- Ага, пошли! - Звонарь направляется к дверям. Тээле, бывшая хозяйская дочка с хутора Рая, смотрит вслед мужчинам и не может избавиться от одной мысли, которая не то чтобы очень гнетет ее, однако слегка тревожит! Отчего это Йоозеп так равнодушен ко всему, что происходит на свете? Даже и газету - вот она там лежит - муж не прочел толком, лишь перелистал. Нынче в Паунвере каждый мужчина - политик, ведет умные речи, старается улучшить житье-бытье, тогда как Йоозеп … Ну, конечно, его и впрямь еще мучают раны, ну, конечно, однако … парень все же приуныл сверх всякой меры. Если из дому исчезла радость, то в конце концов его покинут и Христова вера, и вежливое обхождение. Смотри-ка, уже теперь старый Кентукский Лев плюет в огонь, иной раз даже и на пол, а на лице у него появляется такая отчужденная ухмылка, какой в прежние годы не замечалось. И тут в голове Тээле возникает целый ворох воспоминаний о тех днях, когда Тоотс был еще ее женихом. Нет, Тээле вовсе не мечтает вернуть прошедшее, однако теперешняя ее жизнь все же не такая, какой вроде бы должна быть, всего в достатке, а чего-то такого, что делает жизнь приятной, - недостает. В какой-то степени душу Тээле угнетает и то, что сестра Лийде там, на хуторе Рая, останется старой девой. Тыниссон, правда, несколько раз заводил разговор о женитьбе и все такое, но девица, видишь ли, не загорается; дело идет к тому, что скоро сестра уже и сама не будет знать, чего или кого она хочет. Когда-то за ней - на свой манер - ухаживал некто Лутс, тоже бывший соученик Тээле, теперь же и он исчез с горизонта.
- Мама! - Лекси тянет мать за рукав. - Чего ты задумалась?
- Ох, дай мне иной раз и подумать немножко. Ведь и ты тоже задумываешься.
- Да, задумываюсь, но сейчас мне скучно.
- Скучно? Иди в старый дом. Там отец и Либле, помоги им.
Правда, отчего бы и не пойти.
Мальчик берет шапку и выходит во двор. Осматривается, разговаривает с собакой, по-умному, как беседовал с собаками и его отец - в свое время. Затем высматривает самую большую лужу и ступает в нее, бродит, смотрит, зачерпнет ли воду голенищем. Во двор въезжает на телеге батрак Мадис, кашляет и выговаривает:
- Парень, парень, что за штуки ты выкидываешь!
А те, там, в старом доме, насыпают полновесные зерна мешки.
- До чего ж велика милость Божия! - Либле вытирает свой слезящийся глаз.
- С чего ты теперь так вдруг это заметил? - Тоотс усмехается.
Да пусть же он, наконец, сам глянет, до чего золотая ржица!
- Да, рожь хоть куда. Небось, Тээле и тебе мешок отвалит.
Ну, он ведь не к тому речь ведет, Кристьян Либле вроде как не цыган.
- Ну да Бог с тобой. Что новенького в Паунвере?
- Новенького хоть отбавляй. В воскресенье в волостном доме сходка…
- Когда там без сходок обходились, - хозяин Юлесоо вновь усмехается. - Небось, Йорх снова выступать будет! Он ведь теперь большой оратор и деятель. Откуда только у него эти слова красивые берутся? Я вот не умею так складно говорить. А он - словно печатает.
- А чего ему не печатать, у него отменная пачка деньжат в банке, и поселенческий надел почитай что в руках.
Попробовал бы поговорить мужик вроде меня. Нет, знамо дело, теперь вроде как все подряд подались в ораторы, какое там, теперь только и есть - сиди в уголке да слушай. Но одно я должен сказать: Йорх Кийр не такой уж дурак. Учитывайте и то, что ума вроде как прибывает вместе с достатком, д-да-а, но он … Нет, ну, хоть бы оно и так, но теперь он все одно вроде как впросак попал.
- В какой еще просак? Ну тебя, Кристьян, опять ты заводишь свои россказни; что с того, что мы с ним в прежние времена были чуток не в ладах, я не люблю пустую болтовню слушать. Я ее уже вдоволь наслушался, так что в ушах гудит.
- Будто бы у меня не гудит. Нет, хозяин, на сей раз это вроде как факт, а не болтовня. Видите ли, эта самая мамзель-портниха не дает Аадниелю ни сна, ни покоя.
- Чего ж она от него хочет?
- Ах, чего она хочет… - звонарь прищуривает свой глаз. - Ну, вы вроде как покумекайте, чего она хочет?
- Откуда мне знать.
- Денег хочет. Дело уже в суде. Послушайте, когда мы в детские-то времена на горке катались, нам вроде как приходилось в горку-то санки затаскивать. А Кийр-барин желает только вниз съезжать, а затаскивать санки вверх это вроде как вовсе и не его работа. И тут… у меня вдруг из памяти вышибло одно слово… Али… али…
- Алименты, что ли?
- Ну да, в аккурат так, и то сказать, вот что оно значит - школьная премудрость, вы сразу словцо выловили. Ну, а я вроде как должен дальше говорить?
- Хватит и того, ежели … это правда.
- Как на духу - правда! Стой, кто-то во двор въехал. Давайте-ка я погляжу.
- Небось, Мадис.
- Нет, Мадис уже раньше заявился; это кто-то из чужих. Аг-га, я ж говорил - кистер!
- Кистер? А этот чего тут не видел? Может, велим сказать, что меня нет дома? Больно уж любит долго поговорить. Лучше бы уж пришел мой школьный приятель Аадниель Кийр, давненько я с ним не встречался.
- Не поминайте на каждом шагу этого старого висельника - не то, глядишь, тоже пожалует. Он теперь в аккурат тем и занят, что скачет по деревне и делает политику. Тут как-то я видел его даже в бор… бор… Ну вот, опять выскочило из головы одно новое словцо, вроде как розгой выбили. Э-эх, стареть я стал, ни на что уже не гожусь. Ну да один черт… дочушка-привереда проживет уже и сама по себе, а нам с Мари вроде как пора уходить куда следует.
- А знаешь, Либле, что я сделаю, когда ты отправишься куда следует? Ясное дело, в том случае, ежели проживу хотя бы на четверть часика дольше тебя. Я залезу на колокольню Паунвереской церкви и ударю в колокол… в честь твоего погребения. Ты столько лет бухал в этот инструмент… надо же и мне в кои-то веки… глядишь, Йорху Аадниелю снова будет о чем поговорить. Несколько минут назад я сказал, что не люблю пустой болтовни, но иной раз… Силы небесные, куда же подевался наш кистер? Об одном тебя прошу, Либле, будь благоразумным и вежливым. Пусть меня называют хоть Иаковом, хоть Иудой, но он, этот чертов кистер, все же был моим… моим… Ну, теперь ты мне помоги - уже и я становлюсь забывчивым. - И, опуская наполовину наполненный мешок, Йоозеп добавляет. - Похоже, я тоже стареть начинаю. Еще эта осень … Да, теперь я многое понимаю лучше, чем прежде - помнишь ли? - только вот никак не могу до конца смириться с этой своей вялостью - я есть и меня нету, но я все же есть.
Либле ни слова не отвечает, лишь поднимает палец - он чуть было не сморкнулся на милость господнюю, отличное зерно!
- Идет!
- Кто?
- Да кистер же. Истинно говорю вам, хозяин, я постараюсь быть вежливым. А ежели и скажу какое слово, так окажите милость, постучите меня по спине, есть эдакая порода людей - глупеют как раз со спины. Один из них вроде как я, а второй… сейчас войдет в дверь. Буду вежливым, ежели Бог поможет.
Но прежде кистера успевает каким-то образом войти в старый дом маленький Лекси. - Кистер идет! - выпаливает он, запыхавшись, лицо его покраснело, палец - во рту. - Пусть себе идет, - бросает отец через плечо. - А ты с ним поздоровался?
В это самое мгновение дверь распахивается, и в помещение входит тот самый, о ком шла речь.
- Хе-хе, хе-е, здравствуйте. Бог в помощь! Смотрите-ка, сколько отменного зерна юлесооские поля стали давать! - И заметив Либле, кистер добавляет: - Видали, и ты, Кристьян, тоже здесь! Что ты тут делаешь?
- Вроде как чуток подсобляю хозяину.
- Это похвально, помогай, помогай. Но больше всего меня радует, что ты сегодня трезвый.
- Когда же это я был нетрезвым? - Единственный глаз звонаря - настороже. Во рту - дурной вкус, он, Либле, не любит этого мучителя церковного органа.
Однако кистер и внимания не обращает на ерничанье звонаря. - Йоозеп, - произносит он вкрадчивым, словно подмасленным, голосом, - я хотел бы тебя на пару слов. - Это можно, - с готовностью отвечает хозяин Юлесоо.
- А "здрасьте" ты сказал? - пристает к нему Лекси.
- Оставь меня в покое, малыш! - Тоотс мягко отстраняет сына. - Иди себе с Богом во двор, дай взрослым поговорить. - И обращаясь к кистеру: - Прошу, будьте так добры!
- Нет, не здесь, - кистер пощипывает свои усы и бросает кислый взгляд в сторону Либле. - Выйдем во двор, там и переговорим.
- Ну, ежели я тут вроде как лишний, - Либле вскидывает свою волосатую физиономию, - так лучше я сам выйду наружу - дите поменьше, на ногу полегше.
- Ничего себе дите! - кистер усмехается вслед уходящему Либле. - Повидал я таких деток и - раскусил. Детки эти такого сорта: если ты сегодня тут кашлянешь, так завтра в Паунвере раздастся пушечный выстрел. Это дите все разнесет по округе, все, что увидит и услышит. Но нашего с вами разговора Либле знать не должен. Однако не стоит ли он, нечестивец, тут за дверью?
- Ну нет! - Тоотс поглаживает усы. - Какой ни есть, но человек он, можно сказать, честный. Подслушивать за дверью не станет.
- Ну и слава Богу, - кистер переходит на полушепот, у меня к вам (вам!) просьба. Собственно говоря, это чистая формальность, но надо и формальности выполнять, не так ли? Дело вот в чем: я предполагаю получить небольшую земельную ссуду. Ваше имя сейчас многого стоит - не подмахнете ли вы мое заявление? Нет, нет, Господь упаси, я оплачу все сам, только вот эта формальность. Они там все такие педанты, что дальше некуда. Скажу вам правду, Йоозеп. Я уже ходил к Кийру, он предложил мне кофе, но в подписи отказал. Теперь прошу вас, дорогой Йоозеп, сделайте это вы - во благо своего старого школьного наставника. Мне ссуда необходима, и я в этом случае не поступаю необдуманно. Вы прекрасно знаете мой участок, он нуждается в мелиорации. Вот эта бумага.
Внезапно дают о себе знать старые, полученные в войнах раны Тоотса. Нельзя сказать, чтобы он судорожно цеплялся за жизнь, но боль есть боль; да еще эта отвратительная осенняя погода, - малейшее волнение считает своим долгом принести с собой новые приступы боли. Несчастный Кентукский Лев беспомощно осматривается; исчезла его блистательная способность с ходу принимать решения, - война съела его нервы. Да, в бою он был бесстрашным, как Вибуане, но тогда жизнь как бы выдала ему аванс, который пришлось выплачивать приступами боли и нервными срывами. Правда, время от времени в Тоотсе поднимает голову его прежний дух, но это случается редко. Обломала судьба нашего бравого парня, а ведь прежде у него хватало шуток на всех и на все.
- Хорошо! - Тоотс несколько оторопело улыбается. Пойду спрошу, можно ли это сделать?
- У кого? - удивляется кистер. - Надеюсь, не у Либле?
- Зачем же у Либле?.. Спрошу у своей жены. Прежде я был тут сам более или менее в курсе всех житейских дел, теперь, она. Как же я могу поступить иначе? Вас, господин учитель, следовало бы сводить на войну, там вы много чего услышали и увидели бы… А я, к примеру, толком и не слышу. Ну так я пойду.
- А это действительно необходимо? - Кистер морщится.
- Ну, скажем … для душевного спокойствия, - Тоотс усмехается, на этот раз уже с несколько виноватым видом. - Вам, досточтимый учитель, разумеется, известно, что хутор Юлесоо стал таким, какой он сейчас есть, именно благодаря усилиям Тээле? Что тут было прежде? Только куча долгов. Вроде выглядело бы странно, сделай я что-нибудь без ее ведома. Разве вы не думаете точно так же?
- Да, весьма похвально, но если по деревне Паунвере поползет слух, что …
- От Тээле ничего не поползет. - Хозяин Юлесоо машет рукой. - Если у нас тут и есть какой-никакой настоящий мужчина, так это бывшая раяская Тээле. Прикиньте сами: если она потом спросит у меня, зачем приходил господин кистер, неужели я должен ей врать? Она этими юлесооскими делами заправляла уже не один год - естественно, что у нее и сейчас есть право голоса.
- Хорошо, хорошо, - духовный муж пожимает плечами, - идите же во имя Господа Бога и выясните, да не оставьте меня с носом. Я уже и так боюсь, как бы Кийр не заварил какую-нибудь кашу. Этот мужичонка большой любитель покуражиться.
- Небось, все будет в порядке. - Тоотс выходит, оставив своего бывшего духовного пастыря в одиночестве возле кучи ржаных зерен, словно бы покараулить, чтобы ее в отсутствие хозяина никто не стащил. В тот момент, когда Тоотс выходит в сени, от дверей отскакивает "нечто" во двор - внезапно, словно пробка, после чего раздается грохот, какой пробка вряд ли может произвести.
- О-го, святые силы! - восклицает Тоотс. - Всего лишь в двух-трех шагах от него в грязной луже барахтается Либле. - Что ты тут делаешь, Кристьян?
- Сами видите, хозяин, - "хрюкает" Либле, - вроде как принимаю грязевые ванны. Но за ради Бога не ставьте свою подпись. Он весь в долгах, словно в шелках. Какой из него плательщик!
- Стало быть, ты подслушивал за дверью?
- Не-ет, ну … - звонарь вначале принимает сидячее положение, затем поднимается на ноги, мокрый и грязный, словно бегемот, даже с усов капает. - Видите ли, - объясняет он, - я не мог иначе; это моя вроде как старая болезнь. Хотите верьте, хотите нет, но я не всегда так делаю, только вот на этот раз вроде как почуял дурное, неведомый голос у меня в нутре сказал, мол, так и так, будь начеку, Кристьян, твоего лучшего друга хотят облапошить. Ну вот, слушал я, слушал и услышал, что он говорил.
- Ох, Кристьян! А ведь я только что клялся всеми пнями и камнями, что ты не подслушиваешь за дверью. Вот видишь, Бог наказал тебя за твое деяние.
- Это горе - не горе, небось мы теперь с Богом вроде как поквитались. - Звонарь отряхивает с себя грязь. - Брр! Никак не пойму, что это у меня за ноги чертовы - видали, поскользнулся и шмяк на пузо, и вот я весь тут.
- Да, и впрямь ты весь тут, это я и сам вижу. Ну, а теперь ступай, чертяка, в новый дом, обсохни, согрейся. Такого страшилы я даже и на войне не видел.
- Так и быть, пойду, только с одним уговором: не подписывайте Коротышке Юри бумагу! Не то, черт меня побери и дьявол тоже, я сызнова прыгну в лужу и разлягусь там, в аккурат вроде как в своей постели.
- Не болтай! - произносит Тоотс недовольно. - Пошли скорее!
Тоотс идет впереди, тогда как Либле плетется следом за ним. Увидев звонаря в таком жутком состоянии, батрак Мадис и Лекси громко и злорадно смеются. - Гляди-ка, какой он теперь! - Мадис хихикает в свою огненно-рыжую бороду. - Интересно, где это он побывал?
Тем временем Тоотс, уже войдя в новый дом, сворачивает цигарку и разговаривает с Тээле. Так вот, пусть она теперь скажет, как поступить с кистером?
- Ну как ты его отошлешь без подписи! - высказывает свое мнение молодая хозяйка. - Он же был нашим учителем. Придется подписать.
- Не подписывайте! - Либле вваливается в комнату. Не делайте этого!
- Ишь ты, - ворчливо произносит Тоотс, - опять за дверью подслушивал!
- Да оно вроде как такой сегодня день. - Звонарь усаживается перед топкой плиты. - Так ведь я - Господи помоги! - вам не зла желаю! Я знаю кистера уж не один десяток лет, и я вовсе не говорю, будто он не захочет отдавать свои долги; он просто не сможет их отдать. Таковы эти дела.
В конце концов кистер на свою просьбу, связанную с мелиоративной ссудой, все же получает от Йоозепа Тоотса желаемый ответ, а кто именно подпишет бумагу, муж или жена, не имеет никакого значения - если, конечно, имущество их не подверглось разделу, - потому что и в первом, и во втором случае главенствует право. Именно подписывая документ, Кентукский Лев вспоминает, как он некогда, чуть позже сотворения мира, выпрашивал сам банковскую подпись, или так называемое жиро, у старины Тыниссона, у того самого, с вечно сальным подбородком. Благодарение Господу, теперь Тоотсу уже не приходится совершать такие визиты к соседям! Теперь все дела подобного рода улаживает Тээле, насколько обитатели Юлесоо с ними вообще сталкиваются. Похоже, у них теперь и вовсе никогда не возникает надобности в каких-либо чужих подписях. Рая - хутор богатый!
Господин кистер, уже упавший было духом, обретает желаемое. Обретает его в новом доме, тогда как Либле куда-то исчез, - словно змея в кочку; при всем своем одеянии, от которого идет пар, он удаляется в старый дом, забивается там в какой-то угол, кусает свои усы, дрожит от холода, охает, но не курит: кисет с махоркой промок, как и все прочие вещи, которые хоть выжимай. Звонарь никак не желает - да ему это и не пристало - пребывать в одном помещении с кистером.
Исчезновение звонаря не проходит мимо внимания Тоотса. - Где же наш добрый друг Либле? - спрашивает он у своей женушки.
- Ума не приложу, - отвечает она. - Отсюда он вышел, а куда делся - неведомо.
- Не ушел ли чего доброго, этот дурень домой? Мы еще не закончили работу!
- Пусть он, дьявол, катится куда хочет! - может быть впервые в жизни грубо ругается кистер. - На кой черт он нам нужен?
- И все же … - с какой-то извиняющейся улыбкой Тоотс поднимается со своего места, - он был мне очень расторопным помощником перед войной, когда я оказался в затруднении. Помогал мне и советом, и делом. Как же я могу отбросить, его в сторону, словно треснувший котел, теперь, когда в Юлесоо наведен порядок?!
- Я ведь, вовсе не о том говорю! - Кистер машет рукой, однако не уточняет, что же он, собственно, имел в виду.
Как юлесооский хозяин, так и его жена, понимают, в том дело, едва заметно друг другу улыбаются, но молчат, - кистер, каким бы он ни был, все-таки еще живет в их воспоминаниях как важный, очень важный господин, почитаемый во всем Паунвере.
- Я на минутку выйду, - Тоотс берется за скобу двери, - ты, дорогая Тээле, свари кофе и дай господину кистеру попробовать нашего домашнего вина.
- И, все еще держась рукою за дверную скобу, добавляет: - Впрочем, распорядись, как знаешь. Если же у тебя для этого нет времени, то …