Ротмистр отстранил её. Мария Петровна стояла с непроницаемым лицом. Сверху лежало полено. Берёзовое, в чёрных разводах. Полено как другие. И всё же особенное… с искровскими листовками. Найдут - долгий арест… Ротмистр устало махнул рукой. На помощь бросился жандарм. Начал перекидывать дрова, выгребать щепки. Поленья покатились на кухню. Мария Петровна внимательно следила за обыском в чулане. Почему с такой тщательностью они там копаются?! Может быть, что-то им известно? Дрова загородили проход. Жандарм стал их выбрасывать в коридор. Берёзовое полено, то самое, в чёрных разводах, подкатилось к ногам Марфуши. Кухарка вскрикнула, отдёрнула ногу. В чулане крюками приподнимали половицы. И опять тревога - под половицами закопана литература. Получила её недавно, переправить в Солдатскую слободку не успела…
Ротмистр вылез из чулана, взглянул на часы. Обыск длится четыре часа.
- Заканчивай! - Ротмистр натянул перчатку, улыбнулся Марии Петровне. - Душевно рад, что всё благополучно. Разрешите откланяться!
- Думаю, что расстаёмся ненадолго! - Круто повернувшись, Мария Петровна пошла в детскую.
Мастерская "Пряток"
Тесовые ворота пахли смолой. Покосилась вывеска, вырисованная славянской вязью. Над калиткой болтался колокольчик. Сквозь редкую изгородь виднелся невысокий дом, столь обычный для городской окраины. Над домом раскачивался скворечник. Свежевыстроганный, как и дом.
Апрельский ветерок сгонял прошлогодние листья с дорожки, проложенной к дому. Краснели набухшие почки деревьев, выпуская крошечные листки. В глубине двора у разбросанных досок зеленела кустиками трава. У мастерской стояла подвода, на которую нагружали буфет.
Канатчиков, владелец мастерской, в холщовом фартуке помогал мастеровым увязывать покупку. Покупатель, приказчик в сапогах с калошами; осторожно подкладывал солому под буфет, боясь, как бы не повредили дорогой. Вздыхал, шумно торговался, хотя покупка ему явно нравилась.
- Десять целковых! Мать честная, десять! - Цепкие пальцы вновь и вновь приоткрывали крышку.
- А работы-то сколько, милой! - беззлобно отвечал Канатчиков. - Смотри, какие швы. А дверца! Играет! Цветочки словно живые. Материал сухой, простоит сто годов. Внукам пойдёт…
- Работа подходящая, но не денежки…
- Мне эти деньги на толкуне дадут с лихвой. Хочется удружить хорошему человеку. - Канатчиков провёл рукой по лакированной дверке.
Приказчик полез в карман поддёвки с двойным рядом пуговиц. Достал деньги, завёрнутые в платок. Подержав в потной ладони, отдал. Канатчиков попробовал кредитку на ощупь, посмотрел на свет. Послышался ржавый скрип запоров на воротах, и телега выехала на пыльную горбатую улицу.
Мария Петровна сидела на скамеечке у ворот. На ней потёртый сак и чёрный кружевной шарф. На коленях кошёлка с зеленью - петрушкой, луком. Она напоминала кухарку из хорошего дома.
- Скуповат, хозяин! Так всю клиентуру растеряешь. Торгуешься, будто скряга. - Мария Петровна покачала головой и неожиданно закончила: - Молодец!
- Такой уж народец навязался на мою душу! Лабазная крыса! Всё канючит, канючит! - . Канатчиков потрогал светлую ниточку усов. - Счастье, что заказы со стороны берём редко. Комитет работой завалил.
- Нет, со стороны следует брать. Непременно! Так конспиративнее, правдоподобнее. - Мария Петровна озабоченно спросила: - Готово полено?
- Завтра, милая хозяюшка, доставим! - Канатчиков кончил игру и, посерьёзнев, кивнул на ступенчатый костёр берёзовых дров. - Так, говорите, при обыске выручило поленце?..
- Выручило! Поэтому хочу запастись ещё одним. - Она хитро улыбнулась.
- Воеводин, спускай пса! - Канатчиков подошёл к калитке, навесил крюк.
Из конуры большими прыжками вывалился лохматый пёс и затряс тяжёлой цепью. Сонно зевнул, потянулся, шаром подкатился к Марии Петровне. Женщина отстранилась, засмеялась. Потрепала рукой по жёстким космам. Шарик прижал уши, отскочил и вновь вихрем налетел на Марию Петровну.
- Сами виноваты: испортили собаку! Никакой злости нет!
Пёс стоял на задних лапах, умильно крутил хвостом, тихо скулил. В зеленоватых с рыжими искорками глазах преданность, ожидание.
- Получай, разбойник! - Мария Петровна вынула из корзины кулёк с обрезками, критически взглянула на пса. - Больно толстоват, братец!
- Ну, опять баловство, - нахмурился Канатчиков. - Кругом собаки как тигры. Злые, поджарые А наш - карикатура на собаку!
- Зато видом берёт. Летит снежным комом, цепью гремит… Разорвёт! - Воеводин погрузил пальцы в собачью шерсть.
- Счастье, что соседские куры забредают ненароком. Тут уж Шарик кидается так, что цепь стонет. А лает! Ужас наводит на всю округу. - Канатчиков поднял кольцо, болтавшееся на конце цепи, прикрепил к проволоке, протянутой вдоль забора.
Шарик неохотно поплёлся к конуре, опустив лохматую голову и поджав хвост.
Мария Петровна смеялась. Потом покопалась в корзине, достала пакет в серой бумаге.
- Получайте. Двадцать прокламаций. Это Воеводину для завода Гантке… Ещё десять номеров "Искры". -Мария Петровна прищурила глаза и добавила: - Газету нужно беречь, отдавать только в надёжные руки. Денег нет. Бумаги нет. С типографией туго…
Воеводин понимающе кивнул головой, запрятал свёрток в пахучие стружки, но огорчения своего скрыть не сумел:
- Что так мало?
- Неприятность. Дали одному молодцу, свёрток с литературой оказался в полиции.
- Провокатор?! - насторожился Воеводин.
- Нет, стечение обстоятельств.
Воеводин почесал затылок. Вздохнул.
- Показывайте, что придумали. Кстати, тут двадцать рублей на материал. Знаю, что мало. - Мария Петровна не дала возразить Канатчикову. - Денег нет! Касса пустая! Завтра в Коммерческом клубе вечер. Наверняка соберём. Тогда и вам выделим. А пока говорить не о чем.
- Так от вечера до вечера и тянем… - досадливо заметил Канатчиков. - Да, о событиях в Народной аудитории слышали?
- Были в Народной аудитории? - удивилась Мария Петровна.
- Мне как хозяину посещать богопротивные вечера не полагается, а вот Воеводин целый вечер там проторчал.
- Ну уж вечер… На заводе дамы-благотворительницы раздавали билеты. Ребята наши сначала не хотели идти, но мы уговорили. Концерт длинный, скучный. Кто-то начал шутить, что, мол, пора бы скрипачу перепилить скрипку. А дамы млели, глаза закатывали от восторга. - Воеводин рассказывал обстоятельно. - Потом мы не выдержали, сбежали. Поднялись на второй этаж в библиотеку. Стали толковать о заводских делах, пустили по рукам прокламации о стачке ка заводе Гантке. Слышим, концерт закончился. Народ повалил в буфет. Мы и надумали… Закрыли поплотнее дверь да как грянем: "Вставай, поднимайся, рабочий народ!"
- Вот так концерт! - довольно заметил Канатчиков.
- Распорядитель с белым бантом влетел как угорелый. Замахал руками, обманули, мол, его доверие. Дружок мой с завода Берга двинулся к распорядителю вечера, - тот ему ровно до пояса - смех! Попятился сей чин испуганно, бочком, бочком - и в дверь. Опять загудела железная лестница. Городовой! Тонкий, худой, глиста в обмороке. Только и виду, что одна шашка. "Что за песни?" - прошипел гусаком. Я дурачком прикинулся: "Где, мол, песни? Ничего не слышу". Даже руку к уху приложил. Тут откуда-то студенты, я к ним: "Господин городовой какие-то песни услышал!" Те удивлённо развели руками, мол, ничего не слышали. Городовой аж позеленел от злости. "Доложу по начальству… Вызову наряд!" - и засеменил вниз по лестнице. А братва вывалилась на балкон, поёт. Так, с песнями, и спустилась в зал. Меня осенило - снять шапку и по кругу: "Пожалуйста, деньги для бедных студентов". Народ смекнул, и полетели денежки осенними листочками. Тут мне пора и честь знать.
- Нельзя так рисковать, деньги нужно сразу было вынести! - вставил Канатчиков, как бы объясняя Марии Петровне.
- Понятно, а обидно. Выхожу на улицу, а навстречу катят фараоны. Впереди всё тот же комар тонконогий. Постоял я, посмотрел, как из подъезда аудитории начали выволакивать ребят. Первыми - с завода Берга. Студенты кинулись выручать, и их подхватили. - Воеводин от досады сплюнул. - А мне ввязываться нельзя. Деньги на руках.
- В какую часть отправили? Может, удастся помочь? - заметила Мария Петровна.
- В первую часть на Немецкую. Если бы не деньги - не утерпел. Не могу видеть, как братву запихивают в участок. - Воеводин тряхнул головой. - Сволочи!..
- Придёт время - покажешь кулаки, - примирительно заметил Канатчиков. - А пока потерпи.
- Держите деньги, Мария Петровна. - Воеводин подхватил полено, выбил кляп, достал узелок. - Для "Искры"… Пятьдесят шесть рублев и трехалтынный.
- Спасибо, друг! Спасибо! - Мария Петровна запрятала деньги на дно корзины. - А полено не легковато? - обеспокоенно заметила она. - Нужно вес сохранять.
- А вы попробуйте. - Канатчиков подкатил полено.
Мария Петровна нагнулась. Подняла. На щеках появился румянец. Сказала с укором.
- Жадничаете! Тайник хотите побольше сделать, а зря! Провалите при обысках и загубите такую идею. Вынимайте древесины поменьше. Вес. Вес не забывайте.
Мария Петровна прошлась по мастерской. Стружка с хрустом давилась под ногами. Запах свежей смолы и скипидара. А вот и "мебель" для нужд социал-демократов. Обеденный стол с отвинчивающимися ножками. В ножках - тайник. Полки для посуды с двойными стенами; передняя вынималась, если знать секрет. Но подлинного искусства достигли в производстве бочек. Бочка залита водой, а в двойном дне - литература! Но вот Мария Петровна удивлённо пожала плечами: в красном углу мастерской портрет Карла Маркса!
- О конспирации совершенно забыли! - сердито обронила она. - На самом видном месте - портрет!
- Как возможно! - деланно возмутился Канатчиков. - Забыть о конспирации.
Воеводин быстро перевернул рамку. На Марию Петровну смотрели пустые водянистые глаза Николая Второго. Канатчиков торжествовал усмехаясь. Мария Петровна не выдержала, махнула рукой. Воеводин хохотал.
В Саратов Канатчикова выслали из Петербурга. Приехал и стал "хозяином" мастерской по производству мебели. Мысль о создании такой мастерской вынашивалась долго. Конечно, получать "Искру" из-за границы дело сложное, перевозка требовала подлинного искусства, но сохранить и уберечь её при обысках - задача не менее трудная.
- Шпиков не видно? - спросила Мария Петровна при прощании.
- Как сказать. Завертелись около нас "клиенты"… Вчера пожаловал господин заказывать диван. Отказали. Милости просим через дорогу к Фирюбину. Так, гад, уходить со двора не хотел, всё чего-то крутился, высматривал. - Канатчиков невесело пошутил: - Хотел Шарика спустить.
- Давно началось? - глухо спросила Мария Петровна.
- Да с недельку!
- Мастерская не может провалиться. Понимаете, не должна! Удвойте осторожность. - Мария Петровна сразу будто постарела, глаза потускнели, у рта обозначились глубокие складки. - В случае опасности нелегальщину разнесите по известным адресам. Да что вас учить - учёные! - И, желая переменить разговор, спросила: - Так когда привезёте полено?
- Завтра… Завтра доставим. - Канатчиков толкнул ногой бочки. - Может быть, бочку прихватить?
- Давайте, не помешает.
Штаб-квартира Ленина
Петербург бежал знакомыми улицами и площадями. Падал снег. Редкий. Пушистый. Побагровевшее от мороза солнце повисло над Адмиралтейством, зацепившись за золотую иглу. Крупные снежинки падали на холодный гранит набережной. Сверкал матовыми шарами Троицкий мост.
Мария Петровна протёрла замёрзшие стёкла очков. Лицо её скрывал лисий воротник. Поправила платок, повязанный поверх меховой шапочки, огляделась по сторонам. Лихач повернул на Невский: модные магазины, толпы зевак, живые манекены в зеркальных витринах.
Извозчик важно покачивался на козлах. Ажурной лентой лежал снег на полях цилиндра, на суконной поддёвке. Изредка извозчик покрикивал, прищёлкивал ремённым кнутом. Стоял 1907 год.
Мария Петровна с удовольствием вдыхала морозный воздух. Она возвращалась из типографии "Дело", принадлежащей Петербургскому комитету РСДРП. В ногах чемодан с нелегальными изданиями, предназначенный для Москвы. Литературу приходилось отправлять частенько: чемодан сдавала на предъявителя, посылая шифрованное уведомление. Сегодня партия особой ценности - в газете "Пролетарий" опубликована ленинская статья.
Типография работала открыто, а нелегальщину печатали хитростью. Полиция частенько наведывалась, но, помимо самых благонамеренных изданий, ничего обнаружить не могла. В печатном цехе кипел свинец, в который при опасности сразу же сбрасывали набор. В типографии Мария Петровна пробыла недолго. Уложив литературу в чемодан, вышла через потайную дверь. Проходными дворами добралась до Казачьего переулка, взяла извозчика.
От размышлений её отвлёк грохот пролётки. Оглянулась. За ними мчался серый рысак в яблоках. Случайность? Едва ли… Она тронула извозчика в плечо, беспечно попросила:
- Бог мой! Этот наглец решил нас обскакать! Не позволим?!.
Извозчик, молодой парень с рыжими усами, озорно осклабился. Ремённый кнут засвистел в воздухе. Мария Петровна плотнее надвинула на лоб шапочку. Сани понеслись в снежный вихрь. В ушах свистел ветер. На повороте сани накренились, и Мария Петровна с трудом удержала равновесие. Теперь главная забота - чемодан. Она крепко сдавила его между коленей. Кажется, оторвались. Женщина откинулась на сиденье, вздохнула. Нет, рано обрадовалась. Вновь по заезженной мостовой приглушённо застучали копыта. Извозчик гортанно прокричал, настёгивая лошадь. "Да, слежка на лошадях самая страшная - от неё невозможно укрыться", - почему-то припомнились ей слова кого-то из подпольщиков. И, как всегда в минуты опасности, ею овладело спокойствие. Движения обрели слаженность, мысли - чёткость. "Выбросить на повороте чемодан! - Она аккуратно сняла очки и уложила их в бархатный мешочек, который носила вместо муфты. - Тогда пропадёт главная улика, но "Пролетарий" станет добычей охранки…"
Голубева не оглядывалась, чтобы не вызывать подозрения извозчика, но слышала, как, то затухая, то нарастая, доносился конский топот. Вновь дотронулась до плеча извозчика в снежном эполете, протянула ему трёшку. Глаза парня полыхнули смешком. Он поглубже надвинул цилиндр и вновь заиграл кнутом. Впереди у магазина купца Сыромятникова темнел большой сугроб. За магазином начинались на полквартала проходные дворы. Сани набирали скорость, поднимая снежную пыль. Мария Петровна поближе придвинулась к правому краю. Поворот. Крик извозчика, и Голубева, обхватив чемодан, выпрыгнула в сугроб. Снег ослепил, забился за воротник. Она слышала, как пронёсся лихач… Тишина. Поднялась и, припадая на правую ногу, скрылась в проходном дворе.
Над Петербургом нависли ранние зимние сумерки. В окнах горел свет. Мария Петровна, оставив чемодан на конспиративной квартире, подходила к своему дому. У тумбы, осевшей под тяжестью снега, топтался паренёк. Поняла - свой. Паренёк присвистнул, когда Мария Петровна проходила мимо, и, подняв воротник, зашагал по улице. Значит, спокойно.
По отлогой лестнице она поднялась на третий этаж. Позвонила и прислонилась к стене от усталости. Дверь распахнула Марфуша. В белой наколке на густых вьющихся волосах, в накрахмаленном фартуке. В её глазах Мария Петровна прочла тревогу:
- Так долго?! Уже пятый час!
Марфуша помогла снять шубу, ворчала, как обычно, когда волновалась.
- Опять пристав заходил, интересовался. - Марфуша, передразнивая пристава, протянула гнусаво: - "Почему это к барыне так много народу ходят?" Говорю, что у барина был день рождения…
- Смотри, Марфуша! Пристав задумал жениться, - пошутила Мария Петровна. - Ты девушка красивая, сундук с приданым большой, вот он и зачастил.
- А что?! Возьму и выйду. Таких моржовых усов не сыскать во всём Питере. - Марфуша прыснула и, потрогав шубу, посерьёзнела: - Мокрая совсем. Где это вас угораздило?
- Целый день под снегом разъезжала по городу!
Мария Петровна поправила волосы перед зеркалом, направилась в столовую. За круглым журнальным столиком сидела Надежда Константиновна. Зелёный абажур мягко освещал волосы, нежный овал лица. Она казалась утомлённой и усталой. Поправив брошь на кружевном жабо, Мария Петровна радостно протянула руки. Потом заторопилась к портьерам, наглухо задвинула их.
- Так сложились обстоятельства, что завернула пораньше. - В больших глазах Крупской тревога.
Марфуша принесла на подносе фарфоровую супницу, блестящий половник, тарелки. Постелила свежую скатерть и, не спрашивая разрешения, поставила закуски, разлила суп.
- Дети уже пообедали. - Марфуша разложила хлеб и, обернувшись в дверях, сказала: - Перед вторым позвоните.
- Славная она у вас. - Надежда Константиновна тихо отодвинула кожаный стул. - Давно живёт?
- Вместе приехали из Саратова. Девочки выросли на её руках. Заботлива, как наседка. Сегодня сердита - переволновалась. Погоня за мною была на извозчике.
- Думается, что вам на какое-то время лучше не показываться в городе… - Надежда Константиновна не договорила. Глаза её, лучистые, с золотистыми зрачками, выразительно остановились на собеседнице.
Мария Петровна согласно кивнула головой. Она сразу поняла, о чём говорила Надежда Константиновна: "на какое-то время" квартира Голубевой стала штаб-квартирой Ленина.
- Я оставила только самые неотложные дела, - помолчав, ответила Мария Петровна.
- И их лучше прекратить, - мягко заметила Надежда Константиновна. - Хотите послушать, как делается конституция? Берут несколько "верных слуг отечества", несколько рот солдат и, не жалея патронов, всем этим нагревают народ, пока он не вскипит. Мажут его… по губам обещаниями. Много болтают, до полного охлаждения и подают на стол в форме Государственной думы без народных представителей. - Надежда Константиновна нахмурилась и закончила: - Очень невкусно.
Мария Петровна засмеялась. Она была благодарна, что Надежда Константиновна так просто перевела разговор. Крупская хрустнула листовкой, и опять послышался ровный голос:
- Как составляют кабинет министров. Берут, не процеживая, несколько первых встречных, усиленно толкут, трут друг о друга до полной потери каждым индивидуальности, сажают в печь и подают горячими на стол, придерживаясь девиза: "Подано горячо, а за вкус не ручаюсь!"
- Вполне прилично, - отозвалась Мария Петровна, подкладывая на тарелку закуски. - Вы чем-то встревожены, Надежда Константиновна?
- Обстановка сейчас для Ильича в Петербурге весьма тягостная. Боюсь неожиданностей. Недавно переволновалась основательно. В одном из переулков между Мойкой и Фонтанкой состоялось собрание, туда и Ильича пригласили. Времени мало, я торопилась, а в переулке меня неожиданно встретил Бонч-Бруевич, озабоченный и встревоженный. "Поворачивайте. Засада". У меня ноги подкосились. "А Ильич?" - спросила я. "Ильич не приходил. Нужно перехватить его на подступах. Тут я кое-кого повстречал, разослал по переулкам, предупредите и вы, если сможете". Бонч-Бруевич скрылся, а у меня сердце замерло. А если не успеют предупредить, если уже попал в засаду! Решила караулить. У Александринского театра шпики. Вдали сутулая спина Бонч-Бруевича. Он хитрил, заходил в магазин, устанавливал наблюдение, а Ильича нет. - Надежда Константиновна подняла усталое лицо. - Ноги замёрзли, начался какой-то противный озноб. И вдруг Бонч-Бруевич, сияющий, улыбающийся. Сразу поняла: спасли…