- Может случиться, что я останусь почевать и вернусь только завтра утром. - С этими словами она ушла, но немного погодя - что с ней случилось? - вернулась, мокрая до нитки и бледная-бледная. Между прочим, оказалось, что от Центрального вокзала до трамвайной остановки Хорибата она шла без зонтика. Почему? Вот в этом и заключается странная история.
Когда Тиэко подошла к Центральному вокзалу… Впрочем, нет, еще раньше с ней случилось вот что. В трамвае, на который она села, к ее огорчению, все места были заняты. Когда она взялась рукой за ремень, за окном прямо перед ее глазами смутно обрисовалось море. Так как трамвай в это время проходил по Дзимбо-мати, морю, конечно, показываться было неоткуда. Тем не менее через окно видно было, как в воздухе, над улицей колышутся набегающие волны. А когда на окно попадали капли дождя, в тумане даже обозначалась едва заметная линия горизонта. По одному этому можно судить, что у Тиэко уже в то время нервы были не в порядке.
Когда она подошла к Центральному вокзалу, стоявший у дверей носильщик в красной шапке внезапно поклонился ей и сказал: "О вашем супруге никаких новостей?" Это, конечно, было странно. Но еще более странным было то, что Тиэко не нашла в этом вопросе ничего странного! Она даже ответила: "Благодарю вас. Только за последнее время почему-то ничего от него не получаю". Тогда носильщик сказал: "В таком случае я с ним повидаюсь". Повидается? Но ведь муж далеко, на Средиземном море… Только тут Тиэко обратила внимание на то, что этот незнакомый носильщик говорит какие-то странные вещи. Но пока она собралась его переспросить, носильщик слегка поклонился и скрылся в толпе. И как Тиэко ни искала, больше она этой красной шапки не видела. Нет, не то чтобы не видела, а просто лица этого носильщика - странное дело! - она никак не могла припомнить. Поэтому она и не могла его найти, а в то же время каждую красную шапку она принимала за этого самого носильщика. Притом у нее почему-то было такое ощущение, словно этот таинственный носильщик все время за ней наблюдает. Тут не то что ехать в Камакура, а даже оставаться на вокзале ей стало как-то жутко. В конце концов, даже не раскрыв зонтика, она под проливным дождем, как во сне, убежала оттуда.
Разумеется, вся эта история приключилась с ней просто из-за нервов, но на этой прогулке Тиэко простудилась. Со следующего дня у нее целых трое суток держался сильный жар, и она все время бредила, - словно обращаясь к мужу, говорила то: "Простите меня!", то: "Отчего вы не возвращаетесь?" Но история злополучной поездки в Камакура на этом не кончилась. Даже когда простуда совсем прошла, стоило Тиэко услышать слово "носильщик", как она на целый день расстраивалась и почти не раскрывала рта. Один раз произошел даже смешной случай: на вывеске какой-то транспортной конторы был нарисован носильщик, и когда она это увидела, то дальше не пошла, а повернула домой.
Однако прошел месяц, и ее страх перед носильщиком понемногу почти исчез. "Сестрица, в одном рассказе Кёка говорится о носильщике с кошачьей физиономией. Может быть, эта странная вещь приключилась с тобой от чтения этого рассказа?" По как-то в марте ее опять напугал носильщик. И с тех пор до возвращения мужа Тиэко ни под каким видом, даже если нужно было, не ходила на вокзал. И тебя не пошла провожать тоже из-за того, что боялась носильщика.
В этот мартовский день из Америки после двухлетнего отсутствия приехал приятель ее мужа. Тиэко с утра отправилась к нему. Как ты знаешь, в том районе даже днем малолюдно. На пустынной улице у тротуара стоял, точно забытый, передвижной ларек с игрушечными мельницами. День был пасмурный, ветреный, и цветные вертушки, установленные на лотке, бешено вертелись. У Тиэко от одного этого зрелища почему-то сжалось сердце. Когда же, проходя мимо лотка, она случайно подняла глаза, - спиной к ней сидел на корточках человек в красной шапке. Вероятно, это просто уселся покурить продавец вертушек или кто-нибудь в таком роде. Но когда Тиэко увидела, что шапка у него красная, ее почему-то охватило странное предчувствие, и она даже подумала, не вернуться ли ей домой.
Однако с момента прихода на вокзал до того, как она встретила приехавшего, к счастью, ничего не случилось. Только когда встречающие во главе с приятелем мужа выходили с перрона через полутемную дверь вокзала, кто-то сзади обратился к Тиэко со словами: "Ваш супруг, говорят, ранен в правую руку. Поэтому он и не пишет". Тиэко мгновенно обернулась, но никакой красной шапки позади не оказалось. За Тиэко шел морской офицер с женой, ее хорошие знакомые. Понятно, этот морской офицер не стал бы ни с того ни с сего говорить ей такие вещи, поэтому слова, которые она услыхала, иначе как странными назвать было никак нельзя. И все-таки Тиэко обрадовалась, что красной шапки нигде не видно. Пройдя через здание вокзала, они всей компанией направились к подъезду проводить товарища мужа до автомобиля. Тогда сзади опять кто-то отчетливо произнес: "Сударыня, вероятно, ваш супруг через месяц вернется домой". Тиэко опять обернулась, но позади стояли только знакомые, встречавшие приятеля мужа, и никакой красной шапки не было видно. Но хотя сзади ее и не было, зато впереди двое носильщиков укладывали в автомобиль багаж. Один из них на секунду повернул голову и как-то странно усмехнулся. Увидев его, Тиэко так побледнела, что даже окружающие это заметили. Когда же она немного овладела собой, то убедилась, что там, где она видела двоих носильщиков, багаж укладывает один. И совсем не тот, который только что усмехался. Она подумала, что уж теперь-то запомнила лицо усмехнувшегося носильщика. Но потом все же оказалось, что она по-прежнему помнит его смутно. И как она ни старалась, в памяти всплывало только лицо без глаз и без носа да красная шапка… Вот вторая странная история, которую рассказала Тиэко.
Потом через месяц, - да, примерно в то время, когда ты уехал в Корею, - муж действительно вернулся. И, странное дело, он и вправду некоторое время не мог писать из-за раны в правую руку. Моя жена сразу же стала подшучивать над Тиэко: "Она все время думала о муже, естественно, что она это знала!" Через две недели Тиэко с мужем уехали на место его службы в Сасэбо, но не успели они обосноваться там, как мы, к величайшему изумлению, прочли в присланном ею письме третью странную историю.
Когда они уезжали с Центрального вокзала и поезд уже тронулся, носильщик, который нес их багаж, заглянул к ним в окно, должно быть, чтобы пожелать им доброго пути. При виде его лицо мужа приняло странное выражение, и немного погодя он смущенно рассказал Тиэко следующее. Во время стоянки их корабля в Марселе, когда он сидел с приятелем в кафе, внезапно к столу подошел японец-носильщик и фамильярным тоном спросил, как обстоят дела. Конечно, по улицам Марселя японцы-носильщики не расхаживают. Но муж Тиэко почему-то нисколько не удивился и рассказал, что ранен в правую руку и скоро возвращается домой. В эту минуту какой-то пьяный опрокинул рюмку коньяку. И когда муж моей сестры испуганно оглянулся, японец-носильщик исчез, как сквозь землю провалился. Что же это такое? Глаза у него были открыты, но он не мог понять, приснилось ли это ему или случилось на самом деле? Вдобавок приятели держали себя так, как будто они не заметили, чтобы к нему кто-либо подходил. Поэтому он в конце концов решил никому об этом случае не рассказывать. Но когда он вернулся в Японию, он узнал, что Тиэко два раза встречала какого-то таинственного носильщика. Тогда он подумал, что в Марселе, пожалуй, видел именно его; однако это слишком походило на рассказы о привидениях. Кроме того, он боялся подтруниваний над тем, что во время славного похода он думает о жене; поэтому он все еще молчал. Но когда он увидел носильщика, только что заглянувшего в окно, оказалось, что этот носильщик ни на волос не отличается от того, который заходил в кафе в Марселе… Рассказав эту историю, муж помолчал, но потом, тревожно понизив голос, добавил: "Не странно ли? Я сказал: "Ни на волос не отличается", - а между тем никак не могу отчетливо припомнить его лицо. Только в тот миг, когда он заглянул в окно, я подумал: "Он самый!.."
Когда Мураками дошел до этого места, к нашему столу приблизились несколько человек, только что вошедших в кафе - по-видимому, его знакомые, - и стали шумно здороваться с ним. Я поднялся.
- Ну, пока, до свиданья. До отъезда в Корею загляну к тебе.
Выйдя из кафе, я невольно глубоко вздохнул: только теперь я понял, почему три года назад Тиэко, дважды нарушив обещание прийти на тайное свиданье со мной на Центральный вокзал, прислала мне письмо, в котором кратко сообщала, что хочет навеки остаться верной женой.
Декабрь 1920 г.
Кончина праведника
(Свиток картин)
Перевод И. Львовой
Ребенок. Смотрите, сюда идет какой-то чудной монах! Смотрите все, смотрите все!
Уличная торговка суси. В самом деле, какой странный монах! Так неистово ударяет в гонг и при этом вопит…
Старик, торговец хворостом. Никак не пойму, чего он хочет, - на ухо туговат. Скажи, что он там кричит, а?
Жестянщик. Он кричит: "О будда Амида, отзовись! О будда Амида, отзовись!"
Старик. Да ну?.. Значит, он не в себе.
Жестянщик. Похоже на то.
Торговка овощами. Ах нет, это, наверно, блаженный праведник. Помолюсь-ка ему на всякий случай.
Торговка суси. Но какое противное у него лицо! Разве у праведников бывают такие?
Торговка овощами. Грешно так говорить! Бог накажет…
Ребенок. Дю-дю, дурачок! Дю-дю, дурачок!
Монах-вельможа. О будда Амида, отзовись! Отзовись!
Собака. Гав!.. Гав-гав!..
Дама, идущая на богомолье. Взгляни, какой забавный монах!
Ее спутница. Эти блаженные, чуть только увидят женщину, того и гляди, привяжутся с какой-нибудь непристойностью. Хорошо, что он еще далеко, свернем скорее в сторону.
Литейщик. Э, да, никак, это вельможа из Тадо!..
Странствующий торговец ртутью. Слыхал я, что супруга его и дети день-деньской льют о нем слезы…
Литейщик. И все же вступить на путь будды, покинув ради этого даже жену с детьми, - что ни говорите, а по нынешним временам это замечательно!
Торговка сушеной рыбой. Что же тут хорошего? Поставь-ка себя на место брошенной жены и детей - поневоле зло возьмет, пусть даже не женщина разлучила, а сам будда!
Молодой самурай. А ты права. В этом есть свой резон! (Хохочет.)
Собака. Гав-гав!.. Гав-гав!..
Монах-вельможа. Отзовись, будда Амида!.. Отзовись! Отзовись!..
Самурай - всадник. Эй, коня напугал, отче!.. Стой, стой!..
Слуга, несущий за ним поклажу. На блаженного и рука не поднимется…
Старая монахиня. Всем ведомо, что монах этот был прежде злодеем, любившим пуще всего убийство… Поистине благо, что он обратился на путь истины.
Молодая монахиня. Да, верно, страшный был человек… Не только убивал все живое, охотясь в лесах и на реках, но, бывало, не раз стрелял в простолюдинов, в нищих…
Нищий с сандалиями в руках. Вовремя же я его повстречал. Случись это на недельку раньше, стрела, возможно, пробуравила бы мне дырку в брюхе.
Торговец каштанами. С чего бы это такой душегуб вздумал постричься?
Старая монахиня. Да, чудеса… Наверное, была на то воля будды.
Торговец маслом. А я думаю, не иначе как в него вселился тэнгу или другая нечистая сила.
Торговец орехами. Нет, по-моему, не тэнгу, а лисица.
Торговец маслом. По говорят, что именно тэнгу в любую минуту может оборотиться буддой…
Торговец орехами. Сказал тоже… Не только тэнгу… И лиса на это мастерица.
Нищий. Выберу-ка я минутку, стащу горсточку каштанов да суну в мешок для подаяний…
Молодая монахиня. Ой, смотрите, куры все забрались на крышу, - верно, гонга испугались…
Монах-вельможа. О будда Амида, отзовись! Отзовись!
Рыбак. Вот еще нелегкая принесла! Сколько шума наделал!
Его приятель. Что это там? Какой-то нищий бежит сюда?
Дама-путешественница с длинной вуалью и под зонтиком. Ах, как ноги у меня устали! Этому нищему и то позавидуешь!
Ее слуга. Осталось только перейти мостик, и за ним сразу город.
"Сомнение"
Рыбак. Заглянуть бы разок под эту вуаль…
Его товарищи. Смотри, пока мы по сторонам зевали, наживку-то оборвало…
Монах-вельможа. О будда Амида! Отзовись! Отзовись!..
Ворона. Карр!.. Карр!
Женщина, сажающая рассаду в поле. "О кукушка! Словно в насмешку поешь ты, когда я гну спину в поле…"
Ее подруга. Какой смешной монах, правда?
Ворона. Карр!.. Карр!..
Монах-вельможа. О будда Амида, отзовись! Отзовись!
На некоторое время воцаряется тишина. Только ветер шелестит в соснах.
О будда Амида! Отзовись! Отзовись!
Меж сосен снова проносится порыв ветра.
Старый монах. Святой отец, а святой отец!..
Монах-вельможа. Ты звал меня?
Старый монах. Воистину. Куда путь держите, святой отец?
Монах-вельможа. Иду на запад.
Старый монах. На западе - море.
Монах-вельможа. Что ж, море мне не помеха. Буду идти на запад до тех пор, пока не сподоблюсь лицезреть будду Амида.
Старый монах. Что за удивительные речи слышу я! Неужто вы полагаете, будто смертный может лицезреть будду Амида и поклониться ему?
Монах-вельможа. Иначе зачем бы я стал призывать его так громогласно? Для этого я и от мира ушел.
Старый монах. Были к тому, наверно, немаловажные причины?
Монах-вельможа. Нет, особых причин никаких не было. Только, возвращаясь третьего дня с охоты, услыхал я по дороге поучения одного проповедника. Вник в его слова и тут понял - грешник, даже самый великий, преступивший все священные заповеди, если только обратит свои помыслы к будде и станет служить ему всем сердцем своим, сможет обрести вечную жизнь в чистой обители рая. И от этих слов в то же мгновение меня охватила такая любовь к будде Амида, что вся кровь забурлила в жилах…
Старый монах. И как же тогда поступил святой отец?
Монах-вельможа. Я схватил этого проповедника, повалил и прижал к земле…
Старый монах. Что?! Повалил и прижал к земле?..
Монах-вельможа. Потом выхватил меч из ножен, приставил к груди проповедника и потребовал, чтобы он назвал место, где обитает будда Амида.
Старый монах. Странная, однако, манера задавать вопросы!..
Монах-вельможа. Жалобно на меня глядя, он пробормотал: "Запад… запад…" Но я тут мешкаю, а между тем смеркается. Нельзя терять ни минуты пути, это грех перед буддой Амида… О будда Амида, отзовись!.. Отзовись!..
Старый монах. Поистине мне повстречался странный безумец… Пойду-ка и я своим путем…
В третий раз прошумел ветер в соснах. Слышно, как глухо рокочут волны.
Монах-вельможа. О будда Амида, отзовись!.. Отзовись!..
Рокот волн. Время от времени слышно, как щебечут у берега чайки.
О будда Амида, отзовись! Отзовись!.. Какой пустынный берег, нет даже лодок. Одни лишь волны. А за волнами, возможно, лежит страна, где родился будда Амида… Будь я птицей-бакланом, мигом перелетел бы туда, но увы… А ведь проповедник сказал, что милосердие и доброта будды беспредельны. Значит, не может он не отозваться, если со всем усердием призывать его громким голосом… Стану же звать его, сколько достанет сил, звать, пока не умру. А вот, на счастье, и сухая сосна с раздвоенной вершиной протянула во все стороны ветви… Заберусь-ка на эту вершину… О будда Амида, отзовись! Отзовись!
Снова рокот волн, тяжкий, глухой.
Старый монах. Вот уже седьмой день пошел с тех пор, как повстречался мне тот безумец. Он говорил, что хочет еще при жизни лицезреть очами будду Амида… Куда он потом скрылся? О-о, там, на верхушке сухой сосны, - человек… Конечно же, это он, тот монах. Святой отец, а святой отец!.. Молчит. Оно и понятно. Он мертв. Бедняга умер голодной смертью, ведь при нем не было даже сумы для подаяния.
В третий раз слышится рокот волн, тяжкий, глухой.
Нельзя оставлять его на дереве - он станет добычей воронов… Все заранее предопределено в нашем мире. Похороню же его… О-о, что это? В устах мертвеца вырос белоснежный цветок лотоса! В самом деле, я давно уже ощутил дивный аромат… Значит, тот, кого я счел безумцем, оказался блаженным праведником? А я, того не ведая, обращался с ним непочтительно - сколь же велико мое упущение!.. Да славится имя твое, будда Амида! Да славится имя твое, будда Амида!.. Да славится имя твое, будда Амида!
Март 1921 г.
В чаще
Перевод Н. Фельдман
Что сказал на допросе
судейского чиновника дровосек
Да. Это я нашел труп. Нынче утром я, как обычно, пошел подальше в горы нарубить деревьев. И вот в роще под горой оказалось мертвое тело. Где именно? Примерно в четырех-пяти тё от проезжей дороги на Ямасина. Это безлюдное место, где растет бамбук вперемежку с молоденькими криптомериями.
На трупе были бледно-голубой суйкан и поношенная шапка эбоси, какие носят в столице; он лежал на спине. Ведь вот какое дело, на теле была всего одна рана, но зато прямо в груди, так что сухие бамбуковые листья вокруг были точно пропитаны киноварью. Нет, кровь больше не шла. Рана, видно, уже запеклась. Да, вот еще что: на ране, ничуть не испугавшись моих шагов, сидел присосавшийся овод.
Не видно ли было меча или чего-нибудь в этом роде? Нет, там ничего не было. Только у ствола криптомерии, возле которой лежал труп, валялась веревка. И еще… да, да, кроме веревки, там был еще гребень. Вот и все, что было возле тела, - только эти две вещи. А трава и опавшая листва кругом были сильно истоптаны, - видно, убитый не дешево отдал свою жизнь. Что, не было ли лошади? Да туда никакая лошадь не проберется. Конная дорога - она подальше, за рощей.
Что сказал на допросе судейского чиновника