- Ты прекрасно все сам понимаешь. Я всегда тебе доверял и думаю, что ты не злоупотребишь моим доверием. Тебе известно, что мне охота приобрести землю и неохота платить слишком много.
- Мне известно, что вам неохота заплатить полную цену.
- Полную цену, полную цену! Это зависит от положения, в котором находятся люди. То, что для другого значило бы продешевить, для нее значит выгодно продать, потому как ей во что бы то ни стало надо выбраться из трясины, в которой ее оставил муженек!
- Это-то я знаю, господин Бриколен, и ваши мысли на сей предмет и ваши честолюбивые расчеты - все я знаю как свои пять пальцев. Вы хотите нагреть на пятьдесят тысяч франков лицо, вступающее с вами в сделку, как говорят законники.
- Да нет, совсем я не хочу ее нагреть! Я играл с ней открытыми картами; назвал ей, сколько стоит ее имение. Только я сказал, что не заплачу полную его стоимость, и пусть меня живьем съедят черти, если я прибавлю хоть один лиар. Не хочу и не могу!
- А вы мне говорили по-другому, и не так давно! Вы сказали, что можете заплатить полную цену, если уж без этого не обойтись…
- Ты бредишь. Никогда я этого не говорил!
- А, нет, извините! Вспомните-ка, это было на ярмарке в Клюй, и еще господин Груар, мэр, был при разговоре.
- Он не сможет выступить как свидетель. Он помер!
- Но я-то, я мог бы дать показания под присягой!
- Ты этого не сделаешь!
- Это будет зависеть от …
- От чего?
- От вас.
- То есть как?
- Мое поведение будет зависеть от того, как поведут себя со мной в вашем доме, господин Бриколен. Я по горло сыт бессовестными наветами вашей половины и ее оскорбительными для меня выходками; я знаю, что ко мне тут относятся хуже, чем к любому другому, что вашей дочери запрещается разговаривать и танцевать со мной, приезжать на мельницу к ее кормилице, словом - учиняют мне всяческие притеснения. Я бы на них не жаловался, коли бы они были заслуженны. Но так как я их не заслуживаю, то нахожу их оскорбительными.
- Как, и это все, Большой Луи? А хорошенький подарочек, например банковый билет в пятьсот франков, не доставил бы тебе больше удовольствия?
- Нет, сударь, - сухо ответил мельник.
- Простак ты, мой мальчик. Пятьсот франков в кармане у порядочного человека стоят больше, чем удовольствие потоптаться в пыли. А тебе так уж важно плясать бурре с моей дочерью?
- Мне это важно, потому что тут дело идет о моей чести, господин Бриколен. Я всегда танцевал с ней перед всем честным народом. Никто в том не находит ничего дурного, и если бы сейчас меня хлестнули по физиономии отказом, люди легко поверили бы в то, о чем трубит повсюду ваша жена, то есть что я человек бесчестный и грубиян. Я не желаю, чтобы со мной обходились подобным образом. Так что вам решать, хотите вы меня и дальше сердить или нет.
- Да пляши ты с Розой, мой мальчик, пляши на здоровье! - вскричал арендатор с радостью, за которой таился хитрый расчет. - Пляши сколько тебе угодно! Если только этого тебе недостает, чтобы быть довольным…
"Ладно, посмотрим!" - подумал мельник, удовлетворенный своей местью.
- А вот идет сюда хозяйка Бланшемона! - сказал он вслух. Ваша жена, подняв скандал, помешала мне отчитаться перед этой дамой в выполнении ее поручений. Если она будет говорить со мной о своих делах, я сообщу вам ее намерения.
- Оставляю тебя с ней, - сказал Бриколен, вставая, - не забудь, что ты можешь оказать влияние на ее намерения. Ей скучно заниматься делами; она торопится с ними покончить. Внуши ей крепко, что с моей позиции меня не стронуть. А я пойду найду Тибоду и дам ей хороший урок насчет тебя.
"Ах, мошенник! Вдвойне мошенник! - сказал себе Большой Луи, глядя вслед арендатору, который, грузно переваливаясь, спешил удалиться. - Ты рассчитываешь, что я буду твоим сообщником. Как бы не так! Только за то, что ты считаешь меня способным на такое дело, я хочу заставить тебя раскошелиться на эти пятьдесят тысяч франков, да еще на двадцать тысяч впридачу".
XXI. Подручный мельника
- Милая моя сударыня, - поспешно обратился мельник к Марсели, заслышав шаги идущей за ней Розы, - мне надо сказать вам тысячу вещей, но я не могу выложить их все за десять минут. К тому же здесь (я не говорю о мадемуазель Розе) стены имеют уши, а если мы с вами выйдем прогуляться вдвоем, это вызовет подозрения по части неких дел… Но я непременно должен потолковать с вами; как Это сделать?
- Есть простой способ, - ответила госпожа де Бланшемон. - Сегодня я пойду гулять и, наверно, без труда найду дорогу в Анжибо.
- А если б еще мадемуазель Роза согласилась вам ее показать… - продолжил Большой Луи, уже в присутствии Розы, которая вошла в комнату, как раз когда Марсель произносила последнюю фразу. - Конечно, - добавил он, - ежели она не слишком гневается на меня..
- Ах, сумасброд! Из-за вас мне от маменьки еще достанется как следует! - отозвалась Роза. - Пока она ничего не сказала, но будьте уверены - за ней не пропадет.
- Не бойтесь, мадемуазель Роза. Ваша маменька, слава богу, на этот раз не скажет ни слова. Я оправдался, папенька ваш меня простил и взялся успокоить госпожу Бриколен, так что, если вы не держите зла на меня за мою глупость…
- Не будем говорить об этом, - перебила его Роза краснея. - Я не сержусь на вас, Большой Луи. Только надо было вам, уходя, оправдываться не так громко, а то вы разбудили и испугали меня.
- Так вы спали? А мне думалось - вы не спите.
- Полно, вы вовсе не спали, хитрая лисичка, - вмешалась Марсель. - Ведь вы в сердцах задернули занавеси.
- Я одним глазом спала, - ответила Роза, стараясь скрыть смущение напускной досадой.
- Во всем этом ясно одно, - сказал с нескрываемым огорчением мельник, - она сердится на меня.
- Да нет, Луи, я тебя прощаю: ты же не знал, что я была в комнате, - молвила Роза; она слишком долго называла Большого Луи, своего друга детства, на ты и теперь иногда, то ли по рассеянности, то ли намеренно, возвращалась к этому местоимению. Она хорошо знала, что одного-единственного словечка из ее уст в сопровождении этого сладостного "ты" было достаточно, чтобы все огорчения Большого Луи сменились бурной радостью.
- Однако же, - сказал мельник, вскинув на Розу засветившийся от удовольствия взор, - вы не хотите сегодня прогуляться на мельницу вместе с госпожой Марселью?
- Но как же я могу, Большой Луи? Ведь маменька запретила мне - уж не знаю почему.
- Вам папенька позволит. Я пожаловался ему на утеснения со стороны госпожи Бриколен; он их не одобряет и обещался внушить вашей матушке, что она ко мне несправедлива, - как оно и есть, хотя я тоже не знаю почему.
- Ну и прекрасно, если так! - с подкупающей непосредственностью воскликнула Роза. - Мы поедем верхом, хорошо, госпожа Марсель? Вы - на моей кобылке, а я - на папенькином жеребчике; он очень покладистый и резвый тоже.
- И я хочу ехать верхом, - заявил Эдуард.
- Это будет потруднее устроить, - ответила Марсель. - Я боюсь посадить тебя сзади, дружок.
- Я тоже, - подхватила Роза, - наши лошади довольно горячи.
- А я хочу в Анжибо! - упрямился мальчик. - Пойдем, мама, на мельницу!
- Туда далеко, у вас ножки устанут, - сказал ему мельник, - но я берусь отвезти вас, если ваша мама разрешит. Мы поедем вперед на таратайке, посмотрим, как доят коров, чтобы к приезду вашей мамы и этой тетеньки были свежие сливки.
- Можете ему доверить Эдуарда, - обратилась Роза к Марсели, - он очень любит детей! Уж мне-то об этом кое-что известно!
- О, вы были премилой девчуркой, - с умилением произнес Большой Луи. - Ах, всегда бы вам такой оставаться!
- Спасибо за комплимент, Большой Луи!
- Я не хотел сказать, что вы теперь не так милы: я имел в виду, что хорошо было бы, коли бы вы все еще были маленькой девочкой. Вы так меня любили в те времена, не расставались со мной, висли у меня на шее!
- Было бы забавно, - заметила Роза, пытаясь скрыть смущение насмешливым тоном, - если бы я до сих пор сохранила эту привычку.
- Ну так как? - снова обратился Большой Луи к Марсели. - Я беру малыша, идет?
- Поручаю вам его; не сомневаюсь, что он попадает в надежные руки, - ответила де Бланшемон, передавая мальчика Большому Луи.
- Ой, как хорошо! - радостно закричал ребенок. - Лопастушечка, ты будешь снова, как в тот раз, поднимать меня на руках, чтобы я мог по дороге срывать сливы с деревьев?
- Буду, ваше высочество, - смеясь, отвечал мельник, - но при условии, что вы не будете сбрасывать их мне на нос.
Труся в таратайке и играя с мальчиком, - отчего у него сладко щемило сердце, так как Эдуард своей детской прелестью, ласковостью и шаловливостью живо напоминал Розу той поры, когда она была ребенком, - Большой Луи уже подъезжал к мельнице, как вдруг заметил на равнине Лемора: тот шел ему навстречу, но, узнав сидевшего рядом с ним Эдуарда, сразу повернулся и поспешил обратно к дому, чтобы где-нибудь спрятаться.
- Отведи Софи на луг, - сказал Большой Луи работнику, остановив лошадь неподалеку от ворот. - А вы, матушка, позабавляйте ребеночка да не спускайте с него глаз; я быстренько сбегаю на мельницу - и назад.
Он кинулся искать Лемора; тот заперся в своей комнате и, с осторожностью отворив дверь, сказал:
- Ребенок знает меня; я не должен попадаться ему на глаза.
- А кто, черт возьми, мог предположить, что вы все еще здесь? - воскликнул мельник, с трудом приходя в себя от удивления. - Утром мы с вами распрощались, и я думал, что сейчас вы уже на пути в Африку! Кто же вы такой - странствующий рыцарь или просто неприкаянная душа?
- Я в самом деле неприкаянная душа, дружище. Посочувствуйте мне. Я прошел с милю и присел на камень у источника; помечтал, поплакал и вернулся… Я не могу уйти!
- Вот теперь вы мне нравитесь! - вскричал мельник, крепко пожимая руку Лемору. - Со мной такое бывало десятки раз! Да, десятки раз я уходил из Бланшемона и клялся себе, что больше не ступлю туда ногой, и всегда у обочины оказывался какой-нибудь источник, я усаживался поплакать, и не знаю уж, что за сила в этих источниках, но только я от них всегда возвращался туда, откуда ушел. Однако послушайте, мой любезный: вам надо остеречься; по мне, так пожалуйста - оставайтесь у нас, пока не сможете решиться уйти. Это дело надолго, как я предвижу. Тем лучше. Вы мне нравитесь. Я еще утром старался удержать вас; вы вернулись - благодарю вас за это. Но на несколько часов вы должны удалиться. Сейчас они приедут сюда.
- Они обе? - воскликнул Лемор, понимая Большого Луи с полуслова.
- Да, обе! У меня не было случая даже словечко сказать о вас госпоже де Бланшемон. Она едет сюда для того, чтобы поговорить со мной о своих денежных делах, не Зная, что мне нужно с нею поговорить и об ее сердечных делах. Я не хочу, чтобы она узнала о вашем присутствии здесь, пока не уверюсь, что она не станет меня корить за то, что я вас сюда привез… Кроме того, я не хочу, чтобы она так неожиданно встретилась с вами, особенно в присутствии Розы, которая, конечно, ничего не знает обо всем этом. Поэтому спрячьтесь. Когда я уезжал из Бланшемона, они велели подавать им лошадей. Потом они, наверно, еще позавтракали, но как обычно завтракают прекрасные дамы? Поклюют чего-то, как птички, да и все; лошади у них не какие-нибудь клячи; словом, с минуты на минуту они будут здесь.
- Я ухожу… убегаю! - сказал Лемор, побледнев и весь дрожа. - Ах, мой друг! Она едет сюда!
- Понимаю: у вас сердце обливается кровью оттого, что вы ее не увидите; это тяжко, не спорю… Ежели б можно было положиться на вас… Ежели бы вы могли поклясться, что не покажетесь ей на глаза и не пошевелитесь все то время, что они будут здесь, я бы сунул вас в такое место, откуда вы видели бы ее, а сами оставались бы незамеченным.
- О дорогой мой Большой Луи, истинный друг мой, я обещаю вам, клянусь! Спрячьте меня - хотя бы под жерновом вашей мельницы.
- Да нет, черт побери, это не самое удачное место: у "Большой Луизы" кости потверже ваших. Я прижму вас полегче: вы подыметесь на чердак, где свалено сено, и через слуховое окошко сможете видеть наших дам, когда они будут проходить мимо. Я не против того, чтобы вы увидели и Розу Бриколен: потом вы мне скажете, многих ли вы знавали в Париже герцогинь красивее, чем она. Но погодите, я пойду посмотрю, что происходит.
И Большой Луи поднялся немного по склону холма Конде, откуда были видны башни замка Бланшемон и почти вся ведущая к замку дорога. Убедившись в том, что обе амазонки еще не появились, он вернулся к своему пленнику.
- Вот вам, приятель, - сказал он ему, - зеркальце за два су и добрая бритва, острая, как подобает бритве мельника; сейчас вы соскребете свою козлиную бородку. На мельнице она помеха, только и годна, что муку копить. И затем, ежели так случится, что кое-кому ваша физиономия попадется на глаза, без бороды вас труднее будет узнать.
- Вы правы, - согласился Лемор, - повинуюсь вам беспрекословно.
- Знаете ли, - продолжал мельник, - я ведь не без умысла требую от вас, чтобы вы убрали прочь эту черную шерсть.
- А какой у вас умысел?
- Я подумал, подумал и принял вот какое решение: вы останетесь у меня до тех пор, пока не поймете, что не должны доставлять горя нашей милой госпоже Марсели, и не откажетесь от своих безумных идей насчет богатства. Даже если вы пробудете здесь всего несколько дней, не нужно, чтобы знали, кто вы такой. А борода придает вам городской вид и привлекает внимание. Вчера вечером я мимоходом сказал моей доброй матушке, что вы землемер, - первое, что мне пришло в голову; выдумка довольно нелепая, лучше было сразу назвать вашу профессию. Впрочем, моя матушка ничему не удивляется и не усмотрит ничего особенного в том, что вы от обмера земель перекинулись на механику. Итак, любезный, вы будете мельником, это вам больше подходит. Вы будете работать - или сделаете вид, что работаете, - на мельнице; у вас, конечно, есть знания но этой части, и будет считаться, что вы даете мне советы касательно установки нового жернова. Я вас случайно встретил в городе, и оказалось, что вы можете быть мне полезны. Так ваше присутствие в моем доме никого не будет удивлять; я помощник мэра, я за вас отвечаю, и никто не вздумает спрашивать у вас дорожный лист. Наш сельский стражник немного любопытен и болтлив, но если ублажить его одной-двумя пинтами вина, он будет держать язык за зубами. Таков мой план. Придется вам с ним согласиться, или я от вас отступаюсь.
- Я покоряюсь: буду вашим подручным на мельнице, спрячусь - все, что угодно, только бы не уехать, не поглядев на нее хотя бы с чердака одним глазком.
- Тише! Я слышу цокот копыт. Тук-тук! - это черная кобылка мадемуазель Розы. Цок-цок! - это серый жеребчик господина Бриколена. Ну вот, вы побриты, умыты, и поверьте, что так вам идет в сто раз больше. Бегите теперь на чердак и закройте ставню слухового окошка; смотреть будете в щелку; если туда поднимется мой работник - притворитесь спящим. Дневной сон на сене - удовольствие, которое наши жители не прочь себе доставлять, и занятие это кажется им более христианским, нежели размышлять в одиночестве, скрестив на груди руки и устремив взор вдаль… Ну, ступайте. Бог и мадемуазель Роза. Ишь ты! Едет впереди! Поглядите только, как уверенно она держится в седле и какой у нее решительный вид!
- Прекрасна, как ангел! - воскликнул Лемор, который смотрел только на Марсель.
XXII. На берегу реки
Выказывая чуткость и предупредительность, которые развиваются в душе под влиянием истинной любви, Большой Луи мимоходом распорядился, чтобы легкий завтрак, состоящий из молока и фруктов, был подан под устроенным с наружной стороны ворот навесом из вьющихся растений, прямо напротив мельницы, откуда до этого места было настолько близко, что спрятанный на чердаке Лемор мог видеть и даже слышать Марсель.
Этот завтрак на сельский манер прошел очень оживленно благодаря неистощимым забавам закадычных друзей - Эдуарда и Большого Луи - и очаровательному кокетничанию Розы со своим воздыхателем.
- Осторожнее, Роза, - сказала молодой девушке на ухо госпожа де Бланшемон. - Вы слишком восхитительны сегодня и совсем вскружили ему голову. Мне кажется, что вы либо не хотите обращать никакого внимания на мои наставления, либо заходите чересчур далеко.
Роза смутилась, ненадолго погрузилась в раздумье, но вскоре снова стала поддразнивать мельника, словно и в самом деле решилась ответить на чувство, которое сама подогревала. В глубине души она всегда питала искреннюю дружбу к Большому Луи, поэтому едва ли было возможно, чтобы она стала вышучивать его просто игры ради, не допуская возможности, что ее сестринская привязанность к нему перерастет в нечто большее. Мельник, вовсе не склонный обольщаться, испытывал тем не менее безотчетное доверие к Розе, и его честная, свободная от подозрений душа подсказывала ему, что такое доброе и чистое создание, как Роза, не может холодно мучить его.
Он был счастлив, что она весела и воодушевлена в его обществе, и ему очень не хотелось оставить ее за столом с матерью, а самому уйти. Но Марсель уже поднялась и, отойдя немного, подала ему украдкой знак следовать за ней на другой берег реки.
- Ну что же, Большой Луи, - сказала госпожа де Бланшемон, - вы как будто не так грустны, как третьего дня. Я, кажется, догадываюсь, по какой причине.
- Ах, госпожа Марсель, вы все знаете, я это ясно вижу, и мне нечего вам рассказать. Напротив, вы могли бы рассказать мне многое, чего я не знаю, потому как мне сдается, к вам кое-кто должен питать и действительно питает большое доверие.
- Я не собираюсь выбалтывать секреты Розы, - сказала Марсель улыбаясь, - женщины не должны предавать друг друга. Тем не менее, я думаю - мы с вами можем надеяться, что она все-таки полюбит вас.
- Ах, если б она меня полюбила! Это единственное, что мне нужно на свете, и я, наверно, не стал бы требовать ничего больше, потому что в тот день, когда она сказала бы мне это, я скорей всего умер бы от радости..
- Друг мой, ваша любовь - это любовь искреннего и благородного сердца, и именно поэтому вам не следует так жаждать ответного чувства, пока вы не обдумали хорошенько, каким образом можно преодолеть сопротивление ее семьи. Полагаю, что как раз об этом, а не о чем ином, вы хотели переговорить со мной, для чего я и отправилась сюда тотчас же, как только вы позвали меня. Так вот, время дорого - сейчас к нам подойдут, и мы не сможем продолжать разговор… В чем могло бы состоять мое влияние на господина Бриколена, которое, как намекнула мне Роза, я способна оказать на него?
- Роза намекнула вам на это? - восторженно вскричал мельник. - Значит она думает обо мне? Значит, любит меня? Ах, госпожа Марсель! Как же вы мне сразу не сказали? Если она меня любит и хочет стать моей женой, все остальное уже неважно!