли государыня наша чего задумывать? Вот уж кому верить не станешь. Сколько ей людей верило! И росточку махонького, и сама-то субтильная, и глаза свои серые настежь распахивает, а с пятью доньями сердце имеет. Не к добру все это думается. Знаю, не к добру.
ПЕТЕРБУРГ
Зимний дворец
Екатерина II, М. С. Перекусихина, Г. Г. Орлов
- Государыня-матушка, хоть и ночной час, будить тебя все равно придется. Беда, государыня, великая беда, прости, что с такими вестями прихожу, да делать нечего. От лиха, коли пришло, куда денешься.
- Что ты, Марья Савишна, на себя непохожа? Новость-то какая? Из армии?
- Матушка, сердечушко мое, бунт! В Москве бунт! Убили, убили распроклятые Амвросия! На клочки, мученика, растерзали!
- Архиепископа? В себе ли ты, Савишна? Кто б на святителя руку поднять посмел?
- Посмели! Еще как посмели! Дай капот тебе, матушка, подам - гонец ждет. С письмом. Вон я и веток можжевеловых приготовить велела, чтоб бумагу-то подержать. Да ты ее, государыня, в руки-то не бери. Не рискуй здоровьем своим драгоценным. Секретарь-то сейчас придет. Послали за ним.
- А гонец из Москвы?
- Упаси Господь, государыня, как можно! Штафетом они сюда его доставили. Первый-то в карантине остался. С чумой шутки плохи.
- Чепец поправь, Савишна, да сапожки дай - ногами дует.
- Сейчас, матушка, сейчас. Да вот и секретарь прибежал.
- Дайте мне письмо.
- Государыня, это невозможно. Вы сами знаете, как прилипчива эта зараза.
- А уж это Вседержителю решать: нужна своему государству, жива останусь, нет - так и живота не жалко.
- Государыня-матушка, что отваги твоей на генерала хватит, все знают, только ведь как пословица говорит - береженого Бог бережет.
- Сама хочу прочесть. От кого письмо?
- От Еропкина.