- Я вижу, что ты боишься.
- Бояться не боюсь, но я просто хотел поглядеть копыто.
- А что с копытом? - И она, не долго думая, подняла ногу лошади.
Август немного растерялся.
- Эта новая лошадь Тобиаса просто дрянь, - сказала Осе. - Прежние хозяева расстались с ней, потому что она брыкается. Хочешь поглядеть остальные копыта?
- Нет. Но на кой чёрт ты ввязалась в это дело?
- А ты чего здесь шляешься? Из-за лошади или ещё из-за чего другого?
Чёртова баба! Долго ли ещё будет она приставать к нему?
- Ступай к своим ровням и ругайся с ними, - сказал он.
Они вместе подошли к дому, и Август убедился, что никого внутри не было. Но Осе не обратила на это внимания и вошла в дом. Выходя из него, она плюнула. "Вот ты каковская!" - подумал он, по всей вероятности, во всяком случае он перекрестился. Ему стало страшно, и он перекрестился ещё раз, перекрестил себе лоб и грудь. Осе не обращала на него внимания, она уселась на пороге и стала набивать трубку.
- У меня есть одна вещичка, - сказал он и показал ей что-то. - Хочешь, я дам её тебе?
- Денежка? С ушком?
- Я сам припаял к ней ушко, её можно носить. Видала ли ты когда-нибудь такую прежде?
- У меня их много.
- Она святая, - сказал Август. - Освящена в России святой водой. Хочешь - возьми!
Она надела её на цепь, присоединила ко всем остальным своим украшениям и испытующе поглядела на него. Теперь и Осе не захотела оставаться в долгу, неожиданно она вывернула свою шапку наизнанку и надела её на голову подкладкой наружу.
- Покажи мне руку! - сказала она. - Нет, не эту, а ту, которой дал мне монету! - Она исследовала руку с обеих сторон, три раза подняла и опустила её и кивнула головой. - Ты дитя, рождённое в пятницу, - сказала она, - одна дрянь и больше ничего.
Он отдёрнул руку и перекрестился ею. Оба были совершенно серьёзны.
Когда она встала и пошла, он закричал ей вслед:
- Эй, у тебя шапка наизнанку!
- Да, так я должна сделать семь шагов, - она остановилась, поправила шапку и ушла совсем.
Время приближалось к обеду, он направился домой, помахивая тростью и что-то бормоча. Он мог бы спросить её, что она увидела на его руке; Осе могла растолковать ему его судьбу, что с ним будет, когда придут деньги. Ерунда! Вряд ли она знала больше него. Но она плюнула, когда вышла из дому.
По дороге ему пришлось идти вместе с людьми, возвращавшимися с крещения в Сегельфосском водопаде. Один из мелочных торговцев в городе, которого Август знал по карточному столу, весело рассказывал об этом священнодействии:
- Монс-Карина вошла в воду с табаком во рту и не могла удержаться, чтобы не плюнуть, - ха-ха-ха! - плюнула в крестильную воду. Её чуть было не отослали обратно. Но креститель смилостивился, велел ей только встать на несколько шагов выше по течению и окрестил её. Вот был пассаж!
- Придёшь сегодня после обеда сразиться в карты? - спросил Август.
- Нет, - сказал торговец.
- Как - нет?
- Сегодня я не беру карт в руки.
- Поступай, как знаешь! - обиженно проворчал Август. Но Август все ещё не узнал того, что хотел знать, и, спустя некоторое время, он спросил прямо:
- А крестился ли кто-нибудь у Тобиаса из Южной деревни?
- У Тобиаса? Нет, никто.
- Я так полагал, раз проповедник остановился там. Одна цыганка плюнула сегодня у него на пороге, поэтому, пожалуй, было бы недурно, если б он окрестился.
- Верно, это была Осе, эта троллиха. Она шныряет повсюду и плюётся у дверей, накликая несчастье.
Август спросил:
- И Корнелия тоже не крестилась?
- Нет. Нас было всего четверо.
Август остановился и воскликнул:
- И ты тоже?
Торговец кивнул головой:
- Ну, само собой разумеется!
- Ну, зачем же, чёрт возьми, зачем ты это сделал?
- Зачем крестится человек? Ты спрашиваешь как дурак.
Август злобно передразнил его:
- Ты как свинья обращаешься со святыней. Разве ты не был прежде крещён во имя Святой Троицы? Нет, это безобразие какое-то!
Торговец стал извиняться:
- Положение моё было затруднительно, скажу тебе по правде. И Карел из Рутена, и жена его крестились; а Карел этот постоянно покупает у меня то то, то другое.
Август покачал головой:
- Вы все словно дикари, полные суеверия и идолопоклонства. И к чему только этот проповедник и делатель новых ангелов ночует вместе с совершенно невинной девушкой? Мне бы следовало донести на него моему шефу.
- Этого ты не должен делать, - сказал торговец. - Проповедник уезжает, я был последний, которого он крестил, во всяком случае, на этот раз...
Так в тот вечер карточная игра и не могла состояться: торговец крестился и раскаялся, а Стеффен, дворовый работник, ушёл на деревню к своей любезной. Даже цыган Александер, и тот куда-то пропал.
Оставалось только поесть, поспать после обеда, послоняться немного и опять испытывать беспокойство и ждать деньги. Отчего, чёрт возьми, они не приходили? В чем дело? Одно хорошо, что проповедник уехал.
К вечеру он дошёл до самой пристани и увидал там двух мальчиков, бросавших камни в яхту "Сория"; слышно было, как камни попадали в цель и звенели стёкла. Мальчики быстро убежали, но Август всё-таки успел заметить их: это были сыновья доктора, два сорванца, вечно придумывавшие всевозможные проказы. Может быть, в каюте был кто-нибудь, кого им хотелось подразнить.
И всё-таки игра в карты состоялась в тот же вечер. Во-первых, пришёл Иёрн Матильдесен, получил крону и стал на часы. Торговец передумал и тоже явился.
- Ты зачем здесь? - спросил Август.
Тот отвечал:
- А разве ты не приглашал играть в карты?
- Но ведь ты же крестился сегодня! Ну, разве ты не свинья. Это после святого крещенья-то!
- Но не можем же мы все быть Иисусами.
Дворовый работник Стеффен прервал свои любовные похождения и прибежал, словно испугался пропустить что-то важное; вместе с ним пришёл и юноша, торговавший всяким скарбом на пристани, сущий чёрт в игре. Один только цыган отсутствовал.
Юноша в первый раз участвовал в игре, но он быстро набил карман мелочью других игроков.
- Никогда не видал ничего подобного! - сказал торговец и проиграл.
Августу пришлось ещё хуже: он должен был вынуть свои последние ассигнации. Это был остаток, а на что ему остаток? Он играл горячо и бестолково.
Игра продолжалась за полночь. Юноша и Стеффен выиграли. Они дочиста обыграли своих партнёров и были в великолепном настроении. Ждать им больше было нечего, они встали, отыскали свои шапки и, насвистывая и поддразнивая других, удалились.
Торговец был в бешенстве, он сердился на всех на свете и спросил Августа, отчего он не крестился. Он был просто взбешён и бледен от злобы.
- Не плачь! - сказал Август и стал смеяться над ним.
- Мне бы следовало послушаться жены и не ходить сюда, - сказал торговец. - Теперь я гол, как сокол.
- У тебя осталось ещё обручальное кольцо.
- Что?! - закричал торговец.
- Поставь его на карту.
- Вот безбожник! У тебя-то нет ни одного эре, чтобы поставить против меня.
- Я ставлю библию, - сказал Август.
- Библию! - воскликнул торговец. - Но ведь это грех!
Август смешал карты и сказал:
- Три раза по пяти раз.
Торговец выиграл в первый раз.
Август снял библию с полки и положил её на стол. На что она ему? Её так тяжело было носить с собой по стольким странам. Старая русская библия!
- Положи кольцо! - скомандовал он.
Человек с трудом стащил кольцо с пальца и положил его поверх библии.
Теперь Август выиграл. Оба в одинаковом положении. Следующую игру выиграл опять Август. Торговец, дрожал теперь, но так как и он, тоже выиграл во второй раз, то надежда опять вернулась к нему. Опять оба очутились в одинаковом положении.
Август сдал последнюю игру.
- Пересдай! - сказал торговец.
Август отказался.
Тогда торговец уронил одну карту на пол и стал пересчитывать оставшиеся.
- У меня только четыре карты, - сказал он. - Пересдай.
Август великодушно пересдал и сказал:
- Ты начинаешь.
Август проиграл. И невозможно было не проиграть с такими плохими картами. Ну что ж, старую библию было так тяжело таскать по стольким странам. Торговец тяжело дышал после испытанного им страха и волнения, он опять надел на палец кольцо, взял библию под мышку и ушёл...
Так состоялась в тот вечер игра в карты.
Прежде чем Август успел лечь в постель, пришла Старая Мать. С румянцем на лице она выглядела моложавой и красивой.
- На-все-руки! - сказала она, - я видела тебя в сумерках на пристани. Кто-то бросал камни в яхту.
- Вот как! - воскликнул Август из осторожности, из страха не сказать что-нибудь лишнее.
- Да. А я как раз была на борту яхты, но бросали камни, и было невыносимо. Будь добр, вставь, новые стёкла в иллюминатор.
- Слушаю!
- Завтра пораньше, прежде чем уйдёшь на дорогу.
- Хорошо.
- Спасибо, На-все-руки! С тобой так приятно иметь дело, - сказала Старая Мать и удалилась.
Был уже час ночи. Вдруг появился цыган. Он был совершенно пьян, но держался отлично. По его словам, он всё воскресенье провёл в горах, где искал сладкий корешок.
VIII
Август встал на другой день в шесть часов утра. Он понял, что Старой Матери было очень важно, чтобы иллюминатор был починен раньше, чем встанет Гордон Тидеман.
Август не мог достать стёкол и замазки до восьми часов, пока приказчики не откроют лавку, но решил осмотреть яхту, удалить старую замазку и все приготовить.
На пристани он столкнулся с Адольфом, рабочим с пристани. Август нашёл это странным, но Адольф пожелал своему старосте доброго утра, глядя ему прямо в глаза.
- Как?! Это ты, Адольф?
- Да, я как раз собирался домой.
- Что ты тут делаешь?
- Ничего. Я просто пришёл сюда.
- Почему ты не спишь?
- Я спал весь день вчера. Мы все спали целый день.
- Ты, верно, поссорился со своим товарищем по углу. Ведь так? - сказал Август.
- Нет. Но он говорит такие гадости!
- Не стоит обращать на это внимание. Ты ведь знаешь, какой он, этот Франсис.
- Да.
- Впрочем, это очень удачно, что я тебя встретил. Твоя артель должна приступить к новому участку. Кое-какие вехи стоят криво, ты их исправь. Я не могу придти сразу, у меня тут дело.
Адольф на это кивнул головой и сказал:
- Нет, конечно, на это не стоит обращать внимание. Но он не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. Просто стыдно слушать.
- Ерунда! Но что же именно он говорит?
Адольф на вопрос не ответил.
- Это началось с тех пор, как она перевязала мне палец, который я повредил тогда.
Август слышал об этом: сестра шефа, Марна, была как раз на дороге, когда Адольф поранил себе палец; она оторвала полоску от носового платка и перевязала Адольфу ранку. Вот и всё. Очень может быть, что фрёкен Марна не сделала бы этого для первого попавшегося, но Адольф был молод, имел приятную наружность, и он нравился ей. В этом не было ничего предосудительного. Но всю историю раздули, и под конец товарищи так задразнили обидчивого Адольфа, что тот бросил и постель и кров.
- Ты бы поговорил с ним, - сказал Адольф.
- Всё это ерунда. Что же плохого он говорит?
- Всякие непристойности.
- Ступай домой и поспи ещё с часочек, - сказал Август.
Он взошёл на яхту, счистил старую замазку, вымел пол, убрал кое-что, свернул кольцами трос и повесил его на место: старый юнга знал все порядки на судне. В этот ранний час многое вспомнилось ему; опять под его ногами была палуба судна, ему было приятно, он окинул взором реи, по старой привычке поглядел, какая будет погода. Ступая по лестнице, он с удовольствием прислушивался к знакомому отзвуку своих шагов на пустом судне. Вот добряк шкипер Ольсен умел смывать трюм, ему бы следовало вымыть и этот трюм, который был очень плохо вычищен после ловли сельди. Но шкипер Ольсен нигде, больше не показывался, он жил где-то далеко на суше, и внимание его поглощали теперь небольшое хозяйство и двор.
Август сошёл в каюту и стал подбирать осколки стёкол. Эти чертенята, дети доктора, весь пол усеяли стеклом; осколки попали и на стол, и на койку, ему пришлось встряхнуть постельное бельё. На пол упали две шпильки, дамский пояс и ещё одна белоснежная штучка, - резинка, что поддерживает чулок. "Кто-то забыл их, - подумал он. - Видно, она слишком спешила!" Он сделал маленький узелок из вещей, вышел на палубу и бросил узелок в море.
Уладив всё на борту, он поспешил на дорогу, но всё-таки опоздал: навстречу ему ехал Гордон Тидеман. Пренеприятная неудача: шеф не дал ему проскочить мимо.
Но впрочем, опасность быстро миновала: шеф был с ним любезен, как всегда.
- Вот что я хотел сказать тебе, На-все-руки, - смотри, чтобы дорога была широкой!
- Она будет широкой, об этом не беспокойтесь.
- Да, но я покупаю автомобиль, а будет ли дорога достаточно широка для автомобиля?
- Каких размеров автомобиль?
- Обыкновенный пятиместный.
Август невольно схватился за свой складной метр, но не успел раскрыть его и стал высчитывать в уме: "Один метр восемьдесят сантиметров, прибавка для крыльев - пятьдесят сантиметров".
- Хватит вполне! - заключил он.
- Спасибо, вот всё, что я хотел знать, - сказал шеф и поехал дальше.
"Чертовски ловкая личность, этот На-все-руки! - подумал, вероятно, Гордон Тидеман. - Хорошо иметь такого человека, есть с кем посоветоваться относительно всяких дел на суше и на море".
Гордон Тидеман был на ногах ранее обыкновенного, - не то чтобы он серьёзно беспокоился о чём-нибудь, но он был взбудоражен: у него в голове возник грандиозный план - учредить консульство в Сегельфоссе, первое в этих местах, может быть, даже единственное, - британское. Он работал над этим втихомолку, и ему помогали знатные особы, даже его знакомые в Англии действовали с ним заодно. Он был уверен в исходе дела. Но в последнее время его одолевало нетерпение, он торопился в контору за почтой. План его нигде не встретил препятствий: польза была очевидная, нужный момент наступил, и у него не было конкурентов, - только по всем инстанциям тянулась обычная канитель.
Он вошёл в контору через особую дверь, которую велел пробить, чтобы не ходить через лавку. Занавески были уже подняты, почта лежала на конторке. Он дал себе время скинуть только правую перчатку и с жадностью накинулся на почту.
- Да, вот оно - письмо!
Он вскрыл его ножом, так как был во всём аккуратен, но рука его дрожала, и тёмные глаза стали острыми, как гвозди.
Он перечёл письмо ещё раз, не нашёл ни одной ошибки, посмотрел - от которого числа, разглядел странные подписи. Потом снял пальто и другую перчатку, взгромоздился на высокий табурет и прочёл все документы от начала до конца. Он был занят этим довольно долго; до остальной почты он не дотронулся.
Потом он начал ходить взад и вперёд по комнате, и народ в лавочке догадался, что происходит что-то серьёзное. И в этом они не ошиблись. Он думал о впечатлении, которое произведёт его назначение: немедленно нужно приобрести автомобиль, нельзя терять ни одного дня, а На-все-руки пусть переделает конюшню и каретный сарай в гараж. Нужно купить английский флаг, он должен заказать себе мундир. Пожалуй, и в делах произойдёт подъём. Может быть, ему следует назначить коммивояжёра на линию Хельгеланд-Троньем. На его карточке будет значиться: "Поверенный в делах консула Гордона Тидемана, Сегельфосс..."
Он позвонил старшему приказчику в лавке, пригласил его к себе, ответил на его поклон и сказал:
- Возле самых дверей моей конторы появились какие-то ужасные вывески и плакаты, уберите их.
- Слушаюсь.
- Все рекламы маргарина.
- Слушаюсь.
- И все табачные вывески, и консервные. Уберите всё.
- Слушаюсь.
- Больше ничего.
Нечего сказать, красивое получилось бы зрелище, если б британский консульский герб повесили рядом с изображением сардиночных коробок!
Он бросил взгляд на остальную почту, вскрыл несколько писем, счетов, таможенных извещений. Местное письмо, без всякого сомнения, заключает в себе просьбу; он получает много таких писем, по большей части из соседних деревень, - это неизбежно для человека в его положении.
Он вскрыл и просительное письмо. Лист линованной бумаги, заковыристый почерк, преднамеренно неуклюжий стиль, но вполне ясное содержание: ему не следует забывать о необходимости приглядывать за известными ему лицами и за яхтой "Сория". "Так, сегодняшнюю ночь там в каюте происходила попойка и всякие мерзости, продолжавшиеся далеко за полночь, что, впрочем, имеет место в течение многих ночей. Есть старинная пословица: от чёрта беги, а цыгана бойся; но дама отнюдь не боится его. Я пишу это в качестве вашего друга на вечные времена, но если у вас его цыганские глаза, то мой совет - тотчас же прогоните его со двора, следуя старинной пословице, и после этого всё будет забыто. С почтением, доброжелатель".
Он не стал кричать и не заскрежетал зубами, он только взял письмо и сунул его в печку. Так-то лучше. Гордону Тидеману было кое-что известно о сплетнях про его мать, подростком он часто слышал двусмысленные намёки о своём происхождении, но позднее, когда он стал уже взрослым, никто не смел держать себя непочтительно с молодым барином. Это письмо не имело значения, оно было ни от кого, и консула оно не могло беспокоить.
Ему в то же время пришло в голову, что на дворе лето и в печке нет жара; он пошёл и поджёг письмо. И весь сор, который был в печке, сгорел вместе с письмом.
Так-то лучше.
Он некоторое время поработал над книгами, привёл в порядок почту, кое-что переписал, но, в общем, он был слишком занят утренним известием, чтобы быть прилежным. Завтра тоже будет день, он сделает исключение на сегодня и пораньше закроет контору. Юлии, его матери и сестре будет приятно услышать новость.
Он отдал приказание опять запрячь лошадь, и когда вышел, то увидел, что старший приказчик, стоя на стремянке, снимает рекламы со стены конторы. Обычно шеф не говорил ни одного лишнего слова со своими подчинёнными, теперь же он взглянул на приказчика и одобрил его:
- Да, так гораздо лучше.
Дома все онемели от удивления, когда он положил на стол документы с радостным известием. Ну и молодчага! И как это он ухитрился сделаться консулом, ни разу не проронив ни одного слова об этом, и к тому же - британским консулом!
- Мы стали теперь матерью, женой и сестрой важного человека. Подойдите-ка, крошки, взгляните на вашего отца!
- Нет, детки, подождите! Вот когда я надену мундир...
- Боже мой!
Решено было на обед подать лососину и по стаканчику вина, а к кофе по рюмке ликёра.
- Это самое меньшее, чем мы можем почтить тебя.
За столом все снова и снова поднимался вопрос: какова же его задача?