Карлос Зуде задумался, сидя в своем кабинете. Начинается второй год повышения цен: понимает ли Жульета, что сейчас происходит? Он как-то попытался кое-что объяснить ей, в одну беспокойную ночь, когда начинались дожди. С тех пор он видел больше радости на лице жены, она уже не жаловалась на здешнюю жизнь, не просилась в Рио. Исчезла тоска, что туманил а глаза Жульеты в ильеусские вечера. Карлос с удовольствием отметил это. Правда, у него не было времени особенно вдумываться в перемены настроений жены, никогда не проводил он с ней так мало времени, как теперь. Но для неё он работал, и если времени не хватало - значит, так оно и должно быть… Это даже льстило его самолюбию. Жертвы, которых требовало его дело, заставлявшее его уделять жене меньше внимания, чем она заслуживала, были как бы мерилом того, сколько ему приходится бороться, чтобы победить в этой битве.
В те вечера, когда он, усталый, выходил из своего кабинета, где провел много часов один за счетами и вычислениями, он обычно находил Жульету уже спящей и только тихо целовал её. Иногда он сжимал её в своих объятьях, ища в её близости награды за трудовой день. Но он чувствовал, что в этот год, который уже кончался, он не уделял Жульете столько внимания, как в прежние годы. Он заметил также, что и Жульета как-то отдалилась от многого, что раньше заполняло её жизнь. Она больше не сопровождала его в постоянных поездках в Баию, почти перестала встречаться с англичанами и шведами, которые раньше были её самыми близкими друзьями. Впрочем, муж Гуни был переведён в другое место, и новый консул не поддерживал с ними знакомства. Но ведь мистер Браун и англичане с железной дороги тоже перестали бывать у них, а ведь эти-то не выезжали из Ильеуса. Карлос был слишком занят, чтобы серьёзно задумываться над всем этим. Когда он думал об этих переменах в их семейном быту, он обычно довольствовался первым попавшимся объяснением, наиболее приятным и оптимистическим:
- Она видит, что я занят, много работаю… Поэтому она тоже идет на жертвы…
Ему хотелось сказать ей, чтоб она больше развлекалась, чтоб не думала о нём, чтоб не вела жизнь монашенки. Её одолела страсть к чтению, она окружила себя книгами, даже встречалась с Сержио Моура. Странный субъект. Придурковат, бедняга. Как он был смущён у них в доме в день рожденья Жульеты! Наверно, никогда не бывал в таком обществе. Скоро снова её рожденье… Не забыть бы о подарке! В прошлом году. Карлос привез жемчужное ожерелье, сам надел его на открытую шею жены. Что бы подарить ей в этом году? Теперь ведь он не только экспортёр какао, но и глава самой важной политической партии этих мест. Надо устроить большой праздник, пригласить много людей… не интимный вечер, как в прошлом году. Для Карлоса Зуде тоже настали другие времена. Надо объяснить Жульете. У нее теперь новые обязательства. Её хорошенькая головка должна поразмыслить над новым положением мужа. Он поговорит с ней. Ему нужна её помощь. Жульета должна изменить своё отношение к видным людям города, должна быть любезнее с ними, принимать их, поддерживать связи в обществе. Он поговорит с ней. Карлос вспомнил о полковниках. Вот они действительно знают всех, они настоящие "хозяева земли". Кое-чему можно у них поучиться. Он поговорит с Жульетой.
Бедная Жульета, она родилась для пышных праздников, она привыкла к роскошной жизни, а судьба забросила её сюда, в этот маленький город! Но что ж делать… Это не надолго. Потом - когда битва будет окончена - они смогут отправиться в путешествие, жить в больших городах, даже в других странах. Карлос будет наезжать в Ильеус. Совсем не обязательно постоянно оставаться здесь и заставлять Жульету жить в этом скучном городе. Он воздаст ей сторицей за её жертвы. Они поедут в Соединенные Штаты, в Европу. В Ильеусе будет находиться экспортная фирма и плантации. Да, потому что новые "хозяева земли" будут непохожи на прежних, на полковников, которые безвыездно сидят в своих фазендах, среди какаовых деревьев.
Кто-то постучался в дверь кабинета. Карлос Зуде очнулся от своих мечтаний.
- Войдите…
Рейнальдо Бастос просунул голову в дверь и доложил:
- Пришел капитан Жоан Магальяэс…
- Пусть войдёт.
Робко улыбаясь, вошел капитан, со шляпой в руке, небритый, в высоких сапогах.
- Добрый вечер, сеньор Карлос.
Карлос Зуде встал, протянул руку, предложил капитану сесть.
- Как дела, сеньор? Как семья?
- Всё в порядке, сеньор Карлос… - Капитан был, видимо, смущён.
Карлос хорошо знал этих владельцев фазенд какао, знал, как нужно обращаться с ними. Он дал разговору идти своим путём, вяло и неинтересно, на самые различные темы. Только через четверть часа он спросил:
- Что привело вас сюда, капитан?
Тогда Жоан Магальяэс, уже осмелевший, объяснил:
- Я много лет продаю вам какао, сеньор Карлос… Ещё мой тесть имел дела с сеньором Максимилиано…
- Синьо Бадаро… Большой человек… Максимилиано много говорил о нём. Его ведь убили, да?
- В него стреляли, но он умер не от раны. От последствий…
- Так я к вашим услугам, капитан…
- Речь идёт о моей маленькой плантации. Понимаете, у меня остается ещё довольно большой участок леса, невырубленный. Если посадить на нём какао, моя усадьба будет давать двойной урожай. Или, может быть, даже больше. Я сейчас вырубаю лес… Начал в прошлом году, но на это нужно много денег. Тот год был удачным для меня, и я мог начать работу. Но вы знаете, сеньор, плантация требует расходов, а вырубка деревьев - ещё больше… Батраки, материал, огромные затраты. Работа начата, да, видимо, придется приостановить…
- Но почему же, капитан?
- Деньги, вырученные за урожай прошлого года, уже все вышли… Потому-то я и пришёл сюда. В этом году урожай обещает быть хорошим. Я рассчитываю почти на две тысячи арроб. Я вам продам какао, как всегда… Но…
- Не трудитесь объяснять, капитан. Вы хотите деньги вперёд?
- Вот именно!
- Но ради бога, капитан, зачем было столько объяснений? Вы наш старый и добросовестный клиент. Вы можете пользоваться привилегиями в нашей фирме… Скажите только - и я прикажу открыть для вас кредит под продукцию будущего урожая, которую вы нам сдадите… На обычных условиях. Вы, сеньор, будете брать столько, сколько вам нужно. Какао будет числиться по той цене, какая будет стоять в день сдачи. Согласны?
- Очень вам обязан, сеньор Карлос.
- А вы думали, капитан, что я допущу, чтоб вы приостановили работы на вашей плантации? Ради бога, капитан… Не за что благодарить…
Он нажал звонок на рабочем столе и велел позвать Мартинса. В ожидании прихода управляющего он снова заговорил:
- Я был ещё мальчишкой, когда Максимилиано мне рассказывал о вашем тесте… Он носил длинную бороду, ведь правда? И у него был брат, большой храбрец, я слышал…
- Жука; вот его и правда убили. Очень храбрый человек был, да…
Вошёл Мартинс:
- Я к вашим услугам, сеньор Карлос.
- Мартинс, откройте кредит капитану на какао, которое будет доставлено. Заплатите, сколько ему потребуется. Квитанции как обычно…
Мартинс осведомился:
- Какой лимит, сеньор Карлос?
Карлос Зуде улыбнулся капитану Жоану Магальяэсу:
- Без лимита…
17
Отсутствовала Рита, краса терно. Рита была в посёлке, беременная от полковника Фредерико Пинто. Она жила в собственном доме с прислугой. Дона Аугуста знала об этом, ссорилась с мужем, устраивала ему каждый день сцены.
Варапау по ночам в разговоре с негром Флориндо ругал женщин. Роза бросила его, не сказав ни слова. Кто знает, где она бродит? Если она когда-нибудь ему встретится, он её хорошенько поколотит, чтоб знала, как обманывать мужчину! Рита бросила терно, побежала за полковником. Отец её продолжал работать погонщиком в фазенде. Он иногда ночевал у дочери, когда возил какао в город. Варапау представлял его недавно нанятым работникам:
- Это тесть полковника…
Негру Флориндо хотелось уйти отсюда. Сам Варапау вбил ему в голову эту мысль, когда собирался бежать, и уговаривал Флориндо присоединиться к нему. Но когда настал час, у Варапау не хватило мужества бросить праздничную процессию, такую красивую, посреди дороги. И снова они провели год на плантациях, собирая какао, танцуя на баркасах, входя в печь, убивающую людей. Снова приближался праздник. Опять начинались репетиции терно, и Флориндо снова заговорил, что "надо утекать". Варапау рассказывал ему чудеса об одной ильеусской девушке по имени Роза, которая была его любовницей. Долгими ночами описывал он её красоту, её голос, ее смех, глаза, руки, губы; негру Флориндо захотелось её увидеть. Кто знает, где она бродит?
- На этот раз мы удерём…
Варапау отвечал неопределённым жестом, который мог означать и да и нет, - он сам ещё не решил. Они зарабатывали теперь на десять тостанов больше, им платили шесть тысяч рейс. Полковник у себя в именье ругался по поводу этого повышения, говорил, что во всём коммунисты виноваты. Как бы то ни было, мало что изменилось, потому что цены на товары и продукты, приобретаемые работниками в лавках фазенды, - на сухое мясо, фасоль, хлопчатобумажную ткань, холщовые брюки, - тоже возросли. Долги не уменьшались, ничего уж тут не поделать. Так было, так будет - судьба. "Судьба творится там, наверху", - говорили старухи, фаталистически указуя на небо. Для них существовала лишь одна далёкая надежда: на лучшую жизнь на том свете, где самые бедные станут самыми богатыми. Увеличение заработной платы ничего не могло разрешить. Флориндо хотел бежать, он не думал, что судьбы творятся там, наверху. Однако со времени повышения цен полковник иногда по праздникам давал им денег, помогая устраивать терно, в этот раз дал даже больше. Хорошо, если бы он Рите позволил участвовать в терно! В этом году Варапау даже флаг приготовил. Кому ж, кроме Риты, его нести? Красивый флаг, из белой материи, вышитый красным. Посредине - большой плод какао, - это всё, что старая Витория умела вышивать. Капи хотел, чтобы она вышила младенца Иисуса, но старуха не умела. Получился плод какао, Капи протестовал. Но и так флаг был красивый, одно удовольствие смотреть. Если бы Рита пришла… Нет, и полковник ей не позволит, и дона Аугуста не допустит, чтоб девушка появилась в фазенде. Она осыпала оскорблениями отца Риты, как будто бедный старик был в чём-нибудь виноват.
- Старый рогач!
Рогач - это обманутый муж, как можно называть так отца, у которого единственную дочку увели? А дона Аугуста называет его "рогач", забавно слышать, как она ворчит, увидев старого погонщика, возвращающегося издалека со своими ослами:
- Старый рогач!
Даже непохоже, что она - жена полковника, - ревнует, как девчонка с плантаций. Да и толста она, как свинья. Правильно поступает полковник, берёт от жизни, что может…
Даже если полковник разрешит, дона Аугуста не согласится. Рита, с широкими боками, с покачивающейся походкой, была похожа на корабль на море, один из тех кораблей, что видел Варапау в Ильеусском порту. Похожа она была и на высокие кроны какаовых деревьев, качаемых ветром в солнечные дни. Отсутствовала Рита, краса терно.
Флориндо хочет убежать, увидеть свет, Ильеусский порт, найти Розу, которая неизвестно куда девалась.
- На этот раз мы удерём…
Но как бежать, если Флориндо будет в этом году изображать быка во время терно? Капи больше не соглашается, говорит, что играть быка скучно - плясать неудобно, а он хочет плясать. В прошлом году он ворчал, говорил, что этот терно никуда не годится, непохож на те, что он видел в Сеара, в одном из которых он изображал царя Ирода. Но потом Капи плясал больше всех и напился до чёртиков… В этом году Капи хочет плясать, и всё тут, так он и сказал: пусть Флориндо будет быком. Но Флориндо решил бежать.
- На плантациях капитана мы нырнем в чащу и удерём…
Они остановились возле лачуги, поджидая народ на репетицию. Люди идут издалека, с других плантаций, со всей фазенды. Оркестр увеличился, теперь два бубна и две гитары. Ночь тиха, только лёгкий ветер, пробегающий по веткам, нарушает её покой. Как красиво свистит ветер! Некоторые говорят, что это огненное чудище бойтата гуляет по лесу… Скоро начнутся дожди. Вдалеке, на дороге, зажигается красный свет фонаря.
- Идет народ…
Вон второй огонёк на тропинке. А вон и третий вдали, едва виден. Люди идут на репетицию, а кажется, словно это религиозная процессия, паломники, бредущие издалека.
- Идет народ…
Флориндо хочет бежать.
- А мы найдём эту Розу?
- Ясно, найдём…
Флориндо ещё не надоели длинные описания. Флориндо хочет знать:
- А какая она? Правда, красивая?
- Правда ли? Сила-девка… Лучше не бывает…
- Красивей Риты?
- Гм… никакого сравнения…
- Пока не увижу… На этот раз мы удерём…
Свет фонарей бросал в ночь красные пятна. Отсутствовала Рита, краса терно.
18
Адвокаты Сильвейриньи возмущенно вопили в залах суда:
- Это бесчестный подлог…
Они пытались доказать то, что всем и так было ясно: завещание Эстер - фальшивое. Но как это доказать? Вот оно - в одной из старых полусожженных книг, написанное выцветшими буквами, тонким старинным почерком. Вот подпись доны Эстер Сильвейра, каллиграфическая подпись ученицы колледжа, идентичность которой подтвердил старый нотариус, а под ней - подписи свидетелей - покойного доктора Жессе и полковника Манеки Дантаса, который ещё жив и который признал, что завещание подлинное и сохраняет свою силу в настоящее время. Как оспаривать достоверность такого документа? Это был самый ловкий подлог за последнее время, весь город Ильеус и вся зона какао единодушно восхищались работой доктора Руи Дантаса. Более опытные видели здесь руку полковника Орасио, но большинство хвалило талант молодого адвоката, на рабочем столе которого росли теперь кучи дел.
Адвокаты Сильвейриньи подвергли сомнению достоверность завещания и потребовали тщательного исследования почерка. Прибыли эксперты из Баии. Они ничего особенного не заметили, ходили слухи, что Руи Дантас купил их на золото. А может быть, работа Менезеса была проделана так безупречно, что обманула даже специалистов. Никто так и не узнал правды, но до сих пор говорят, что дом, который один из экспертов выстроил на окраине Баии, маленький дом, где он разместился с огромной семьёй, был построен на деньги полковника Орасио да Сильвейра. Защитники Сильвейриньи, однако, не растерялись и, подавая апелляцию с обжалованием решения суда Итабуны в верховный суд штата, потребовали новой судебной экспертизы книг, содержащих завещание.
Пока ожидали решения (апелляция долго разбиралась в Баии, вокруг высших судейских чиновников кипела борьба, адвокаты обеих сторон почти не выходили из здания суда), адвокаты Сильвейриньи потребовали выплаты причитающихся ему доходов с его части фазенды, право на которые было подтверждено приговором суда Итабуны. Эти доходы составляли прибыль от продажи почти двенадцати тысяч арроб какао ежегодно. Орасио вызвал к себе в фазенду Руи Дантаса и сказал, чтоб тот не спорил, не затевал нового дела, что надо уплатить, сколько они просят… Он заплатит с радостью, он только не хочет, чтоб разделили его земли. Адвокаты занимались вычислениями в конторе Шварца, одновременно пуская в ход все средства, чтоб добиться благоприятного решения по их апелляции в верховном суде.
Сильвейринья получил больше четырехсот конто, но они недолго задержались в его кармане. Он был должен огромную сумму Шварцу, должен адвокатам, этот процесс был бездонной пропастью, поглощавшей деньги. Как бы там ни было, он теперь каждый год будет получать доход со своей части плантаций, приносящей почти двенадцать тысяч арроб какао. Сильвейринья готов был на этом уступить и подождать смерти отца, этот выход казался ему наилучшим, но помешал Шварц. Шварц пришел в бешенство и считал себя лично оскорблённым удачным подлогом полковника. Разве для того приехал он сюда, в этот варварский, разбойничий город, затерянный на краю света, чтоб его обманул какой-то старый, темный, почти безграмотный помещик, убийца, бывший погонщик скота? Это его-то, Шварца, образованного человека, окончившего университет в Германии, прочитавшего всего Гёте и Ницше, так хорошо разбиравшегося в политике, будущего лидера нацистов! Шварц чувствовал себя оскорбленным, это был провал его планов. Он не давал Сильвейринье ни минуты покоя и непрестанно посылал за ним Гумерсиндо. Теперь он уже не скрывал, что замешан в дела интегралистов, что давало коммунистам возможность резко отзываться о нём в подпольных листках. В Санта-Катарина в руках у заядлых интегралистов видели ножи со свастикой, и это побудило коммунистов начать кампанию против местных интегралистов, разоблачая Шварца как их наставника и связующее звено между ними и германским нацизмом. Однако популярность интегралистов росла, и уже стало известно, что Сильвейринья будет выдвинут на следующих выборах кандидатом в префекты против Карлоса Зуде. Несмотря на это, обе группы политиков никак не могли окончательно порвать между собой. Интегралисты награждали либерал-демократов весьма нелестными эпитетами, но никогда не доходили до полного разрыва. Карлос Зуде также его избегал, он всегда в какой-то мере одобрял деятельность зелёнорубашечников.
Шварц не давал покоя Сильвейринье. Но немец и сам не знал, как выйти из создавшегося положения, сам сомневался в успехе апелляции. Только разговор с Гумерсиндо, который уже окончательно упал духом, заставил Шварца принять внезапное решение. Гумерсиндо рассказал, что Сильвейринья настроен мирно.
- Он говорит, что больше делать нечего… Теперь надо ждать, пока отец умрёт… Долго полковник не протянет, слишком стар. Сильвейринья страшно ненавидит отца… Иногда он меня просто возмущает…
- Сентименты… - отрезал Шварц, внезапно заинтересованный рассказом.
Гумерсиндо продолжал:
- Может быть. Но ужасно слышать, как сын говорит, что отец недолго протянет, надеется, что он скоро умрёт… Безобразие!
- Значит, он ненавидит отца?
- Ещё как…
- Прекрасно! - Лицо Шварца прояснилось, как у человека, разрешившего долго мучивший его вопрос.