Тони поднялся, и, пошатываясь, подошел к открытой двери ее квартиры. У него было зеленовато-бледное лицо, а костюм такой грязный и мятый, словно он провалялся в нем всю ночь в канаве.
– Познакомься, Клифф, это Тони, – сказала Марго. – Он… мой родственник… правда, сейчас не в самой блестящей форме.
Клифф посмотрел на Тони, потом на нее и, тихо присвистнув, стал спускаться по лестнице.
– Ну а теперь объясни, почему ты слоняешься здесь, возле моего дома?… Мне очень хочется немедленно вызвать полицию, пусть арестует тебя за попытку ограбления.
Тони говорил с большим трудом. На опухших губах – кровь.
– Мне некуда податься, – сказал он. – Какая-то банда избила меня.
Его так сильно качнуло, что пришлось схватить его за грязный рукав пальто, чтобы он не упал на пол.
– Ах, Тони, какой все же ты недотепа, – сказала она. – Ладно, входи, но если ты выкинешь еще что-нибудь, как тогда, в Джексонвилле… то я переломаю тебе ребра, клянусь Богом.
Она уложила его в постель. Утром он весь трясся словно в лихорадке, и ей пришлось вызвать врача. Эскулап сказал, что он страдает от ломки и переохлаждения и ему нужно лечиться от наркомании в специальном санатории. Тони лежал в кровати, бледный как полотно, и непрерывно дрожал. Он часто плакал, был кротким как ягненок, все время повторял, что выполнит все-все, что говорит доктор. Схватил ее руку, поднес к губам и поцеловал. Умолял простить, простить за то, что он украл тогда у нее деньги, без ее прощения он не сможет спокойно умереть.
– Нет, ты не умрешь, – возразила Марго, свободной рукой отбрасывая черные жесткие пряди волос с его лба, – такие, как ты, не умирают. Нечего рассчитывать на такое везение.
Она вышла из дома, чтобы немного погулять по Драйву, ведь нужно решить, что с ним делать. Прилипчивый запах успокоительного лекарства, которое доктор дал Тони, вызывал у нее головокружение, будто она сама больна.
В конце недели вернулся из Детройта Чарли Андерсон. Когда они, как всегда, пришли пообедать в ресторан на Пятьдесят второй улице, он показался ей таким усталым и озабоченным. Она рассказала ему свою печальную историю, и все это ему очень не понравилось. У него сейчас очень трудно с деньгами, его жена связала его по рукам и ногам, к тому же он понес довольно ощутимые потери на бирже. Он, конечно, сможет достать ей долларов пятьсот, но для этого ему нужно отдать что-то под залог. В таком случае, сказала она, ей придется вернуться в Майами к своей прежней работе затейника в ресторане "Палмс", а он ответил: пусть прежде хорошенько подумает, а то он сам явится туда к ней и заставит ее содержать его самого, черт подери!
– Почему это все уверены, что я какой-то вшивый миллионер? Я хочу только одного – выйти из этого бизнеса с такими деньгами, которые позволят мне заняться производством авиационных двигателей. Если бы только не проклятый развод, я давно бы это сделал. Я рассчитываю, что к зиме приведу все в порядок и уйду. В конце концов, я только простой механик, не больше.
– Ты хочешь выйти из бизнеса, а я – войти в него, – сказала Марго, глядя ему в глаза.
Оба они рассмеялись.
– Ах, пошли к тебе, если там нет твоих родственников. Мне так надоели все эти мерзкие рестораны.
Она, улыбаясь, покачала головой.
– Но там полно других родственников, испанских, – объяснила она. – Туда нельзя.
Забрав в отеле его чемодан, они поехали в Бруклин, в другой отель, где их хорошо знали, правда, под другими именами – мистер и миссис Доулинг. В такси ей удалось увеличить сумму аванса до тысячи.
На следующий день она отвезла Тони в санаторий в Кэтскилз. Он все послушно исполнял, как маленький учтивый мальчик, говорил, что обязательно устроится на работу, когда выйдет из этого лечебного учреждения, разглагольствовал о чести, мужском достоинстве. Вернувшись в город, она позвонила мистеру А на работу. Оказалось, что он снова в Детройте, но приказал своему секретарю купить ей билет в купе спального вагона и сделать все необходимое для ее поездки в Майами.
Люди из его конторы помогли ей упаковаться, сдать вещи на хранение на склад, и теперь она, ни о чем не беспокоясь, заперла двери и отправилась на вокзал. Там ее уже ждал Клифф с широкой улыбкой типичного наглеца, сдвинув шляпу на затылок своей торчавшей на длинной шее маленькой головки.
– Как, однако, мило с его стороны, – сказала Марго, пришпиливая парочку лилий из букета, который принес ей Клифф.
Два носильщика в красных фуражках подхватили ее чемоданы.
– Мило с чьей стороны? – захотел уточнить Клифф. – С моей или босса?
В купе лежал букет роз, на полке разбросаны журналы "Театр", "Вэрайети", "Зитс уикли", "Городские сплетни", "Шэдоулэнд", которые купил ей, не скупясь на затраты, Клифф.
– Боже, как здорово! – прошептала она.
– Босс приказал отправить вас самым лучшим образом, – подмигнул он ей. Из кармана пальто он вытащил бутылочку. – Вот самый лучший крем для кожи… Ну, пока!
Поклонившись, он вышел в коридор.
Марго села на диван, жалея в глубине души, что Клифф так быстро ушел. Мог побыть с нею и подольше, ничего бы с ним не случилось. "Боже, этот мальчик такой юный, такой свеженький!" – подумала она. Поезд тронулся, дверь в купе отворилась, и на пороге появился снова он, Клифф. Засунув руки в карманы, он с нагловатым видом смотрел в упор на нее, энергично жуя жвачку, чтобы скрыть свое волнение.
– Ну, – нахмурилась она, – что все это значит?
– Я купил себе билет до Ричмонда… Знаете, часто путешествовать не приходится… так хочется хоть на время забыть о всех заботах на работе…
– Тебя уволят.
– Ничего подобного… сегодня выходной. Утром в понедельник я буду как штык на своем месте.
– Но если он все же узнает…
Клифф, сняв пальто, аккуратно сложил его и положил на полку. Сел рядом с ней, закрыл дверь купе.
– Ничего не узнает, если только вы ему не скажете.
"Он лучше других, такой свеженький", – подумала она, вставая.
Клифф продолжал все тем же невозмутимым нагловатым тоном:
– А вы ему ничего не скажете и я тоже не скажу об… этом.
– Дурачок, да это же был мой бывший муж, понял?
– Ну а мне ужасно хочется стать бывшим ухажером… Нет, честно, я же знаю, что я нравлюсь вам… я всем нравлюсь…
Он, наклонившись, взял ее за руку. "Какие у него ледяные руки", – подумала она.
– Честно, Марго, скажи мне, ну чем наша сегодняшняя встреча отличается от той, тогда вечером? Никто ни о чем не узнает. Можешь на меня положиться.
Вдруг Марго захихикала.
– Послушай, Клифф, в тебе на самом деле есть нечто притягательное.
– Что именно?
– Ну, скажем, свеженький цвет мордашки.
Она села рядом с ним. Вагон дрожал, с грохотом несся по рельсам. Дрожал и Клифф.
– Что с тобой, малыш? – спросила она. – По-моему, ты напуган до смерти.
Новости дня LXI
Все выше выше
Но не до пиков гор пока
А рядом бегут мчатся облака
человеческий гений, тяжкий труд, богатейшие природные ресурсы сила и воля достичь чего-то выдающегося, чего-то более прекрасного, чего-то более удовлетворяющего самый тонкий вкус и здравое мышление избранных лучших людей, – вот что превратило Корэл-Гейблс в то, чем он сегодня является, а завтра может стать куда лучше, куда больше, и ее красота будет доведена до совершенства
Все выше выше выше
Но не до пиков гор пока
ГИГАНТСКИЙ САМОЛЕТ РАЗВАЛИВАЕТСЯ ПОПОЛАМ В ПОЛЕТЕ
здесь собираются и стар и млад, чтобы поплескаться в свежей бодрящей соленой воде или обменяться последними сплетнями в лоджиях над бассейном со сверкающей водой а по вечерам до самой поздней ночи треньканье музыки так вас соблазняет, что вы готовы танцевать несколько часов кряду
Обменяться рукопожатием с небом
Только тот инвестор который опередит всех получит свою долю постоянно увеличивающихся крупных ценностей, исчерпает все до дна из того, что последует за таким уникальным развитием
Кто этот большой человек с золотыми зубами?
Откуда он? Он – с юга
ГОРОДСКАЯ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЬ ЮПИТЕР ПРОДАНА ЗА ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ
подобно Аладдину с его волшебной лампой, Капиталист, Инвестор и Строитель превратили бывшее пустынное болото в чудесный город с сетью широких сверкающих бульваров
Соня, соня, глазки открой
Рот зевающий закрой
Солнышко встало
Утро давно настало
АКРЫ ЗОЛОТОНОСНОЙ ПОРОДЫ ВОЗЛЕ ТАМПЫ
словно великолепный ковер сотканный из сапфиров и яшмы усыпанный мириадами разноцветных драгоценных камней воды нижней Атлантики разных оттенков навевают очарование околдовывают вас. Место где вас ждет бескрайняя радость, Удовлетворение и счастье, ждет без всяких сомнений и никто не в силах пройти мимо своего единственного шанса выдающегося шанса вашей жизни
ЛЮБОВНИК ВЫПРЫГИВАЕТ ИЗ ОКНА ВСЛЕД ЗА ЖЕНОЙ
СРАЖЕНИЕ ОБЕЗУМЕВШИХ ОТ НАРКОТИКОВ КИЛЛЕРОВ
Лулу делает лишь то всегда
О чем попросит ребят гурьба
Отряд полицейских на мотоциклах ехал впереди колонн одетых в белое людей и расчищал им путь. Сразу за полицией возвышалась голова А.-П. Шнейдера, главного судьи. За ним шел оркестр мистера Спэрроу и члены профсоюза маляров.
За ними операторы кино и рабочие сигаретных фабрик, стекольщики, музыканты, художники-изготовители вывесок, а за ними представители Братства железнодорожников. Мясники замыкали тыл первого отряда.
Второй состоял из более тридцати пяти сотен плотников. Шествие третьего открывал оркестр клоунов, и он состоял из электриков, кузнецов, штукатуров, печатников, прессовщиков, монтажеров лифтов, почтовых клерков, водопроводчиков и работников отопительного хозяйства.
Во главе четвертого отряда шагали металлисты, каменщики, представители Братства инженеров-путейцев и инженеров-механиков, профсоюза типографских рабочих, кровельщиков, жестянщиков, механиков и портных
Не приводите Лулу
Я приведу ее сам
Чарли Андерсон
– Вот увидишь, Клифф… Мы поддадим им такого пинка, что они взовьются выше бумажного змея, – говорил Чарли своему секретарю, когда они выходили из переполненного лифта в здании Вудворта.
– Дассэр, – сказал Клифф, кивая с умным видом.
Его продолговатое лицо с туго обтянутыми гладкой как пергамент кожей скулами и тонким носом виднелось из-под широких полей коричневой фетровой шляпы. Его рот с тонкими губами, такими, что казалось, их вообще нет, изредка широко открывался под узкой верхней челюстью. Он то и дело повторял, дергая уголками рта:
– Дассэр… дассэр… взовьются выше бумажного змея.
Через вращающиеся двери они влились в торопливую пятичасовую толпу, которая заполонила тротуары в нижней части Бродвея во всю их ширину в этот промозглый февральский день. Моросящий дождик смывал грязь с асфальта.
Чарли, вытащив из карманов своего английского плаща целую кучу пухлых пакетов, передал их Клиффу.
– Вот это отнесешь в офис и проследишь, чтобы их немедленно положили в личный сейф Нэта Бентона. Отнести их в банк можно утром, когда все закончишь. Позвони мне в девять, понял? Вчера ты немного опоздал… До этого времени мне беспокоиться было не о чем.
– Дассэр, как следует выспитесь, сэр, – произнес в последний раз Клифф и растворился в толпе.
Чарли остановил такси, плюхнулся на сиденье. В такую ненастную погоду у него всегда начинала болеть нога. Он хотел вздохнуть, но подавил в себе это желание. Черт подери, какой же номер?
– Поезжайте в верхнюю часть города, к Парк-авеню! – крикнул он таксисту. Он никак не мог вспомнить номер этого проклятого дома. – Восточная Пятьдесят вторая улица. Я покажу вам дом…
Он откинулся на мягких подушках. "Боже, – прошептал он про себя, – как же я устал!" Он сидел расслабившись, то и дело подпрыгивая, когда автомобиль останавливался на красный свет и снова с места рвался вперед в плотном потоке уличного движения. С каждым таким рывком его пояс все больнее впивался в выпирающий живот. Он ослабил его на одну дырочку, сразу стало легче, вытащил из нагрудного кармана сигару, откусил ее кончик.
Ему никак не удавалось ее раскурить. Стоило поднести к сигаре спичку, как этот чертов таксист либо резко тормозил, либо давал газ. Наконец, он ее зажег, но большого удовольствия от нее не получал – нет, не та, не по его вкусу.
– Черт, по-моему, я сегодня уже перекурил… сейчас нужно выпить, – довольно громко процедил он сквозь зубы.
Таксист рывками гнал машину в верхнюю часть города. Время от времени Чарли краешком глаза видел серые контуры людей, сидящих в других такси и в личных машинах. Одна группа сменяла другую, трудно приглядеться. На Лафайет-стрит движение оказалось не таким сумасшедшим, гораздо спокойнее. Все сейчас, казалось, двигалось в верхнюю часть города – поток металла, стеклянные окошки, обивки салонов, пешеходы в пальто, их Невидимая плоть и кровь, галантерея. Машины останавливались, вновь начинали свой бег, в унисон переключая передачи, словно по неслышному звонку. Чарли, развалившись, сидел на заднем сиденье, чувствуя, как пояс брюк сжимает жировую прослойку его брюха, как пополневшая щека трется о твердый воротничок рубашки. Почему же, черт возьми, он не смог запомнить этот дурацкий номер? Целый месяц он появлялся там каждый вечер. Левое веко почему-то дергалось.
– Бонжур, месье, – сказал по-французски привратник в цивильной одежде.
– Как поживаешь, мой капитан? – спросил Фредди, приоткрыв острые как у крысы зубы.
Хозяин кивал своей черноволосой прилизанной головой.
– Месье сегодня обедает с мадемуазель?
Чарли покачал головой.
– Сегодня я жду к обеду мужчину, он придет ровно в семь. Принесите, пока я его жду, виски с содовой, но только не ту дрянь, которую вы пытались подсунуть мне вчера вечером.
Фредди нагловато улыбнулся.
– Произошла ошибка, мистер Андерсон. Эта бутылка настоящая, надежность гарантирована. Видите этикетку? Она еще влажная от морской воды.
Чарли только что-то проворчал, опускаясь в углу бара на стул с мягкими подлокотниками.
Он сразу опрокинул стаканчик неразбавленного виски и стал медленно, маленькими глотками запивать.
– Эй, Морис, тащи мне второй! – крикнул он седовласому старому морщинистому официанту-швейцарцу. – Тащи второй! Двойной, понимаешь? В обычном высоком стакане. Что-то я сегодня здорово устал.
Стаканчик виски его тут же взбодрил. Он потянулся, широко улыбнулся официанту.
– Ну, Морис, пока ты ничего мне не сказал о состоянии дел на бирже. Что там, по-твоему, происходит сегодня?
– Я не очень уверен, сэр… Но вы же знаете, мистер Андерсон. Вы можете мне все сказать, если захотите…
Чарли засмеялся, с удовольствием вытянул ноги.
– Взовьются выше бумажного змея, да?… Ах, черт подери, какой все же это адский труд. Хочу обо всем сейчас забыть.
Он уже чувствовал себя совсем хорошо, когда увидел Эдди Сойера. Тот шел к нему от стойки в своем обычном деловом костюме, со стаканами в руках, на фоне бледных лиц посетителей.
Он встал ему навстречу.
– Ну, как ты, Эдди? Как там, в нашем старом Детройте? Все там считают меня порядочным сукиным сыном, не так ли, Эдди? Ну, выкладывай всю подноготную…
Эдди, вздохнув, опустился на стул рядом.
– Ну, это долгая история, Чарли!
– Что скажешь о стаканчике бакарди с каплей абсента?… Хорошо, Морис, два, пожалуйста!
Желтоватое лицо Эдди было покрыто густой сетью морщин, словно перезревшее яблоко, слишком долго висевшее на ветке. Стоило ему улыбнуться, как морщины становились еще глубже у рта и у глаз над щеками.
– Ах, Чарли, старина, как я рад тебя снова увидеть. Знаешь, они там называют тебя кудесником по части финансирования самолетостроения.
– В самом деле? – спросил Чарли, положив погасшую сигару на край массивной медной пепельницы. – Но мне приходилось слышать о себе и нечто гораздо худшее.
После третьего коктейля Чарли так разошелся, что его уже нельзя было остановить.
– Можешь передать Джи Даблъю Фаррелу, что был такой день, когда я мог бы вывернуть его наизнанку, но не сделал этого. Почему, спросишь ты? Потому что мне абсолютно на это наплевать. Я на самом деле владел своими акциями. А им пришлось заложить все, что у них было, и все равно им не хватило… видишь, я-то думал, что они – мои друзья. Я сказал Нэту Бентону, когда он хотел на них нажиться, и для этого была возможность… "Нет, не нужно, все же они мои друзья. Пусть работают с нами вместе". И что из этого вышло? Ты только посмотри, как они все набросились на меня вместе с Глэдис. Знаешь, каких алиментов она добилась? Четыре тысячи долларов в месяц. Только потому, что судья – хороший приятель ее старика… вероятно, и ему кое-что перепало. Меня лишили детей… Всем, что у меня было, воспользовались они. А разве хорошо отнимать у человека детей? Ну, Эдди, я знаю, что ты здесь ни при чем, но когда вернешься в Детройт, то скажи этим желторотым мерзавцам, которые прячутся за женской юбкой, иначе им никогда не перехитрить меня… передай им, что я готов раздеть их всех до нитки, до последней нитки… Я уже начинаю понимать, где собака зарыта. Я уже совершил несколько наделавших немало шуму полетов… я… кудесник, говоришь? Скажи им, что они пока еще толком ничего и не видели. Они уверены, что я никакой не изобретатель, обычный механик, как несчастный старик Билл Чернак, не более… Да что это я! Давай поедим!
Официант, склонившись, накладывал закуски на тарелку Чарли.
– Уберите все это… Я съем только кусок мяса, больше ничего не буду.
Эдди был поглощен едой. Вдруг, оторвавшись от тарелки, он поглядел на Чарли, и на лице его начали появляться глубокие морщинки, свидетельствующие о том, что сейчас последует смачная острота.
– Мне кажется, это еще один случай, когда женщине приходится платить.
Чарли, не поняв каламбура, даже не усмехнулся.