"Мы идём тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки", - писал на заре века Владимир Ильич Ленин. Среди тех, кто шёл рядом с Лениным, были и герои этой книги. Друзья и соратники В. И. Ленина - профессиональные революционерки, бесстрашные подпольщицы и умелые конспираторы - таковы героини книги Мария Голубева, Клавдия Кирсанова, Людмила Сталь, Татьяна Людвинская. Маленькие повести, составляющие книгу, построены на документальных материалах.
Содержание:
"Мир революции!" 1
Мария Голубева - (1861–1936) 2
Клавдия Кирсанова - (1887–1947) 8
Людмила Сталь - (1872–1939) 15
Татьяна Людвинская - (1887–1976) 30
Примечания 43
"Мир революции!"
Принято говорить, что биография писателя - написанные им книги. Сама жизнь, её событийное наполнение словно бы очерчивает каждого литератора, его тематический круг. Мир революции!
Он вошёл в жизнь Веры Морозовой с детского возраста, с той поры, когда девочки обычно играют в куклы, а мальчики начинают мечтать об океанских и космических кораблях.
Самыми яркими, запомнившимися днями детства будущей писательницы были дни революционных праздников, дни Октября и Мая, когда их тихий дом наполнялся гулом мужских голосов, смехом женщин - это собирались к отцу его боевые товарищи, те, рядом с кем он в дни Декабрьского вооружённого восстания сражался на баррикадах Остоженки и Пресни, Замоскворечья и Никитских улиц, у кого за плечами были годы царских ссылок и каторги, тюремных казематов и этапных тюрем, кто помнил бессмысленную жестокость конвоя и надзирателей, в чьей памяти, не тускнея, стояли лица тех, кто погиб на эшафотах, в карцерных камерах "Крестов" и Петропавловки, Орловского и Александровского централов, на рудниках Кадаи и Нерчинска.
В такие дни в доме Савельевых (девичья фамилия писательницы) особенно громко звучали революционные песни, а, красные цветы гвоздики и герани, так же как маленькие праздничные флажки, напоминали о славных боевых днях, о пролитой крови.
В те памятные дни скромный дом Савельевых с раннего утра наполняло светлое и радостное ощущение праздника. Оно начиналось с того, что отец облачался в потёртую кожаную куртку, ту самую, в которой его чуть не зарубили на баррикаде, пристёгивал к поясному солдатскому ремню деревянную кобуру маузера и отправлялся на Красную площадь - по многодетной традиции бойцы-дружинники и красногвардейцы открывали праздничную демонстрацию. Шла на Красную площадь и мать и обязательно брала с собой дочку, и маленькая Вера, сидя на чьём-нибудь плече, с чувством несказанной гордости смотрела, как её отец проходил, держа равнение на Мавзолей. Она восхищённо разглядывала их, героев революции, живое воплощение легенд, слушала их волнующие рассказы.
Потом в жизнь властно ворвались, книги, и окружающий мир удивительно расширился - в него вошли и остались навсегда Овод и Гарибальди, Разин и Пугачёв, Софья Перовская и Андрей Желябов, Александр Ульянов и Дмитрий Каракозов, Василий Чапаев и Павка Корчагин и многие-многие другие.
Будущая писательница преклонялась перед мужеством, перед бесстрашием, перед верностью идее. За несколько часов до казни Кибальчич рассчитывает полёт будущего космического корабля; Желябов улыбается со смертного помоста; Александр Ульянов на вопрос судьи, почему же он, имея к тому возможность, не бежал за границу, отвечает: "Я не хотел бежать, я хотел лучше умереть за свою родину". Выдерживает пытку огнём легендарный Камо, гибнет в паровозной топке Сергей Лазо. Тысячи борцов бесстрашно, не прося у врага милости и пощады, поднимаются на эшафоты, - ведь только после революции девятьсот пятого года царские суды вынесли около шести тысяч смертных приговоров. И все они были приведены в исполнение!
Так вошёл в жизнь Веры Морозовой главный герой её книг. Правда, к тому времени, когда она дерзнула взяться за перо, ни её отца, Савельева Александра Петровича, ни многих других его друзей уже не было в живых, - не раз шла она в скорбной процессии за обтянутым красным шёлком гробом, неся на бархатной подушке ордена.
Героем первого напечатанного рассказа Веры Морозовой "Декабрьские дни" стал Николай Павлович Шмит, владелец мебельной московской фабрики, весьма состоятельный человек. Он отдал революции не только всё, что имел, а и саму жизнь. После разгрома баррикад на Пресне, когда Николай Шмит сидел в ожидании суда в тюрьме, Максим Горький писал: "Полиции было предписано доставить материалы для русской Фемиды - существа чудовищного, ибо оно безвольно, глухо, слепо, а челюсти его приводятся о движение не живой силой справедливости, а механическими толчками из Петербурга". Подобно людям своего круга, Николай Шмит мог прожить долгую и обеспеченную жизнь, всего у него было бы вдоволь и даже с избытком, но честное сердце и разум не могли мириться с тем, что творилось кругом.
Позлее, много лет спустя, Вера Морозова снова вернётся к образу Николая Шмита, и он ещё раз пройдёт перед читателем, на этот раз по страницам книги "Мост вздохов".
Сознание своего долга перед прошлым и ответственность за него перед будущим заставляли писательницу проводить сотни дней над пожелтевшими страницами архивных папок. Именно это сознание привело Веру Морозову на квартиру старого члена Коммунистической партии Татьяны Фёдоровны Людвинской, в результате чего родилась книга "Пятое окно от угла".
И ещё одна мысль владела всегда Верой Морозовой. Нынешние молодые своими глазами никогда не увидят того, что посчастливилось узнать и почувствовать ей: красоты душевной и нравственной силы тех, чьи имена сейчас написаны золотом на мраморе и граните. И ей захотелось писать прежде всего именно для них, для юных, вступающих в жизнь; ей казалось необходимым, чтобы и в их жизнь вошла Революция, как она когда-то вошла в её собственную, наполнив её верой и смыслом!
Об участниках русской революции писали многие, но, как правило, героями книг обычно были мужчины, о женщинах же писалось обидно мало, а Вера Морозова воспринимала это как упрёк себе. И вскоре как-то почти само собой вышло, что действующими лицами её книг стали женщины революции, те, у кого достало мужества и решимости отказаться от материнства, поднять нелёгкий меч борьбы против измучившей страну тирании. Наравне с мужчинами эти бесстрашные, самоотверженные женщины ходили в народ, печатали в подпольных типографиях прокламации, перевозили через границу и распространяли ленинскую "Искру". Рядом с мужчинами они сидели на скамьях подсудимых, их вместе судили и приговаривали к ссылке, к тюрьме, к каторге, к смерти. Вместе с мужчинами они шагали по этапам, маялись в тюрьмах, преждевременно старели и умирали. Но ни одна из них никогда не пожалела об избранном пути, не струсила, не попросила пощады.
Строки, написанные выше, относятся к собирательному, коллективному портрету героинь Веры Морозовой, создавшей целую серию повестей о женщинах русской революции. Книги эти получили широкое признание литературной и читательской общественности.
В предлагаемый сборник "Женщины революции" вошли новеллы о Марии Голубевой, Клавдии Кирсановой, Людмиле Сталь и Татьяне Людвинской. Разными дорогами они пришли в революцию, разные у них судьбы, но всех их роднит святое служение своему народу, великому делу революции.
С транспортом ленинской "Искры" была задержана Людмила Сталь, долгими этапами прошла она по Руси. Не сломила её и ссылка в глухую Сибирь, она совершает редкостный по мужеству побег и снова в гуще борьбы, в гуще событий.
Хозяйкой конспиративной квартиры была Мария Голубева, квартиры, где в период русской революции собирались заседания Центрального Комитета партии. Проводил их В. И. Ленин.
В атаку подняла полк Клавдия Кирсанова, когда армия Колчака подошла к Надеждинску (ныне город Серов). Сколько силы и мужества нужно было вложить в этот порыв!
Для спасения красногвардейцев из горящего дома, окружённого юнкерами, на вражескую баррикаду пошла Татьяна Людвинская. Пошла одна, пошла ради спасения жизни товарищей.
"Как прикажете сражаться против этой женщины? Как? - вопрошает себя следователь корпуса жандармов подполковник Николаев. - Как? Засадить в каземат? Была, и не однажды! Сослать в места отдалённые? Была, и не однажды! Судить? Судима, и не однажды!" Жандарм оказывается бессильным перед хрупкой женщиной, а вернее - перед тем, что она символизирует: перед неотвратимостью революционного развития человечества. И он, олицетворение самодержавия и мракобесия, отступает перед ней.
Таков идейный и нравственный смысл книги "Женщины революции". Хочется надеяться, что читатель ещё много раз встретится с её героями на страницах будущих книг.
Арсений Рутько
Мария Голубева
(1861–1936)
Мария Петровна Голубева (Яснева) родилась в бедной семье чиновника Костромской губернии. В семнадцать лет она окончила учительскую семинарию. Во время учёбы участвовала в работе революционных кружков, читала запрещённую литературу. В 1881 году в Костроме молодая учительница М. П. Голубева познакомилась с известным революционером-демократом П. Г. Заичневским, автором прокламации "Молодая Россия", в которой он призывал народ к бунту. Она вступает в тайную организацию, возглавляемую П. Г. Заичневским. По делу этой организации в 1890 году была арестована в Орле и предана суду. Ссылку отбывала в Самаре, где проживала семья Ульяновых. К 1891 году относится её знакомство с В. И. Лениным. После ссылки М. П. Голубева переехала в Саратов. В 1901 году вступила в ряды РСДРП, занималась транспортировкой "Искры" по Поволжью. В 1904 году переехала в Петербург по просьбе партийных товарищей и, как опытный конспиратор, устраивает конспиративную квартиру. У Марии Петровны хранилась запрещённая литература, оружие. Активно работала она и в Организационном комитете по созыву III съезда партии. В дни октябрьской стачки 1905 года в квартире М. П. Голубевой происходили заседания Петербургского комитета РСДРП, а в 1906 году она стала штаб-квартирой В. И. Ленина. Здесь под руководством В. И. Ленина проводились заседания Центрального Комитета РСДРП. В 1907 году Голубева заведовала подпольной типографией на Петербургской стороне.
После Великой Октябрьской революции работала в органах ВЧК, вела дело великих князей Романовых, подготовлявших мятеж против Советской власти. В 1920 году работала в статистическом отделе ЦК партии. С 1928 года - член Общества старых большевиков. Она автор популярных очерков по истории партии для молодёжи, много ездила по стране, выступала с докладами. В 1934 году участвовала в работе Бюро жалоб Комиссии советского контроля при Совете Народных Комиссаров.
Её перу принадлежат воспоминания о В. И. Ленине.
Что разрешается в тюрьме
"По Высочайшему повелению 22 августа 1890 года Яснева подчинена гласному надзору полиции на два года, вне местностей усиленной охраны, о чём было сообщено Орловскому губернатору, Московскому генерал-губернатору, Санкт-Петербургскому губернатору, Харьковскому губернатору, Войсковому Наказному атаману Войска Донского, Одесскому градоначальнику…"
Мария Петровна сидела в полутёмной канцелярии с портретом государя императора и читала приговор. Начальник тюрьмы, лысоватый, угрюмый, придвинул чернильницу, попросил расписаться. Промокнул тяжёлым прессом, рассмотрел завитки, поставленные Ясневои. Размеренным жестом достал из кожаного портфеля новую бумагу, положил её перед осуждённой.
"…Ясневой, как лицу, состоящему под гласным строгим наблюдением, воспрещено, на общем основании, жительство в обеих столицах, Петербургской губернии без срока, причём ограничение это может быть снято впоследствии по удостоверении местными властями её безукоризненного поведения".
Начальник тюрьмы указательным пальцем провёл черту. Молодая женщина вновь расписалась и поднялась. Значит, ссылка…
Вернувшись в камеру, Мария Петровна устало прислонилась к холодной стене. Неподвижно глядела на каменный пол, натёртый графитом до блеска. Кажется, на полу вода, в которой отражается убогая тюремная обстановка: железная койка, табуретка, шаткий стол. Её предшественник, проведя в камере орловского тюремного замка пять лет, отполировал камень, спасаясь от безумия. Что её ждёт? Как сохранить силы? Разум! К тому же проклятая чахотка…
Девушка вынула из рукава арестантского бушлата гвоздь, начала по памяти доказывать теорему Пифагора.
Резко ударила форточка в двери. Часовой просвистел. Вызвал дежурного офицера. Вместе с офицером вошёл в камеру и показал на стену, испещрённую формулами. Офицер, небритый, злой, хрипло сказал:
- Заниматься математикой и чертить стены, а также портить казённое имущество по инструкции не полагается!
- А что полагается? - насмешливо полюбопытствовала Мария Петровна, боясь, что офицер обнаружит гвоздь, которым она писала на стенах. Она зажала его тонкими пальцами и ещё раз переспросила: - Так что же полагается в тюрьме?
Офицер молча повернулся, хлопнул дверью. Загремел замок. Шаги удалялись. Она села на койку, подавляя раздражение. "Что ж! Неплохо бы размяться!" Подошла к окну, едва светящемуся сквозь лохмотья паутины. Глубоко вздохнула, широко разведя руки, выдохнула. Вдох - выдох… Вдох - выдох… Наклонилась, дотронувшись до скользкого пола. Голова чуть кружилась, ноги побаливали. "Дурёха, как ослабела… Возможно ли запускать гимнастику?!" И опять наклон, наклон…
Открылась форточка. Часовой кашлянул. Мария Петровна повернулась лицом к двери, не прекращая гимнастику. Часовой поднёс ко рту свисток, болтавшийся на шнурке. Дежурный офицер явился неохотно. В камеру не заходил, лишь прокричал, сдерживая зевоту:
- Заниматься гимнастикой по инструкции не полагается… Приказываю прекратить!
- А что полагается?! - распрямилась Яснева.
И опять захлопнулась форточка. Ржаво завизжала задвижка. Опять отдалились шаги. Мария Петровна вытерла холодную испарину, взяла железную кружку, сделала несколько глотков. "Что ж! Отдохну… Сердце зашлось!" Она легла на койку, отвернулась к стене. Смотрела на расщелины, заляпанные глиняными заплатами, проступавшими поверх побелки. Сквозь дрёму услышала свисток надзирателя, грохот запоров, раздражённый окрик:
- Спать должно, обратись лицом к двери! - Дежурный офицер помолчал и уныло добавил: - По инструкции прятать руки под одеяло не положено!
Мария Петровна приподнялась, приложив платок к губам, сдерживая кашель, спросила:
- А что полагается?
Офицер повернулся на каблуках, вышел. Девушку душил гнев. Откашлявшись, вытерла кровь на губах. Сбросила одеяло, пропахшее мышиным помётом. Осторожно достала из-под подушки крошечные шахматные фигурки, сделанные из хлебного мякиша. Расчертила стол на квадраты и начала их расставлять. Конечно, требовалось большое воображение, чтобы в этих убогих фигурках признать шахматных бойцов. Особенно нелепа королева. Белый хлеб в тюрьме большая радость. Пока-то соберёшь шахматное войско! Спасибо добросердечной купчихе за крендель в воскресный день. Шахматы она любила. Как часто, учительствуя в деревне, под вой ветра и вьюги разучивала партии с испанской защитой. Бережно передвигая фигуры, начала игру. Очарование разрушил офицер, незаметно подкравшийся.
- Играть в азартные игры по инструкции не полагается! - Офицер протянул руки, чтобы взять шахматы.
- Шахматы - азартная игра! - Она задохнулась от возмущения. Затем рванулась, сгребла их и отправила в рот. Офицер сердито шевелил усами, размеренно покачивался с пяток на носки. Арестантка торопливо доедала последнюю порцию. Смотрела уничтожающе зло. Офицер вышел. Девушка скрестила руки на впалой груди и, не отрывая глаз от проклятой форточки в двери, запела:
Хорошо ты управляешь:
Честных в каторгу ссылаешь,
Суд военный утвердил,
Полны тюрьмы понабил,
Запретил всему народу
Говорить ты про свободу,
Кто осмелится сказать -
Велишь вешать и стрелять!
Заливался свисток за дверью. Надзиратель, надув толстые щёки, таращил глаза. Гремел офицер:
- В карцер! В карцер!
Девушка презрительно усмехнулась, плотнее закуталась в платок. У двери бросила:
- Наконец-то узнала, что же разрешается!..
Самара
- Значит, вы якобинка?!
- Да, якобинка, и самая убеждённая! - ответила Мария Петровна.
Они шли по сонным улицам Самары. Светила луна, полная, яркая, как в первые дни новолуния. Шёл 1891 год. Скованная морозцем земля похрустывала под ногами. Мария Петровна поглубже надвинула котиковую шапочку, прижала к груди муфту. Молодой человек осторожно вёл свою собеседницу под руку, закутавшись башлыком от ветра.
За чаем у Ульяновых засиделись. Ульяновы жили скромно, на пенсию, получаемую после смерти Ильи Николаевича. Яснева любила бывать в этом гостеприимном доме. Нравилась атмосфера радушия и уважения, царившая в семье, простой и строгий уклад. Удивлялась Марии Александровне, невысокой, худощавой, с густыми седыми волосами, её мужеству, её стойкости. Старший сын Александр погиб на виселице. Цареубийца! В доме об Александре не говорили.
В этот вечер Владимир разговаривал мало. Сражался в шахматы со стариком Долговым, высланным в Самару по причине политической неблагонадёжности, был задумчив. Начали прощаться. Мария Александровна, - взглянув на часы, всплеснула руками: время позднее, на улицах пьяная голытьба, да в темноте и ногу сломать недолго… Владимир вызвался проводить. Мария Петровна обрадовалась - на разговор с Ульяновым, братом казнённого героя, возлагались особенные надежды. Она была на позициях народничества и очень хотела привлечь на свою сторону и Владимира Ульянова. В её глазах семья Ульяновых была окружена ореолом. Что исповедует брат казнённого народника?! Конечно, он должен быть с нею.
- Проклятое земство! До ручки, как говорится, довели город: улицы залиты грязью, перерыты канавами, а купчины ставят царям монумент за монументом! - сердито сказала Мария Петровна, держась за руку спутника.
Они остановились на краю канавы, неподалёку; от Струковского сада. Ноги девушки скользили по замёрзшим комьям глины.
- Ни конки, ни трамвая, ни зелёного кустика - ничего не увидишь в "современном Чикаго"! Всё забито "минерашками", а попросту тайными притонами по продаже водки… - всё так же сердито продолжала Мария Петровна. - В думе двадцать лет мусолят вопрос о прокладке водопровода! Даже милейший Долгов, земец и либерал, возмущается неповоротливостью отцов города. Купцы боятся конки: займёт всю улицу и будет отпугивать покупателей! Вот и логика!