- С удовольствием готов прочесть все, что она настряпала, - ответил я, будучи - черт, как это называется по-испански? - афи-кто-то остросюжетного чтива. Кажется, афишинадо. - Особенно если там парочка-другая трупов. Стало быть, мы установили, что в числе ваших постояльцев числятся миссис Артроуз и ее сын Уилберт. Кто еще?
- Леди Уикем с дочерью Робертой.
Я пошатнулся, словно чья-то невидимая рука нанесла мне удар под ложечку.
- Как? Бобби Уикем? Только этого не хватало!
- Что это ты так всполошился? Ты ее знаешь?
- Еще бы мне ее не знать!
- А, понимаю. Она что, из легиона девиц, с которыми ты когда-то был помолвлен?
- Не совсем. Формально мы не были помолвлены. Но лишь потому, что она не захотела пойти мне навстречу.
- То есть дала от ворот поворот.
- Слава Богу, да.
- Почему слава Богу? По-моему, очень эффектная барышня.
- Согласен, ее внешность не оскорбляет глаз.
- Красавица.
- Совершенно справедливо, но разве красота - все? Душа, по-вашему, не в счет?
- А что, по части души имеются претензии?
- Увы. Душа на уровне гораздо ниже среднестатистического. Могу вам сказать, что… Впрочем, довольно об этом. Зачем бередить раны.
Я мог бы назвать не менее сотни причин, по которым любой разумный индивид, пекущийся о своем душевном покое, предпочтет держаться подальше от вышеупомянутой рыжеволосой фурии, но это заняло бы слишком много времени, а мне не терпелось вернуться к мармеладу. Скажу лишь, что я давно уже очнулся от гипноза и всецело осознал, что, отклонив мое предложение прошествовать к алтарю в стае подружек невесты, юная леди оказала мне неоценимую услугу, и вот почему.
Когда тетя Далия назвала этого беса в юбке красавицей, она ничуть не погрешила против истины. В самом деле, ее внешняя оболочка того сорта, что заставляет случайного наблюдателя качнуться на каблуках и присвистнуть от восхищения. Но, обладая глазами, сияющими, как звезды, волосами оттенка спелой вишни, неотразимым шармом, espieg-lerie и прочими необходимыми аксессуарами, Б. Уикем сочетает с ними непредсказуемость бомбы с часовым механизмом. Находясь в ее обществе, постоянно испытываешь тоскливое чувство, что вот-вот все с треском полетит к чертовой бабушке. Никогда не знаешь, что она может выкинуть и в какую невообразимую передрягу влипнешь по милости ее легкомыслия.
- Мисс Уикем недостает серьезности, сэр, - предостерег меня Дживс, когда моя любовная лихорадка была в самом разгаре, - она ветрена и легкомысленна. Я бы не рискнул рекомендовать кому бы то ни было в качестве спутницы жизни юную леди с рыжими волосами столь яркого оттенка.
И он, как всегда, был прав. Я уже рассказывал, как она подговорила меня прокрасться в спальню сэра Родерика Глоссопа и проткнуть шилом его грелку, и это еще цветочки по сравнению с другими ее выходками. Короче говоря, Роберта, дочь покойного сэра Катберта и леди Уикем из Скелдингс-Холла, Хартс - сущий динамит, и всякому, мечтающему о спокойной жизни, лучше держаться от нее подальше. Перспектива оказаться с ней под одной крышей, при всех тех возможностях, которые загородный дом предоставляет изобретательной девушке, чтобы втянуть своих друзей и близких в очередную заваруху, породила у меня серьезные сомнения и чуть было не заставила отказаться от поездки.
Не успел я оправиться от этого удара, как престарелая родственница нанесла следующий, и это был чистый нокдаун.
- И еще у нас гостит Обри Апджон со своей падчерицей Филлис Миллс, - сказала она. - Такая вот компания. Что с тобой? У тебя астма?
Очевидно, она спросила про астму, услышав хриплый стон, который сорвался с моих губ, и должен сознаться, что он весьма походил на предсмертный крик подстреленной дикой утки. Впрочем, такая моя реакция была вполне оправданной. Человек с более слабыми нервами взвыл бы на моем месте, как пожарная сирена. На ум пришли слова, которые сказал мне как-то Селедка. "Знаешь, Берти, - сказал он, находясь в философическом настроении, - нам с тобой есть за что благодарить судьбу. Как бы ни была сурова к нам жизнь, есть одна мысль, которая должна нас укреплять и поддерживать во всех наших невзгодах. Пусть над нашими головами сгущаются тучи и тьма скроет полуденное солнце; пусть в ботинке вылезет гвоздь или мы угодим под дождь без зонтика; спустившись к завтраку, мы можем обнаружить, что кто-то съел последнее яйцо всмятку; но при всем этом у нас всегда есть утешение, что мы никогда больше не увидим этого кровопийцу Обри Апджона. Вспоминай об этом в минуты уныния", - сказал он, и я всегда свято следовал его совету. И вдруг сейчас этот прохвост снова всплывает в моей жизни. Тут самый мужественный человек затрубит умирающим селезнем.
- Обри Апджон? - дрожащим голосом спросил я. - Тот самый Обри Апджон?
- Именно. После того как ты сбежал из его каталажки, он женился на Джейн Миллс, моей подруге и обладательнице крупного состояния. Она умерла, у нее осталась дочь, моя крестница. Апджон вышел в отставку и занялся политикой. По последним слухам, местные политиканы собираются выдвинуть его кандидатом консерваторов от Маркет-Снодсбери на следующих дополнительных выборах. Тебе, наверное, любопытно будет снова с ним повидаться. Или, может, ты боишься?
- Разумеется, нет. Нас, Вустеров, не так легко запугать. Но какого дьявола вы пригласили его в "Бринкли"?
- Я и не приглашала. Мне хотелось повидать Филлис, а он сам навязался.
- Надо было его выставить.
- Духу не хватило.
- Слабеете, тетушка, слабеете…
- Кроме того, он мне нужен. Будет вручать призы школьникам в Маркет-Снодсбери. Нас, как всегда, известили в последнюю минуту, нужно произнести речь об идеалах и о взрослом мире, который ждет этих шалопаев за порогом школы, а Апджон идеально подходит для этой роли. Мне кажется, он превосходный оратор. Правда, он двух слов не свяжет, если у него с собой нет готового текста. Он называет это "свериться с тезисами". Мне Филлис рассказала. Она сама ему их перепечатывает.
- Это уж совсем неприлично, - сурово сказал я. - Я, например, никогда не поднимался выше исполнения "Свадебной песни пахаря" на сельских концертах, но, прежде чем предстать перед публикой, неизменно выучиваю текст назубок. Хотя в "Свадебной песне", если забыл слова, можно просто без конца повторять "Гоп-гоп-гоп, гей-гей-гей, еду к суженой своей". Короче говоря…
Я бы еще долго развивал эту тему, но тетка сказала, чтобы я перестал болтать вздор и, любезно велев не разевать по дороге рот, дала отбой.
Глава II
Я шел обратно к столу, и ноги у меня были, как ватные. Да, видать компания там подобралась неслабая. Одной Бобби Уикем хватило бы за глаза и за уши, с ее талантом баламутить всё и вся и, что ни день, затевать новые авантюры, способные повергнуть в хаос весь цивилизованный мир. А тут еще Обри Апджон - нет, это явный перебор. Не знаю, заметил ли Селедка на моем лице "налет мысли бледной", как любит выражаться Дживс. Скорее всего - не заметил, потому что он в этот миг был всецело поглощен тостами с мармеладом, но упомянутый налет несомненно на моем лице присутствовал. И, как это нередко случалось прежде, я вдруг ощутил на себе дыхание рока. Конечно, я не мог сказать, в какую именно форму отольется на сей раз его карающая воля, но внутренний голос шепнул мне, что Бертрам уже отмечен его печатью и в ближайшем будущем получит поддых.
- Тетя Далия звонила, - сказал я.
- Дай ей Бог здоровья, - сказал Селедка. - Достойнейшая из достойных. При цитировании ссылаться на источник разрешается. Никогда не забуду счастливые дни, проведенные в "Бринкли". С удовольствием бы снова напросился на приглашение - готов посетить ее в любое удобное для нее время. Она что, в Лондоне?
- Сегодня возвращается в "Бринкли".
- Надеюсь, мы успеем до отвала накормить твою любимую родственницу.
- Нет, она уже приглашена на обед. Будет щипать траву в обществе сэра Родерика Глоссопа, он специалист по психам. Ты ведь с ним не знаком?
- Нет, но ты мне про него рассказывал. Кошмарный тип, насколько я понял.
- Кошмарнее не бывает.
- Это он обнаружил у тебя в спальне двадцать четыре кошки?
- Двадцать три, - поправил я. Во всем люблю точность. - И это были не мои кошки. Их туда притащили мои кузены, Клод и Юстас. Но объяснить присутствие кошек в спальне оказалось не так-то просто. Глоссоп совсем не умеет слушать. Надеюсь, уж его-то я в "Бринкли" не встречу.
- А ты что, едешь в "Бринкли"?
- Завтра днем.
- Счастливчик.
- Ты думаешь? Я в этом далеко не уверен.
- Да ты спятил! Вспомни Анатоля! Вспомни его ужины! Слышал про Пери, что - безутешная - стоит у ворот Эдема?
- Дживс что-то рассказывал.
- Именно такие чувства испытываю я, когда вспоминаю ужины в исполнении Анатоля. Представлю, что он по-прежнему ежедневно творит чудеса, а меня там нет, и готов разрыдаться. Ты сам не понимаешь своего счастья. "Бринкли-Корт" - это рай на земле.
- Во многих отношениях действительно рай, но в настоящее время жизнь там имеет и целый ряд недостатков. Одно из тех мест, "где так совершенна природа, но низок и подл человек". Угадай, кто сейчас гостит в этом вертепе? Обри Апджон.
Видно было, что он потрясен. Глаза его широко раскрылись, недоеденный кусок тоста выпал из внезапно ослабевших рук.
- Тот самый Апджон? Ты шутишь!
- Ничуть. Он, собственной персоной. А ведь не далее как вчера ты пытался поддержать мой боевой дух заверениями, что я никогда больше его не увижу. "Пусть над нашими головами сгущаются тучи…", помнится, говорил ты…
- Но как его занесло в "Бринкли"?
- Именно этот вопрос я задал моей дражайшей родственнице, и она представила объяснение, которое вполне удовлетворяет имеющимся фактам. Оказывается, после того как мы сделали ему ручкой, он женился на тетушкиной подруге, некой Джейн Миллс, и получил в придачу падчерицу, Фил-лис Миллс, а Филлис Миллс - крестная дочь тетушки Далии. Тетя пригласила юную Миллс в "Бринкли", ну и Апджон решил заодно прокатиться.
- Теперь понятно. Неудивительно, что ты дрожишь, как осиновый лист.
- Не совсем, как лист… Впрочем, ты прав - ощущение похожее. Как вспомнишь этот его рыбий взгляд…
- И широкую бритую верхнюю губу. Не слишком приятная перспектива - любоваться на это уродство за обеденным столом. А вот Филлис тебе понравится.
- Ты с ней знаком?
- Мы встречались в Швейцарии, на прошлое Рождество. Передай ей от меня большущий привет, ладно? Славная девушка, хотя умом не блещет. Никогда не говорила, что имеет отношение к Апджону.
- Ничего удивительного - любой нормальный человек постарается такое скрыть.
- Уж это точно. Все равно что быть в кровном родстве с отравителем Цезарем Борджиа. Какими ужасными помоями он нас кормил, когда мы отбывали срок в Малверн-Хаусе!
Помнишь сосиски по воскресеньям? А вареную баранину с каперсами?
- А маргарин? Кстати, о маргарине - нелегко будет смотреть, как он набивает себе брюхо лучшим сливочным маслом в Англии. Скажите, Дживс, - спросил я, когда тот снова возник в комнате, чтобы прибрать со стола, - вам ведь не доводилось посещать приготовительную школу на южном побережье Англии?
- Нет, сэр, я получил частное образование.
- Тогда вам нас не понять. Мы с мистером Сельдингом вспоминаем нашего учителя в приготовительной школе, Обри Апджона, магистра гуманитарных наук. Кстати, Селедка, тетя Далия мне о нем такое рассказала, мне бы сроду в голову не пришло: стыд, позор, все мыслящее человечество с презрением от него отвернется. Помнишь прочувствованные речи, с которыми он обращался к нам в конце каждого семестра? Так вот, он никогда бы не смог их произнести, если бы перед ним не лежал полный машинописный текст, и он его просто нам зачитывал. Без этих тезисов - как он их называет - он абсолютно беспомощен. Отвратительно, как вы считаете, Дживс?
- Насколько мне известно, многие ораторы испытывают те же затруднения.
- Вы слишком снисходительны, Дживс, слишком… Вам следует бороться с таким мягкотелым мировоззрением. Впрочем, я вспомнил про Апджона потому, что он снова возник в моей жизни, вернее, вот-вот возникнет. Он сейчас гостит в "Бринкли", а завтра туда собираюсь я. Мне только что звонила тетя Далия, просит приехать. Вы не могли бы собрать мне все, что требуется?
- Хорошо, сэр.
- Когда вы отправляетесь в этот ваш Херн-Бей?
- Хотел уехать сегодня, утренним поездом, сэр, но если вам удобнее, чтобы я задержался до завтра…
- Нет-нет, можете ехать, когда хотите. А что смешного? - спросил я, когда Дживс закрыл за собой дверь, потому что Селедка беззвучно давился от смеха. Это не так-то просто, когда рот у тебя набит тостами с мармеладом, но он умудрился.
- Я думал об Апджоне, - сказал он.
Я был поражен. Совершенно невероятно, чтобы человек, некогда учившийся в Малверн-Хаусе, Брамли-он-Си, мог смеяться, пусть и беззвучно, вспоминая об этом прохвосте. Все равно что смеяться над инопланетными монстрами, которым нас в последнее время пугают с киноэкрана.
- Завидую я тебе, Берти, - продолжал он, по-прежнему давясь от смеха. - Тебя ждет фантастическое удовольствие. Ты будешь присутствовать на завтраке в тот день, когда Апджон раскроет свежий номер "Рецензий по четвергам" и начнет просматривать рубрику, посвященную литературным новинкам. Должен тебе сказать, что среди книг, которые поступили к нам в редакцию, было и его сочинение - тоненькая брошюрка, в которой он превозносит роль приготовительных школ. Годы, которые мы провели в его школе, пишет он в этой книжонке, не только способствовали формированию гармоничных личностей, но и были самыми счастливыми в нашей жизни.
- Вот гад!
- Ему и в голову не приходило, что его детище попадет на рецензию к бывшему каторжанину из Малверн-Хауса. Послушай меня, Берти, это необходимо знать всякому молодому человеку. Не будь подонком: сколько бы подонок ни благоденствовал, все до поры до времени. Рано или поздно придет час расплаты. Вряд ли необходимо говорить тебе, что я камня на камне не оставил от омерзительной брошюрки. Мысль о воскресных сосисках наполняла мою душу праведным гневом Ювенала.
- Гневом кого?
- Неважно, ты его не знаешь. Давным-давно умер. Я ощутил прилив творческих сил. Обычно на подобную книгу я отвожу полторы строчки в колонке "Последние новинки", но этой я посвятил шестьсот слов вдохновеннейшей прозы. Вот почему я считаю, что тебе сказочно повезло - ведь ты сможешь увидеть его физиономию, когда он будет их читать.
- С чего ты так уверен, что он их прочтет?
- Он наш подписчик. В разделе "Нам пишут читатели" было опубликовано его письмо, где он особо подчеркивает, что много лет выписывает наш журнал.
- А ты подписал заметку?
- Нет. Главный не любит, когда такая мелкая сошка, как я, пытается вписать свое имя в скрижали.
- И что, ты его там здорово отделал?
- По первое число. Так что внимательно следи за ним во время завтрака. Интересно, как он будет реагировать. Готов поспорить, краска стыда и раскаяния на его щеках зардеет.
- Тут есть одна загвоздка - в "Бринкли" я никогда не спускаюсь к завтраку. Но ради такого случая готов на любые жертвы.
- Да уж, постарайся. Увидишь - дело того стоит, - сказал Селедка, и вскоре ускакал добывать в поте лица свой хлеб насущный.
Минут через двадцать в комнату вошел Дживс со шляпой в руках, чтобы попрощаться. Торжественный миг, требующий огромного самообладания от нас обоих. Нам удалось сохранить присутствие духа и даже переброситься парой шутливых фраз. Когда он уже был в дверях, мне вдруг пришло в голову, что он может что-то знать - по своим каналам - про этого Уилберта Артроуза, о котором упоминала тетя Далия. Как мне уже не раз доводилось убедиться, Дживс знает всё обо всех на свете.
- Еще полсекунды, Дживс, - сказал я.
- Сэр?
- Забыл спросить. Штука в том, что среди приглашенных в "Бринкли" будет некая миссис Хомер Артроуз, жена американского толстосума, и ее сын Уилберт, известный более как Уилли, и это имя - Уилли Артроуз - вызывает какой-то смутный отклик в струнах. Оно почему-то ассоциируется у меня с нашими поездками в Нью-Йорк, но в какой связи - понятия не имею. А вам оно ни о чем не говорит?
- Говорит, сэр. Об этом джентльмене часто пишут бульварные нью-йоркские газеты, особенно в разделе, который ведет мистер Уолтер Уинчел. Обычно он проходит там под кличкой Бродвейский Уилли.
- Ну, разумеется. Да-да, припоминаю. Таких молодцов называют плейбоями.
- Совершенно верно, сэр. Он славится своими экстравагантными выходками.
- Ну вот, теперь окончательно вспомнил. Этот тип имеет обыкновение приносить в ночные клубы бомбы со зловонным газом, что, на мой взгляд, все равно что возить уголь в Ньюкасл, а когда получает деньги по чеку в банке, то сует кассиру под нос "кольт" со словами "Спокойно, это ограбление".
- И еще… Нет, сэр, сожалею… выскользнуло из памяти.
- Что выскользнуло?
- Так, незначительная подробность, сэр, касающаяся мистера Артроуза. Если вспомню, я вам сообщу, сэр.
- Да, пожалуйста. Хотелось бы иметь полную картину. Ах, черт!
- Сэр?
- Нет, ничего. Просто вдруг пришло в голову… Хорошо, Дживс, отчаливайте, не то на поезд опоздаете. Желаю вам крупных креветок, да побольше. Теперь я скажу вам, что именно мне пришло в голову. Я уже говорил, как мало меня вдохновляет перспектива проживания в одном доме с Бобби Уикем и Обри Апджоном, ведь никому неведомо, какие плоды принесет такое соседство. Когда же я представил, что в дополнение к этим двум обормотам, мне придется постоянно находиться бок о бок с нью-йоркским плейбоем, у которого явно не все дома, я стал думать, что этот визит не для хрупкого здоровья Бертрама, и почувствовал искушение послать телеграмму с извинениями и никуда не ехать.
Потом вспомнил кулинарные изыски Анатоля и вновь укрепился духом. Кто хоть раз их вкусил, не в состоянии добровольно лишить себя деликатесов этого волшебника. Какие бы душевные муки ни были уготованы мне в "Бринкли-Корте", пребывание там даст возможность насладиться паштетом из гусиных печенок, вымоченных в шампанском, и мечтой гурмана из цыплят "Маленький герцог". Но ловушки, но каверзы, которые ждут меня в вустерширской глухомани! Что греха таить, при мысли о них я почувствовал себя очень неуютно, и, когда я закуривал утреннюю сигарету, рука моя заметно дрожала.