На следующее утро Арчер безуспешно рыскал по городу в поисках желтых роз. Из-за них он опоздал в контору, убедился, что никто этого не заметил, и его вдруг охватило отчаянье от сознания полнейшей тщеты всей своей жизни. Почему он сейчас не на песчаном пляже Сент-Огастина с Мэй Велланд? Относительно служебных обязанностей, которыми он якобы был обременен, решительно никто не обманывался. В старинных юридических фирмах вроде той, которую возглавлял мистер Леттерблер и которые занимались главным образом крупными земельными владениями и "консервативными" вложениями капитала, всегда числилось два-три молодых человека, состоятельных и нисколько не честолюбивых - по нескольку часов в день, сидя у себя за столами, они выполняли мелкие поручения или просто читали газеты. Хотя, по общему мнению, им следовало иметь занятие, все еще считалось, что грубое стяжательство унижает джентльмена, а юриспруденция - как одна из свободных профессий - дело для него более подходящее, нежели коммерция. Впрочем, никто из этих молодых людей не надеялся и даже вовсе не стремился по-настоящему преуспеть на своем поприще, и многие уже начинали зарастать плесенью нерадения.
При мысли, что и он, наверно, тоже зарастает плесенью, Арчер содрогнулся. Конечно, у него были еще и другие вкусы и интересы, он проводил свой отпуск, путешествуя по Европе, дружил с людьми, которых Мэй называла "умными", и вообще старался "не отставать от века", как он сам несколько мечтательно выразился в беседе с госпожою Оленской. Но во что превратится эта узкая полоска настоящей жизни после его женитьбы? Он видел слишком много молодых людей, которые предавались тем же мечтам - хотя, быть может, и менее пылко, чем он, - а потом, по примеру старших, постепенно погрязали в привычном однообразии и роскоши.
Из конторы он отправил с посыльным записку к госпоже Оленской, в которой спрашивал, может ли он посетить ее вечером, и просил послать ему ответ в клуб, но в клубе ничего не оказалось: назавтра никакого письма тоже не было. Это неожиданное молчание почему-то чрезвычайно его оскорбило, и на следующее утро, увидев в витрине цветочного магазина великолепный букет желтых роз, он им пренебрег. Только через два дня пришло по почте коротенькое письмо от графини Оленской. К его удивлению, оно было отправлено из Скайтерклиффа, куда ван дер Лайдены удалились, как только посадили герцога на пароход.
"Я убежала, - отрывисто, без всякого обращения начиналось письмо, - на следующий день после того, как мы виделись в театре, и эти добрые друзья меня приютили. Я хотела успокоиться и все обдумать. Вы были правы, когда говорили, что они очень добры; здесь я чувствую себя в полной безопасности. Я хотела бы, чтобы Вы были здесь с нами". Письмо она закончила обычным "искренне Ваша", ни словом не обмолвившись с дне возвращения.
Тон записки удивил молодого человека. От чего госпожа Оленская бежала и почему она нуждается в безопасности? Сначала он подумал о какой-то смутной угрозе из-за границы, потом ему пришло в голову, что он незнаком с ее эпистолярным стилем, который, возможно, отличается живописными преувеличениями. Женщины всегда преувеличивают, к тому же она не слишком свободно владеет английским языком и речь ее часто звучит как перевод с французского. "Je me suis évadée" - выраженная в такой форме первая фраза письма могла просто означать желание избавиться от скучных приглашений, что, по всей вероятности, вполне соответствовало действительности, - он считал, что она капризна и развлечения быстро ей надоедают.
Забавно, что ван дер Лайдены привезли ее в Скайтерклифф во второй раз и притом на неопределенное время. Двери Скайтерклиффа открывались для гостей редко и со скрипом, и самое большее, на что могли рассчитывать те, кто удостоился этой чести, был зябкий уик-энд. Будучи последний раз в Париже, Арчер видел прелестную пьесу Лабиша "Путешествие мосье Перришона", и ему вспомнилась упорная и неотвязная преданность мосье Перришона юноше, которого он вытащил из ледника. Участь, от которой ван дер Лайдены спасли госпожу Оленскую, была почти такой же ледяной, и, хотя для симпатии к ней у них имелось много других причин, Арчер знал, что в основе их всех лежит мягкая, но вместе с тем твердая решимость во что бы то ни стало ее спасти.
Он был немало разочарован, узнав, что она уехала, и почти тотчас вспомнил, что всего лишь накануне отказался от приглашения провести воскресенье у Реджи Чиверсов, несколькими милями ниже по течению Гудзона.
Он давно уже пресытился шумным весельем в Хайбенке, где они всей компанией ездили на санках и на буерах, катались с гор, совершали далекие пешие прогулки по снегу и развлекались невинным флиртом и еще более невинными розыгрышами. Он только что получил от знакомого книгопродавца из Лондона ящик новых книг и предпочитал спокойно провести воскресный день дома, наслаждаясь своей добычей. Но теперь он пошел в библиотеку клуба, торопливо набросал телеграмму и велел слуге немедленно ее отправить. Он знал, что миссис Чиверс не сердится, когда ее гости внезапно меняют свои планы, и что в ее "резиновом" доме всегда найдется лишняя комната.
15
Ньюленд Арчер приехал к Чиверсам в пятницу вечером, а в субботу добросовестно выполнил весь ритуал хайбенковского уик-энда. Утром он прокатился на буере с хозяйкой и некоторыми наиболее закаленными гостями, днем совершил с Реджи "обход фермы" и прослушал в его усовершенствованной конюшне пространную обстоятельную лекцию на тему "лошадь", после чая поболтал у горящего камина с молодой девицей, которая призналась, что своей помолвкой он разбил ей сердце, но теперь горела нетерпением сообщить ему о своих собственных матримониальных планах, и наконец и полночь помог засунуть в кровать одного из гостей золотую рыбку, затем, переодетый вором, забрался в ванную комнату нервной тетушки, а на рассвете участвовал в битве подушками, которая разгорелась по всему дому, от подвала до детской. Однако в воскресенье после завтрака он нанял двухместные санки и поехал в Скайтерклифф.
Людям всегда внушали, что дом в Скайтерклиффе - итальянская вилла. Те, кому не довелось побывать в Италии, этому верили; некоторые из тех, кто там бывал, верили тоже. Мистер ван дер Лайден построил этот дом в молодости, когда вернулся из своего первого путешествия по Европе и собирался жениться на мисс Луизе Дэгонет. Это было большое прямоугольное деревянное строение, обшитое шпунтовыми досками, выкрашенное в бледно-зеленый и белый цвет, с коринфским портиком и желобчатыми пилястрами между окон. С пригорка, на котором он стоял, террасы, окаймленные балюстрадами и урнами, точь-в-точь как на гравюре, спускались к озерцу неправильной формы с асфальтовым парапетом, осененным диковинными плакучими хвойными деревьями. Справа и слева знаменитые газоны без сорняков, по которым тут и там были разбросаны по одному "образцовые" деревья различных пород, уходили вдаль, к травянистым лугам, обнесенным затейливой чугунной оградой, а внизу, в лощине, притулился четырехкомнатный каменный домик, который первый пэтрун выстроил на земле, дарованной ему в 1612 году.
На фоне ровного заснеженного луга и серого зимнего неба "итальянская вилла" казалась довольно угрюмой; она даже летом держалась надменно, и самые дерзкие клумбы с колеусом никогда не осмеливались больше чем на тридцать футов приблизиться к ее устрашающему фасаду. Теперь, когда Арчер дернул звонок, долгое звяканье прозвучало словно эхо в мавзолее, а явившийся в конце концов дворецкий был так удивлен, словно пробудился от вечного сна.
К счастью, Арчер приходился сродни хозяевам и потому, несмотря на всю неожиданность его визита, ему любезно сообщили, что графини Оленской нет дома, она как раз три четверти часа тому назад отправилась с миссис ван дер Лайден к обедне.
- Мистер ван дер Лайден дома, сэр, - продолжал дворецкий, - но у меня такое впечатление, что он либо еще дремлет, либо читает вчерашнюю "Ивнинг пост". Сегодня утром, возвратясь из церкви, он говорил, что после завтрака намеревается просмотреть "Ивнинг пост". Если вам угодно, сэр, я могу подойти к дверям библиотеки и послушать…
Арчер поблагодарил его, сказав, что пойдет встречать дам, и дворецкий с нескрываемым облегчением величественно затворил за ним дверь.
Конюх отвел санки на конюшню, и Арчер отправился через парк к большой дороге. До деревушки Скайтерклифф было всего полторы мили, но он знал, что миссис ван дер Лайден никогда не ходит пешком и, чтобы встретить экипаж, надо выйти на дорогу. Спускаясь по тропинке, ведущей к большой дороге, он заметил изящную фигурку в красной пелерине. Впереди бежала большая собака. Он прибавил шагу, и вскоре возле него с радостной улыбкой остановилась госпожа Оленская.
- О, вы приехали! - воскликнула она, вынимая руку из муфты.
В красной пелерине она выглядела оживленной и веселой, как прежняя Эллен Минготт, и, взяв ее руку, Арчер засмеялся и сказал:
- Я приехал узнать, от чего вы бежали. Лицо ее затуманилось, но она ответила:
- Скоро вы сами увидите. Слова эти озадачили Арчера.
- То есть как - вы хотите сказать, что вас догнали? Пожав плечами - совсем как Настасий - она небрежно проговорила:
- Пойдемте? Я так замерзла после проповеди. Да и не все ли равно от чего, раз вы здесь, чтобы меня защитить.
Кровь прилила ему к вискам, и он ухватился за полу ее пелерины.
- Эллен, что случилось? Вы должны мне сказать.
- Да, да, сейчас, но сначала побежим наперегонки, а то у меня ноги примерзают к земле! - воскликнула она и, подобрав пелерину, пустилась бегом по снегу, а пес с задорным лаем поскакал рядом. С минуту Арчер смотрел ей вслед, восхищенный вспышками красного метеора на фоне снега, потом бросился вдогонку, и оба, тяжело дыша, со смехом сошлись у калитки, ведущей в парк.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
- Я знала, что вы приедете.
- Значит, вы этого хотели, - ответил он, охваченный безрассудным весельем. Опушенные белизной деревья таинственно мерцали в ясном воздухе, и, шагая по снегу, оба, казалось, слышали, как поет у них под ногами земля.
- Откуда вы? - спросила госпожа Оленская. Ответив на ее вопрос, он добавил:
- Я приехал потому, что получил вашу записку. Помолчав, она с еле заметным холодком в голосе проговорила:
- Это Мэй просила вас обо мне позаботиться?
- Меня не нужно было об этом просить.
- Неужели я кажусь настолько беспомощной и беззащитной? Какой несчастной вы, наверно, все меня считаете! Зато здешние женщины, кажется, никогда ни в чем не нуждаются - словно ангелы на небесах.
- Что вы хотите этим сказать? - понизив голос, спросил он.
- Ах, не задавайте мне вопросов! Мы с вами говорим на разных языках, - с досадой бросила она.
Слова эти подействовали на него как пощечина, и он остановился, глядя на нее сверху вниз.
- Зачем мне тогда было приезжать, если я не понимаю вашего языка?
- О, друг мой! - Она легонько коснулась рукою его плеча, и он с мольбою в голосе спросил:
- Эллен, почему вы не хотите рассказать мне, что случилось?
Она пожала плечами.
- Разве на небесах что-нибудь когда-нибудь случается?
Он ничего не ответил, и некоторое время они шли молча. Наконец она проговорила:
- Я расскажу вам, но где же, где, где, где? В этом огромном пансионе для благородных девиц никто не может ни на минуту остаться один, все двери настежь, и прислуга беспрестанно приносит вам либо чай, либо полено для камина, либо газету! Неужели во всей Америке не найдется дома, где человек может побыть наедине с самим собой? Вы так робки и в то же время так открыты посторонним взорам. У меня все время такое чувство, будто я опять попала в монастырь или стою на сцене перед публикой, убийственно вежливой публикой, которая никогда не аплодирует.
- Мы вам просто не нравимся! - вырвалось у Арчера.
Они проходили мимо домика старого пэтруна, с его приземистыми стенами и маленькими квадратными оконцами. Ставни были открыты, и сквозь только что вымытые стекла Арчер увидел горящий в очаге огонь.
- Как, дом открыт! - сказал он. Она остановилась.
- Это только на сегодня. Я хотела его посмотреть, и мистер ван дер Лайден велел затопить камин и открыть окна, чтобы мы утром могли зайти сюда на обратном пути из церкви. - Она взбежала по ступенькам и потянула дверь. - Она еще отперта - как нам повезло! Зайдемте, и мы сможем спокойно поговорить. Миссис ван дер Лайден поехала в Райнбек навестить своих старых тетушек, и еще по меньшей мере час нас никто не хватится.
Он последовал за нею в узкий коридор. Настроение, которое от ее последних слов безнадежно упало, теперь, вопреки здравому смыслу, снова поднялось. Уютный домик, казалось, был, как по волшебству, создан специально для них. Деревянные панели и медные украшения блестели в свете большого кухонного очага, в котором все еще теплились угли, а над ними, на старинном кронштейне, висел чугунный котелок. Кресла с плетеными тростниковыми сиденьями стояли друг против друга перед кафельной печью, на стенных полках красовались тарелки из дельфтского фаянса. Арчер нагнулся и подбросил в огонь полено.
Госпожа Оленская сняла пелерину и уселась в кресло. Арчер прислонился к очагу и посмотрел на нее.
- Сейчас вы смеетесь, но, когда вы мне писали, вы чувствовали себя несчастной, - сказал он.
- Да. - Она помолчала. - Но я не могу чувствовать себя несчастной, когда вы здесь.
- Я пробуду здесь недолго, - возразил он. Ему стоило такого труда сказать только это и ничего больше, что от усилия у него застыли губы.
- Да, конечно. Но я недальновидна, я живу минутой счастья.
Слова эти прокрались к нему в сердце как соблазн, и, чтобы закрыть им доступ к своим чувствам, он подошел к окну и принялся разглядывать черные стволы деревьев на фоне снега. Ему почудилось, будто госпожа Оленская тоже передвинулась и он, стоя к ней спиной, видит, что она стоит между деревьями и, наклонясь к огню, улыбается своею слабою улыбкой. Сердце Арчера невольно забилось. А вдруг она бежала именно от него, и, чтобы сказать ему об этом, ждала, когда они останутся одни в этой уединенной комнате?
- Эллен, если я действительно могу вам помочь, если вы действительно хотели, чтобы я приехал, скажите мне, что случилось и от чего вы бежали, - настаивал он.
Он произнес это не двигаясь с места, даже не обернувшись, чтобы на нее посмотреть: если этому суждено Произойти, пусть происходит именно так, когда их разделяет вся комната, а глаза его все еще прикованы к снегу за окном.
Прошла долгая минута, прежде чем она заговорила, и за эту минуту Арчер представил себе, чуть ли не услышал, как она подходит к нему сзади и легкими руками обвивает ему шею. Пока он, трепеща душой и телом, ждал этого чуда, глаза его машинально отметили появление человека в тяжелой шубе с поднятым меховым воротником, который по тропинке приближался к дому. Это был Джулиус Бофорт.
- А! - расхохотался Арчер.
Госпожа Оленская вскочила, подбежала к нему, схватила его за руку, но, бросив взгляд в окно, побледнела и отпрянула.
- Так вот оно что! - насмешливо произнес Арчер.
- Я не знала, что он здесь, - прошептала госпожа Оленская. Рука ее все еще крепко держала руку Арчера, но он вырвался, выскочил в коридор и распахнул входную дверь.
- А, Бофорт! Идите сюда. Госпожа Оленская вас ждет, - сказал он.
Возвращаясь утром в Нью-Йорк, Арчер с утомительной яркостью вновь пережил последние минуты в Скайтерклиффе.
Бофорт, явно разозленный тем, что застал его у госпожи Оленской, все же, по своему обыкновению, и глазом не моргнул. От его манеры игнорировать тех, чье присутствие ему мешало, люди, способные это почувствовать, начинали казаться самим себе чем-то невидимым, несуществующим. Когда они втроем шли по парку, Арчера не оставляло это странное ощущение бестелесности, которое, уязвляя его самолюбие, давало ему, однако, призрачное преимущество все замечать, оставаясь незамеченным.
Бофорт вошел в домик с присущей ему небрежной самоуверенностью, но улыбка не могла стереть вертикальную морщину между его бровей. Было совершенно ясно, что госпожа Оленская не знала о его приезде, хотя в разговоре с Арчером и намекала на такую возможность; во всяком случае, уезжая из Нью-Йорка, она, очевидно, не сказала Бофорту, куда она едет, и ее непонятное исчезновение вывело его из себя. Приехал он якобы потому, что накануне нашел "изумительный домик" - он еще не объявлен к продаже, и именно то, что ей надо. Если она его не купит, его тотчас же перехватят. Бофорт осыпал ее шутливыми упреками по поводу дурацкого положения, в которое она поставила его своим бегством как раз в ту самую минуту, когда этот домик ему попался.
- Если бы эта хитроумная штуковина с проволокой, по которой можно разговаривать, была бы хоть чуточку лучше, я мог бы сообщить вам все это из города, и теперь сидел бы себе в клубе, поджаривая пятки у камина, вместо того чтобы гоняться за вами по снегу, - ворчал он, скрывая подлинную досаду под притворной, и госпожа Оленская, воспользовавшись случаем, заговорила о фантастическом открытии, которое в один прекрасный день позволит людям беседовать друг с другом, находясь не только на разных улицах, но даже - невероятная мечта! - в разных городах. Это напомнило всем троим Эдгара По, Жюля Верна и другие банальности, естественно слетающие с уст даже самых просвещенных людей, когда они от нечего делать болтают об изобретениях, поверить в осуществление которых было бы просто наивно, и эта тема благополучно привела их обратно к дому.
Миссис ван дер Лайден еще не вернулась, и Арчер, откланявшись, отправился за своими санями, между тем как Бофорт последовал за графиней Оленской в дом. Хотя ван дер Лайдены отнюдь не поощряли незваных гостей, он вполне мог рассчитывать, что его пригласят обедать и отвезут на станцию к девятичасовому поезду, однако не более того - они и помыслить не могли, что джентльмен, путешествующий без багажа, пожелает остаться на ночь, а предложить это человеку, с которым они находились далеко не в сердечных отношениях, хозяевам просто претило.
Бофорт все это знал и наверняка предвидел, и лишь крайнее нетерпение могло заставить его пуститься в столь далекий путь в надежде на столь ничтожную награду. Он, несомненно, преследовал графиню Оленскую, а, преследуя хорошеньких женщин, Бофорт имел в виду одну лишь цель. Его скучный бездетный Дом давно уже ему приелся, и он, вдобавок к более долговременным утешениям, постоянно искал любовных приключений в своем кругу. Так вот от кого госпожа Оленская бежала, и вопрос состоял лишь в том, бежала ли она потому, что ей надоела его назойливость, или же потому, что не была уверена в своей способности ему противостоять, если, конечно, ее разговоры о бегстве не были просто обманом, а отъезд - всего лишь хитрым маневром.