- Все так же, - сказала Валентина Павловна, и в ее веселых глазах доверчиво, но все-таки очень далеко промелькнула грусть.
Между тем математичка, отчитав двух модниц, наконец оставила их.
- С приездом, Надежда Сергеевна, - сказала она. - Вас тоже склоняли вчера. На педсовете.
- За что?
- А чего ж вы… Ганичева Римма по всем предметам успевает, а по география вы ей двойку…
Она сказала это строгим голосом. Но в учительской все хорошо знали Агнию Тимофеевну и ее манеру шутить.
- А кто склонял? - спросила Надя улыбаясь,
- Директор. И она права: раз у Ганичевой по биологии три, значит и по географии должно быть не меньше трех…
Надя выпрямилась и закусила губу.
- Знаете, Валя, вот так всегда… Помните, я говорила? Директор вечно со мной через третьих лиц…
- Надежду Сергеевну муж выручает, - заговорила словесница, сняв очки. Мне так прямо сказали: ставь Соломыкину тройку. Это, мол, вина не ученика, а ваша недоработка. А знаете, что он написал в сочинении? "Иму не нависны дваряни"! Это о Тургеневе! Девятый класс!
- Плохих учеников нет, есть плохие учителя, - пробасила математичка, и все засмеялись.
- Эх, я бы с нею поспорила, я бы не согласилась! - громко шепнула Валентина Павловна. - Словесница у нас - овечка.
- Уж будто вы, Валя, никогда не сдавались…
- Верно, иногда устанешь бороться и махнешь рукой, бог с ними, получайте вашу тройку. Только к чему это ведет? Все это делается не для пользы, а для отчета. Ведь нужны знания, а не отметка! Бумажка, которую мы здесь выдаем, она только вредит - по бумажке человека ставят на пост, а он, вот такой Соломыкин, вытянутый за уши, он еще станет врачом! Или начальником… Тяжелей всего слушать неграмотную речь, когда ее произносит человек, поставленный тобой руководить.
Валентина Павловна говорила еще что-то, смеялась, а Надя вдруг застыла, задумалась, глядя вниз и ничего не видя. Она вспомнила, как однажды Леонид Иванович прислал ей с комбината записку и записка эта начиналась словом "Обеспеч", написанным крупными буквами и без мягкого знака. Позднее Надя осторожно сказала мужу об этом: она боялась, как бы Леонид Иванович не написал такое еще кому-нибудь. Но он веско ответил: "Грамота - это грамота…" И Надя поскорее перебила его, переменила тему, чувствуя, что он дальше скажет "…и ничего больше".
- Иду по Москве и читаю, - говорила Валентина Павловна: - "Прием заказов платья ", "База снабжения материалов ". Золотом по мрамору! Это все наши ученики пишут. Все Соломыкины! И мне думается, Надюша… Вы что? Что с вами?
- Да так, задумалась. Я всегда задумываюсь, когда вы говорите. Вы знаете, я совсем не умею бороться. Даже думать не умею!
- А зачем вам бороться? Вы за Дроздовым как за стеной. За что Ганичевой двойку?..
- За подсказку и за шпаргалку. Я снижаю оценку, если замечаю такие вещи. Безжалостно. Послушайте, Валя… вы сегодня видели его?
Валентина Павловна покачала головой: не видела.
- А вчера?
- Видела… Издалека, - шепнула Валентина Павловна. - Я к нему иногда хожу. Только редко.
- Вы бы хоть мне его показали как-нибудь. Вы его любите? Это не шутка?
Валентина Павловна покачала головой: нет, не шутка.
- Что он - красив?
- Что - красота! Вы помните красоту Элен из "Войны и мира"? Красота вещь относительная…
Сказав это, Валентина Павловна спохватилась, взглянула на Надю: не обиделась ли она, красивая? Не считает ли всю эту философию самозащитой некрасивых? Но Надя слушала, широко открыв глаза, и Валентина Павловна успокоенно вздохнула.
- Дело здесь не в красоте, Надюша. Я ведь была когда-то боевой комсомолкой, и иногда чувствую, что это осталось во мне… на всю жизнь. Когда мы первый раз встретились с этим человеком… В общем, амур не присутствовал при нашей первой встрече. У меня началось с желания ему помочь. Как в хорошие комсомольские времена…
- А как вы его полюбили - сразу? С первого взгляда? Валюша, ну расскажите!
- Нет. Не сразу. Не с первого взгляда. Знаете, чтобы полюбить - взгляда мало. Нужно с человеком столкнуться. Такое столкновение нужно, чтоб почувствовался характер. И у нас было столкновение. Но почувствовала одна я.
- А он?
- Он - нет. Для него я - чужой и непонятный человек. Я встречаюсь с ним и вспыхиваю, а мне ведь тридцать лет! Ах, Надя, вы не знаете, что это такое. Если бы хоть один его взгляд сказал мне то, что… я ведь не могу скрывать!.. - за одну такую минуту я отдала бы все. Он тоже меня замечает, вспоминает обо мне, но не так, как я… А я вот вспоминаю иначе… Валентина Павловна опустила голову, потом подняла, и Надя увидела слезы в ее доверчивых и ясных глазах. - Вы знаете - это человек высочайшей души. Смелый. Умный. С кем ни встретится, оставляет след. Это настоящий герой, о каком я мечтала девочкой. Ах, если бы он встретился мне раньше. Я бы побежала за ним на край света. Ни секунды бы не думала! Я ведь была тогда лучше…
- Ми-илая! - Надя прижала ее руку к дивану, прикоснулась к ней плечом. - Вы и сейчас лучше всех!
За стеной, в коридорах школы, тонко разливался звонок. Учителя не спеша собирали книги, журналы, выходили из учительской.
- Хватит, хватит сплетничать! - с сердитым весельем пробасила старая математичка, проходя мимо них, и подруги, вздыхая, поднялись.
- Мы еще поговорим? Ладно? - сказала Надежда Сергеевна, глядя на подругу грустно-восхищенными глазами. - Хорошо, поговорим?
- Не знаю, что здесь интересного. Тем более для вас. Не притворяйтесь! Вы не меньше моего знаете, что такое любовь…
И Надя вдруг почувствовала на лице у себя странное, фальшивое выражение. Оно говорило: "Конечно! Я знавала любовь" - и еще: "Пожалейте меня, Валентиночка, я совсем ничего не знаю, сама себя не могу понять…"
Около лестницы они расстались, шутливо и ласково протянув друг дружке руки. С той же чужой, растерянной улыбкой Надежда Сергеевна вошла в седьмой "Б" класс. Она поздоровалась с учениками, села за стол, и все ее непонятные заботы отошли в сторону.
Со второй парты на нее угрюмо смотрела Римма Ганичева. Ее темные глаза были неприятно раздвинуты к вискам и напоминали о бинокле. Надежда Сергеевна сразу увидела и свою "лаборантку" - Сьянову, бледную и худенькую девочку-подростка, с тревожным взглядом, - и улыбнулась ей. К Сьяновой Надежда Сергеевна давно уже чувствовала необъяснимую материнскую нежность и жалость.
- Ну, как мы подготовились? - сказала Надежда Сергеевна и посмотрела на доску. Да, конечно, лаборантка опять постаралась - развесила карты и нарисовала на чисто вытертой доске контуры Севера и центра Европейской части СССР.
- Ну что ж, очень хорошо. Прекрасно, - сказала Надежда Сергеевна уже учительским тоном. И урок начался.
Она вызвала к картам троих учеников и, задав всем вопросы, мельком взглянула на Сьянову. Эта тихая, исполнительная девочка очень боялась вызовов к доске и всегда получала по географии тройки. Надежда Сергеевна решила сегодня побороть страх своей лучшей лаборантки и вдруг сама почувствовала робость.
- Сьянова! - сказала она, как бы между прочим, устало прикрыв пальцами глаза.
Девочка встала, уронила учебник и, не заметив этого, прихрамывая от страха, подошла к доске.
- Вот ты показала здесь Север Европейской части. Нанеси теперь реки Севера и покажи размещение полезных ископаемых. И не бойся, - добавила она тише.
- Я не боюсь, Надежда Сергеевна. Вот Печора… - Сьянова слабо улыбнулась и стала жирно вести мелом Печору от Двинской губы.
У Надежды Сергеевны закололо в груди. Класс негромко зашикал. Сьянова остановилась и побледнела. Потом быстро стерла свою "Печору" и на этом же месте уверенно нарисовала ветвистую Двину. Стукнула мелом и оглянулась. Все усиленно закивали. Надежда Сергеевна опустила глаза к классному журналу. Покончив с Двиной, Сьянова нанесла Печору, Мезень и Онегу. Вычертив все изгибы Онеги, она опять оглянулась, и ученики в первых рядах, косясь на учительницу, осторожно кивнули. "Не буду замечать", - решила Надежда Сергеевна. Под маленькой рукой Сьяновой быстро и верно разветвились реки Нарва и Кола с Туломой - это было сделано уже сверх того, что требовалось. "Она все знает. Ей не хватает смелости", - подумала Надежда Сергеевна, следя за ответом другого ученика. Она мельком взглянула на контур Севера Европейской части и увидела, что на нем уже показаны месторождения апатитов и тихвинские бокситы. Не было лишь Ухты. "Поставлю четыре, - подумала Надежда Сергеевна, - может быть, с этой четверки у нее начнется другая жизнь".
- Ну, - сказала она. - Что у тебя?
Оживленное лицо Сьяновой сразу померкло.
- Я что-то еще забыла, - призналась она и положила мел. - Никак не могу вспомнить.
- Садись. Ставлю тебе четыре. Сейчас мы вспомним сообща, что ты забыла.
И тут же Надежда Сергеевна заметила поднятую руку Ганичевой.
- Ну вот, Римма сейчас нам скажет…
Ганичева встала, оглянулась направо, налево и заговорила, упорно глядя в сторону, при каждом слове поднимая одну бровь:
- Вот вы, Надежда Сергеевна, поставили мне двойку за подсказки. А Сьяновой все время подсказывали. Кто? Вот и скажу - Парисова подсказывала, Слаутин, Вяльцев…
- Мы не подсказывали! - закричали сразу несколько ребят.
- Кивали! Вот и кивали, я видела! А когда Печору - Ханапетова сразу зашикала, и Сьянова стерла Печору. Так что вот… - и, не договорив, Ганичева села, и в ее оттянутых к вискам больших глазах засветилась удовлетворенная месть.
- Сейчас Сьянова сама разрешит наши сомнения, - сказала Надежда Сергеевна. Сьянова поднялась. - Оценка зависит от твоего ответа, Сьянова. Если тебе подсказывали, я поставлю два.
- Подсказывали, - чуть слышно сказала Сьянова.
- Не подсказывали! - взорвался весь класс. - Кивали! Надежда Сергеевна! Только кивали!
- Кивали, - еще тише сказала Сьянова.
- Хорошо. Я поставлю три. - Надежда Сергеевна тихо вздохнула и посмотрела на Ганичеву. - Ставлю три. Но, ребята… правду говорить с досады не лучше, чем скрывать правду. Для того чтобы отомстить, чаще применяют ложь. Но, как видите, применяют и правду. Если бы Ганичева хотела заставить Сьянову лучше работать, она должна была сначала с нею поговорить. А вы тоже хороши! Киваете… Зачем кивать?
На перемене около учительской к Надежде Сергеевне подошли несколько учеников из этого класса, притихшие, строгие, и стали просить, чтобы она поставила Сьяновой четверку.
- Ей трудно учиться, - сказала черненькая подсказчица Ханапетова. - У нее большая семья, и они бедные. Ей много приходится работать дома. Мы ей помогаем…
- Помогайте, только не подсказками, - сказала Надежда Сергеевна своим привычным тоном руководительницы и задумчиво посмотрела в окно. - Где она живет?
- На Восточной улице, в самом верху.
"Надо сходить. Схожу, посмотрю", - подумала она.
Надежда Сергеевна и не подозревала, что там, в домике Сьяновых, и начнется первый большой поворот в ее жизни.
- 3 -
Она хотела навестить семью Сьяновых на следующий день. Но это ей не удалось, потому что Леонид Иванович, который был в последнее время очень хорошо настроен, задумал попировать, или, как он выражался, организовать сабантуй. Надя догадывалась, в чем дело. Дроздов в Москве получил какие-то более серьезные и секретные сведения о своем новом назначении гораздо более важные, чем то, что знала она. Вот он и развеселился, не мог найти себе места и, наконец, придумал: устроить оловянную свадьбу. Как раз прошло два года с того дня, как они расписались в поселковом загсе.
Был сразу же назначен день, Леонид Иванович пригласил гостей, а к Наде была вызвана портниха. Она начала срочно шить для Нади из синего кашемира специальную свободную одежду, которой Дроздов каждый день давал новое название - то размахай, то разгильдяй - как придется. Из ближней деревни привезли старуху - родственницу Шуры, и на кухне началась работа.
Надя решила пригласить на празднество кого-нибудь из своих, чтобы было не так скучно, и сказала об этом мужу. Леонид Иванович спросил:
- Кого?
Надя назвала имена нескольких учительниц, в том числе и Валентины Павловны.
- Н-да, - сказал Леонид Иванович и, закрыв глаза, с силой провел сухонькой рукой по лицу, как бы сминая нос и губы. - Н-не рекомендую. Почему? - Он посмотрел на нее одним глазом из-под руки. - Потому что они, как бы тебе сказать… рабы вещей. Увидят и отождествят тебя и меня с теми вещами, которые нас окружают. У них нет таких вот часов, которые стоят на полу. Они всегда по этой причине будут свою зависть переносить на ничего не подозревающего человека. Как у Моцарта с Сальери получилось. Рано или поздно, ты будешь изолирована от них и не по твоей вине. Это тебе ответ на твой наболевший вопрос. Значит, так: не рекомендую звать учительниц. А впрочем - зови. Но это только ускорит процесс изоляции.
И Надя, подумав, позвала на свою "оловянную свадьбу" не всех, а только одну Валентину Павловну.
В назначенный вечер Надя приготовилась встречать гостей. Она все время помнила слова мужа об изоляции и уже нашла себе место в той неуютной жизни, на которую обрекал Леонида Ивановича его высокий и ответственный пост. Она должна была совершать подвиг вместе с ним.
Начали съезжаться всегдашние гости. Первым появился управляющий угольным трестом - рослый мужчина в кожаном пальто на собачьем меху и в новых фетровых бурках. За ним пришли Ганичевы - муж и накрашенная жена в платье из черных немецких кружев. Ганичева сразу же внесла в гостиную дурманящий запах каких-то незнакомых духов. Дочь Римма была очень похожа на нее. Надя знала, что у нее есть еще одна дочь, которую зовут Жанной. Эта дочь уехала в Москву - поступила на химический факультет. И говорят, что когда Жанна училась в десятом классе, у нее с учителем физики Лопаткиным была какая-то романтическая история…
После Ганичевых приехал секретарь райкома Гуляев - смуглый, горбоносый кубанский казак, одетый в военное. За ним прибыл председатель райисполкома - пожилой, увесистый и одетый тоже в военное. Затем ввалился директор совхоза; этот был весь в снегу, в двух тулупах - добрался из степи на санях. Вскоре после них пришла и Валентина Павловна. Сняла свою шубку, показалась на миг в гостиной и вернулась в коридор к Наде, которая к этому времени уже приветствовала районного прокурора и его жену.
Мужчины успели надымить папиросами, и Надю начало поташнивать. Она улыбнулась новой гостье - громогласной заведующей райторготделом Канаевой. Улыбнулась, но в это время Канаева закурила около нее, и Надю передернуло.
- Я не могу… - шепнула она Валентине Павловне.
- На каком месяце? - глухо спросила Канаева, взяв ее за плечи, дыша табаком. - Ах, вон что… Так ты чего тут стоишь? На диванчик иди.
Но Надя все же героически устояла на месте.
В гостиной между тем разгорелась нестройная веселая беседа.
- Значит, Леонид Иванович, выпьем, говоришь, прощальную? - доносился голос директора совхоза.
- Да… - должно быть, в эту минуту Дроздов закрыл глаза. - Мужественно расстанемся… С бокалом в руке. Как подобает суровым мужчинам Сибири…
- Не забывай нашу Музгу! Она одна на свете…
- Ну, память о Музге с Леонидом Ивановичем в Москву поедет, - сказала Канаева. - Едет не один, а двое!
- Трое! - крикнул управляющий угольным трестом. Он еще до прихода успел где-то выпить.
- Как хорошо! И Жанночке моей теперь будет к кому зайти. Все-таки земляки. - Это Ганичева вставила слово.
- Ну, как она там?
- Второй курс кончает.
- Леонид Иванович! Леонид Иванович! - звал с другого конца чей-то голос, веселый и искательный. - Ты бы перед отъездом взял да и распорядился насчет грейдера! Нам на память! Чтоб мы поставки осенью повезли по дорожке!
- Это Ганичев сделает, - ответил Дроздов шутливо. - По вступлении на трон…
Валентина Павловна стояла около Нади и через открытую настежь дверь наблюдала за гостями.
- Что вы там в коридоре? Идите к нам, в наш кружок! - любезно извиваясь, позвала ее Ганичева. Она рассказывала женщинам об Австрии, где прожила с мужем целый год.
- Ну и как там после нашей Сибири? - перебил ее Дроздов и прошел к выходу, не ожидая ответа.
- Ах, никакого сравнения! - закричала, всплеснув руками, Ганичева. Никогда бы оттуда не возвращалась.
И Валентина Павловна, все так же не говоря ни слова, остановила на ней свой спокойно наблюдающий взгляд.
Леонид Иванович, выйдя в коридор, позвал глазами Ганичева. Тот вскочил, и они остановились около стены - маленький и высокий.
- Ну? - хмурясь, спросил вполголоса Леонид Иванович.
- Он сказал, что очень сомневается.
- Ты мне толком все-таки скажи, что он там раскопал?
- Он хочет остановить авдиевскую машину.
- Н-ничего не знаю, - протянул Леонид Иванович. - Вот еще! А имеет он право?
- Он советует не торопиться…
- Ничего не знаю. - Леонид Иванович нахмурился, подвигал коленом. - Вот ему Авдиев с министром всыплют… Покажут ему вето!
И он резко повернулся, чтоб уйти.
- О ком это вы? Что-нибудь случилось? - тихо спросила Надя.
- Что может случиться с нами? - он тепло улыбнулся. - Разве Черномор невесту украдет? Завод, завод, - добавил он серьезно. - Это не мастерская какого-нибудь "Индпошива".
Надя не смогла до конца выдержать роль хозяйки дома. Когда по знаку Леонида Ивановича гости перешли в столовую, после первых двух тостов она отдала мужу свою рюмку с недопитой вишневкой (чтоб он допил, потому что тосты были за счастье), извинилась и вышла. Легла у себя в комнате на диван, и тут же к ней подсела Валентина Павловна, посмотрела на нее внимательными, грустными глазами.
- Надюша… Ведь у вас здесь, на этом вечере, нет ни одного друга! Ни у вас, ни у Леонида Ивановича…
- Правда… - Надя сказала это слово и испугалась. - Нет никого. Кроме вас…
- Я не в счет…
Они надолго замолчали. Надя лежала неподвижно и смотрела на строгий, некрасивый профиль подруги.
- Почему? - спросила Валентина Павловна.
В эту минуту из столовой в коридор открылась дверь и донесся извивающийся голос Ганичевой:
- Господи! Кто же мог тогда предположить? Впрочем, Жанночка мне писала, что он не оправдал надежд.
- Изобретатель-то? - засмеялся Дроздов, и дверь закрыли.
- Это о ком? - живо спросила Валентина Павловна.
- О нашем Лопаткине.
Они опять затихли. Валентина Павловна вдруг взяла Надю за руку.
- Вы на меня не сердитесь? Ради бога не сердитесь! Я просто не ожидала. Это не свадьба у вас, а прием в районном масштабе: "Присутствовали такие-то, такие-то и такие-то лица…" Все громкие имена. Почему у вас не было никого из рядовых, обыкновенных людей, скажем, доктора Ореховой? Ведь она к вам часто ходит в обычные дни. А Агния Тимофеевна - она ведь вас любит! Вы и ее не пригласили?
Надя не ответила, и Валентина Павловна, взглянув на ее бледное лицо, покрытое серыми пятнами, прекратила расспросы.
За стеной был слышен нестройный, расслабленный хор - гости пробовали затянуть песню. Песня долго не ладилась. Потом кто-то захлопал в ладоши.
- Товарищи! - это был голос Канаевой. - Надо внести в это дело элемент организованности! Пусть жених запевает, а хор будет подхватывать. Давай, Леонид Иваныч!