Может быть, всегда должно выйти: "не любит". Она стала пересчитывать лепестки. На одном цветке было четырнадцать, на другом - восемнадцать, на третьем - двадцать: все - четные числа.
- Какая я…
Как же можно гадать, если всегда четное число лепестков!.. Когда выдастся с нечетным числом - должно быть, это так же редко, как орех-двойчатка или пять лепестков на цветке сирени. Начать со слова "не любит" - выйдет непременно "любит", и наоборот.
Никогда еще она не чувствовала себя такой маленькой и беспомощно-глупенькой. Две слезинки заблестели на ресницах. Щеки заметно побледнели. Она была в ту минуту очень хорошенькая. Светлая шелковая кофточка, вся в сборках, по талии перехваченная желтым кожаным кушаком, шла к ней чрезвычайно. Ноги мелькали из-под синей юбки, в атласных туфлях с бантиками… Руки почти до локтей выходили из коротких рукавов с кружевцами.
Она сорвала еще цветок, но больше не ощипывала, а загляделась на свою ручку. Ей она показалась смешной, почти уродливой. Но гость - это она заметила - раза два кинул боковой взгляд на ее руки, когда она держала ими нож и вилку.
Голоса стали приближаться. Саня подошла к тому месту, где верхняя возвышенность парка начинала идти под гору, и, стоя за деревьями, глядела вниз.
Все четверо поднимались по одной из балок, не тропинкой, а прямо по склону пригорка между дубами, направляясь к тому месту, где она стояла.
Впереди шел Теркин, опираясь на палку с ручкой из слоновой кости. На его лицо падала тень от низкой черной шляпы. Она могла свободно смотреть на него и не быть замеченной.
Какие у него большие глаза! И совсем не такие, как у Николая Никанорыча. И борода славная… Немножко с рыжиной. Но это ничего!.. А ростом он чуточку ниже отца… И плечи широкие, весь стан - величавый. стр.408
Позади его Николай Никанорыч кажется жидким. И точно он у него на службе… Отец идет немного сбоку и что-то ему показывает. Лицо у него, как всегда, с достоинством; но перед гостем он - хоть и выше его - тоже старается.
Она так и выразилась мысленно: "старается".
Неужели это все одни деньги делают? А он поднимается по крутому склону большими шагами, грудь держит вперед, разговаривает свободно… Его молодой голос доносится до нее. У него такой вид, что не нынче завтра он должен стать хозяином всей этой усадьбы… Она теперь уверена, что иначе не может случиться.
Позади, как-то подскакивая, карабкается тот приказчик или землемер, что привез с собой Василий Иваныч, - она так назвала про себя Теркина, - пухленький и смешного лица… Он за столом ничего не говорил, а только поглядывал на всех своими веселыми мышиными глазками.
Если он землемер, так, значит, Николай Никанорыч - то же, что и он… А этот вроде управителя или приказчика. Тот - "ученый таксатор"; даже и тетка Павла так его называет.
Не все ли это равно?.. Саня не ответила себе на вопрос и так засмотрелась вниз на Теркина, что он увидал ее снизу, снял шляпу и крикнул:
- Как у вас здесь хорошо!.. Позвольте к вам взбежать.
И пустился бегом по спуску, прямо на нее.
XVIII
В беседке пахло цветом каприфолии. Растение вилось по переплету из березовых палок, и розовато-желтые лепестки и усики осыпали нежную зелень. Никогда еще так рано не цвело оно, как в этом году.
Они остались вдвоем. Иван Захарыч ушел показывать планы Хрящеву и увел с собой Первача.
Теркин сидел сняв шляпу, вполоборота к Сане, глядел на ее розовато-бледное лицо, на косу, заплетенную по-крестьянски, и на ее удивительные ручки. Он сам попросил позволения посидеть с ней. Саня застенчиво провела его в беседку.
- Там пахнет чудесно! - сказала она совсем по-детски. стр.409
И сам он начал как будто испытывать приятную неловкость и почему-то жалость к этой барышне-девочке.
После осмотра парка и всех строений усадьбы у него было такое чувство, точно он у пристани и его вводят во владение родовым имуществом.
Дом был запущен; в верхнем этаже штучный паркетный пол вынут в нескольких комнатах; мебели - никакой, стены облупились; да и в нижнем этаже, кроме кабинета хозяина, все остальное пахнет дворянской грязцой и скудостью. Но парк наполнил его стародавним чувством, которое заново воскресло и еще ярче, чем на колокольне села Заводного, когда он по приезде туда лазил на нее, о вечернях.
И теперь, около этой миловидной свежей девушки, законной наследницы этого имения, уже обреченного на продажу, ему захотелось поскорее стать собственником усадьбы, не допускать других покупщиков. А вместе с тем как бы и совестно было перед нею…
Глаза его с тихой улыбкой любовались ее головой и станом, и он хотел бы поговорить с ней как можно мягче, поскорее вызвать в ней искренность Ему ее тетки, отец, этот шустрый и плутоватый таксатор весьма и весьма не нравились, и она среди них казалась ему горлинкой в гнезде воронов или нетопырей.
- Чудесный у вас парк…
- Да, - вдыхая в себя, сказала Саня, как делала всегда и в институте, когда бывала чем-нибудь стеснена.
Но тотчас же ей стало ловко с ним, и она, обернув к нему голову, спросила:
- Вы у нас все это купить хотите, Василий Иваныч?
"Василий Иваныч" прозвучало для него с ласкою вздрагивающего голоска. Губы своего рта она раскрывала как-то особенно мило.
- А вам жалко будет?
- Разумеется, жалко.
- Не знаю. Папаша все равно хочет продать.
- Да? - грустно переспросила она.
Ему показалось, что на ресницах ее слезинки.
"Зачем я ей это рассказываю? - остановил он себя. -
Бедняжка!"
- А вы для себя? - спросила она повеселее.
- То есть как для себя?
- Будете здесь жить… Вы женаты? стр.410
- Нет.
Она совсем обернулась к нему, и ручки ее упали на колени своеобразным движением.
- Вас всякий бы принял скорее за женатого. А я…
Досказать ей сделалось стыдно.
"Какие я… глупости! Разве можно?" - подумала она, зная, что вот-вот покраснеет.
- А вы?..
- Ах нет! Ничего!..
Обе ручки протянулись к нему.
- Василий Иваныч! Право, я не то хотела сказать.
- Да вы еще ничего не сказали. Ежели я для вас женатым не смотрю, значит, еще не так постарел… тем лучше.
Ему хотелось пошутить с ней и утешить ее как можно скорее.
- Видите ли, - он пододвинулся к ней, - я покупаю леса от имени общества.
- Какое это общество? Я ведь ничего не понимаю.
- Компания по лесной части. Я - ее главный директор.
- А говорят, что вы главный миллионщик?
Смех ее, высокий и дробный, задрожал в теплом вечернем воздухе и отдался в груди Теркина.
Он протянул ей руку.
- Хорошая вы барышня! Так у вас все как на ладоньке.
"Нет, не все, - поправила она про себя, - если б он знал!"
- Так вы не миллионщик?
- Какое… Большими делами заведую, это точно, но капиталы не мои.
- Стало быть, компании понадобились наш дом и парк? И она даст цену больше других? - Саня добавила грустно: - Вот папа и отдаст.
- Сказать вам всю правду, Александра Ивановна? Мне самому очень по душе ваш парк и все положение усадьбы. Давно я их знаю. Еще как деревенским мальчишкой с отцом в село Заводное попал.
Глаза ее широко раскрылись.
"Тетка Павла правду говорила; он - из мужиков".
Теркин подметил ее взгляд.
- Вы хитрить не будете, барышня. Наверняка при вас… был обо мне разговор. Тетенька-то, та… сухоруконькая… чай, разночинцем величала? стр.411
- Разночинцем… Это что такое?
- Н/ешто вы не знаете этого слова?
- Нет, что-то не припомню. Я ведь мало книжек читала. Кажется, это значит - недворянин.
- Именно… Из податного состояния. Только нынче все к одному знаменателю подводится.
- К одному знаменателю! Как это хорошо вы сказали! Как в задачах!
- Нынче две силы…
- Одну я знаю, - перебила Саня.
- Какую?
- Деньги! Вот вы приехали сюда, - можете все купить. И все перед вами должны прыгать.
- Да ведь коли капиталы-то не мои!.. Есть и другая еще сила.
- Какая же?
- Ум, талант!..
- Ах да!
И она не могла сдержать быстрого взгляда на него.
- Это верно, - вслух выговорила она полушепотом, - вы умный.
- Я не к тому это сказал, чтобы выставляться перед вами. А так, к слову. С вами - вы увидите - я сразу нараспашку. Вы думали небось про то, что зовется судьбой?
- Как это?
- Ну, хоть так, как барышни думают. Растет девочка, станет девицей, а потом или завянет…
- Вот как мои тетки!
- Или встретится с суженым. Иногда бывает, что встреча-то за несколько лет. И то, что западет в душу, кажется недосягаемо, и вдруг судьба именно это и посылает.
- Вы о ком же говорите, Василий Иваныч?
- О себе. Только я не про свою суженую. Кто она - я еще не знаю. А вот я к чему это. Крестьянским мальчишкой я влез на колокольню и оттуда облюбовал вот ваш парк и дом. Он мне тогда чертогом казался. Так захотелось, чтобы и у меня было точно такое угодье. И завидно стало до боли: вот, мол, господа владеют какими чудесными вотчинами и не чувствуют цены добра своего. Я не мог тогда и мечтать о том, чтобы когда-нибудь такая усадьба досталась мне. А судьба свою линию вела. Попадаю именно сюда, как директор лесной компании. Правда, стр.412 капиталы не мои, но захоти я оставить усадьбу Ивана Захарыча за собой - это исполнимо!
- Лучше вы купите, лучше вы! - Саня захлопала руками. - Мы в то имение переедем. Вы будете наш сосед. Это чудесно!
- Да ежели и компания сама прихватит это имение, все равно по летам жить надо здесь же. Вот судьба-то как свою линию ведет, барышня!..
Теркину стало детски радостно оттого, что он с ней разговорился. Он ни секунды не подумал о том, уместно ли ему так откровенничать с простоватой барышней, которая все могла разболтать отцу и теткам.
XIX
- Вы все еще здесь?
Оклик Первача заставил обоих встрепенуться.
Таксатор стоял у входа в беседку, улыбался и поправлял цветной галстук. Его светлый пиджак, скроенный очень узко, выставлял его талию. Соломенная шляпа была надета немного набекрень.
- Да, мы здесь, - отозвался суховато Теркин и взглядом спросил его: что ему нужно?
- А меня Иван Захарыч и Павла Захаровна послали отыскать вас и просить чай кушать. Александра Ивановна, - обратился он к Сане с усмешкой, которая не понравилась Теркину, - вам не будет ли свежо? Солнце садится, а вы в одной легкой кофточке.
- Мне ничего! Мне отлично! Здесь даже душно немного!
- Вы позволите присесть? - спросил Первач больше
Теркина, чем Саню, тоном человека, желающего и подслужиться, и соблюсти свое достоинство.
- Места много, садитесь.
Теркин вспомнил, что за обедом он подметил, как Саня вдруг покраснела и взглянула исподтишка на Первача, а он в ту минуту как бы нарочно смотрел в другую сторону, и подумал: "Между барышней и этим ловкачом, кажется, шуры-муры".
Теперь ему присутствие Первача, прервавшего их милый разговор, сделалось вдруг особенно противно.
- Василий Иваныч, вы как предполагаете: заночевать здесь? Комната вам приготовлена во флигеле, где стр.413 и я живу. И для добрейшего Антона Пантелеича найдется место.
- Это кто Антон Пантелеич? Ваш землемер? Он ведь землемер? - живо спросила Саня.
- Какой же он землемер? - брезгливо перебил Первач. -
Просто нарядчик.
- Нет-с, - оттянул Теркин и бросил взгляд на Первача. -
Антон Пантелеич - агроном с отличными познаниями.
По лесоводству - дока.
- Конечно, конечно, он много знает практически, - заметил Первач.
- Да и обучен достаточно. И вообще, личность очень своеобразная и достойная уважения.
- Он славный! - вскричала Саня. - Похож на батюшку… в штатском платье.
- Так как же, Василий Иваныч, прикажете распорядиться насчет вашего ночлега?
Взгляды Сани и Теркина встретились. Она чуть заметно смутилась и отвела голову, но так, чтобы ее лицо не видно было Первачу.
- Вам разве нужно опять в город? - выговорила она.
- Нет… особенно я не тороплюсь. Только зачем же стеснять ваших?
- Ничего!.. Ничего!.. Няня Федосеевна вам отлично постелет. Николай Никанорыч, скажите, пожалуйста, тете
Марфе Захаровне, что Василий Иваныч останется ночевать… Ведь да?
- Благодарю вас.
- А чай? - спросил Первач, видимо желая уйти вместе с ними.
- Мы сейчас… Здесь так славно!
- Идите, идите, Николай Никанорыч!
Первач взглянул на Саню с особого рода усмешечкой, встал и в дверях беседки сказал Теркину:
- Все будет исполнено… Вас ждут.
Пока его шаги хрустели по дорожке, оба молчали.
- Александра Ивановна! - окликнул Теркин вполголоса.
- Мы с вами хоть и без году неделю знакомы, а я вас о чем спрошу… Можете и не отвечать.
- О чем, о чем?
Саня вся зарделась и правой рукой стала теребить конец своей косы, перекинутой на плечо.
- Этого… таксатора вы как находите?
- Николая Никанорыча? стр.414
- Да, Николая Никанорыча.
- Он очень милый.
- Ну, вот и нехорошо. Вы это сказали так… для отвода.
- Красивый. С ним весело.
- И только?
Теркин поглядел на нее вбок.
- Я не знаю.
- Ну, простите. Я ведь не инквизитор какой. А только этот франтоватый и ученый брюнет кажется мне… есть такая поговорка русская, коренная, да при барышне не пристало.
- Скажите.
- Не пристало. Смысл такой, что пальца ему в рот не клади. Эта пословица годится и для барышень.
Иван Захарыч, кажется, вполне в него уверовал.
- Да, кажется.
- И тетенька, та - главная. Она ведь у вас, сдается мне, н/абольшая в доме. Как бишь ее зовут?
- Павла.
- Так и она его одобряет?
- Я думаю.
Сане становилось неловко от вопросов Теркина. Он это сейчас же заметил.
- Александра Ивановна, вы не подумайте, что я вас пытать хочу.
- Как пытать?
- Допрашивать, значит. Я по душе с вами… вы видите. Одно я вам скажу: вашего папеньку я не обижу и не воспользуюсь его нуждой. Прошу вас верить, что я не паук, развесивший паутину над всеми вашими угодьями.
Зачем он это говорил? Послушай его кто-нибудь из доверителей - членов компании - про него сказали бы, что он способен размякнуть около каждой юбки, удариться в чувствительность перед смазливой барышней, только бы она его сочла благороднейшей души мужчиной.
Пускай!.. Ему жаль эту девочку больше, чем ее отца. Его положением он не воспользуется с бездушием кулака, но и не имеет к нему ничего, кроме брезгливо- презрительного чувства за всю эту землевладельческую бестолочь и беспутство.
- Нас ждут к чаю, - напомнила Саня и встала.
Она все еще была смущена. Почему же она не защитила Николая Никанорыча? Ведь он ей нравится, стр.415 она близка с ним. Такие "вольности" позволяют только жениху. А сегодня он ей точно совсем чужой. Почему же такой хороший человек, как этот Василий Иваныч, и вдруг заговорил о нем в таком тоне? Неспроста же? Или догадывается, что между ними есть уже близость, и ревнует? Все мужчины ревнивы. Вот глупости! С какой стати будет он входить в ее сердечные дела?..
- Пожалуйте!..
Теркин предложил ей руку. Саня не ожидала этого, и настроение ее быстро изменилось. Ей так вдруг сделалось тепло и весело под боком этого рослого и красивого человека. Он, конечно, желает ей добра, и если бы они хоть чуточку были подольше знакомы, она бы все ему рассказала и стала бы обо всем советоваться.
Они проходили мимо куста сирени. На макушке только что зацвели две-три кисти. Сирень была белая.
- Ах, я и не видала нынче! Василий Иваныч, вы большой, - достаньте мне вон ту кисть, самую верхнюю.
- Извольте!..
- Чудо как пахнет!
Своей крошечной ручкой она поднесла ему кисть к носу. Его потянуло поцеловать пальчики, но он удержался.
- Чудесно! - отозвался он. - И как жаль, что такой сад в забросе. Вы что же, барышня, не занимаетесь цветами?
- Я?.. Не умею.
- А научить некому?
- Некому.
- В большое равнодушие впали господа к своим угодьям.
Саня промолчала.
- Василий Иваныч! у вас хорошие глаза?
- Ничего! Не пожалуюсь.
- Пожалуйста! Вот в этой кисти… Поищите мне цветок в пять лепестков.
- А вы загадали, поди?
- Да!..
Теркин тихо рассмеялся и начал искать. Саня следила глазами. Она загадала: "дурной человек Николай Никанорыч или нет"; если дурной - выищется цветок в пять лепестков.
- Извольте!
- Нет, не может быть?.. стр.416
- Смотрите.
Лепестков было пять.
- Ах! - почти вскрикнула Саня, и румянец залил ее даже за уши. - Идемте. Нас ждут!..
XX
Карлик Чурилин, стоя у дверей, спросил:
- Ничего еще не прикажете?
- Ступай!.. Завтра разбудить меня в шесть часов.
- А господина Хрящева?
- Его не нужно. Он рано просыпается.
- Покойной ночи.
Комната была просторная, в три окна, выходивших в садик прямо из передней, где на "ларе" постлали Чурилину. Внизу же ночевал и Хрящев. В мезонине флигеля жил Первач.
Теркин оглядел стены, мебель с ситцевой обивкой, картину над диваном и свою постель, с тонким свежим бельем. На ночном столике поставили графин и стакан.
Пахло какими-то травами. За постелью дверь вела в комнату, где ему послышались мягкие шаги.
- Антон Пантелеич?.. Вы тут? - окликнул он.
Ему никто не ответил. Но дверь скрипнула, и просунулась голова в ночном чепце.
- Чего не угодно ли?
Голос был еще не старый. В просторной комнате от одной свечи было темновато. Лица он сразу не мог рассмотреть.
Но тотчас же сообразил, что это, должно быть, ключница или нянька.
- Войдите, войдите, матушка! - пригласил он ее очень ласково.
Вошла старушка, с бодрым, немного строгим лицом, в кацавейке, небольшого роста, видом не старая дворовая, а как будто из другого звания. Чепец скрывал волосы. Темные глаза смотрели пытливо.
- Мы с вами соседи?
- Так точно. Я вот тут. Только вы не извольте беспокоиться. Меня не слышно. А может, чего вам не угодно ли на ночь? Кваску или питья какого?
- Спасибо! У меня таких привычек нет.
Спать ему не хотелось. Он посадил ее рядом с собою на диван. стр.417
- Утром рано изволите просыпаться? У нас господа - поздно. Кофею угодно или чаю?
- Чайку соблаговолите.
- Очень хорошо.
Тон у нее был особенный - вежливый, без подобострастия или наянливости.
- Вы не нянюшка ли барышни, Александры Ивановны? - спросил Теркин и пододвинулся к ней.
- Вынянчила, сударь, и не ее одну, а и маменьку их.
Губы ее, уже бесцветные, чуть-чуть вздрогнули.
- Славная барышня!
- Понравилась вам? Совсем еще малолетняя… Не по летам, а по разуму. Ее-то бы и надо всем поддержать и наставить, а вместо того…
Она не договорила.
В ее голосе заслышалась горечь.