Молодой Адам - Александр Трокки 6 стр.


Кто-то создавал волнение сзади в толпе. Я наклонился вперёд, прячась под крышей палатки от холодных плевков дождя. Я думал об Элле. Джим выиграл три пенса. Монеты покатились к нему. Дзынь, дзынь, дзынь… Карусели остановились. Люди, подняв воротники, в спешке разбирали свои палатки.

- Идёт дождь, Лес. - Что?

- Дождь, - повторил я, делая для Лесли невероятное открытие.

В этот момент волнение из конца толпы приблизилось ко мне и дотронулось до моего плеча. Я обернулся. Мне улыбалось чёрное лицо с белыми зубами, один из которых был золотым. "Извините, вы случайно не с ним?" И он показал через моё плечо.

- Лесли!

Лесли обернулся.

- Боб! Боб Мабуски! Какого чёрта ты здесь делаешь?

Они пожали друг другу руки у Джима над головой.

- Я уволился. Живу теперь здесь, - сказал Мабуски.

Дождь усиливался.

Кто-то сказал: "Это не надолго".

- У меня семь пенсов, - сказал Джим.

- На канале. Мы отчаливаем завтра утром, - говорил Лесли.

Люди под зонтами спешили прочь. Какая-то троица пробежала мимо под одним плащом.

- Пойдём куда-нибудь, где сухо.

Нас вёл Мабуски. Мы укрылись от дождя под высоким скелетом "американских горок". Лесли представил меня Бобу. Они работали на одну компанию, правда никогда не служили на одном корабле. Они вспоминали какой-то порт на востоке, Мики или Кики. Там грузили уголь, и каждый дом был борделем. Через несколько минут ярмарка опустела. Остались лишь те, кто предпочёл спрятаться от дождя под палатками. Дождь ещё усилился, и на траве быстро появились лужи. Музыку выключили. Мы слушали шум дождя.

- Он скоро кончится, - сказал Лесли. Джим загрустил.

- Ничего, сынок, мы сюда ещё приедем.

- Я не хочу домой, - захныкал он.

- Как твоя жена, Лесли? - спросил Мабуски. Запахи влаги и травы поднимались от земли и обволакивали наши ноги.

- Хорошо, Боб. А как твоя?

- Ждёт ребёнка. - О!

- Мы ищем дом. У нас есть квартира, но с ребёнком в ней будет тесновато.

- Конечно, - сказал Лесли. Он уставился на завесу из дождя. - Так, сейчас мы это обмоем. Пустят ли мальчугана в паб?

Боб покачал головой. В сумерках его волосы выглядели как-то зловеще, а капли дождя медленно стекали с висков по щекам. На минуту это напомнило мне стены под дождём.

- Куда бы нам тогда пойти?

Боб снова покачал головой.

- Я бы пригласил вас к себе, но жена сейчас отдыхает.

- Не хочу идти домой, - сказал Джим.

- Ну и ночка! - вздохнул Лесли.

- Ты можешь сводить его в кино, - сказал Боб. - В городе два кинотеатра.

- Ты пойдёшь в кино?

Джим сказал "да" и снова повторил, что домой идти не хочет. Лесли спросил меня, пойду ли я с ними. Вдруг погасли огни на карусели, и теперь конусообразная конструкция стояла вдалеке тихо, похожая на призрак. Послышался чей-то голос: "Где этот чёртов брезент?" Судя по всему, ярмарку решили закрыть на ночь.

- Скоро пора будет отсюда убираться, - сказал Лесли. - Что скажешь, Джо? Ты с нами?

- В кино?

- Ага.

- Нет, спасибо, - сказал я. Я прикурил сигарету, прикрывая спичку руками. Поднесённые к моим глазам ладони были теми же ладонями, что поднимали тело Эллы, заставляя его, как книгу, открываться мне навстречу. Это создавало странное ощущение. Спичка прогорела, и я опустил руки.

- Чем же ты займёшься? Подозревал ли он? Думаю, что нет.

- Не беспокойся обо мне, - сказал я. - Я провожу вас до города, выпью с тобой и вернусь на баржу. У меня есть интересная книга.

Дождь начал ослабевать и вдруг прекратился, как будто какой-то небесный метеоролог внезапно выключил над нами кран.

- Не знаю, как ты можешь читать эти штуки, - пробормотал Лесли.

- Пойдём, - сказал Боб. - Дождь может снова начаться, так что нам стоит поторопиться.

Мы вышли из своего убежища. Отовсюду капала вода: с верёвок, с перекладин, с деревьев. А под ногами хлюпал промокший торф.

- Смотрите под ноги, - говорил Боб. - Это недалеко. Сюда. Идите за мной.

Он говорил совсем как профессиональный гид. Мы шли между двумя рядами палаток. Огни гасли дин за другим. Ярмарка закрывалась на ночь.

- Не повезло им, - сказал Лесли.

- Теперь сюда, - сказал Боб. - Уже совсем недалеко.

Он быстро шёл впереди. Лесли с ребёнком не отставали. Я плёлся позади. Свежий после дождя воздух был похож на тот, что по ночам ветер приносит с моря. Вода тихо капала с шуршащих листьев живой изгороди.

- Рядом с кинотеатром есть паб? - спросил Лесли.

Я не услышал ответа Боба. В конце дороги показались огни: высокий фонарный столб и окна, похожие на квадратные глаза.

- Теперь близко, - проговорил Боб, проведя чёрным пальцем по своей шее цвета мастики. Его серые замшевые туфли стали чёрными под дождём.

Я возвращался по главной улице, на которой почти никого не было. На берегу канала тоже никого не будет. Палуба баржи сейчас скользкая. В первый раз за этот день я почувствовал себя свободным. Ярмарка была для меня настоящим кошмаром, личной драмой: я был против своей воли вовлечён во что-то, что не имело ко мне ни малейшего отношения, вовлечён настолько, что оказался полностью отрезан от себя самого, от собственных планов. И теперь вдруг, как только я остался один, я почувствовал, что надо мною больше не довлеет никакое принуждение, и мир снова ожил для меня. Он больше не был посторонним элементом или объектом наблюдения, он стал средой, в которую я мог погрузиться с головой, чьи составляющие были просто продолжением меня самого. Другими словами, я был частью этого мира, а он - частью меня.

Похолодало. Я застегнул куртку. В голове промелькнули завитые светлые волосы женщины, стоявшей напротив меня в палатке, а потом похожие на птичьи судорожные движения бродяги. Тогда я вспомнил, что бродяга был похож на мёртвую женщину. Чего-то не хватало. И то, что осталось, это только подчёркивало.

Дождь так и не начался снова. Я прошёл мимо общественного писсуара. Я чувствовал враждебность во взглядах околачивавшихся возле него нескольких бродяг. Мне всегда казалось странным, почему они предпочитают стоять именно в таких местах. Группами или поодиночке они курят и убивают время. Один из них засмеялся. Он что-то сказал, но я не расслышал. Мимо на велосипеде проехал полицейский. Забавно - я всегда замечаю полицейских. Шины с плеском рассекали лужи, разбрызгивая грязную воду, а плащ стража порядка раздувался у него за спиной, как шатёр. Скорее всего, он ехал домой.

Потом я вышел на дорогу вдоль живой изгороди. Думаю, это был боярышник. Я слышал, как с него капала вода на траву и папоротник под моими ногами. Из канавы вылез кот, он понёсся по дороге и нырнул в живую изгородь на противоположной стороне. Кто-то шёл впереди меня в одном со мной направлении. Я понял это потому, что шаги не становились громче. Я гадал, кто это мог быть. Я пошёл медленнее, и вскоре звуки впереди совсем стихли. Значит, он шёл не далеко. Я дошёл до ярмарки. Точно. Вот, куда он направлялся. Некоторые огни всё ещё горели. Я услышал женский смех. Элла, похоже, смеялась. Так же резко и безудержно. Смех трущоб. Ещё дальше я услышал за живой изгородью разговор двух мужчин. К тому времени, как я подошёл к каналу, всё стихло, кроме странного звука, исходившего от воды. Водам суши присущ особый звук, некое излучение, которое в полном смысле не является ни звуком, ни запахом; оно больше похоже на прикосновение; его сущность проникает в поры кожи. На мостках никого не было. Я осторожно по ним прошёл и оказался на барже.

В каюте было темно, и мёртвую тишину нарушало только тиканье часов над кроватью. Она легла спать.

Я водил руками перед собой, как слепой. Я нашёл стул и сел на него. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стал различать дыхание Эллы. Она лежала на большой кровати, и я почему-то был уверен, что она не спала. Она должна была знать, что пришёл я. Она должна была слышать, как я спускался по лестнице.

- Элла! - тихо позвал я.

Она не ответила. Смутно циферблат отражал то, что казалось вечностью, заточённой под стеклом, как будто там был тоннель, ведущий в загадочные дали. Я видел очертания тела Эллы под одеялом, угол стола, керосинку, тёмные нагромождения каких-то вещей у меня под руками, под ногами и в другом конце каюты. На лестнице было чуть светлее.

- Элла! - в этот раз сказал я громче.

Я протянул руку и дотронулся до её плеча. Только тогда я понял, что она плакала, не навзрыд, а тихо, в подушку. Я не понимал почему Мои пальцы, которые теперь чувствовали свою собственную неловкость, всё ещё оставались у неё на плече.

И тут она отодвинула руку.

- Уходи Джо! Я не хочу тебя видеть!

- Ты с ума сошла, - сказал я неуверенно. Я ничего не понимал.

- Уходи, Джо!

- Господи!

Когда я это произнёс, я отступил назад, и моя рука задела продолговатый купол керосинки, который наклонился и упал на пол. От удара о палубу стекло разлетелось на мелкие кусочки.

- Смотри, что ты наделал! Она села на кровать.

- Я ни черта не вижу, - сказал я. - Подожди, я зажгу спичку.

Элла соскочила с кровати.

- Дай спички мне, - резко бросила она, - и отойди в сторону, пока я всё не уберу.

Я почувствовал, как она выхватила из моей руки спичечный коробок, и через долю секунды спичка в её пальцах извергла пламя. Внезапная, короткая вспышка, и я её ясно увидел. Её тень легла на деревянную мебель и часы в медной оправе. В этот момент пробило девять, и тихий металлический звон в этой неловкой ситуации прозвучал как никогда отчётливо. Спичка прогорела, и она зажгла другую. Она наклонилась, пытаясь разглядеть, куда упала лампа. В каюте стоял сильный запах керосина.

- Керосин течёт, - сказала она.

- У тебя что, свечки нет?

- Джим все пожёг. Я собиралась их купить. Похоже, она не замечала, что я на неё смотрел.

На ней была очень свободная белая комбинация на тонких тесёмках, так что в свете спички я отчетливо видел её поднимавшуюся грудь и твёрдые соски. Комбинация плотно прилегала к её расслабленному животу, и обрывалась у неё над коленями, как наспех подогнанная занавеска. Её полные мясистые ноги твёрдо упирались широкими ступнями в деревянные планки палубы, а её крупные предплечья поворачивались из стороны в сторону, когда она прикрывая руками спичку, направляла её свет вниз. Я заметил, что у неё была родинка сбоку почти под мышкой, под спутанными густыми волосками. Она пахла теплом, потом и постелью.

- Смотри под ноги, - нежно сказал я. - Ты можешь пораниться.

Она нашла лампу.

- Ты не видишь щётку? - спросила она, повернувшись ко мне.

Я преградил ей путь.

- Джо…

- Они вернутся не раньше, чем часа через два, - сказал я. - Они сейчас в кино.

Она собиралась мне возразить, но когда я приблизился к ней, она задержала дыхание. Я сильно прижал её к себе, большими пальцами я гладил влажные волоски у неё под мышками, а оставшимися, как когтями вцепился в мягкую плоть на её плечах. Она не сопротивлялась. Мои руки опустились на её поясницу, притягивая её ко мне, так что полный живот Эллы теперь плотно прижимался к моему телу. Она зарылась лицом мне в плечо.

Потом, когда мы лежали, обнявшись под грубым одеялом, её живот и бёдра были слегка покрыты потом. Мы глубоко вдыхали и выдыхали, так что наши тела время от времени соприкасались, оставляя ощущение легкого покалывания на коже.

На улице начался дождь. Мы слышали приглушённый звук капель, падавших на воду, гравий и дерево. Он смешивался с нашим дыханием. Это была какая-то звуковая завеса, что-то из вне, к чему мы оба прислушивались, пока с открытыми глазами и мыслями смотрели друг на друга в темноте.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Вернёмся к началу.

Это странное дело или, лучше сказать, это было странное дело. Слава Богу, больше это не повторится.

Я хотел рассказать об Элле, о том, как внезапно она пришла ко мне, как я открыл её для себя, в тот день, когда мы вытащили мёртвую женщину из реки. По этой причине и от нежелания всё усложнять, я ничего не рассказывал о Кэти. По крайней мере, я не объяснил, как она была связана с этой историей. Конечно, всё это время она была её частью, но вы об этом не знали. Кэти была тем трупом.

Я чуть было не сказал моим трупом. Но труп, строго говоря, не принадлежит никому, и хотя у меня были некоторые права на её тело, пока оно ещё оставалось живым, мне хочется думать, что я, даже будучи убийцей, не имею никаких прав на её труп.

Я убил Кэти. Нет смысла это отрицать, поскольку всё равно никто мне не поверит. Полиция, с её тягой к сенсациям, сразу же начала расследовать возможность злого умысла. Так написали в газетах. Значило это только то, что они уже искали убийцу. Что ж, они его нашли, но об этом позже. На поиски их, конечно же, натолкнул тот факт, что на ней не было одежды. Несомненно, в их глазах это означало присутствие мужчины. По крайней мере, одного. Тут я с ними, конечно, согласен. Я бы и сам пришёл к такому выводу. Да и вы бы, наверное, тоже. Но предположение о том, что поскольку у мужчины было сексуальное сношение с женщиной в несколько неподобающей ситуации и поскольку позже тело женщины обнаружили в одной из наших судоходных рек, - так вот предположение о том, что мужчина убил её, на мой взгляд, не имеет под собой никаких оснований.

Газеты, взявшие на себя роль блюстителей общественной морали, раскрутили эту теорию. Общественность жадно её проглотила. Лесли поверил. Боб поверил. Элла поверила. Так что мне оставалось только молчать.

Вернёмся к началу, к тому началу, которое для этой истории выбрал я, хотя я мог бы вернутся на год или даже десять лет назад, чтобы проследить истоки произошедшего. Вернёмся в то утро, когда мы вытащили её из воды. По иронии судьбы именно я, тот кто видел, как Кэти падала в реку, должен был оказаться тем, кто найдёт её тело на следующее утро на расстоянии мили от того места, где она утонула. Тогда мне это показалось нелепым, настолько невероятным, что если бы Лесли в этот момент не вышел на палубу, я скорее всего отказался бы принять такой неправдоподобный поворот событий и попытался бы подальше оттолкнуть её багром.

К сожалению, в самый неподходящий момент появился Лесли, и, когда он увидел в воде тело, ему показалось, что выудить его оттуда - наша обязанность. По крайней мере, так он сказал.

Лицо человека в тряпичной кепке появилось на страницах газет между статьями об авиакатастрофе, унесшей сорок семь жизней, и финансовой конференции в Париже. Изображение в газете смотрелось как-то неясно: белое пятно, покрытое массой тёмных точек, как будто лицо пыталось уйти на второй план и слиться с фоном. Заголовок под фотографией гласил:

Убийство на клайде

ОБВИНЕНИЯ ПРЕДЪЯВЛЕНЫ

Дэниел Гун, водопроводчик, проживающий в Глазго, дом 42 на Блэк Стрит, был сегодня задержан и доставлен в Центральный полицейский участок. Он обвиняется в убийстве актрисы Кэтрин Димли, 27 лет, проживавшей в Глазго, дом 2 по Ноубл Гроув. Гун - отец четырёх детей. Тело мисс Димли было найдено двумя барочниками, которые вытащили его из Клайда.

Мне было трудно понять, какие улики они нашли против Гуна. Гун не имел к этому никакого отношения. И я был уверен, что уничтожил все возможные улики.

Когда Кэти оступилась и упала спиной в реку, она даже не успела закричать, а потом один за другим на противоположном берегу погасли огни, и надо всем воцарилась мёртвая тишина. Всплеск всё ещё звучал в моей голове спустя несколько минут, как крик в лесной чаще, а потом я в панике упал на набережную и лежал так, уставившись на быстрые чёрные воды. Они неслись мимо набережной, а в нескольких ярдах на поверхности реки тихо лопнуло несколько пузырей, похожих на пену от стирального порошка. Пузыри уплывали всё дальше и дальше, пока вовсе не скрылись из виду.

Я сразу понял, что она умерла, погибла, и больше ей ничем не помочь, я понял это сразу и сразу почувствовал себя как бы парализованным. Я долгое время не двигался с места, мои глаза после того, как я провёл с ней вместе целый час, совсем привыкли к темноте. Сначала вниз полетел спичечный коробок, потом бутылка, потом кусок бревна, и все эти предметы издавали разные звуки, задевая каменную поверхность набережной и исчезая в речном потоке. Я представил себе, как во Вселенной звёзды сталкиваются и тут же разлетаются друг от друга со скоростью света.

А потом я подумал, что Кэти была где-то здесь, внизу.

Было слишком темно и слишком поздно, чтобы что-то предпринимать. Закричать теперь? Я долго искал её, но кроме проплывавшего мимо мусора на тёмной поверхности воды ничего больше не было, и через некоторое время я понял, что в сущности пытался найти иголку в стоге сена. Она могла быть где угодно, на любой глубине. Господи!

Я помню, как не мог поверить в то, что произошло. Как быстро всё случилось, и ведь ничто не предвещало такого поворота событий. Ничего. Для меня это было так же нелепо, как землетрясение в Англии. Именно поэтому позже мне казалось настоящим мошенничеством поэтапное воспроизведение событий прокурором. В момент её падения нас не раздирали сильные эмоции. Не было никакого крика, даже бьющейся в воде руки. Что касается меня, то я был удивлён, насколько быстро я успокоился. Верил ли я в то, что она проплыла некоторое расстояние под водой и там выбралась на берег? Я был уверен в обратном. Я знал, что она не умела плавать. Она всегда боялась воды. Иногда я дразнил её этим, когда мы катались на лодке. В какой-нибудь летний день, где-нибудь недалеко от западного побережья, мы могли лежать голые на деревянном полу в лодке под сидениями. В такие моменты в ней было больше страсти, чем когда-либо ещё, потому что она не умела плавать, потому что наша эротическая схватка в дрейфующей лодке для неё была делом жизни и смерти. В тонкой скорлупе шлюпки было распростёрто не только её тело. Это была её жизнь, которой она рисковала, вскрикивая от безумного наслаждения, когда набегавшая волна с плеском обезглавливала себя о планшир нашей лодки и на ягодицах Кэти оставались похожие на ртуть капли. Она говорила, что чувствовала силу моря сквозь деревянное дно лодки своей плотью и слухом, и что отдавалась полностью, лишь когда её мускулы упирались в неровную поверхность деревянного дна лодки. Судно качалось на волнах, и на её бёдра капали холодные водяные брызги.

Постепенно я привык к мысли о том, что она утонула, и помочь ей уже нельзя, а тихий плеск воды о камни даже как-то успокаивал, больше того, завораживал. Несомненно причиной тому была своеобразная связь, которая всегда существовала между нашими совокуплениями и водой. Она достигала наивысшего экстаза от страха воды, и она не раз говорила, возможно, из склонности к театральным эффектам, что именно так она должна умереть: занимаясь любовью в воде. Она была совсем недалека от истины.

Если бы в тот момент ко мне подошёл полицейский, я бы, наверное, и не подумал убегать. Позже, через несколько минут я понял, что моё положение было опасным, ведь я один знал, что это был несчастный случай. А был ли это несчастный случай? Я думаю, да. Мне никогда не хотелось её убить. Я просто решил уйти. Она попыталась меня остановить. Я высвободился. Она потеряла равновесие. Потом она споткнулась о какой-то булыжник и оказалась в воде. Всплеск. Всё произошло так быстро.

Назад Дальше