Лариосик(читает письмо). "Милая, милая, милая Леночка…" Это мама Елене Васильевне пишет. "С бедным Лариосиком случилось страшное несчастье. Милочка Рубцова, на которой, как вы знаете, он женился год тому назад, оказалась подколодною змеей и опозорила его фамилию. Я боялась, что Лариосик…" Это я Лариосик. Меня с детства, когда я еще был совсем маленьким, называли Лариосиком, и я к этому привык. (Читает дальше.) "Я боялась, что Лариосик не перенесет удара, и Житомир стал ему ненавистен. Милая Леночка, я знаю ваше доброе сердце…" Мама очень любит и уважает Елену Васильевну, да… Гм… гм… "знаю ваше доброе сердце и посылаю его к вам прямо по-родственному, пригрейте его, как вы умеете это делать. Бедный мальчик теперь, больше чем когда бы ни было, нуждается в участии. Он хрупкий по натуре человек…" Мама меня очень любит. "Впрочем, я так взволнована, что больше ничего не могу писать, а содержание я вам буду переводить аккуратно, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет". И вот и все. Вам ясно?
Николка. Да. Очень.
Лариосик. Я птицу захватил с собой. Птица - лучший друг человека. Многие, правда, считают ее лишней в доме, но я одно могу сказать: птица уж во всяком случае никому не делает зла.
Николка. Господи Иисусе… Это канарейка?
Лариосик. Но какая! Собственно, даже это и не канарейка, а настоящий кенар-самец. И таких у меня в Житомире было пятнадцать штук. Я перевез их всех к маме, пускай она кормит их. Этот негодяй, наверно, по-сворачивал бы им шеи. Он ненавидит птиц. Разрешите пока ее поставить на этот стол?
Николка. Пожалуйста… Вы из Житомира?
Лариосик. Ну, да конечно. Конечно. Можно мне присесть?
Николка. Прошу вас. Извините, что я без тужурки.
Лариосик. Николай Васильевич, исполните мою просьбу, не надевайте тужурку. Мне это будет очень приятно. Я ничем не хочу нарушить уклад турбинской жизни. Позвольте узнать, что с вашей головой. Уж не ранены ли вы?
Николка(подозрительно). Это я прыгнул вчера и ударился о шкаф.
Лариосик. Скажите, какой ужас. И так сильно? Это вы дома прыгнули?
Николка. Да. Дома.
Лариосик. Ай… яй… яй… Как у вас уютно в квартире. Прелесть! А где же Алексей Васильевич? Я горю желанием познакомиться с ним.
Николка. Его нет дома.
Лариосик. Он, наверно, придет к обеду?
Николка(мрачно). Нет, он не придет к обеду. Сегодня мы пойдем его искать. Его, вероятно, убили. Он ушел вчера и не вернулся.
Лариосик. Что вы говорите!! Как убили? Не может быть!
Николка. Очень может быть.
За сценой стук. Потом глухой голос Алексея: "Елена, Елена", торопливые шаги Елены, потом ее крик: "Алеша!" Николка вскакивает.
Елена(за сценой). Николка. Николка… Скорее-скорее… Помогите ему… Ларион Ларионович.
Появляется, ведет под руку Алексея. Тот в штатском пальто, лицо вымазано сажей, шатается, потом падает.
Алексей. Елена… (Теряет сознание.)
Елена. Николка. Николка, поднимай его. Он ранен. Скорее за доктором.
Лариосик. Ах, Боже мой…
Поднимают Алексея втроем, кладут его на тахту.
Николка. Откуда же он взялся?
Елена. Сейчас переодетый юнкер привез. Скорей, скорей расстегивай его, воды…
Николка. Сейчас, сейчас… (Мечется.)
Лариосик за ним.
Лариосик. Ах, Боже мой…
Николка брызжет водой.
Алексей. Глотнуть воды дай.
Елена. Стакан, стакан… Ларион Ларионович, стакан…
Лариосик мечется.
В буфете, в буфете…
Лариосик(бросается к буфету и обрушивает с него сервиз и разбивает его). Ах, Боже мой.
Николка схватывает стакан и дает Алексею пить.
Елена. Алеша, ты дышишь? Скажи только одно слово. Ты дышишь?
Алексей. Рана на левой руке у плеча… осторожно… снимайте с меня… снимайте… и хирурга сейчас же…
Елена. Николка, умоляю. Иди скорей за Черновым. Он рядом.
Николка схватывает тужурку, бежит в переднюю, на ходу надевает и исчезает.
Ларион Ларионович, помогите мне.
Раздевают Алексея. Рука у него обвязана окровавленной марлей.
Алеша, ты дышишь? Скажи, что тебе сейчас сделать?
Алексей. Течет кровь?
Елена. Мокрая повязка.
Алексей. У меня в кабинете бинты на столе… скорее бинтом сверху завяжи…
Елена. Ларион Ларионович, тут налево в кабинете бинты на столе с красным крестом. Бегите, принесите.
Лариосик. Сюда?
Елена. Да, да, налево.
Лариосик убегает.
Алексей. Кто это такой?
Елена. Понимаешь, какое совпадение. Минутки за две до тебя явился из Житомира… Это Ларион Суржанский, мой троюродный брат, ты же знаешь. Ну, знаменитый Лариосик… у него там какая-то драма, жена его бросила… мать его посылает ко мне.
Алексей. К тебе?
Елена. Потом, потом, Алеша. Не говори, молчи, а то ты ослабеешь. Как ты спасся?
Алексей. Юнкера спрятали в угольном ящике… Там всю ночь пролежал… а на рассвете достали в знакомой квартире штатское… привезли меня сюда.
Елена. Спасибо, спасибо им.
Лариосик появляется с бинтами.
Лариосик. Вот.
Алексей. Бинтуйте сверху, только тихонько… тихонько…
Бинтуют руку. В передней появляется Николка и с ним доктор, раздеваются.
Доктор. Сюда?
Николка. Сюда, сюда, господин доктор.
Елена. Слава Богу.
Доктор. Вы доктор Турбин?
Алексей. Да.
Доктор. Ранили вас?
Алексей. Да, в плечо, сквозная рана, по-видимому.
Доктор. Крови много потеряли?
Алексей. Угу…
Доктор. Так. Он всегда здесь лежит?
Елена. Нет. У него спальня там.
Доктор. Ну, вот что. Поднимайте его осторожно и в спальню несите. Совсем надо раздеть.
Все поднимают Алексея.
Алексей. Тише. Ох… тише… Пульс плохой?
Доктор. Помолчите, коллега.
Уносят Алексея. За сценой голоса. Доктор: "Так. Укладывайте". Елена: "Сюда, сюда, Ларион Ларионович, ноги, ноги. Простыню отверни". Выбегает Николка, пробегает через сцену. Голос доктора за сценой: "Разрезайте до конца ножницами". Николка пробегает с кувшином воды. Лариосик выходит.
Лариосик(глядя на осколки сервиза). Боже мой… Боже мой… до чего ж мне не везет. В первый раз в доме! (Подходит к портьере и смотрит в нее.)
Доктор(выходя). Теперь лежите, молчите. (Вытирает руки полотенцем.)
Елена(прикрывает дверь к Алексею). Опасно это, доктор, скажите?
Доктор. Гм… Кость цела, крупные сосуды тоже, но нагноение будет. В рану попали клочья шерсти от шинели.
Елена. Что же делать?
Доктор. Пусть неподвижно лежит. Повязку не трогайте. Если пропитается кровью, сверху подбинтуйте. Температуру смеряйте часов в шесть. Жидкое дадите есть, бульон. А вечером я приду, если будет мучиться, сам впрысну морфий. Больше ничего не нужно делать. (Тихо.) Как это он так подвернулся?
Елена пожимает плечами.
Ну, ладно, до свиданья. Вечером приду.
Елена. Доктор… (Предлагает деньги.)
Доктор. Что вы? С врача-то!.. Не нужно. (Уходит в переднюю.)
Николка его провожает и возвращается.
Лариосик. Елена Васильевна. Я ужасный неудачник. У вас такое горе, а я еще сервиз разбил. Меня самого следует убить за сервиз. Но я сейчас же поеду в магазины, и у вас будет новый сервиз.
Елена. Ни в какие магазины я вас попрошу не ездить. Все магазины закрыты. Да разве вы не знаете, что у нас тут происходит?
Лариосик. Как же не знать! Ведь я санитарным поездом, как вы знаете из телеграммы.
Елена. Из какой телеграммы? Мы никакой телеграммы не получили.
Лариосик. Как? А мама дала телеграмму вам в шестьдесят три слова.
Николка. Уй… юй… юй… шестьдесят три слова…
Лариосик. То-то я смотрю, вы на меня с таким изумлением… вам даже неизвестно, кто я…
Елена. Тебе хорошо, Алеша? Лежи, лежи.
Лариосик. Тогда позвольте представиться. Ларион Ларионович Суржанский.
Николка. Очень приятно. Николай Турбин.
Лариосик. Я в отчаянии, Елена Васильевна, я думал, что меня здесь ждут. Как же мне теперь быть? Вы позволите вещи оставить пока у вас, а сам я поеду в какой-нибудь отель.
Елена. Что вы, Господь с вами, какие теперь отели? Оставайтесь у нас, место есть. Я поговорю с братом.
Лариосик. Елена Васильевна, я душевно тронут. (Целует руку.) О вашем семействе у нас говорили столько хорошего. У моей мамы всегда наворачиваются слезы на глазах, когда она говорит о вас.
Елена. Очень тронута. Вы расположитесь пока в библиотеке. Николка вам поможет. Там вам поставим кровать.
Лариосик. Душевно тронут. Вы знаете, я в санитарном поезде… одиннадцать дней ехал из Житомира…
Николка. Ой… ой… ой… одиннадцать дней.
Лариосик. Многоуважаемая Елена Васильевна, а вы разрешите мне птицу мою взять с собой? Это кенар. Я с ним никогда не расстаюсь… это мой лучший друг…
Елена. Что ж, я думаю, она никому не будет мешать?
Лариосик. Боже сохрани. Если она начнет тарахтеть, я закрою ее черным платком, она сейчас же перестанет.
Елена. Я ничего не имею против.
Алексей(за сценой глухо.) Елена…
Елена быстро уходит.
Лариосик. Вот какое несчастье у вас стряслось.
Николка. Да. Это все из-за негодяя гетмана. Послали нас, прямо можно сказать, на форменный убой.
Лариосик. Вы, вероятно, юнкер?
Николка. Нет, я никогда юнкером не был. Я, знаете, студент, то есть я только поступил.
Лариосик. Вы меня боитесь? Вы не бойтесь. Я ведь прекрасно понимаю…
Николка. Нет, я вас не боюсь. Я, видите ли, не кадровый юнкер. Я добровольно прослужил в училище три месяца.
Лариосик. То-то у вас такая замечательная выправка. Вообще, не сочтите за лесть, ваше лицо произвело на меня самое приятное впечатление. У вас так называемое открытое лицо.
Николка. Покорнейше вас благодарю. Вы мне тоже очень понравились. Позвольте спросить, если не секрет, почему вы носите сапоги с желтыми отворотами? Вы, вероятно, любитель верховой езды?
Лариосик. Боже сохрани, я лошадей боюсь как огня. Нет. Это мама заказала мне сапоги, а кожи у нас не хватило черной, пришлось делать желтые отвороты. Нету кожи в Житомире.
Николка. Получилось очень красиво. Позвольте, я провожу вас в вашу комнату.
Лариосик. Благодарю вас. (Забирает чемодан и клетку.)
Николка. Вы так всегда и живете с птицей?
Лариосик. Всегда. Людей я, знаете ли, как-то немного боюсь, а к птицам я привык. Птица - лучший друг человека. Птица никогда никому не делает зла.
Уходят.
Занавес
Конец первой картины
КАРТИНА ВТОРАЯ
У Турбиных. Вечером. Портьеры задернуты. Разговоры идут тревожно, вполголоса. На сцене Лариосик, Николка, Студзинский, Мышлаевский и Шервинский. Все в штатском.
Мышлаевский. Здоровеньки булы, пане адъютант. В одесском порту разгружаются две дивизии сенегалов, они же и сенгалезы. Кстати, почему вы без ваших аксельбантов? Портьера раскрылась, вышел наш государь и сказал: "Поезжайте, господа офицеры, на Украину и формируйте ваши части". И прослезился, за ноги вашу мамашу.
Шервинский. Чего ты ко мне пристал? Я, что ли, виноват в катастрофе? Я сам ушел последним из дворца. Ночью. Когда в предместье уже показывалась неприятельская конница. И кроме того, не забудь, пожалуйста, что я предупредил Малышева, и если б не я - я, может быть, не имел бы удовольствия беседовать с тобой сегодня.
Мышлаевский. Ты герой. Мы тебе очень признательны. Кстати о героях: не можешь ли ты мне сказать, где сейчас находится его светлость пан гетман всея Украины?
Шервинский. Тебе зачем?
Мышлаевский. А вот зачем. Если бы мне сейчас попалась эта самая светлость, я взял бы ее за ноги и хлопал бы головой о тротуар, пока не почувствовал себя бы удовлетворенным. А вашу штабную ораву в уборной нужно утопить.
Шервинский. Господин Мышлаевский, поосторожнее. Попрошу вас прекратить этот тон - я такой же офицер, как и вы.
Николка. Господа, тише.
Студзинский. Прошу вас, господа, сейчас же прекратить, этот разговор совершенно ни к чему не ведет.
Мышлаевский. Да ведь обидно. За что ухлопали Най-Турса? Какой был офицер! Алешку зачем подстрелили?
Студзинский. При чем тут Шервинский? Что ты, в самом деле, пристал?
Шервинский. Поведение капитана Мышлаевского…
Николка. Господа!
Лариосик. Зачем же ссориться?
Мышлаевский. Ну ладно. Брось, баритон, я погорячился. Уж очень жаль.
Шервинский. Довольно-таки странно.
Студзинский. Бросьте, голубчик, не до этого совсем.
Молчание
Мышлаевский. Ну, как у него?
Николка. Сорок температура. Доктор говорит, что, кроме раны, еще сыпной тиф.
Выходит Елена, берет со стола склянку. Все встают.
Мышлаевский. Ну как у него, Леночка?
Елена. Бредит.
Мышлаевский. Жаль бабу… (Пауза.) Ну что ж, господа, кваканьем тут ничего не поможешь. Одним словом, все остаемся ночевать.
Шервинский. Конечно. Нельзя же оставить Елену одну.
Студзинский. Если Елена Васильевна разрешит…
Мышлаевский. Конечно, разрешит. Что ж тут не разрешать? Деваться нам некуда. По всем квартирам, наверно, ходят. Ищут офицерские душеньки.
Шервинский. Будьте покойны.
Пауза.
Мышлаевский. Так что ж, он, стало быть, при тебе ходу дал?
Шервинский. Конечно, при мне. Я был до последней минуты.
Мышлаевский. Дорого бы дал, чтобы присутствовать при этом замечательном зрелище. Что ж ты не пришиб его как собаку на месте?
Шервинский. Ты б сам его пришиб.
Мышлаевский. Пришиб бы. Клянусь Богом. Что он тебе, по крайней мере, говорил на прощанье?
Шервинский. Гетман обнял меня и поцеловал, поблагодарил за хорошую службу.
Мышлаевский. Так-с. Впрочем, я так и полагал. Не подарил ли чего-нибудь еще на прощанье? Например, золотой портсигар с монограммами?
Шервинский. Да, подарил портсигар.
Мышлаевский. Ты меня извини, баритон. Человек ты, в сущности, не плохой, но есть у тебя какая-то странность.
Шервинский. Не объяснишь ли, что ты хочешь сказать?
Мышлаевский. Нет, нет. Ты не сердись, ради Бога. Не хочется мне тебя затруднять… Ну, а если б я сказал, покажи портсигар.
Шервинский молча показывает портсигар.
Студзинский. Черт возьми!
Мышлаевский. Убил. Действительно монограмма.
Шервинский. Господин Мышлаевский, что нужно сказать?
Мышлаевский. Сию минуту. Господа, при вас прошу у него извинения.
Николка. Что ж он тебе при этом, Леня, говорил?
Шервинский. Обнял и сказал: "Леонид Юрьевич, примите от меня последнюю память о нашей совместной службе". И прослезился.
Лариосик. Прослезился, скажите, пожалуйста.
Мышлаевский. Верю. Всему теперь верю.
Николка. Целый фунт весит, вероятно.
Шервинский. Восемьдесят четыре с половиной золотника.
Мышлаевский. Да, чудеса в решете. Ну что ж, господа, стало быть, дежурство у Алеши учиним?
Студзинский. Конечно.
Мышлаевский. Спать все равно не придется.
Николка. Какой тут сон?
Мышлаевский. Знаете что, ребята? Раскинем столик, поиграем в винт, время будет незаметно идти.