- Я очень, очень рада, что миссис Дьюли так дружна с моим сыном. Не правда ли, так приятно смотреть на них? - Леди Кембл улыбалась.
И тотчас же викарий понял, что это были - г у б ы. Бледно-розовые, тончайшие и необычайно длинные, как черви - они извивались, шевелили вниз и вверх хвостиками...
Миссис Дьюли оживленно о чем-то говорила и близко наклонила к Кемблу лицо: она была без пенсне.
- Пенсне еще не готово, знаете ли... - растерянно пробормотал викарий черви ползли прямо на него - пятился - придумывал, что бы такое сказать.Да... Вам мистер Кембл говорил: он получил предложение поступить к адвокату О'Келли. Конечно, не Бог знает что, но на первое время...
- О, нужда, конечно, заставляет согласиться, а так... О'Келли! Ведь я прожила здесь уже год... - Леди Кембл улыбалась, черви вытягивались, в извивах нацеливались на добычу.
Викарий был уже спокоен. Он вновь был автором "Завета Спасения" и благосклонно показывал золотые коронки:
- ...Единственная надежда - на благотворное влияние среды. Я не хочу приписать это себе, но вы знаете - прихожане Сент-Инох стоят на исключительной высоте, и я надеюсь, что мало-помалу даже О'Келли...
- О'Келли? Да, не правда ли, ужасно? - заволновались голубые и розовые дамы, и быстрее закивала футбольно-круглая голова. Футбольная голова принадлежала мистеру Мак-Интошу, а мистер Мак-Интош, как известно, знал все.
- О'Келли? Ну как же: за кулисами в "Эмпайре"... Ремингтонистки? Ну ка-ак же! Четыре ремингтонистки... - Мистер Мак-Интош, как мяч, мелькая из угла в угол - в смокинге и сине-желто-красной шотландской юбочке - мелькал голыми коленками. Мистер Мак-Интош занимал пост секретаря Корпорации Почетных Звонарей прихода Сент-Инох и, следовательно, был специалист по вопросам морали...
- Вы знаете, я бы таких, как этот О'Келли... - воодушевился Мак-Интош. Но, к сожалению, приговор его остался неопубликованным: обвиняемый явился лично, а приговоры суда по вопросам морали объявляются заочно.
- А мы только что о вас говорили,- викарий показал адвокату два золотых зуба.
- Вероятно, изрядно успели подъюлить? - засмеялся О'Келли: он ввел в употребление глагол дъюлитъ и глаголом всякий раз огорчал викария.
- Если бы вы не опоздали, дорогой О'Келли, вы убедились бы лично. Но ведь вы по части аккуратности безнадежны...
- Я аккуратно опаздываю: это уже - аккуратность,- тряхнул рыжими вихрами О'Келли. Как всегда, он был растрепан, пиджак в каком-то пуху, одна пуговица совершенно неподходяще расстегнута. Голубые и розовые подталкивали друг друга, черви леди Кембл шевелились - и только, может быть, ничего не видела одна миссис Дьюли.
- ...Итак, утром вы переезжаете в свои комнаты, и значит сегодня последнюю ночь у нас... - Миссис Дьюли озябло поводила плечами: вероятно, простудилась.
Кембл стоял молча, упористо расставив ноги. Миссис Дьюли взглянула в зеркало напротив - поправить прическу, мелькнуло золото волос - золото последних листьев. Она вздрогнула и засмеялась:
- А знаете: пусть, будто вы еще больны, и я, как всегда, приду положить вам компресс на ночь?
- Но ведь я же не болен? - Кембл недоуменно морщил лоб: грузовик-трактор ходил только по камню, тяжелые колеса увязали в зыбком "пусть".
Усаживались ужинать. Очень долго возился Мак-Интош: это была очень сложная операция - сесть так, чтобы не смялась его сине-желто-зеленая юбочка. Усевшись, мистер Мак-Интош глубокомысленно покивал футбольной головой:
- В сущности, это великая мистерия - еда, не правда ли?
Это было сказано прекрасно: мистерия. Великая мистерия протекала в молчании, и только в том углу, где сидел О'Келли, было рыже, пестро и шумно. О'Келли рассказывал про Париж, про какой-то надувной чемоданчик, купленный в Париже - специально для надувания английских законов.
- ...Без багажа ведь с дамой у нас в гостиницу не пустят. И вот вы вытаскиваете из кармана, надуваете - пффф - и великолепный чемодан. В конце концов, роль закона не такая же ли, как роль ваших платьев, сударыни? Ах, извините, ваше преподобие...
Викарий треугольно поднял брови и уже в который раз поглядывал на часы: в расписании для воскресений в графе "сон" стояла цифра 11. И кроме того, этот О'Келли...
Мистерия кончалась. Воскресные джентльмены с супругами торопились по домам.
Прощаясь с Кемблом у двери его спальни, миссис Дьюли засмеялась еще раз - свеча в руке дрожала:
- Так значит - компресс?
- Нет, я же здоров, следовательно - зачем же компресс? - Свеча освещала непреложный квадратный подбородок Кембла.
Миссис Дьюли быстро повернулась и пошла в спальню. Викарий уже спал, в белом фланелевом колпаке, крестообразно сложив руки на груди.
Утром за завтраком викарий увидел миссис Дьюли уже в пенсне и положительно обрадовался:
- Ну вот - теперь я вас опять узнаю!
4. ВЫСШАЯ ПОРОДА ИНТЕЛЛЕКТА
Контора адвоката О'Келли помещалась во втором этаже старого дома. В толстой каменной стене - окованная дверь с молотком, темная каменная лестничка наверх и одна ступенька вниз, наружу, в переулок Сапожника Джона. Переулок - узкое ущелье меж домов - только двум разойтись, и синяя полоска неба между стен вверху. В старом доме жил когда-то свободолюбивый Сапожник Джон, упрямо державшийся Лютеровой ереси и за это сожженный. Теперь сюда пришел работать мистер Кембл.
В первой комнатке стучали на ундервудах четыре барышни, О'Келли подвел Кембла к первой - и представил:
- Моя жена Сесили, она же Барашек.
С льняными волосами, с крошечным ротиком - она была, правда, как пасхальный барашек, перевязанный ленточкой. Кембл осторожно пожал ей руку.
Затем О'Келли познакомил с тремя остальными и о каждой сказал одинаково кратко-серьезно:
- Моя жена. Моя жена. Моя жена.
Кембл остановился с протянутой рукой, страдальчески наморщил лоб, и было слышно, как пыхтит тяжелый грузовик, не в силах стронуться с места. Моя жена - моя жена - моя жена... Посмотрел на О'Келли: нет, О'Келли был совершенно серьезен.
- Послушайте, да разве вы не знали: ведь я же - магометанин,- пришел на помощь О'Келли.
Кембл облегченно расправил лоб: теперь налицо были и малая, и большая посылка - полный силлогизм. Все становилось квадратно-просто.
- О, я всегда относился с уважением ко всякой установленной религии,серьезно начал Кембл.- Всякая установленная религия...
О'Келли, красный, с минуту молча наливался смехом, потом лопнул, а за ним - все его четыре жены.
- Слушайте, Кембл... Ой, не могу! Да вы какой-то... Ох, Господи, надо же: он, ей-Богу, поверил! Ну-у, голубчик, я-то вас живо выучу слушать вранье...
- Вранье? - Кембл сбился безнадежно.- Вранье? - это было непонятное, ни в шутку, ни вправду - просто, вообще непонятное, ну как может быть непонятна, непредставима бесконечность вселенной. Кембл стоял убитый, столбяные ноги - расставлены.
- Послушайте, Кембл, будем же серьезны... - О'Келли стал серьезен, как всегда, если говорил несерьезно.- Не забывайте, что мы - высшая порода интеллекта - адвокаты, и поэтому - наша привилегия: лгать. Ясно же как день: животные - представления не имеют о лжи; если вы попадете к каким-нибудь диким островитянам, то они тоже будут говорить только правду, пока не познают европейской культуры. Ergo: не есть ли это признак...
Все это было совершенно так. Но Кембл непреложно, квадратно был уверен, что это не должно бытъ верно, и потому в голове была сущая толчея. И он уже не слышал слов О'Келли, а только безнадежно огребал рукой лоб: так медведь огребает облепивших пчел...
В приемной ожидала адвоката какая-то молодая леди, подстриженная по-мальчишечьи, курила папиросу.
- А-а, Диди! Вы, деточка, здесь давно? Миссис Диди Ллойд, наша клиентка. Развод... - Адвокат обернулся к Кемблу, увидел его соображающий лоб - и опять понесся.- Я ей говорил: вступить сперва в пробный брак, но она непослушница... Не слыхали о пробном браке? Ну как же, ну как же: билль прошел в парламенте тридцать первого... ну да, тридцать первого марта.
Миссис Диди Ллойд смешливая - у ней дрожали губы, Кембл опять сбивался - верить или не верить, а О'Келли уже раскладывал перед ним бумаги.
- ...Остались сущие пустяки. Разберитесь-ка, вот.
Кембл поклонился очень официально: мальчишеские повадки и папироса миссис Диди Ллойд и нога на ногу - были не в его вкусе. Он уселся за бумаги, а О'Келли расхаживал сзади, обсыпал пеплом жилет и вслушивался.
Бумага - это определенно. Туман в голове Кембла разбредался, по наезженному шоссе грузовик тащил кладь уверенно и быстро. О'Келли сиял и хлопал по плечу Кембла:
- Да вы молодчина! Я так и знал... Ломовичище вы эдакий...
Проходили клиенты. О'Келли уже позевывал: пора бы и обедать.
- Ну, что ж: в ресторан? А оттуда - в театр? Нельзя? Ну, да полно...
Дома к обеду ждала леди Кембл. Но у О'Келли, как всегда, нашлись какие-то вывороченные и неожиданные доводы, выходило, что иначе нельзя - и Кембл послушно шел.
После бутылки романеи, в театре чувствовалось Кемблу: он очень высокий - выше всех - и легкий. Так редко чувствовал себя легким - очень это удобно и смешно - и всему на сцене покатывался, как пятилетний...
Впрочем, и все так же радостно смотрели и так же пятилетне смеялись. Было очень забавно: господин с приклеенным носом и толстая бабища танцевали тустеп, затем поссорились из-за найденного шиллинга, и господин с носом бил бабищу по щекам, а в оркестре бил барабан в такт. Потом девица, освещаемая попеременно зеленым и малиновым светом, играла на скрипке Моцарта. Потом какая-то в черном, тонкая, медленно плыла - танцевала в полумраке..
Один поворот - и Кемблу почудилось: узнал тонкое мальчишеское тело, подстриженные кудри... нет, не может быть! Но она уже была за экраном экран ярко освещен - и ее тень постепенно сбрасывала с себя все, привычно неспешно, чулки, подвязки, трико: был ее следующий танец - в красном.
- Миссис Диди Ллойд? - не отрываясь от экрана, спросил Кембл.
- Миссис...- передразнил О'Келли.- Ну, да конечно же - Диди.
О'Келли с любопытством, искоса, поглядывал на устремленного вперед Кембла: вот сейчас сдвинется грузовик-трактор и попрет, все прямо, через что попало...
Диди кончила красный танец - Кембл перевел, наконец, дух, и это вышло у него так шумно, из глубины, что сам испугался и огляделся кругом. Из ложи справа в темноте что-то на него блеснуло.
- Ну что, дружочек, понравилось, кажется? - ухмыльнулся О'Келли.
Уже одетая - в пальто и шляпе - Диди через проход пробиралась к ним. Села рядом с О'Келли и, смешливо захлебываясь, что-то ему рассказывала на ухо.
Было неловко, что теперь она - одетая, и потом показалось: слишком громко смеется. Кембл отодвинулся, выставив подбородок - уселся прямой, непреложный, и упрямо слушал концерт на странном инструменте: одна струна, натянутая на швабре.
Зажгли полный свет. Диди повернулась к Кемблу:
- Послушайте, Кембл, правду говорит О'Келли, что вы никогда - что вы никогда... - взяла Кембла за руку и маленьким золотым карандашиком стала ему что-то писать на манжете.
"Что, если б моя мать..." - вспомнились Кемблу тончайшие извивающиеся губы, и он опять огляделся кругом, как будто леди Кембл могла быть здесь.
Но вместо леди Кембл - в ложе направо он увидел миссис Дьюли. Казалось, стекла ее пенсне блестели холодным блеском прямо на Кембла. Но это, очевидно, только казалось: блестя прямо на Кембла - миссис Дьюли не кланялась. Нет, очевидно, она не видала.
5. О ФАРФОРОВОМ МОПСЕ
Фарфоровый мопс обитал в № 72, в меблированных комнатах миссис Аунти. Постояльцы тут менялись каждую неделю - всякий раз, как в "Эмпайр" приезжало новое revue. Всегда стояли облака табачного дыма; по ночам кто-то плескался и хохотал в ванной; до полудня были опущены шторы в спальнях. Но фарфоровый мопс Джонни нимало этим не смущался и с высоты каминной полки взирал на жизнь с всегдашней своей хладнокровной и знающей улыбкой. Мопс Джонни принадлежал Диди - и обратно: Диди принадлежала мопсу Джонни. Они были неразлучными друзьями. И тем досадней, что у Кембла как-то сразу и без всякой видимой причины установились неважные отношения с Джонни.
- Послушайте, Кембл, отчего вы не любите моего Джонни? Посмотрите, он такой прелестно-безобразный. И он такой верный. И с ним можно делать что угодно...
У Кембла на коленях разложены бумаги: очень трудная задача - уговорить Диди взять деньги, которые так любезно предлагаются ей мистером Ллойд, бывшим мужем. У Кембла лоб собран мучительно.
- ...Мистер О'Келли находил бы, что вам деньги надо взять. И я не понимаю - почему...
- Послушайте, Кембл, а вы не находите: Джонни похож на мистера О'Келли? Оба они одинаково безобразно-милые, и такие умные, и одинаково улыбаются. Ну вот сядьте сюда - сбоку - посмотрите?
Прямой, несгибающийся, Кембл, как Будда, усаживался на ковер и сердито смотрел на Джонни. Но это было верно: мопс был - О'Келли, две капли воды. Медленно култыхаясь, и в самом смехе волоча какой-то груз, Кембл хохотал, раскатывался все больше, и уже Диди о другом - а его все не унять.
Оказывалось, что в Джонни есть нечто байроновское: в сущности - это до глубины разочарованное существо, потому и улыбается вечной улыбкой. Перед Джонни ставилась книжка в белом сафьяне - одна из немногих драгоценностей, которую Диди никогда не закладывала,- и Джонни читал, медленно и печально. Свет камина мерцал на мебели - лампы еще не зажжены; на полу белели забытые бумаги; отливал красным квадратный подбородок Кембла. Джонни читал...
Спохватывался Кембл, сердито вскакивал с ковра:
- Но все-таки должен же я сказать мистеру О'Келли, почему вы не хотите взять денег?
Белая книжка летела в угол, черная черта бровей вдруг зачеркивала мальчишеское лицо Диди - Диди кричала:
- Потому что я - я - я изменила мистеру Ллойд, поняли, нет? Почему изменила? Потому что была хорошая погода - и, пожалуйста, убирайтесь с своими бумагами! Джонни в десять раз вас умнее, он никогда не спрашивает...
Наутро, в конторе, Кембл жаловался - с нависшей по-ребячьи, обиженной губой:
- Она просто не слушает... Все со своим мопсом...
О'Келли ухмылялся - как мопс:
- Эх вы... Кембл вы эдакий! Нынче же вечером волоките ее ко мне: мы с ней живо расправимся...
Вечер был очень тихий. Чинно и тихенько, радуя взор, стояли в палисадниках стриженные под нулевой номер деревья - ряды деревянных солдатиков. Вероятно, был какой-нибудь праздник или просто специальная служба для детей, церковь Сент-Инох звонила, по одному перебирала колокола в одном и том же порядке - все вертели и вертели какую-то ручку и чинными рядами шли стриженые дети в белых воротничках.
Кембл и Диди остановились - пропустить шествие. Прошел последний беловоротничковый ряд, и из-за угла показался викарий Дьюли, сопровождаемый миссис Дьюли и секретарем Почетных Звонарей Мак-Интошем. Викарий шел, как полководец, он вел беловоротничковую армию ко спасению математически верным путем. Медленно перекладывал за спиной пальцы - отсчитывал что-то.
Кембл чувствовал себя немного неловко: он не был у Дьюли с того самого воскресенья, надо что-нибудь... надо подойти и сказать...
- Вы извините - я только на минутку... - Кембл оставил Диди у церковного заборчика и медленно заколыхался навстречу Дьюли. Упористо расставив ноги и смущенно глядя на квадратные башмаки, Кембл извинялся: ужасно занят у адвоката, как-то совершенно не было времени... Хрустально поблескивало пенсне миссис Дьюли, викарий сиял золотыми зубами и поглядывал искоса в сторону Диди: она стояла у заборчика и поигрывала тросточкой Кембла.
- Великолепный вечер! - радостно засвидетельствовал Кембл. Страдальчески сморщился. Пауза...
Выручил Мак-Интош. Он был общепризнан человеком оригинальным и глубокомысленным. В эту минуту он внимательно смотрел себе под ноги:
- Я всегда думаю: какая великая вещь культура. Вот например: тротуар. Нет, вы вдумайтесь: тротуар!
И тотчас звонкий смех - все с ужасом обернулись: эта молодая особа с тросточкой - смеялась. Эта молодая особа всегда была смешлива: теперь она опиралась на тросточку и тряслась, тряслась от смеха, трясла подстриженными кудряшками...
Дальше, в сущности, ничего не было особенного: просто миссис Дьюли обернулась и посмотрела на эту молодую особу - или, вернее, не на нее, а на церковный заборчик, к которому прислонилась особа. Миссис Дьюли посмотрела так, как будто эта особа была стеклянной, совершенно прозрачной.
Диди вспыхнула, что-то хотела сказать - что было бы уж, конечно, совершенно невероятно - но только вздернула плечами и быстро куда-то пошла...
А затем миссис Дьюли любезно протянула Кемблу руку - показалось, ее рука дрожит - или, может быть, это дрожала рука самого Кембла.
- До свидания, мистер Кембл. Все-таки надеемся скоро вас видеть... - И миссис Дьюли проследовала в церковь.
Это было неслыханно... у Кембла горели уши, во всю свою тяжелую прыть побежал за Диди, но она как провалилась сквозь землю: нигде ее не было...
Вечером, по окончании церковной службы, миссис Дьюли сидела с викарием в столовой и постукивала корешком книги:
- Ну что же - ваше принудительное спасение? Вы же видите, куда идет Кембл? На вашем месте я бы...
Викарий треугольником поднял брови: он положительно не узнавал миссис Дьюли, раньше она совершенно не интересовалась "Заветом Спасения". Викарий потирал руки: это хороший знак, это великолепно...
- Вы правы, дорогая: этим надо заняться. Конечно, конечно.
А в № 72 - камин покрывался пеплом, дергалось, трепыхалось под пеплом последнее тепло. На ковре лежала Диди и с нею фарфоровый мопс Джонни. Безобразная морда мопса была вся мокрая. На пороге стоял Кембл, страдальчески сморщившись: он пришел сказать Диди, что поведение ее странно по меньшей мере. И вот - нету слов, или мешает что-то, спирается вот тут, в горле. В сущности, ведь это нелепо...
Кембл старался построить силлогизм.