- Если открыть окно, Гасси сможет сюда спрыгнуть. Тетя Далия схватила идею на лету.
- Сеппингс, как открывается окно?
- С помощью шеста, мадам.
- Принесите шест! Два шеста! Десять шестов!
Вскоре Гасси присоединился к нашей компании. Пользуясь расхожим газетным выражением, замечу, что несчастный глубоко осознавал свою вину.
Должен сказать, ни взгляд, ни поза тети Далии отнюдь не способствовали тому, чтобы к бедному придурку вернулось самообладание. От дружелюбия, которое она источала, когда мы с ней за фруктовым салатом обсуждали речь Гасси, не осталось и следа, поэтому я не удивился, что у него язык прилип к гортани. Тетя Далия, с неизменным добродушием воодушевлявшая на подвиг свору гончих, редко дает волю гневу, но когда такое случается, даже отчаянные смельчаки, опережая друг друга, карабкаются на деревья.
- Ну?! - сказала она.
В ответ Гасси только сдавленно пискнул.
- Ну?!!
Лицо у тети Далии потемнело. Охота, если не отказывать себе в этом удовольствии много лет, обычно придает лицу весьма насыщенный цвет, и самые преданные тетушкины друзья не посмели бы отрицать, что даже в благостные минуты ее лицо напоминает переспелую клубничину. Но такой густо-красной я тетю Далию еще никогда не видел. Сейчас она была похожа на помидор, который желает во весь голос заявить о себе.
- Ну?!!
Гасси старался изо всех сил. На мгновение мне показалось, что он вот-вот заговорит. Но попытка закончилась чем-то вроде предсмертного хрипа.
- Берти, уведи его прочь, да положи ему на голову лед, - не выдержав, распорядилась тетя Далия. Теперь ей предстоял непосильный труд - умилостивить Анатоля, который торопливо вполголоса продолжал разговаривать сам с собой.
Сообразив, что в данном случае Бинго-бруклинским англо-американским гибридом не обойдешься, он отдал предпочтение родному языку. Словечки вроде marmiton de Domange, pignout, hurluberlu и roustisseur вылетали из него, как летучие мыши из амбара. Правда, для меня все это пустой звук. Хоть в Каннах я и попотел над французским, но дальше est-que vous avez не пошел. А жаль, потому что звучали эти словечки классно.
Я свел Гасси по лестнице. Не такая горячая голова, как тетя Далия, я уже угадал тайные мотивы и движущие силы, которые загнали несчастного на крышу. Тетушка видела в Гасси распоясавшегося гуляку, отколовшего с пьяных глаз дурацкий номер, а я - затравленного оленя.
- За тобой гнался Таппи? - сочувственно спросил я. Его пробрал frisson, если я не путаю.
- Чуть не сцапал меня на верхней площадке. Я вылез через окно в коридоре и взобрался наверх по какому-то выступу.
- Таппи остался с носом?
- Да. Но я сам попал в ловушку. Крыша, куда ни посмотри, очень крутая. Назад я вернуться не мог. Пришлось карабкаться по этому выступу. А потом оказался у слухового окна. Что это был за тип?
- Анатоль, повар тети Далии.
- Француз?
- До мозга костей.
- Теперь ясно, почему я не мог ничего ему объяснить. Ну и ослы эти французы. Простых вещей не понимают. Если человек видит, что человек заглядывает в слуховое окно, человек должен понять - этого человека надо впустить. Не тут-то было - стоит, как пень.
- И размахивает дюжиной кулаков.
- Вот именно. Полный идиот. Кажется, я выпутался.
- Да, выпутался - временно.
- А?
- Думаю, Таппи тебя где-то тут подстерегает. Гасси подпрыгнул, как барашек по весне.
- Что же делать?
У меня с ходу возник план.
- Прокрадись к себе в комнату и забаррикадируй дверь. Как настоящий мужчина.
- А если он меня подстерегает в моей комнате?
- Тогда забаррикадируйся в другой комнате.
Но никакого Таппи в спальне не обнаружилось, видимо, он кишел где-то в другом месте. Гасси юркнул в комнату, и я услышал, как поворачивается ключ. Сочтя, что мне здесь больше делать нечего, я вернулся в столовую, чтобы все хорошенько обдумать за фруктовым салатом. Едва успел наполнить тарелку, как дверь отворилась, вошла тетя Далия и плюхнулась в кресло. Вид у нее был измученный.
- Берти, налей мне.
- Чего именно?
- Все равно, лишь бы покрепче.
Дайте Бертраму Вустеру подобное поручение - и увидите, на что он способен. Альпийские сенбернары, самоотверженно спасающие путешественников, вряд ли действуют проворнее. После того, как я исполнил приказание, несколько минут царила тишина, нарушаемая лишь звучным хлюпаньем, - это тетушка восстанавливала изрядно подорванные силы своего организма.
- Плюньте, тетя Далия, - сочувственно сказал я. - Не то можно свихнуться. Конечно, умасливать Анатоля - задача не из легких, - продолжал я развивать тему, намазывая на тост анчоусный паштет. - Но теперь, надеюсь, полный порядок?
Тетушка посмотрела на меня долгим, тяжелым взглядом, задумчиво хмуря лоб.
- Аттила, - наконец вымолвила она. - Слово найдено. Гуннов царь Аттила.
- Что-что?
- Все старалась вспомнить, кого ты мне напоминаешь. Был такой негодяй, он сеял вокруг разруху и запустение, превращал в руины дотоль счастливые и мирные жилища. Его звали Аттила. Удивительно, - продолжала она, вновь смерив меня взглядом. - Глядя на тебя, можно подумать, что ты просто безобидный кретин, клинический идиот, но при этом совершенно безвредный. А на поверку выходит, ты хуже чумы. Когда я о тебе думаю, на меня будто обрушиваются все мирские скорби и горести, да с такой силой, точно я в фонарный столб врезалась.
Пораженный и уязвленный в самое сердце, я хотел было заговорить, но то, что я считал паштетом из анчоусов, залепило мне рот клейкой и вязкой субстанцией, обволокло язык, и я не смог издать ни звука, будто у меня кляп во рту. Пока я тщетно пытался прочистить голосовые связки, тетя Далия снова заговорила:
- Понимаешь ли ты, что учинил, запустив сюда своего Виски-Боттла? Бог с ним, что напился в стельку и превратил церемонию вручения призов в комический сериал, тут я молчу, потому что от души повеселилась. Но едва я с великим трудом, проявив чудеса дипломатического искусства, уговорила Анатоля отозвать свое уведомление об уходе, твой Виски-Боттл начал строить ему гримасы сквозь слуховое окно. Он привел Анатоля в ярость, тот теперь и слышать не хочет, чтобы остаться…
Тут я проглотил замазку и наконец подал голос:
- Что?!
- Да, Анатоль завтра уходит, и теперь бедный Том до конца своих дней обречен на несварение. Но это еще не все. Я только что говорила с Анджелой. Она обручилась с твоим Виски-Боттлом.
- Да, но это ненадолго, - нехотя признался я.
- Как бы не так. Всерьез обручилась и нахально объявила мне, что свадьба в октябре. Вот так-то. Явись сюда пророк Иов, мы бы с ним до ночи наперебой пеняли друг другу на свои несчастья. Хотя этому Иову до меня далеко.
- У него были чирей.
- Какие еще чирей?
- Ужасно болезненные, насколько я знаю.
- Ерунда. Готова взять все чирей в мире в обмен на свои заботы. Неужели ты не понимаешь? Я лишилась лучшего повара в Англии. Муж, несчастный страдалец, теперь умрет от несварения. Единственная дочь, счастливое будущее которой всегда было моей заветной мечтой, собирается выйти замуж за одержимого тритономана. А ты мне толкуешь о каких-то чиреях!
Я немного поправил тетю Далию:
- Не о чиреях. Просто я упомянул, что Иов ими страдал. Да, тетушка, согласен с вами, дела у нас сейчас далеко не тип-топ, однако не теряйте бодрости духа. Бертрам тотчас все уладит.
- Собираешься преподнести очередной план?
- Всегда готов.
Она обреченно вздохнула.
- Так я и думала. Только этого не хватало. Кажется, хуже некуда, но ты сумеешь все окончательно погубить. С твоими способностями это раз плюнуть. Давай, Берти. Принимайся задело. Мне уже безразлично. Отчасти даже любопытно, как тебе удастся ввергнуть наш дом в еще более темные и глубокие бездны ада. Вперед, мой мальчик… Что ты там ешь?
- Трудно сказать. Тост с каким-то паштетом. Похоже на клей с запахом говяжьего экстракта.
- Дай, - вяло проронила она.
- Только жуйте осторожно, - предупредил я. - К зубам прилипает теснее, чем брат. Что, Дживс?
Дживс материализовался на ковре. Как всегда, совершенно бесшумно.
- Записка для вас, сэр.
- Для меня, Дживс?
- Для вас, сэр.
- От кого, Дживс?
- От мисс Бассет, сэр.
- От кого от кого, Дживс?
- От мисс Бассет, сэр.
- От мисс Бассет, Дживс?
- От мисс Бассет, сэр.
Тут тетя Далия, проглотив кусочек тоста то ли с замазкой, то ли с клеем, отложила его в сторону и, по-моему, несколько раздраженно попросила нас, ради всего святого, не разыгрывать водевильных сцен, ибо она и так слишком много выстрадала, чтобы выслушивать, как мы подражаем двум макам. Желая, как всегда, услужить тетушке, я кивком отпустил Дживса, и он, мелькнув, испарился. Любое привидение позавидует.
- Интересно, о чем может писать мне эта барышня? - удивился я, вертя конверт в руках.
- Вскрой, черт подери, и прочти.
- Прекрасная мысль, - сказал я и последовал совету.
- А если тебе интересно, что собираюсь делать я, - продолжала тетя Далия, направляясь к двери, - то знай: пойду в свою комнату, выполню несколько дыхательных упражнений по системе йогов и постараюсь забыться.
- Хорошо, - рассеянно отвечал я, пробегая глазами страницу номер один. Перевернув ее, я не смог сдержать дикого вопля, сорвавшегося с моих губ. Тетя Далия шарахнулась от меня, как испуганный мустанг.
- Перестань орать! - воскликнула она, вся дрожа.
- Но, черт побери…
- До чего же ты несносен, урод несчастный, - вздохнула тетушка. - Помню, много лет назад тебя оставили в колыбели одного и ты чуть не подавился пустышкой, весь посинел. И я, дурища такая, вытащила пустышку и спасла тебе жизнь. Вот что, Берти, случись тебе еще раз подавиться пустышкой, на мою помощь не рассчитывай.
- Но, черт побери! - вскричал я. - Вы даже не представляете, что случилось! Мадлен Бассет пишет, что выходит за меня замуж!
- Поделом тебе, - выходя из комнаты, бросила тетушка. Прямо что-то такое из рассказа Эдгара Аллана По.
21
Я и сам, наверное, сильно походил сейчас на что-то такое из рассказа Эдгара Аллана По, поскольку полученное последнее известие, как вы сами понимаете, чувствительно меня потрясло. Раз эта чертова Бассет, исходя из ложного предположения, будто сердце Вустера издавна и безраздельно принадлежит ей и готово выйти на замену по первому свистку, надумала выпустить запасного игрока, значит я, согласно требованиям душевной тонкости и чести, обязан сделать шаг вперед и соответствовать. Другого выбора нет. Тут просто так не отмахнешься. Налицо все признаки того, что пришел мой конец, притом навеки.
И все-таки, хоть я и сознавал, что ситуация сложилась не совсем так, как хотелось бы, я не терял надежды найти путь к спасению. Человек более ничтожный, угодив в подобную передрягу, наверняка сразу же выбросил бы на ринг полотенце и прекратил борьбу; но в том-то и дело, что мы, Вустеры, не из таких.
Начал я с того, что перечитал записку. Не то чтобы я рассчитывал при повторном прочтении найти для нее иное истолкование, но это помогло мне убить время, пока мозг как следует раскочегарится. Затем, чтобы стимулировать мыслительный процесс, я съел еще порцию фруктового салата, а заодно и ломоть торта. И только когда дошел до сыра, колесики заработали. Я понял, что делать. На вставший передо мной вопрос, а именно: под силу ли Бертраму справиться с этой трудностью, я теперь уверенно мог ответить: запросто!
Главная штука в таких делах, как разбой на большой дороге, - это не потерять голову, сохранить хладнокровие и постараться определить заводилу. Когда главари известны, можно правильно оценить обстановку.
В данном случае заводилой была, бесспорно, Бассет. Она начала первая, изгнав Гасси, и, совершенно очевидно, чтобы все распутать и прояснить, надо первым делом заставить ее пересмотреть свою позицию и вернуть Гасси на прежнюю роль. Тем самым освободится Анджела, Таппи частично спустит пары, и можно будет надеяться, что все постепенно придет в порядок.
Я принял решение, что вот сейчас, только съем еще кусочек сыра, сразу же разыщу эту злосчастную Бассет и пущу в ход все свое красноречие.
И тут как раз входит она. Этого, конечно, следовало ожидать. Ну, то есть понятное дело - сердечная драма и все такое, но если знаешь, что на столе в столовой выставлены разные холодные закуски, рано или поздноты туда явишься, как ни крутись.
Взор ее с порога устремился на семгу под майонезом, и она рванула бы к столу прямо с места, если бы в эту минуту я от волнения не опрокинул стакан с виски, которым пытался успокоить душевное волнение. Она обернулась на звон, и воцарилось минутное замешательство. Лицо ее несколько порозовело, глаза вылупились.
- О! - произнесла она.
Я давно замечал, что в минуту неловкости главное - заняться делом. Займи чем-нибудь руки, и битва наполовину выиграна. Я схватил тарелку и бросился наперерез.
- Положить вам семги?
- Благодарю.
- И чуточку салата?
- Если вам не трудно.
- И налить что-нибудь выпить? Какого яду?
- Я бы выпила апельсинового соку.
Тут она вдруг задохнулась - не поперхнулась апельсиновым соком, я еще не успел ей поднести, а от избытка чувств под наплывом нежных воспоминаний, которые в ней пробудили эти два слова: "апельсиновый" и "сок". Все равно как если бы упомянуть спагетти в разговоре со старым шарманщиком из Италии. Лицо ее порозовело еще гуще, в чертах выразилась мука, и стало очевидно, что дальше ограничивать разговор такой нейтральной тематикой, как семга под майонезом, не получится. Она, видимо, это тоже поняла, так как, когда я собрался было взять быка за рога и перейти к делу и произнес уже: "Э-э-м-м-м", - она в это же самое время тоже произнесла: "Э-э-м-м-м", - и оба эти невнятных возгласа, прозвучав одновременно, столкнулись в воздухе на полпути.
- Извините.
- Прошу прощения.
- Вы хотели что-то сказать?
- Вы хотели что-то сказать?
- Нет, вы, пожалуйста, договорите.
- Ну, ладно.
Я поправил галстук, я всегда его поправляю, когда разговариваю с барышнями, и, очертя голову, выговорил:
- Гм, по поводу вашей записки от сегодняшнего числа…
Она снова покраснела и с великим напряжением отправила в рот кусок семги.
- Вы получили мою записку?
- Да, я получил вашу записку.
- Я поручила Дживсу вам передать.
- Ну да. Он мне и передал.
Снова последовало молчание. А так как она демонстративно не желала заговорить по существу, мне пришлось взять это на себя. Кому-то же надо было перейти к делу. А то глупо получается: стоят друг против друга двое, он и она, и жуют в два рта, не произнося ни слова.
- Так что я ее получил.
- Понятно. Значит, вы ее получили.
- Угу. Получил. Сейчас только прочел. И как раз собирался спросить, если бы мы случайно повстречались, - как же так?
- Как же так?
- Ну да, я и хотел спросить, как же так?
- Но ведь там все ясно сказано.
- О, да. Вполне. Четко выражено, прекрасный слог. Но… я имею в виду… я, конечно, глубоко тронут, сознаю оказанную честь, и все такое. Но… черт меня подери!
Она разделалась с семгой и поставила на стол пустую тарелку.
- Фруктового салата?
- Нет, спасибо.
- Ломтик пирога?
- Нет, благодарю.
- Может, вот этой замазки на тосте?
- Нет, спасибо.
Она взяла сырную палочку. Я нашел холодное яйцо, которого раньше не заметил. А потом собрался с духом и проговорил:
- Я хочу сказать…
Одновременно и она тоже собралась с духом и проговорила:
- Мне кажется, я знаю…
Получилось опять столкновение в воздухе.
- Пардон.
- Прошу прощения.
- Говорите, пожалуйста.
- Нет, это вы говорите.
Я галантно повел недоеденным яйцом в знак того, что уступаю трибуну ей. И тогда она сказала:
- Мне кажется, я знаю, что вы начали говорить. Вы очень удивлены.
- Да.
- Вы думаете о…
- Именно.
- …о мистере Финк-Ноттле.
- О нем самом.
- И находите мое решение странным.
- Крайне странным.
- Я не удивляюсь.
- А я удивляюсь.
- Между тем, все объясняется очень просто. - Она взяла еще одну сырную палочку. Видно, они ей нравились. - Очень просто, поверьте. Я хочу осчастливить вас.
- Чрезвычайно любезно с вашей стороны.
- Я намерена остаток жизни посвятить вашему счастью.
- Вот это по-дружески!
- По крайней мере, это я могу. Но… можно мне говорить с вами совсем откровенно, Берти?
- Валяйте.
- Тогда я должна вам сказать вот что. Я к вам хорошо отношусь. Я пойду за вас замуж. И постараюсь быть вам хорошей женой. Но моя симпатия к вам никогда не сравнится с той пламенной страстью, какую я питала к Огастусу.
- Я как раз эту тему и хотел затронуть. Тут-то и есть вся закавыка. Почему бы вам не выкинуть из головы мысль о том, чтобы выйти за меня? Забудьте об этом. Ведь если вы любите старину Гасси…
- Уже нет.
- Ну что вы.
- Нет, после того, что произошло сегодня, моя любовь умерла. Безобразное пятно затмило то, что было так прекрасно, и я уже никогда не смогу любить его как прежде.
Разумеется, я понял, о чем она. Гасси швырнул свое сердце к ее ногам, и она его подобрала. А после этого выясняется, что все это время он был в стельку пьян. Для нее это, конечно, был жестокий удар. Какой девушке понравится, если жених должен был напиться до одури, чтобы сделать ей предложение? Это уязвляет ее самолюбие.
Тем не менее я не отступился.
- А вы не подумали, - сказал я, - что вы могли неверно истолковать его сегодняшнее поведение? С виду и вправду все улики налицо, ну а вдруг это просто солнечный удар? У мужчин ведь тоже бывают солнечные удары, особенно когда жарко.
Она посмотрела на меня, и я увидел, что сейчас произойдет новое глазное наводнение.
- Как это похоже на вас, Берти. Я вас за это бесконечно уважаю.
- Ну что вы.
- Да-да. У вас прекрасное, благородное сердце.
- Вовсе нет.
- Я знаю, кого вы мне напоминаете. Сирано.
- Кого-кого?
- Сирано де Бержерака.
- Это у которого нос?