Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник) - Роберт Стивенсон 6 стр.


Когда принц Флоризель увидел перед собой на столе свою будущность, сердце его остановилось. Он был отважным человеком, но по лицу его градом катился пот. У него было ровно пятьдесят шансов из ста на то, что он обречен. Принц перевернул карту, и это оказался туз пик. Гулкий ропот наполнил его голову, стол поплыл у него перед глазами. Он услышал, как сидящий справа от него игрок разразился не то радостным, не то разочарованным смехом, увидел, как торопливо расходятся игроки, но в ту секунду у него были совсем другие мысли. Он понял, каким непростительно глупым, даже преступным было его поведение. Совершенно здоровый, в расцвете лет, наследник трона, он проиграл свое будущее, а вместе с ним и будущее мужественной и преданной ему державы.

– Боже, – вскричал он. – Боже, прости меня!

И вместе с этим криком смятение чувств оставило его, и почти сразу к нему вернулось самообладание.

К его удивлению, Джеральдина рядом с ним не оказалось. В карточной комнате не было никого, кроме его будущего убийцы, слушавшего указания председателя, и молодого человека, раздававшего пирожные, который скользнул к принцу и зашептал ему на ухо:

– Я бы отдал миллион (если бы он у меня был) за то, чтобы оказаться на вашем месте.

Когда молодой человек ушел, его высочество не смог удержаться от мысли, что готов был уступить эту возможность и за гораздо меньшую сумму.

Наконец негромкое совещание закончилось, человек, которому выпал трефовый туз, с многозначительным видом вышел из комнаты, а председатель подошел к несчастному принцу и с улыбкой протянул руку.

– Было приятно познакомиться с вами, сэр, – сказал он. – Рад, что смог оказать вам эту незначительную услугу. По крайней мере, на задержку вы не можете жаловаться. Надо же, на вторую ночь!.. Вот так везение!

Принц попытался произнести что-то в ответ, но в горле его пересохло, а язык точно одеревенел.

– У вас слегка закружилась голова? – участливо поинтересовался председатель. – Ну, это почти со всеми происходит. Не хотите немного бренди?

Принц молча выразил согласие, и тот мигом плеснул коричневатой жидкости в бокал.

– Несчастный старина Мальти! – воскликнул председатель, когда принц влил в себя содержимое бокала. – Он выпивал почти пинту, но даже это ему не помогало.

– Я более восприимчив к лечению, – сказал принц, заметно оживившись. – Как видите, я пришел в себя. Итак, что мне теперь нужно делать?

– Вы пойдете по Странду по направлению к Сити по левой стороне, пока не встретите джентльмена, который только что покинул комнату. Он передаст вам остальные инструкции. Будьте любезны выполнить их в точности, поскольку сегодня вечером он наделен полномочиями представлять клуб. Ну а теперь, – добавил председатель, – приятной прогулки.

Флоризель довольно нескладно ответил на пожелание и попрощался. Он прошел через курительную комнату, где почти все, кто сидел за игровым столом, все еще поглощали шампанское, часть которого он сам перед началом игры заказал и оплатил. Неожиданно принц заметил, что в душе проклинает этих людей. В прихожей он надел шляпу и пальто, потом выбрал свой зонтик из стоявших в углу. Привычность этих действий и мысль о том, что он совершает их в последний раз, отчего-то заставила его рассмеяться. Смех этот самому Флоризелю показался неестественным и неприятным. Он вдруг почувствовал нежелание выходить из прихожей и повернулся к окну. Вид фонарей и уличной тьмы привел его в себя.

"Успокойся, – приказал он себе. – Будь мужчиной и выходи".

На самом выходе из тупика трое мужчин навалились на принца Флоризеля и бесцеремонно затолкнули его в экипаж, который в ту же секунду рванулся с места. В салоне сидел человек.

– Надеюсь, ваше высочество простит мое рвение? – произнес хорошо знакомый голос.

Вскричав от облегчения, принц бросился на шею полковника.

– Господи, как же мне благодарить вас? – воскликнул он. – Но как вам удалось это организовать?

Несмотря на то что принц собирался решительно и достойно встретить свой удел, он был необыкновенно рад поддаться дружескому насилию и снова вернуться к жизни и надежде.

– Если ваше высочество в будущем воздержится от таких рискованных затей, – ответил полковник, – это будет для меня лучшей благодарностью. Что же касается вашего второго вопроса, все очень просто. Сегодня днем я связался с одним известным сыщиком. За соблюдение тайны я ему заплатил. В деле участвовали только ваши собственные слуги. Клуб на Бокс-корт был окружен уже с вечера, и этот экипаж (тоже из ваших личных) около часа дожидался вашего выхода.

– А то жалкое существо, которое должно было лишить меня жизни? Что с ним? – осведомился принц.

– Его скрутили, как только он вышел из клуба, – ответил полковник. – Сейчас он дожидается вашего приговора во дворце, где вскоре к нему присоединятся его сообщники.

– Джеральдин, – молвил принц. – Вы спасли меня, нарушив мои строжайшие указания, и поступили правильно. Я обязан вам не только жизнью. Вы преподали мне хороший урок, и я буду считать себя недостойным занимаемого мной положения, если не выражу благодарность своему учителю. Выберите сами, в какой форме мне это сделать.

Какое-то время никто не говорил. Экипаж продолжал мчаться по улицам, а двое мужчин думали каждый о своем. Первым нарушил молчание полковник Джеральдин.

– Ваше высочество, – сказал он, – в вашем распоряжении к этому времени уже находится большое число арестованных. И по крайней мере один из них требует справедливой кары. Данная нами клятва запрещает нам обращаться к официальным представителям закона, и осторожность высшего порядка не позволит этого сделать, если бы даже обещание было нарушено. Могу ли я поинтересоваться, как ваше высочество намерено поступить?

– Решено, – ответил Флоризель. – Председатель должен пасть на дуэли. Остается только выбрать ему противника.

– Мне было позволено самому назначить себе награду, – сказал полковник. – Не позволит ли мне ваше высочество просить назначить на это задание моего брата? Это почетная миссия, но я смею уверить ваше высочество, что парень оправдает возложенное на него доверие.

– Вы просите меня о неслыханном снисхождении, – сказал принц, – но я обещал вам ни в чем не отказывать.

Полковник горячо поцеловал его руку, и в тот же миг карета въехала в арку роскошной резиденции принца.

Спустя час Флоризель, в официальном костюме, при всех орденах Богемии, принял у себя членов Клуба самоубийц.

– Несчастные глупцы, – молвил он. – Те из вас, кого заставила ступить на эту порочную тропу нужда, получат работу и оклад. Те, кого мучает чувство вины, должны обратиться к властителю более могущественному и щедрому, чем я. Мне жаль всех вас намного больше, чем вы можете представить. Завтра каждый из вас расскажет мне о себе, и чем откровеннее будут ваши ответы на мои вопросы, тем проще мне будет избавить вас от ваших невзгод. А что касается вас, – добавил он, поворачиваясь к председателю. – С моей стороны было бы бестактно навязывать вам какую бы то ни было помощь. Но вместо этого я могу предложить вам развлечение. Вот, – он положил руку на плечо младшего брата полковника Джеральдина, – мой офицер, который желает отправиться в небольшое путешествие по Европе, и я прошу вас, в качестве одолжения, сопроводить его в поездке. Вы хорошо стреляете из пистолета? – продолжил он изменившимся голосом. – Я спрашиваю, потому что это умение вам может пригодиться. Когда двое мужчин путешествуют вместе, лучше ко всему быть готовым. Позвольте добавить, что, если случится так, что вы по дороге случайно потеряете юного мистера Джеральдина, я всегда найду человека, который заменит его. И хочу предупредить вас, господин председатель, что у меня очень длинные руки.

Этими произнесенными самым суровым тоном словами принц закончил свое обращение. На следующее утро члены клуба были облагодетельствованы щедрой рукой принца, а председатель отправился в путешествие под присмотром мистера Джеральдина, а также пары сноровистых и преданных придворных слуг. Мало того, верные агенты принца заняли дом в тупичке Бокс-корт, и отныне все письма, приходившие в Клуб самоубийц, и все его посетители наравне с управляющими проверялись лично самим Флоризелем.

На этом, говорит мой арабский рассказчик, заканчивается история молодого человека с пирожными, который сейчас живет, не зная нужды, на Вигмор-стрит неподалеку от Кэвендиш-сквер. Номер его дома я по понятным причинам не назову. Те, кому интересно узнать продолжение приключений принца Флоризеля и председателя Клуба самоубийц, могут прочитать "РАССКАЗ О ДОКТОРЕ И ДОРОЖНОМ СУНДУКЕ".

Рассказ о докторе и дорожном сундуке

Молодой американец мистер Сайлас Кью Скэддемор был простодушен и совершенно незлобив, что делало ему тем больше чести, что родом он был из Новой Англии, той части Нового Света, которая славилась отнюдь не этими качествами. Обладая довольно крупным состоянием, он, тем не менее, записывал все свои расходы в карманную записную книжку, а Париж предпочитал познавать из окна своего номера с высоты седьмого этажа недорогой гостиницы, расположенной в Латинском квартале. Бережливость его во многом объяснялась привычкой, а добродетели, столь ценимые его товарищами, были следствием неуверенности в себе и молодости.

По соседству с ним жила леди, привлекшая его внимание своей красотой и элегантностью туалетов. Когда мистер Скэддемор первый раз увидел свою соседку, он принял ее за какую-нибудь графиню. Со временем он узнал, что известна она была под именем мадам Зефирин, и, каким бы ни было ее положение в жизни, к дворянскому сословию оно не имело никакого отношения. Мадам Зефирин, быть может, в надежде очаровать юного американца, встречаясь с ним на лестнице, каждый раз замедляла шаг, вежливо кивала и произносила два-три слова приветствия, неизменно сопровождавшиеся проникновенным взглядом черных глаз, после чего исчезала в шуршании шелка, приоткрыв напоследок изящную стопу и лодыжку. Однако сии авансы не только не подталкивали мистера Скэддемора к каким-либо решительным действиям, но даже, напротив, ввергали его в глубины уныния и застенчивости. Она несколько раз наведывалась к нему за огнем или для того, чтобы извиниться за вымышленные шалости своего пуделя, но в присутствии существа столь возвышенного рот его утрачивал способность открываться, все известные ему французские слова в один миг вылетали у него из головы, и он мог только стоять и, не сводя с нее глаз, мямлить что-то невразумительное до тех пор, пока она не уходила. Эфемерность их отношений никоим образом не мешала ему выставлять себя в самом выгодном и даже неожиданном свете, когда он оставался в безопасной мужской компании.

Комнату с другой стороны (а в гостинице на каждом этаже было всего три номера) занимал пожилой доктор – англичанин, пользовавшийся довольно сомнительной репутацией. Доктору Ноэлю – именно так его звали – некогда пришлось покинуть Лондон, где он имел весьма солидную и постоянно растущую практику. Поговаривали, что инициатором этой смены декораций выступила лондонская полиция. По крайней мере, теперь жизнь этого господина, в свое время занимавшего достаточно высокое положение в обществе, была очень простой и одинокой. Большую часть своего времени он посвящал изучению наук. Мистер Скэддемор познакомился с ним, и эту пару можно было частенько видеть в ресторане напротив гостиницы за скромным обедом.

За Сайласом Кью Скэддемором водились кое-какие грешки, и скромность его не мешала им проявляться в самых разных, порой весьма сомнительных формах. Главным из них было любопытство. Он собирал все сплетни и пересуды; его интерес к жизни, в особенности к тем ее сторонам, в которых он не имел собственного опыта, граничил со страстью. Разговор с ним порой напоминал допрос, и расспросы его были столь же настойчивы, сколь и бестактны. Несколько раз видели, как он, относя по чьей-то просьбе письмо на почту, взвешивал его на ладони, крутил туда-сюда и внимательнейшим образом изучал адрес, а когда ему случилось заметить трещину в стене между его номером и комнатой мадам Зефирин, он, вместо того чтобы заделать прореху, увеличил ее и придал ей более удобную форму, чтобы иметь возможность подсматривать за соседкой.

Однажды, в конце марта, поддавшись очередному приступу любопытства, он расширил дыру еще больше, чтобы видеть другой угол комнаты. В тот вечер, когда Сайлас, как обычно, припал к отверстию, чтобы понаблюдать за передвижениями мадам Зефирин, он, к величайшему изумлению, увидел, что оно чем-то перекрыто с другой стороны, и пришел в еще большее смятение, когда преграда неожиданно была отдернута и до его слуха донеслось сдавленное хихиканье. Наверняка в соседней комнате отвалился какой-нибудь кусок штукатурки, выдав ее обитательнице расположение тайного смотрового отверстия, и та решила отплатить ему той же монетой. Мистер Скэддемор пришел в сильнейшее раздражение. Он немилосердно осудил поступок мадам Зефирин, даже в чем-то обвинил себя, но, обнаружив на следующий день, что соседка его не предприняла ничего, чтобы лишить его излюбленного времяпрепровождения, он воспользовался ее беспечностью и продолжил наблюдение.

На следующий день к мадам Зефирин зашел какой-то высокий развязный мужчина лет пятидесяти или больше, которого Сайлас раньше не видел. Твидовый костюм и цветная рубашка не меньше, чем косматые бакенбарды, выдавали в нем англичанина. Тускло-серые глаза британца удивили Сайласа своей холодностью. Во время всего разговора, который велся шепотом, его губы не знали покоя: они вытягивались в трубочку, крутились или складывались то в одну сторону, то в другую. Несколько раз юному уроженцу Новой Англии даже показалось, что незнакомец показывает ими в сторону его комнаты; и все же, как он ни прислушивался, как ни напрягал внимание, единственным, что ему удалось расслышать наверняка, было следующее замечание, произнесенное англичанином чуть более громким голосом, как будто в ответ на какое-то несогласие или отказ:

– Я его вкус уже до тонкостей изучил. Повторяю вам еще раз, вы – единственная, кто мне подходит.

В ответ мадам Зефирин отрешенно взмахнула рукой, сопроводив этот жест вздохом, обозначающим покорность грубой власти.

В тот же вечер обзор был перекрыт: с другой стороны к отверстию подтащили шкаф, и, пока Сайлас сожалел об этом несчастье, которое он приписывал досадному вмешательству англичанина, консьерж принес ему письмо, написанное женским почерком. Анонимное послание было на свободном французском языке, не стесненном слишком строгой приверженностью правилам орфографии, и в нем юного американца в недвусмысленной форме приглашали на свидание в "Бал-Булье" в одиннадцать часов вечера.

В душе его началась долгая битва между любопытством и робостью. Порой он был сама добродетель, порой вспыхивал и терял голову, и закончилось это тем, что задолго до десяти часов мистер Сайлас Кью Скэддемор в безукоризненном костюме появился у дверей "Бала-Булье" и заплатил за вход с не лишенным приятности чувством лихой бесшабашности.

По случаю Масленицы в зале царило шумное столпотворение. Яркие огни и большое количество людей привели нашего искателя приключений в сильное замешательство, а потом точно опьянили его, преисполнив совершенно несвойственным ему мужеством. Он почувствовал, что готов встретиться лицом к лицу хоть с самим чертом и вошел в танцевальный зал разнузданной походкой бывалого светского льва. Прохаживаясь подобным образом среди отдыхающих, он заприметил мадам Зефирин с давешним англичанином, которые о чем-то переговаривались за одной из колонн. Желание подслушать их разговор тут же по-кошачьи незаметно вкралось в его сердце, и он стал осторожно подходить к паре со спины все ближе и ближе, пока ему не стало слышно, о чем они говорят.

– Это он, – произнес англичанин. – Вон там. С длинными светлыми волосами. Что-то говорит девушке в зеленом платье.

Сайлас без труда опознал молодого человека невысокого роста с очень красивыми чертами лица, о котором шла речь.

– Хорошо, – сказала мадам Зефирин. – Я постараюсь. Но помните, это такое дело, что даже у лучших из нас может ничего не получиться.

Ее компаньон нетерпеливо хмыкнул.

– Я отвечаю за результат. Не зря же я из тридцати выбрал именно вас. Ну, ступайте. Только за принцем не забывайте присматривать. Черт его надоумил именно сегодня явиться! Можно подумать, в Париже других балов нету! Надо ж было ему выбрать именно это сборище студентов и приказчиков. Смотрите, как он сидит, а? Ну прямо император на троне, а не какой-то принц на отдыхе!

И снова Сайласу повезло. Ему удалось увидеть человека довольно плотного сложения, с необычайно красивым лицом и статной осанкой, сидевшего за одним столиком с другим красивым молодым человеком, который обращался к нему с бросающимся в глаза почтением. Душа молодого республиканца не смогла устоять перед очарованием слова "принц", да и вид человека, этим титулом названного, произвел свое обычное обворожительное воздействие. Оставив мадам Зефирин с ее англичанином, он прошел через весь зал и остановился недалеко от столика, который удостоили выбором принц и его наперсник.

– Говорю вам, Джеральдин, – говорил первый из них, – это совершенное безумие. Вы сами, напомню я вам, выбрали своего брата для этого небезопасного предприятия, поэтому на вас ложится ответственность за его поведение. Он согласился задержаться на столько дней в Париже, и одно это, принимая во внимание личность человека, с которым ему приходится иметь дело, уже говорит о его неосторожности. А теперь, за двое суток до отъезда, когда до решающего испытания остаются считанные дни, я спрашиваю вас, разве в таком месте ему нужно проводить время? Он должен не выходить из тира, хорошо спать и совершать пешие прогулки. Он должен придерживаться строгой диеты, не пить белых вин и бренди. Ему кажется, что это игры? Все это чрезвычайно серьезно и смертельно опасно, Джеральдин.

– Я слишком хорошо знаю парня, чтобы вмешиваться, – ответил полковник Джеральдин. – И достаточно хорошо, чтобы не волноваться. Он намного внимательнее, чем вы думаете, и у него железный характер. Если бы речь шла о женщине, я бы так не говорил, но, поручая ему и двум слугам председателя, я не колебался ни секунды.

– Рад это слышать, – сказал принц, – и все же на душе у меня неспокойно. Мои слуги – опытные шпионы, но этому злодею уже трижды удалось ускользать от них и несколько часов провести одному ему известно где. Наверняка он не потратил это время впустую. Какие-нибудь дилетанты могли и случайно потерять его, но, если Рудольф и Джером сбились со следа, это было сделано целенаправленно, и способным на это мог быть лишь человек, наделенный острым умом и исключительной сноровкой.

– Полагаю, мне будет позволено самому решить этот вопрос с братом? – с оттенком обиды в голосе произнес Джеральдин.

– Считайте, что получили мое разрешение, полковник Джеральдин, – ответил принц Флоризель. – Но это означает, что вы должны еще внимательнее прислушиваться к моим советам. Впрочем, хватит об этом. А смотрите, вон та девица в желтом неплохо танцует.

После этого разговор свернул на обычные для парижского бала темы.

Назад Дальше